Текст книги "Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…"

Глава 7
Овуляционное поле

Как только доцентша перехватила дискуссионную инициативу, я незаметно отчалил к доске с формулами, возле которой стоял думающий субъект с недогрызенным яблоком.

– Извините, что нарушаю ваш мыслительный процесс…

– Все равно ничего не получается.

Субъект, забыв об огрызке, нашарил свободной рукой новое яблоко и тут же откусил.

До чего же рассеянны эти мудрецы.

– Слушайте, мне хотелось бы узнать правду об ову… ову…

– Овуляционном поле.

– Вот именно.

– Организуем.

Оставив оба недоеденных яблока на столике, субъект исчез среди жующего и пьющего ученого сообщества.

Неужто смылся мыслитель?

Но субъект вернулся через минуту, и не один.

Доставленный усач оказался не склонным к пустым разговорчикам.

– Поле, вызывающее овуляции, – это наша задача на самое ближайшее будущее.

– Что, пока не получается?

– Почему же? Каждая десятая попытка дает результат…

– Неплохо.

– Но вот с дистанцией – проблема из проблем. Никак не можем увеличить расстояние воздействия.

– А зачем?

– Чтобы не таскать за каждой коровой аппаратуру. Она, знаете ли, весит около центнера.

– Как доцентша, – сказал я невпопад.

– Нет, с людьми мы пока не работали.

– А почему все Пнево считает, что это вы своим аппаратом провоцируете беременность?

– Полная ерунда. Я же говорю – на дистанции не работает. А аппаратура – около центнера весом.

– Тогда кто виноват в принудительных беременностях?

– А вы меня не выдадите?

– Конечно, нет. Оставить коров без аппарата весом около центнера… Как можно!

– Да пусть рухнет парадигма, если я неправ… Это роботехники недоукомплектованные за лаврами спасителей отечества гоняются… Вместо умной сеялки, чудо-плуга и самостоятельной бороны смострячили пенис на реактивной тяге, оснащенный не только искусственным интеллектом седьмого поколения, но и впрыскивателем донорской спермы.

– Не может быть!

– Вот, думаете, почему ни у кого не стоит?

– Если бы я знал…

– Все усиленно сдавали сперму – и надорвались.

– Интересная версия.

– Проверьте криохранилище и убедитесь.

– А зачем это роботехникам?

– Ну как непонятно? Они исключают из оборота генный фонд пролетариев и прочего быдла. Осеменяют материалом, улучшающим людскую породу.

– И что, летающий член впрыскивает всем подряд?

– Нет, скорей всего роботехники делают настройку по феромонам.

Я не стал углубляться в узкоспециальную тему и молча согласился.

– Все зависит от правильной настройки сенсоров на овуляционный цикл.

Я снова молча согласился.

– Представьте картинку: подлетает реактивный член к соответствующим входу, раздвигает стабилизаторами половые губы, выделяет смазку и вторгается по самый двигатель.

– Порнография за гранью фантастики.

– Да, посложней, чем взятие образцов с марсианских каналов.

– Но почему никто из оплодотворяемых столь изощренным способом не помнит насильного спермоносителя?

– Потому как, закончив, члено-робот производит спец-инъекцию, и объект впадает в кратковременную амнезию.

– Убедительные аргументы.

Осталось выпотрошить хотя бы одного настоящего роботехника, причастного к члену на реактивной тяге.

Глава 8
Бульонные кубики

И мне предоставилась такая возможность.

Роботехник с раскормленной до безобразия физиономией, вооружившись фломастерами, занял место у свободной доски.

Я еще никогда не слышал столько непонятных слов за столь короткий промежуток времени.

Но меня выручила доцентша.

Оказывается, толстяк с наслаждением доказывал бесперспективность создания пениса на реактивной тяге, а также пениса, использующего левитационный момент, и пениса на фотосинтезном движке, и пениса с крутящимся моментом, и пениса безынерционного, с гасителем обратной фрикционной отдачи.

Критический настроенный роботехник не унимался, выдавая схему за схемой.

Кое-как выдержав лавину опровержений, я все-таки поставил единственный актуальный вопрос:

– Кто виноват?

Роботехник не сомневался, что к происходящему в Садограде приложили мозги симулякристы.

– Они разрабатывают пищевые добавки, призванные обмануть язык и желудок.

– Вот гады!..

– Они выдают сою за говядину, бобы за баранину, горох за оленину, пшено за конину, а за ослятину, страшно сказать, идет жмых!

– Никогда не пробовал шашлыков из ишака, – признался скромно я.

Но мое признание не было услышано.

– Они синтезируют клетчатку, пахнущую курятиной, индюшатиной, утятиной, страусятиной…

– Никогда не пробовал страусиные окорочка.

Роботехник даже не улыбнулся.

– А от вкусового обмана только шаг до создания сексуальной иллюзии.

Верно подмечено.

– Хозяйка улучшила суп бульонным кубиком, сотворенным подлыми симулякрионистами.

Фломастер рисует окружность.

– Хозяйка отведала страшное варево.

Фломастер штрихует окружность.

– Хозяйка под влиянием потребленного вообразила, что ей предстоит совокупиться с обжорой из рекламного безумного ролика, воспевающего бульонные симулякриационные кубики.

Фломастер добавляет к заштрихованной окружности короткие ручки – кривые ножки.

– Хозяйка зачала от собственного воображения.

Фломастер увенчивает схематичную беременность головкой с полуизвилиной косички, перехваченной бантом физико-математической бесконечности.

– Вуаля!

Антисимулякриационные выкладки, подкрепленные фломастерской избыточностью, убедили меня сильней, чем антипенисная лекция.

– Кстати, вон в том конце зала стоит наиболее продвинутый специалист по чувственному обману.

Роботехник с умелостью, свойственной лишь создателям искусственного интеллекта, науськал меня на идеолога-симулякриста.

Ведущий творец пищевых иллюзий предавался обнюхиванию и облизыванию закусона, уединившись в углу.

Наверное, опасался, симулякрист проклятый, наличия добавок собственного изобретения.

Глава 9
Попытка изнасилования

Нинель Осиповна привычно взяла на себя роль интеллектуальной сводни.

Доцентша двинулась на предварительные переговоры с идеологом-симулякристом.

Я поотстал.

И зря.

Без сопровождения доцентши я не продвинулся дальше тринадцати шагов.

На цифре, приносящей несчастье, кое-кто заинтересовался моим телом.

Голова и ее содержимое их не интересовала.

Мой торс атаковали две шустрые невыдержанные дамы, которые прочирикали что-то о систематизации вредных растений.

Сорняковедка с расширенными зрачками цвета василька (губителя овсовых посевов) принялась расстегивать мой еще поскрипывающий от необмятости ремень.

Сорняковедка с губами цвета маргаритки (губителя озимых) взялась за пуговицы рубахи.

Ремень выдернулся из пряжки.

Обнажился улыбающийся колобок.

– От зайца-педераста ушел… – сказала умильно губительница овсов.

– От волка-трансвестита ушел… – сказала губительница озимых.

– От медведя-фаллоцентриста ушел…

– А от нас, гендерных лисичек, – не вздумай!

Шаг вправо – минет.

Шаг влево – двойной минет.

За побег – седьмая асана тысяча двести девяносто третьей позы.

Сборище импотентов тактично повернулось спинами к чаяниям сорняковедок.

Русская народная сказка:

Штаны – на распыл.

Рубаха – на плаху.

Страшная сказка.

Колобок сморщился.

Колобок скукожился.

Колобок…

Систематизаторшам почти удалось осуществить пробное изнасилование симпатичного племянника.

Но вмешалась тетушка.

Нинель Осиповна отстояла непутевого фуршетника, нейтрализовав психологическим наездом претенденток, и те немедля удалились к гербариям лопухов и чертополохов.

– На секунду нельзя оставить!

Доцентша одернула платье и пригладила тяжелой рукой победительную растрепанность.

– Динь, ты слышал свежий анекдот о сибирских физиологах?

Застегивая джинсы и рубаху, сострил:

– Я думал, в Сибири только медведи с росомахами…

– Так вот, группе сибирских физиологов присуждена Нобелевка (номинация «За волю к победе»), так как они добрались до Стокгольма без билета и денег, в товаpняке, босиком и пьяные – но в смокингах!

До словесного контакта с идеологом-симулякристом доцентша осчастливила меня еще парой анекдотов – одним глубокомысленным и одним мелкотемным.

– Перед учеными поставили задачу: предсказать исход скачек…

Нинель Осиповна по-жокейски причмокнула.

– Выдали каждому по сто тысяч баксов. А через месяц заслушали результаты…

Нинель Осиповна зарысила, словно резвая кобыла.

– Биолог объявил, что провел всесторонний анализ анатомии лошадей, и осталось замерить вес, рост, объем мышц, объем легких, длину хвоста и цвет глаз у каждой лошади и по сводным таблицам определить, какая из них добежит первой…

Нинель Осиповна взбрыкнула.

– Матстатистик собрал данные о забегах, начиная со 16-го века, на всех ипподромах мира и теперь по дате забега и погоде пообещал предсказать фаворита…

Нинель Осиповна преодолела барьер в виде чьей-то ноги, обутой в лакированную туфельку.

– Физик-теоретик попросил выделить еще двести тысяч для окончания исследований!

Я заржал, хотя до финишной черты оставалось две трети дистанции.

– У нас десять процентов физиков и девяносто теоретиков! – сказал кто-то невесело.

Нинель Осиповна продолжала анекдотное дерби.

– Оригинальную гипотезу о загадочной улыбки Моны Лизы выдвинул профессор Московского университета. Не исключено, считает исследователь, что она была просто дура…

Свой анекдот добавил расслабленно жующий идеолог:

– У завлаба родились близнецы. Одного он крестил, а другого оставил в качестве контрольного…

– В Ученый совет вошли три доктора наук и один симулякрист, – уточнила доцентша.

Нинели Осиповне снова захотелось если не победы за явным преимуществом, то хотя бы права на последний анекдот.

Я на ходу привел в надлежащий вид одежку (для встречи) и ум (для проводов).

Симулякрист напоминал актера, которого с роли любвеобильного вруна-тенора перебросили накануне премьеры на роль отмороженного правдолюбца, готового за рюмку водки продать эполеты, погоны, лампасы, перевязь, аксельбант, упряжь, снарядный ящик и хромовые сапоги.

Симулякрист, в отличие от предыдущих ораторов, проявил галантность по отношению и к Нинели Осиповне, и ко мне, обломавшему зубы об ученых гранитных истуканов.

Симулякрист пригласил развезти нас, икающих и вопрошающих, на личном электромобиле по домам, а по дороге обсудить поклеп и напраслину завистников и прожектеров.

Мы покинули фуршетный зал через выход, предназначенный исключительно для перебравших кандидатов, насосавшихся докторов, назюзюкавшихся член-корреспондентов, нажравшихся до свинячьего визга академиков – действительных и почетных.

Глава 10
Ходячая дикость

Я едва уместился на заднем сиденье рядом с опьяневшей Нинелью Осиповной.

Шампанское, оказывается, тоже вызывает у доцентш сонливость не хуже коньяка.

Нинель Осиповна изволили сразу уснуть.

Симулякрист принялся убеждать меня в относительной безвредности пищевых добавок.

Симулякрист особенно упирал на их непричастность к любым зачатиям в любой форме.

Я потребовал неопровержимых доказательств.

Симулякрист помолчал, помолчал и наконец заговорил.

– Ладно, только не сочтите меня параноиком…

Симулякрист притормозил на повороте.

– Но я, кажется, знаю, кто заряжает садоградских бабенок.

Доцентша не вовремя вскрикнула: шампанское добралось до почек, или уже докатилось до мочевого пузыря.

– Повар? – спросил я, не скрывая здорового скептицизма.

– Нет.

– Летун?

– Нет.

– Членорук?

– Нет.

– Я так и предполагал. Значит, еще один кандидат в половые гиганты.

– Это…

– Смелее.

– Это…

– Смелее, – повторил я. – Смелее.

– Это снежный человек.

– Вы шутите?

– Какие шутки? Я сам лично видел. Однажды на рассвете вышел в сад, а по соседнему участку движутся трое: большой, средний и маленький.

– Три снежных человека?

– Может, и больше. Но я насчитал троих. Большого, среднего и маленького.

– Хорошо разглядели?

– Скажу честно – не очень… Полумрак, туман… И они между яблонь… Сначала проплыл огромный, бесшумный, плавный. Затем возник силуэт определенно средний. А потом едва заметно промелькнул самый мелкий. Но самое интересное, что они двигались в сторону моста – туда, где начинается самый опасный участок леса.

– Самый опасный?

– Да туда уже давным-давно никто не ходит.

– Как давно?

– Года четыре. Как обнаружили Повара, сидящего задницей на остром суку, так и перестали туда хаживать. А раньше там наши арбалетчики в стрельбе тренировались по зайцам.

– А Повара что, снежные люди на кол посадили?

– Вы это у них самих спросите, но для начала поймайте хоть одного – или большого, или среднего, или маленького.

– Поймаем.

– Но если в беременностях виноваты эти, из лесу, то рожденные мальчики должны походить на них?

– Совсем не обязательно. А вдруг превращение в гориллообразных происходит по достижении мальчиками половозрелости?

В чем не откажешь ученым, так это в железной логике.

– Ждать десять лет мы не можем.

– Тогда ловите поскорей насильников.

– А откуда они взялись под Садоградом, снежные люди?

– Вероятно, в Гималаях ухудшилась среда обитания. Сами знаете, какими темпами развивают индустрию китайцы с индийцами. И плодятся, плодятся, плодятся, нарушая расовый баланс. От европеоидов скоро, кроме памятников, ничего не останется.

– Наверняка.

– Думаю, китайцы пустили снежных баб на лечебные порошки и микстуры для продления жизни. А снежные мужики даванули к нам – популяцию восстанавливать.

– А почему рождаются только будущие самцы?

– Вот этого я вам не скажу. Непонятно, почему доминирует исключительно игрек-хромосома.

– А как вы думаете, приятно женщине отдаваться этакому питекантропу?

– Скорей всего, он их предварительно глушит дубиной – но легонечко, чтобы не убить.

– Сомнительно.

– Или сам собой напрашивается вариант, связанный с необычным строением полового члена: во время коитуса он цепляет какие-то нервные узлы и блокирует память.

– Член с крючками?

– Вроде.

– Да что вы понимаете в снежных мужиках! – сказала очнувшаяся доцентша. – Ничего не понимаете!..

– Кажется, приехали! – сказал облегченно симулякрист.

И я согласился с ним.

– Точно – приехали!

Часть седьмая
Классическая засада

Глава 1
Совет шефа

С утра пораньше, даже не приняв душ, прокрался в библиотеку.

Вот и пригодились хоть для чего-то глянцевые толстенные альбомы.

По свидетельству Венер эпохи Возрождения, импотенция по-прежнему обходила меня стороной.

Племянник Сева тоже наяривал свою молодуху от всей души.

Но что-то мне такое совпадение не очень-то нравилось.

Весь садоградский мужской гарнизон обезврежен, а мы двое геройствуем.

А почему двое?

Повар, Летун, Снежный человек и прочая нечисть тоже наверняка не дремлют.

Надо бы с шефом проконсультироваться.

На кухне я заменил плотный завтрак вызовом начальства.

Генерал явился мгновенно, представ во всей своей сердитой прозрачности.

– Пора бы, Денис Денисович, вам и активизироваться.

– Намекаете на засаду?

– А что, трудно выбрать готовенькую невесту Бога?

– Вы, Алексей Николаевич, имеете в виду юность в гамаке?

– Рано или поздно у нее яйцеклетка должна созреть?

– Понял, не мэнээс.

– Нахватался на фуршете!..

– Понял, не мэнээс.

– И не забудь расспросить доцентшу о столовой.

– При чем здесь столовая?

– В ней Ксюха из Пнева работала.

– Ну, мало ли кто где работает…

– А тебе не кажется, что в Садограде лишь одна столовая?

– Смутно припоминаю…

– Так уточни, бестолочь!

Генерал сегодня был излишне груб и чересчур прозрачен.

Неужели часто используемые воображаемые начальники так быстро изнашиваются?

В кухню вторглась доцентша, готовая к уходу в Научно-исследовательский центр.

– Нинель, я все про Ванюшку думаю.

– Я тоже… Видела я его настоящего отца, ну точно видела! А вот когда и где – никак не могу вспомнить.

– Извини за не совсем корректный вопрос…

– Не стесняйся.

– У тебя проблемы со здоровьем были?

– А у кого их нет?

– Может, ты и к экстрасенсу обращалась?

– Какому экстрасенсу?

– Что, в Садограде нет ни одного практикующего экстрасенса?

– Трехлетние мальчики не в счет?

– Разумеется.

– Ах да. Мои ассистентки болтают про какого-то бескорыстного кудесника.

– Почему бескорыстного?

– Вроде он бесплатно помощь оказывает. Причем – исключительно старухам.

– Геронтофил?

– Диня, ну почему ты в каждом человеке видишь потенциального маньяка и убийцу?

– Потому что, Нинель Осиповна, криминальная история показывает, что и маньяком, и убийцей может стать любой представитель рода человеческого.

– И ты?

– Если доведут.

– И я?

Пришлось уйти от прямого ответа.

– Как там Сева?

– Отсыпаются после ночи любви.

– Завидуешь?

Теперь доцентша проигнорировала вопрос.

– Ты почему ничего не ешь?

– Да вот никак не могу сосчитать количество столовых в Садограде.

– Одна у нас столовая, Диня, одна. В Торгово-развлекательном комплексе. Столовая для холостяков, молодежи и лентяек.

– А Повар с изуверскими наклонностями там работал?

– Где же еще.

– Тогда надо срочно брать.

– Повара?

– Бутылку водки.

– Зачем?

– Надо кое с кем в Пневе пообщаться.

– Может, лучше коньяк?

– Нет, водка и только водка. Нинель, у тебя случаем в холодильнике колбаса не завалялась?

– Есть немного салями.

– Пойдет.

– На закуску?

– Нет, для Чапы.

– Чапы?

– Для одного умного и доброго песика.

Я вооружился вилкой и ложкой.

– Песика, который охраняет человека, приближенного к Повару.

– Только учти: в столовой кормят гораздо хуже.

Глава 2
Партизанское будущее

Перед марш-броском в Пнево я решил проверить догадку шефа-призрака насчет соседской юности.

Но гамак был пуст.

И я отправился пешедралом к Чапе.

Попутно можно выбрать место для ночной засады.

Но сегодня почему-то с невестами Бога образовался дефицит.

Я держался подальше от людей, массово идущих к Торгово-развлекательному комплексу, и поближе к садам.

Что все-таки лучше?

Стационарная засада, с надеждой, пусть и сомнительной?

Или ночной рейд по участкам – с той же надеждой на ту же удачу?

От вчерашнего научно-фуршетного общения на языке остались глагольная приторность, существительное послевкусие, прилагательная оскомина.

Я безжалостно топтал плотные тени яблонь.

Еще два-три подобных вечера – и можно заказывать говорительный протез.

Я задевал плечом внеоградные согбенные ветки, осыпая душистые яблоки на газон.

И вдруг увидел след на дернине от узкого предмета – возможно, костыля или копыта.

Вспомнилось Пнево.

Мужик, стирающий ползунки.

Чай с пряниками.

Зима.

Уход к бригаде садовода.

Жена, готовая к оплодотворению.

Возвращение.

Следы на снегу, как в госпитале от костылей.

Повезет так повезет…

Вместо белой фаты – сам виновник торжества.

Параллельная вереница характерных нарушений травяной целостности тянулась до калитки с коваными лилиями.

Рискуя нарваться на частный гнев, я перемахнул через парапет и обнаружил следовое продолжение – четкое и свежее.

Совсем недавно здесь прошла узкокопытная тварь.

Я удвоил, утроил, учетверил осторожность продвижения, ожидая чего угодно!

От Повара до снежного человека.

А нарвался на калеку.

– Да, были акты половые! – заорал инвалид, скрестив костыли. – И говорят, еще какие!

– Школьная программа, шестой класс.

Ссориться с одноногим, а тем более травмировать его душу, память и совесть я не намеривался.

Инвалид это понял.

– Дай хоть посмотреть на тебя, мужика! А то достали сплошные распиздяи! Ребенка самостоятельно заделать слабо!

– Так вы думаете, это я – главный ходок?

– А кто же еще? А кромя тебя – некому!

– Логично, – сказал я, вглядываясь в костыли. – Вполне логично.

Передо мной стоял миротворец.

Такие дюралевые костыли, орнаментированные белыми голубками да оливковыми веточками, получали миротворцы, служившие под ооновской эгидой.

Количество голубков соответствовало пройденным странам.

Количество оливковых веток – годам службы.

А сколько его тело приняло свинца, боли, осколков и ненависти – не считал никто, тем более он сам.

– Не бойся, твое инкогнито я никому не открою. Как сношал ты баб, так и сношай дальше.

– Буду стараться на благо Родины!

– А эти вумники переучившиеся, образованцы сраные вообще достойны полного истребления – и чем скорей, тем лучше!

Костыли произвели звук тупых рыцарских мечей, схлестанувшихся на тренировочном сборе перед турниром года.

– Сатанинское отродье хочет ни много ни мало заменить природу, твою мать. Куда это годится: отдельным – гарантированную долговечность, а остальным – дулю с маком!

– Несправедливо.

– Я про то же самое! Почему какая-то богатая курва меняет каждый год по органу и омолаживается, а я обречен сдохнуть от цирроза? Почему какой-то дурак будет лелеять свою дурость лет двести, а меня принудят к добровольной эвтаназии?

– Нехорошо.

– Вот ты бы, мужик, смирился, если бы узнал, что кому-то из чиновников отпущен на доживание, скажем, лишний век-другой, а тебя спишут в шестьдесят-семьдесят за ненадобностью и по причине отсутствия бюджетных средств?

– Ну, пока чиновники до ста еле дотягивают.

– Вот именно – пока. Но я больше чем уверен, что уже составлены поименные списки тех, кто нуждается в срочном продлении жизни, – уверен!

– Хотел бы я заглянуть в эти святцы…

– Да я тебе и так скажу: говенных политиков – устойчивое большинство, доморощенных миллионеров – с полтыщи, ученых недорезанных – в комплекте, ну и поштучно – деятели искусств и писателишки-жополизы.

– И все без жен?

– А на хрен им старухи? Да и дети тоже. На всех органов запасных не хватит.

– Но я им не завидую.

– Я тоже!

Миротворец ловко переставил костыли и приблизил щетину подбородка для шепота.

– Давай, мужик, подадимся в партизаны! Сколотим отряд из обреченных да и покажем купившим бессмертие за взятки, покажем – тысячу и один способ необратимой гибели!

– А они удерут на Луну, на Марс…

– Туда им и дорога!

– Ладно, я двину потихоньку.

– Сношай, как сношал, – и ничего не бойся!

Инвалид саданул костылем по стволу яблони.

Спасаясь от высокосортной бомбардировки, я отступил к парапету.

– Да, были схватки родовые! – заорал будущий инсургент. – И мальчики кровавые в глазах!

А костыль все гудел набатно, соприкасаясь с деревянной степенностью и корявостью, все гудел…