Текст книги "Пропавшая рукопись"

Нет. Нет. Я права в своей ненависти к нему. Я должна его ненавидеть.

– У тебя прекрасные жизненные достижения. Последнее, что ты для меня сделал, – это предательство. Почему не пришел ко мне в Базеле? – требовательно спросила она. – Когда они меня заперли, почему не пришел?

– А зачем мне было приходить? – Взгляд Фернандо был совершенно пустой.

И Аш его ударила.

Движение это было бесконтрольным, она едва удержалась, чтобы не вытащить меч. Это, конечно, объяснялось нежеланием почувствовать клинок стражника в своем животе, но ее прежде всего остановила промелькнувшая перед глазами картинка: по лицу Фернандо дель Гиза растекаются ручейки крови из рассеченного черепа.

От одной только мысли об этом у нее начался приступ тошноты. Не из-за факта убийства, убивать – ее работа; но – будет причинен вред этому телу, которое она сама ласкала своими руками…

Она ударила его по лицу сжатым кулаком, без перчатки; выругалась; сразу занывшую кисть спрятала себе под мышку и уставилась на Фернандо дель Гиза, а он откачнулся назад на каблуках, в широко раскрытых глазах появилось ошеломленное выражение. Она видела, что это не ярость, его просто ошеломил сам факт, что женщина осмелилась ударить его.

Позади нее зашаркали ноги, зазвенели кольчуги, раздались удары древками секир о каменные плитки пола, люди были снова готовы ринуться вперед…

Фернандо дель Гиз неподвижно стоял перед ней.

Под его губой вздувалось маленькое красное пятно. Он тяжело дышал, лицо его покраснело.

Аш наблюдала за ним, сгибая и разгибая пульсирующие от боли пальцы.

И наконец, кто-то – не из ее людей, из визиготов – хрипло засмеялся.

Фернандо дель Гиз по-прежнему неподвижно стоял перед ней. Она смотрела ему в лицо. Как острой сталью, ее пронзило что-то похожее на жалость – если жалость может иссушать и сжигать, как ненависть; если становишься абсолютно неспособным вынести позор и боль другого человека.

Аш вздрогнула, приложила пальцы к волосам, нагретым лучами солнца, ощутила швы на коже, сшитые колючими жилами и все еще выступающие на поверхности головы, и почувствовала на своей коже его запах.

– Боже мой!.. – У нее задрожало все внутри. Слезы хлынули из-под век, она заморгала от негодования и, откинув голову назад, объявила: – Эвен! Томас! Годфри! Уезжаем!

Каблуки Аш застучали по каменным плитам. Офицеры с обеих сторон от нее приноравливали свои шаги к ее бегу; она мчалась мимо мелькнувшего лица Санчо Лебрии, его людей, не обратила внимания на Ягненка; промчалась через окованные железом дубовые двери, не оглядываясь, не посмотрев, какое могло быть выражение лица Фернандо дель Гиза.

Мчась без определенного направления, Аш мимо своих людей вылетела из герцогского дворца в город; не глядя по сторонам, она проталкивалась сквозь толпу. Сзади ее окликнул чей-то голос. Но она и его не заметила, отвернулась, взлетела по каменной лестнице на открытую площадку и оказалась на массивной каменной стене Дижона, под ней лежали улочки города.

Она остановилась, запыхавшись, высоко над запруженными людьми и лошадьми улицами; по всегдашней привычке рассеянно оценила прочность стен. Отставшие от нее офицеры где-то позади стучали каблуками, взбегая по ступеням.

Дерьмо!

Она присела на бойницу, освещаемая послеполуденным солнцем. Очень далеко внизу, по обе стороны от пыльной белой дороги, ведущей в город, на полях работали крошечные фигурки. Мужчины в рубашках, в закатанных до колен драных рейтузах, связывали снопы бело-золотой пшеницы и, поднимая, грузили их на бычьи повозки. Теперь, по мере того как спадала убийственная жара, они стали двигаться быстрее…

– Дитя! – к ней подбежал запыхавшийся Годфри Максимиллиан. – Ты как, в порядке?

– Вот сукин сын трусливый! – Ее тело содрогалось от сильного сердцебиения, даже руки покалывало. – Долбанные визиготы – и меня передадут этим?

Томас Рочестер, раскрасневшийся от жары, сказал:

– Командир, уймись, ради Бога!

– В такую жару так носиться, – добавил Эвен Хью, отстегивая шлем и залезая на бойницу, где дул свежий ветер, чтобы оглядеть кажущиеся бесконечными ряды палаток бургундской армии, стоявшей под городскими стенами. – У нас хватает забот и кроме того парня, верно?

Аш метнула взгляд на них, на Годфри; успокоилась.

– Итак, за двадцать четыре часа я должна решить, ждать ли вердикта герцога или собрать свои манатки в засморканный платочек и отправиться…

Мужчины смеялись. Снизу, из-под городской стены, доносился шум. В крепостном рве, окружающем город, плавали ее люди, ныряли друг под друга, сверкали их белые руки, лагерные собаки тявкали и лаяли на их голые пятки. На ее глазах белая сучка с торчащим кзерху хвостом подпрыгнула и столкнула Томаса Моргана, помощника Эвена Хью, тот потерял равновесие и слетел с узкого моста, ведущего к городским воротам. В раскаленном воздухе прозвучал отдаленный всплеск падения в воду.

– Вон едет герцог Карл, – Аш указала на кавалькаду всадников, выезжающих из городских ворот и направляющихся в сторону леса; их нарядные одежды казались яркими на фоне пыли, на запястье у каждого сидел сокол; кавалькаду сопровождали пешие музыканты. Исполняемая ими мелодия приглушенно доносилась сюда, наверх. Аш прислонилась спиной к холодной каменной стене. – Можно подумать, будто у него дел нет! А, может, и вправду нет. Не то что у меня – думать, передадут ли меня утром этим чертовым визиготам.

– Можем поговорить наедине, капитан? – спросил Годфри Максимиллиан.

– А почему бы и нет? – Через плечо Аш взглянула на Эвена Хью и Томаса Рочестера. – Ребята, держите пятак. Под этой лестницей есть гостиница, я видела там таверну. Там встретимся.

Томас Рочестер помрачнел:

– А ведь в городе визиготы, а, капитан?

– Да на улицах половина армии Карла.

Английский рыцарь пожал плечами, обменялся взглядом с Эвеном Хью и легко сбежал по ступенькам со стены, валлиец и другие последовали за ним. Аш безошибочно угадала, что они не уйдут дальше таверны у подножия лестницы.

– Ну? – Она повернулась лицом к ласковому ветерку, несущему с полей золотую мелкую соломенную пыль. Согнула колено, оперлась о него локтем. Пальцы ее все еще мелко дрожали, и она с удивлением воззрилась на свою правую руку. – Что тебя беспокоит, Годфри?

– Получены новости. – Огромный священник не глядел на нее, взгляд его блуждал за городскими стенами. – О так называемом «отце» Фарис, Леофрике. Я слышал только одно: что этот амир Леофрик – один из их малоизвестных дворян, есть мнение, что сам он живет в Карфагене, в Цитадели. Дальше будут только слухи. Причем из ненадежных источников. Я не имею представления даже, как выглядит этот «каменный голем». А ты?

Аш забеспокоил его тон. Она посмотрела ему в лицо. Приглашающим жестом похлопала по плоскому камню между бойницами рядом с собой.

Годфри Максимиллиан продолжал стоять на широком проходе возле внутренней стены.

– Да садись, – громко пригласила она. – Годфри, в чем дело?

– Чтобы узнать более подробно, нужно много денег. Когда милорд Оксфорд заплатит?

– Да не в этом ведь дело. Ну-ка, Годфри?

– Почему этот тип еще жив?

Его гулкий голос был таким громким, что кричащие внизу пловцы сразу смолкли. Аш поразилась. Она развернулась, забросила ноги на внутреннюю стену и пристально уставилась на него:

– Годфри, который? Кто?

Напряженным шепотом Годфри Максимиллиан повторил свой вопрос:

– Почему этот тип еще жив?

– Господи ты Боже мой! – Аш сощурилась. Потерла глаз тыльной стороной ладони. – Ты о Фернандо говоришь, что ли?

Годфри, огромный, бородатый, утирал вспотевшее лицо. Кожа под глазами у него побелела.

– Годфри, да что это такое? Я пошутила. Ну вроде того. Не буду же я хладнокровно убивать человека, а?

Он не обратил внимания на ее мольбу. Не глядя на нее, он возбужденно семенил по стене взад и вперед.

– Но ведь ты вполне можешь приказать его убить!

– Ну да, могу. Но чего ради? Они уедут, и я его больше никогда не увижу.

Аш протянула руку к Годфри, чтобы остановить его. Он не заметил руки. Проходя мимо нее, зацепился своей одеждой из грубой ткани за ее руку. На своей коже Аш еще ощущала запах Фернандо дель Гиза; вдыхая этот запах, она неожиданно другими глазами увидела вышагивающего перед ней рослого бородатого мужчину. «А ведь он не стар, – подумала она. – Я всегда считала Годфри старым, но он вовсе не старик».

Годфри Максимиллиан остановился прямо перед ней. Лицо его золотили лучи заходящего солнца, в этих лучах борода его казалась красной, в глазах, окруженных морщинами, она заметила что-то вроде боли, но не была уверена, может, это просто блеск.

– На днях состоится сражение, – сказала Аш, – и я узнаю, что стала вдовой. Годфри, какое это имеет значение?

– Это имеет значение, если герцог передаст тебя завтра твоему мужу!

– У Лебрии здесь недостаточно людей, чтобы заставить меня уехать с ними. А герцог Карл… – Аш оттолкнулась обеими руками от края каменной стены и соскочила на широкий проход между стенами. – Ты можешь сегодня испугать меня до потери пульса, но от этого я не буду лучше знать, что решит герцог завтра утром! Итак, какое это имеет значение?

– Имеет!

Изучающе рассматривая его лицо в свете заходящего солнца, Аш подумала, что даже ни разу не посмотрела на него внимательно со времени побега из Базеля, и ее лицо стало виноватым. Теперь она увидела, как он исхудал. В жесткой каштановой бороде по обе стороны рта появились седые волоски.

– Эй, – тихо проговорила она, – ты не забыл, что речь идет обо мне? Расскажи-ка мне все. Годфри, в чем дело?

– Малышка…

Аш накрыла его руку своей:

– Ты такой хороший друг, почему не хочешь сказать мне что-то плохое? – Она посмотрела ему в лицо, и у нее застыла ладонь, положенная на его руку. – Согласна, мои родители были не свободные, я есть собственность кого-то, живущего в Карфагене.

Она криво улыбнулась своим словам, но ответной улыбки не увидела. Годфри Максимиллиан стоял и смотрел на нее так, будто видел впервые.

– Ясно, – у Аш упало сердце, потом застучало быстро и громко. – Для тебя имеет значение. Какого хрена, Годфри! Разве мы не все равны перед Господом?

– Что ты об этом знаешь? – Годфри вдруг закричал, брызгая слюной, его широко раскрытые глаза засверкали. – Аш, ты-то что знаешь? Ты не веришь в нашего Господа! Ты веришь в свой меч, в своего коня, в своих людей, которым платишь жалование, и в своего мужа, который может впихнуть в тебя свой член! Не веришь ты в Господа и в милость Его, да и никогда не верила!

– Что… – Аш потеряла дар речи и только смотрела на него с изумлением.

– Я видел тебя с ним рядом! Он до тебя дотрагивался… ты к нему прикасалась, ты ему позволила до тебя дотронуться… ты хотела…

– А тебе-то что? – Аш вскочила на ноги. – В сущности, это не твое дело! Ты ведь, черт побери, священник, что ты понимаешь?

– Шлюха, – проревел Годфри.

– Девственник!

– Да! – рявкнул он. – Да. А что, у меня был выбор?

Тяжело дыша, вынужденная замолчать, Аш стояла на вымощенном каменными плитами широком проходе лицом к Годфри Максимиллиану. У огромного мужика все лицо перекосило. Он издал какой-то звук, и Аш в смятении следила, как из его глаз хлынули слезы: Годфри плакал с трудом, как плачут мужчины, выворачивая душу из самой глубины. Она потянулась к нему и дотронулась до его мокрой щеки.

Почти шепотом он монотонно заговорил:

– Я все бросил ради тебя. Я за тобой протопал через половину христианского мира. Я полюбил тебя с первого взгляда. Внутренним взглядом я и сейчас вижу тебя, какой ты тогда была – в одежде послушницы, с бритой головой. Маленький беловолосый ребенок, весь в шрамах.

– Ой, ну что за дерьмо, да я ведь люблю тебя, Годфри. И ты это знаешь. – Аш схватила его сразу за обе руки и крепко держала их. – Ты мой самый старый друг. Мы с тобой каждый день вместе. Я полагаюсь на тебя. Ты знаешь ведь, что я тебя люблю.

Она держала его изо всех сил, как держала бы тонущего, сильно, до боли вцепившись в него, как будто чем прочнее держишь, тем больше шансов спасти человека от его страданий. У нее побелели пальцы. Она ласково трясла его руку, стараясь заглянуть ему в глаза.

Годфри Максимиллиан высвободился и схватил ее руки в свои:

– Не выношу, когда вижу тебя с ним. – Его голос сорвался. – Не могу смотреть на тебя и знать, что ты замужем, что ты единая плоть с ЭТИМ…

Аш подергала руки – не освободить, сильные пальцы Годфри держат крепко.

– Я могу пережить твои периодические случки, – сказал он. – Ты исповедуешься, ты получаешь отпущение грехов, все это ерунда. Да и не так это часто бывает. Но брачное ложе… и ты на него так смотришь…

Аш вздрогнула – он сделал ей больно.

– Но Фернандо…

– Пошел он на хрен, твой Фернандо дель Гиз! – проревел Годфри.

Аш в молчании уставилась на него.

– Я тебя люблю не так, как положено священнику, – Годфри не спускал с нее горящих мокрых глаз. – Я давал обеты до того, как встретил тебя. Я бы с радостью отказался от рукоположения, если бы мог. Если бы мне можно было снять сан безбрачия, я снял бы.

У Аш от страха упало сердце. Она повертела кистями рук и высвободила их:

– До чего я дура.

– Я люблю тебя, как мужчина. Ох, Аш.

– Годфри, – она замялась, не уверенная, против чего ей надо протестовать, только чувствуя, как весь мир рушится вокруг нее. – Боже мой! Ведь ты для меня не просто какой-то священник, которого можно уволить и нанять другого. Ты со мной с самого начала – даже дольше, чем Роберт. Клянусь всеми святыми, не то время ты выбрал для исповеди.

– Да мне не до Божьей милости! Я как вспомню, что желаю ему смерти, так каждый день читаю мессу. – Годфри начал нервно крутить в пальцах свой веревочный пояс.

– Годфри! Ты мне и друг, и брат, и отец… Ты ведь знаешь, я не… – Аш умолкла в поисках нужного слова.

– Не хочешь меня, – у Годфри исказилось лицо.

– Нет! Я хочу сказать… я не хочу… я не желаю… о, что за дерьмо! Годфри! – Она потянулась к нему, а он развернулся кругом и помчался большими шагами к лестнице. Она заорала вслед ему: – Годфри! Годфри!

Он двигался очень быстро, быстрее, чем она, крупный мужчина, кинувшийся опрометью, почти бегом вниз по ступеням каменной лестницы, спускавшейся по внутренней городской стене. Аш остановилась и смотрела вниз, как широкоплечий священник расталкивает встречных на вымощенной камнями улице: женщин с корзинами, вооруженных мужчин, собак, вертящихся под ногами, детей, играющих в мяч.

– Годфри…

Она заметила, что Рочестер и Хью были действительно невдалеке от подножия лестницы. Малорослый валлиец держал в руках кружку с чем-то, и она видела, как Томас Рочестер вручил мальчику-подавальщику мелкую монету в уплату за пиво и хлеб.

– Ну что за дерьмо. Ох, Годфри…

Размышляя, не побежать ли за ним, не попробовать ли отыскать его в толпе, Аш вдруг увидела у подножия стены прямо под собой золотую голову.

У нее замерло сердце. Рочестер поднял голову, увидел ее, сказал что-то человеку и указал рукой направление, но по ступенькам начал подниматься вовсе не мужчина, а его сестра – Флора дель Гиз.

3

Аш выругалась и с бьющимся сердцем вернулась на бойницу.

На синем, еще дневном небе низко над западным горизонтом прорезался белый призрак полумесяца. Внизу, под Аш, на въездном мосту в Дижон заскрипела повозка: Аш перегнулась через стену, чтобы посмотреть на нее. Повозка гнулась под тяжелыми поникшими снопами золотых колосьев, и Аш подумала о водяных мельницах в дальнем конце города, об урожае и о том, как пойдет жизнь зимой в стране, расположенной менее чем в сорока милях отсюда.

Флора прыжком преодолела последние ступеньки и оказалась на широком проходе вдоль стены, там, где сидела Аш:

– Чертов дурак священник чуть не сбил меня с ног на лестнице! Куда это Годфри рванул?

– Не знаю!

Аш увидела, что Флора удивлена, с какой болью в голосе она это произнесла, и повторила спокойнее:

– Не знаю.

– Он пропустил вечерню.

– А тебе чего надо? – И, не дав себе времени подумать, Аш добавила: – Вот теперь тебе понадобилось опять явиться. От какого, черт его побери, родича ты прячешься на этот раз? Мне хватит того, что было в Кельне! На хрена мне хирург, если ее – его никогда нет на месте!

Флора подняла свои красивые брови:

– Допустим, я решила осторожненько показаться тетке Жанне. Она меня пять лет не видела. И знает, что я в поездках одеваюсь по-мужски. Но все равно ее мой вид шокирует. – Рослая женщина в грязной одежде покачала головой, иронической интонацией подчеркивая последние слова. – Зачем надо тыкать людей носом в их сложности!

Аш не спеша осмотрела ее одежду, ее кольчугу, мужские рейтузы:

– А я что, тычу носом – это ты хочешь сказать?

– Тпру! – Флора подняла обе руки. – Ладно, сдаюсь, начинай снова свои поучения. Ради Бога, пойди и врежь кому-нибудь, если тебе станет легче.

Аш неуверенно засмеялась. И напряжение отпустило ее. Ее лицо обвевал ветерок, приятный после душных улиц. Она передвинула пояс с мечом, чтобы ножны, висевшие на боку, не натирали ей ножной доспех:

– Рада, что вернулась? Я хочу сказать, сюда, в Бургундию?

Флора криво улыбнулась, и Аш не поняла, что скрывается за ее улыбкой:

– Не совсем, – призналась хирург. – По-моему, ваша эта Фарис безумна, как бешеная собака. Меня устраивает, если между мной и ею находится одна из лучших армий мира. Мне тут неплохо.

– Постой, у тебя же тут семья, – Аш подняла глаза к небу: на западе сияла луна: небо понемногу теряло свой золотой оттенок, и облака становились пунцовыми. Она протянула вперед руки со сжатыми кулаками; горячая кольчуга успокаивающе и привычно давила своей тяжестью на тело. – Хотя не стану утверждать, что семья – это чистое благословение… Вообрази, Флориан! На данный момент Фернандо объявил мне, что желает мое прекрасное тело; Годфри набросился с упреками, а герцог Карл не может решить, отдавать ли меня назад визиготам!

– Не может решить – ЧТО?

– Не слышала, что я сказала? – Аш пожала плечами, обернулась к собеседнице, прислонившейся к серой каменной кладке; она выглядела очень стройной в своем покрытом пятнами камзоле и рейтузах, ее всегда беспечное лицо было оживлено любопытством. – Фарис прислала сюда делегацию. И среди всяких мелких вопросов, типа объявлять ли войну и нападать ли на нас или на Францию, она желает узнать, нельзя ли ей, пожалуйста, получить назад свою рабыню, командира наемников.

– Плешь какая-то, – сказала Флора резко.

– Она может подать иск в суд.

– Нет, пока мои семейные адвокаты не изучат всю документацию. Дай-ка мне копию договора. Я отнесу его поверенным тети Жанны.

Отметив про себя, как ее хирург избегает произносить слово «рабыня», Аш ответила:

– Для тебя это имело бы какое-то значение, если бы я была незаконнорожденной?

– Я бы сильно удивилась, если бы ты была законнорожденной.

Аш чуть не расхохоталась. Но подавила смех, бросила взгляд на Флору дель Гиз и провела языком по губам:

– А если бы я оказалась не свободной от рождения? Ответом было молчание.

– Вот видишь. Имеет значение. Настоящие незаконнорожденные – это в порядке вещей, если они рождены от дворян или, как минимум, от военных. А родиться от крепостного или от раба – совсем другое дело. Собственность – вот в чем дело. Твоя семья наверняка покупает и продает таких, как я, а, Флориан?

Лицо рослой женщины стало безразличным:

– Наверное. А что, есть доказательство, что твоя мать была рабыней?

– Собственно, доказательства как такового нет. – Аш смотрела в землю. Она терла головку эфеса шпаги большим пальцем, ногтем нащупывая зазубрины. – Но вот сейчас уже многие знают, для чего кто-то в Карфагене пользуется крепостными. Выращивает из них солдат. Выращивает полководцев. И, как с удовольствием напомнил мне Фернандо, выбраковывает тех, из кого, по их мнению, вырастет нестандарт.

С видом человека, стойко воспринимающего любой шок, Флориан рявкнула:

– Это называется селекция, племенной отбор, вот о чем ты говоришь.

– Надо отдать должное моим ребятам, – сказала Аш, у нее перехватило горло, и голос ее зазвучал по-другому, – я думаю, что им все равно. Если они простили мне, что я баба, так им будет плевать, если моя мать окажется рабыней. Главное, чтобы я могла командовать ими в битвах, им плевать, даже если я – великая шлюха в законе у самого Вельзевула.

А если они узнают, что я не слышу голосов святых? Не слышу Льва? А просто – ну, подслушала чей-то Голос? Чью-то машину. Что я просто оказалась дефективным вариантом при селекции. Что тогда? Имеет ли это значение? Их доверие ко мне всегда висело на тонкой ниточке…

Она почувствовала тяжесть на плечах, какое-то давление, подняла голову: Флора дель Гиз обнимала ее за плечи, чтобы Аш ощутила тепло ее тела через кольчугу.

– Ни в коем случае ты не должна опять оказаться даже близко от визиготов, – бодро сказала Флора. – Смотри, у тебя ведь только честное слово той женщины…

– Флориан, не майся дурью, она ведь моя близняшка. И уж она-то знает, что я по рождению рабыня. Кем еще я могу оказаться?

Рослая женщина подняла руку и грязными пальцами коснулась щеки Аш:

– Не играет роли. Оставайся тут. У тети Жанны всегда были друзья при дворе. И сейчас, наверное, есть; она такая. Я постараюсь подстраховать, чтобы тебя никуда не отсылали.

Аш неуверенно передернула плечами. Вечерний ветерок стих, и на верхней стене Дижона стало так же жарко, как и внизу, в городе. Из таверны у подножия лестницы доносилось пение и пьяные крики; слышался звон прикладов алебард – на мосту сменялись стражники, заступала вечерняя смена.

– Не имеет значения. – Флора рукой настойчиво повернула к себе голову Аш, заставив Аш смотреть ей в глаза. – Для меня не имеет значения!

Теплыми кончиками пальцев она держала Аш за подбородок. Аш смотрела вверх, их лица были так близки, что она ощутила сладкий запах дыхания собеседницы, увидела грязь, скопившуюся в тонких морщинках в уголках ее глаз, и мерцание света в коричнево-зеленых зрачках.

Не отводя глаз, Флора криво усмехнулась, отпустила подбородок Аш и провела кончиком пальца по шраму на ее щеке.

– Не волнуйся, капитан.

Аш глубоко вздохнула и расслабилась рядом с Флорианом. Хлопнула ее по спине:

– Ты права. Да охреней они все, ты права. Пошли.

– Куда?

Аш ухмыльнулась:

– Принимаю командное решение. Давай вернемся в лагерь и надеремся по уши!

– Отличная мысль!

У подножия лестницы их встретил эскорт, и все вместе зашагали по улицам к южным воротам.

Шагая рука об руку с хирургом, Аш чуть не споткнулась, когда та внезапно остановилась. Люди Томаса и Эвена сразу же развернулись спиной к ней и положили руки на эфес оружия.

Прозвучал ледяной голос пожилой женщины:

– Я могла бы и догадаться, что если тут ублюдок Констанцы, то и ты неподалеку. Ну и где твой сводный брат?

Голос принадлежал толстухе в коричневом платье и белой мантилье, обеими руками прижимавшей к животу кошелек. Ее одежда была из дорогого шелка, покрытого вышивкой; в вырезе платья виднелся сосборенный ворот сорочки из тончайшего батиста. На морщинистом вспотевшем белом лице видны были только двойной подбородок, круглые щеки и нос пуговкой. Глаза – все еще молодые, прекрасного зеленого цвета.

Требовательным тоном она продолжала:

– Зачем это ты вернулась на позор всей семьи? Ты меня слышишь? Где мой племянник Фернандо?

Аш вздохнула. Прошептала про себя: «Только не сейчас…» Флора сделала шаг назад.

– Кто эта старая ведьма? – поинтересовался алебардщик в хвосте эскорта.

– Мадам, Фернандо дель Гиз сейчас находится во дворце герцога, – вмешалась в разговор Аш, не дав заговорить Флориану. – Полагаю, что найдете его у визиготов!

– Я тебя спрашивала, а? Ты, мерзость!

Это было сказано довольно небрежно.

Люди в мундирах Льва зашевелились; следовало учесть, что на этой улице не было ни одного бургундского солдата, что дама – хоть одета, как дворянка, но без сопровождения… Кто-то хихикнул. Один из лучников вытащил кинжал. «Сучонка!» – пробормотал кто-то.

– Капитан, уделать нам старую суку? – громко спросил Эвен Хью. – Конечно, такое омерзительное старое дерьмо, но наш Томас всегда готов уестествить любое двуногое, ведь так?

– Да уж получше, чем ты, валлийский ублюдок. Зато я не трахаю любого четвероногого.

Они говорили все это, идя без остановки быстрым шагом, широкоплечие мужики в доспехах, рука каждого – на эфесе кинжала.

– Придержать языки! – рявкнула Аш и положила руку на плечо Флориана.

Пожилая женщина прищурилась от ярких лучей солнца, косо падающих на улицу между крышами домов, и искоса взглянула на Аш:

– Не боюсь я твоих головорезов.

Аш ответила ей без резкости:

– Значит, вы определенно глупы, потому что им ничего не стоит вас убить.

Женщина рассердилась:

– Здесь герцог соблюдает перемирие! Церковь запрещает убийства!

Глядя на эту даму в ее аккуратном платье, местами покрытом пятнами соломенной пыли, в белой мантилье, складками свисающей под подбородком, и зная, как мгновенно все это может смениться другим зрелищем: сорванный головной убор, растрепанные седые волосы, изрезанное в лохмотья платье, окровавленная сорочка, обнаженные тощие ноги, раскинутые по камням мостовой, – Аш заставила себя говорить очень спокойно:

– Мы убиваем, чтобы заработать на жизнь. И это становится привычкой. Они могут убить вас ради ваших башмаков, не говоря уж о кошельке, но, скорее, просто ради потехи. Томас, Эвен, эту даму зовут – кажется, Жанна? – и она – родня нашего хирурга. Руки прочь. Вникли?

– Да, капитан…

– И чтобы я не слышала такого разочарования в голосе!

– Да ну, командир, такое дерьмо! – заметил Томас Рочестер. – Можете считать, что я в отчаянии.

Казалось, они заполнили всю улицу: гурт мужиков, в камзолах на подкладке поверх кольчуг, к ногам ремнями привязаны стальные пластины, с поясов свешиваются мечи с длинными эфесами. Они вопили во всю глотку, и под прикрытием грохочущего пивного голоса Эвена Хью: «Да ей бы в публичном доме не откололось и за мешок золотых луидоров!» – Аш проговорила:

– Флориан, твоя тетя?

Флориан с застывшим лицом смотрела вперед. Потом сказала:

– Сестра моего отца, Филиппа. Капитан Аш, позвольте представить мадемуазель Жанну Шалон…

– Нет, – сочувственно сказала Аш. – Не позволяю. Не сегодня. На сегодня с меня хватит!

Пожилая женщина вошла прямо в группу солдат, не обращая внимания на их грубое веселье. Схватила Флориана за плечо камзола и дважды встряхнула слабыми судорожными движениями руки.

Аш увидела это со стороны глазами Томаса и Эвена: коротенькая старая толстуха хватает их хирурга, а высокий сильный молодой человек в замызганной одежде в смятении беспомощно смотрит на нее сверху вниз.

– Если не хочешь, чтобы ей было больно, – предложил Флориану Томас Рочестер, – мы ее просто оттащим от тебя. Где живет семья?

– А по пути поучим хорошим манерам, – энергичный черноволосый Эвен Хью затолкал кинжал в ножны и сзади взял женщину за локти. Он сильно сжал руки, и Жанна Шалон побледнела под своим летним загаром, выдохнула и обмякла в его руках.

– Оставьте ее в покое, – Аш пристально смотрела на валлийца, пока он не расслабился.

– Дайте я посмотрю, тетя Жанна! – Флора дель Гиз протянула к тетке длинные пальцы и осторожно поворачивала ее пухлые руки в локте. – Черт бы тебя побрал! Постой, попадешь ко мне в палатку, Эвен Хью…

Командир валлийских копьеносцев перехватил руками тело дамы, с неловкостью заметив, что все еще прижимает ее к груди. Жанна Шалон, почти теряя сознание, освободившейся рукой хлопнула его по щеке. Он пытался поддержать ее, не прикасаясь к широкой талии и бедрам, подхватил, когда она стала падать, и в итоге опустил ее на камни мостовой, буркнув:

– Хреново, Флориан, парнишка; избавься от старой коровы! У всех у нас дома тоже семьи, правда? Потому мы и оказались тут.

– Еще не хватало! – Аш сама оттолкнула мужиков назад, растолкав толпу потных тел, заслоняющих доступ воздуха к лежащей. – Ради Бога! Она дворянка. Вбейте в свои тупоголовые башки, ведь герцог выгонит нас из Дижона! Кстати, она еще и тетка моего хренового мужа!

– Тетка? – засомневался Эвен.

– Да, тетка.

– Вот ведь говно. И он теперь тут со своими дружками-визиготами! Да куда же ему без них – у него на штанах их клеймо, я сам видел.

– Тихо! – рявкнула Аш, не спуская глаз с Жанны Шалон.

Флориан грубо сорвала белый льняной головной убор. Веки женщины задрожали. Ко лбу прилипли пряди седых волос. Красное, потное лицо постепенно принимало более нормальный вид.

– Воды! – рявкнула Флориан, не глядя протянула руку. Томас Рочестер торопливо снял через голову лямку своей фляжки с водой и сунул ей.

– Как она?

– Нас никто не видел!

– Вот дерьмо, кажется, идут бургундцы.

Жестом Аш прекратила все разговоры:

– Вы – пройдите в конец улицы, убедитесь, что никого нет на горизонте. Флориан! Она умерла или что?

Под пальцами Флориана бился пульс, морщинистая кожа над ним вздрагивала.

– Очень жарко, она слишком тепло одета, вы ее испугали до потери пульса, вот и обморок, – выпалила хирург. – Ну, в какую еще неприятность вы меня втравите?

Аш слышала, что голос Флоры дрожит, несмотря на браваду.

– Не волнуйся, я все улажу, – уверенно сказала Аш, не имея совершенно никакого представления, как можно что-то уладить после такой крупной неприятности. Но ее уверенный тон успокоил Флориана, несмотря на то что хирург, возможно, отлично знала, что Аш не может ответить, как.

– Поставьте ее на ноги. – И добавила: – Ты, Саймон, сбегай раздобудь вина. Бегом.

В минуту паж копьеносцев Эвена домчал назад до гостиницы, потому что солдаты Аш начали уже переминаться с ноги на ногу, вспомнив, что они находятся в городе, чувствуя благоговение просто от большого количества улиц в городе и народа и вспомнив, что бургундская армия стоит лагерем под стенами города. Аш, стоя на коленях рядом с Флорианом и глядя в лицо старухи, слышала их комментарии и видела выражение их лиц.

– Я тебя вырастила! – невнятно заговорила женщина. Она открыла глаза и пристально смотрела на Флориана. – Чем я была для тебя? Только нянькой? А ты постоянно хныкала, звала умершую мать! Никогда не поблагодарила!

– Садись, тетя. – Флора говорила решительно. Она сильной рукой обхватила тетку за спину и подняла ее. – Выпей вот это.

Толстуха уселась на мостовой, не замечая, что ноги у нее раскинуты в стороны. Она заморгала от яркого света, увидев ноги окружающих ее мужчин; и открыла рот, оттуда просочилась струйка вина, которое Флора вливала ей в рот, раздвинув губы.

– Если у нее хватает сил спускать с тебя стружку, значит, выживет, – угрюмо сказала Аш. – Пошли, Флориан. Нам надо уносить ноги.

Она подсунула руку под мышку хирургу, стараясь поднять ее. Флора отбросила ее руку:

– Тетя, давай я помогу тебе встать…

– Руки прочь от меня!

– Я сказала, уходим, – настойчиво повторила Аш.

Жанна Шалон сдавленно вскрикнула и схватила с мостовой испорченный головной убор, напялила его на седые волосы.