Текст книги "Задание на лето. Книга первая"

Лишь на закатном солнце ему наконец-то удаётся выползти из трубы и сесть на обочине.

А потом он вспомнил о вёдрах с грибами и, перебежав дорогу, быстро нашёл нож, но вёдер с грибами на месте не оказалось. Ещё на что-то надеясь, он обошёл кусты кругом – пусто.

8.

Мишка не стал заходить на кухню не потому, что боялся получить взбучку за долгое отсутствие, потерю вёдер и пропуск обеда и ужина, а потому что у него просто не осталось сил на какие-то объяснения. Хотелось лишь одного – как можно быстрее добраться до кровати и лечь спать, и потому он, стянув втихую ключ, оставленный ему в коридорчике кухни, сразу поднялся к себе в комнату на второй этаж, осторожно прикрыл за собой двери и сел у кровати. Но дверь почти тут же распахнулась, и в комнату буквально вбежали его мать и тётя Таня.

– Ты где с утра пропал, сорванец – на улице уже темень?! – как-то уж очень громко сказала мать и тут же поджала губы – признак того, что она очень сердится.

Мишка уже по дороге на дачи решил, что про трубу он никому ничего не расскажет, да и кто ему поверит…

– Лида, не кричи, ты посмотри, как парень умотался! – пытается сдержать её тётя Таня.

– И штаны ты опять изодрал! Да в кого ж ты такой?! Где ты так умудрился вывозиться?! Локти в крови! Опять по заборам лазил?

– Если сейчас промолчу, то, конечно же, накажут, но не сильно. А вот за трубу может влететь основательно, – думает Мишка, опустив глаза и продолжая упрямо молчать.

– Ах, упрямец! Опять с мальчишками с соседних дач дрался, да? – не унимается мать и уже достаёт ремень из парадных Мишкиных штанов, что висят на спинке его кровати.

Как не пыталась тётя Таня удержать его мать, Мишке всё же хорошо досталось, да ещё и с запретом – на следующий день никуда из комнаты не выходить. А потом его отправили смывать все свои дневные грехи в душ. Тёплая вода в баках душа к этому времени почти остыла, но Мишка старательно оттирал все свои чёрные со ржавчиной места, даже там, где ранки ещё саднили, и мыло сильно щипало. Надо было исправляться…

И было ему тогда и больно, и горько – вот уж который раз за лето он довёл мамку до слёз.

– Миш! Ты чего не выходишь? – кричал под окнами на следующий день Сашка ещё с повязанным на горло тёплым шарфом.

– Да вёдра я вчера потерял…

– Чего?!

Мишка обречённо машет рукой:

– Наказали меня. Завтра выйду.

– А вёдра где потерял?

– А, там… – Мишка махнул в сторону тракта, потом отошёл от окна. Дальше объясняться не хотелось.

Сегодня у него штрафной музыкальный час, и сейчас надо доставать этот противный баян и снова пиликать…

– И что они, взрослые, находят хорошего в музыке? – думает Мишка, раскрывая перед собой ноты с заданием на лето…

Задание на лето… Разве может быть лето заданным, а счастье запланированным и занесённым в линованные детские тетрадки? И как его, лето, поместить в квадратные клеточки? Могут ли упражнения на баяне заменить солнечный день и встречу с бурундуками. Куда поместить большую рыбину и ту энергию, которая толкает на острова?

Задание на лето… Может, оно должно быть каким-то иным: летним, солнечным, с дождями и грозами, с играми и слезами, с радостью и огорчениями, но летним… Счастливым. Ведь лето для мальчишек – это такое счастье, что ни в какие рамки и правила оно, ну как ни крути, не умещается.

Лето – это лето! И всё…

СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ
глава 28

Вот она – брусничная полянка.

Мишка сюда за лето уже не раз захаживал, но ягод не брал – ждал, когда созреют. А сегодня с утра залетел на кухню, быстро схватил приготовленную для него банку, с привязанной к горлышку верёвкой (чтобы надевать на шею) и, никому ничего не говоря, побежал по дорожке, ведущей в бор. Здесь у калитки его ждал Жека с точно такой же банкой на шее.

1.

В бору солнечно и по-утреннему ещё свежо, да роса моет старую обувку, и та становится мягче и чуточку тяжелее обычного.

В этом месте высокие сосны как будто расступились и стоят не так плотно, а земля поросла густым мхом и ходишь по нему, словно по мягкому одеялу – ноги глубоко проваливаются. Место это ещё необычно и тем, что вокруг довольно ровная поверхность с невысокой редкой травой, а здесь – низинка, и по ней словно кто-то прошёлся огромными граблями – всё разбито на рваные полосы, часть которых заполняет сочная трава, а часть – зелёный с рыжими подпалинами густой мох, и вот на нём – невысокие тёмно-зелёные веточки брусники с плотными листьями и разноцветными гроздями крупной ягоды.

– Ой, а тут не провалимся? – ступая с опаской на мох, вскрикивает Жека.

– Нет, Жека, я здесь уже ходил, – с улыбкой отвечает Мишка – Гляди, сколько ягод!

– Ого! А почему сюда никто не ходит? – удивлённо спрашивает Жека.

Мишка пожимает плечами. И действительно – пригорки с логом не так уж далеко от дороги, сразу за папоротниковыми зарослями, но сюда даже тропинок нет.

Ягоды собирать – одно удовольствие. Потянул за веточку вверх, и в ладошке горсть спелых сочных ягод. Первую гроздь Мишка кладёт себе в рот и наслаждается её необычным, сладко-кислым утренним вкусом. Жека делает то же самое, присаживаясь на высокую кочку. Дальше Мишка собирает ягоды только в баночку, а в рот кладёт лишь самые спелые и мягкие, те, что, по его мнению, не донести, и его баночка быстро наполняется доверху. Он возвращается к Жеке, тот ползает на корточках, и всё его лицо и руки вымазаны соком брусники, а баночка так и стоит на той кочке, куда он её поставил, как только они пришли на это место.

– Жека! А ты что, не собираешь что ли? – удивлён Мишка.

– Не, я ем! – такой простой ответ Жеки сильно веселит Мишку с одной стороны, а с другой стороны в его планы не входит сильно задерживаться здесь – есть на сегодня дела и поважней. Он снимает за верёвочку свою, уже наполненную до краёв, баночку с шеи, ставит на место Женькиной, берёт пустую и начинает быстро собирать:

– Жека, кончай там ползать, иди сюда, здесь ягода крупнее, – зовёт он Женьку.

Жека медленно подходит, снова присаживается на кочку, и не торопясь, как бы смакуя, стягивает грозди спелых ягод – одну в банку, другую в рот.

2.

На дачи они возвращаются довольные и гордые – у каждого на груди литровая банка, доверху наполненная разноцветными сочными ягодами.

– У, какой у вас нынче улов! – бросает на ходу медсестра. – И где такое богатство нашли?

– Там, в бору, – машет неопределённо рукой в сторону леса гордый Жека.

Рядом с кухней стоит продуктовая машина, и Мишка видит, как мать поспешно снимает фартук, затем белый халат и, передав их тёте Тане, оборачивается к машине, а тётя Таня второпях сдёргивает с головы матери колпак.

– Ну, где тебя черти носят? – слышит он голос матери, уже садящейся в машину.

– Мам, во! – подбегает Мишка к кабине и протягивает матери банку с брусникой.

Та принимает банку с ягодами, ставит себе на колени:

– Дед у нас заболел, я на пару дней в город, слушайся тётю Таню, а после обеда Ксения Ефремовна с Олей пойдут на пляж, я договорилась, они тебя возьмут с собой, – торопливо говорит мать.

Мишка вскакивает на ступеньку уже заведённой машины, и мать целует его в лоб. Потом он отбегает чуть в сторону и останавливается.

– Поехали, – говорит мать водителю и закрывает дверцу.

Машина, как показалось Мишке, чуть быстрее обычного сдаёт назад, заворачивая за угол кухни, затем вновь выезжает на хорошо накатанную за лето дорогу, и быстро набирая ход, катит к уже открытым воротам. Проезжает их, не останавливаясь, поворачивает направо, в сторону Борового, и вот уже за ней поднимается густой шлейф пыли.

– На завтраке был? – спрашивает его тётя Таня.

– Не, ягоду собирал.

– Видела! Где ж ты такую крупную бруснику нашёл? – улыбается она.

– А там, на полянке со мхом, что за папоротниками, – отвечает Мишка, всё ещё с грустью глядя вслед уходящей машине.

– Ну идём, я тебя покормлю, а потом поднимись к себе, там тебе мать приготовила плавки.

– Плавки! – радостно восклицает Мишка, и у него моментально меняется настроение. Он с самого начала лета просил плавки. Все ребята уже давно купаются в плавках, кроме него и старшего Сашки. А недавно и у того тоже появились красивые чёрные плавки с красной полоской на боку. Ура! Теперь у него тоже будут свои плавки. Здорово!

– Сбегай, ворота за машиной закрой и приходи на кухню, – говорит тётя Таня и поднимается по деревянным ступенькам.

3.

И всё же Мишка был сильно разочарован – на его кровати лежали плавки отца, только наскоро ушитые матерью. Отец купался в них лишь один раз и больше их не надевал. Все мужья остальных поваров над этим постоянно подтрунивали:

– О, Володя, паруса распустил!..

– Владимир, ты далеко не заплывай, а то паруса намокнут, утонешь!

– А ему с таким пиратским флагом никакие глубины не страшны…

– Как они у тебя с живота-то в воде не соскальзывают? На гвоздик прибил, что ли?

Мишка видит, что отец отмахивается от раскрасневшихся на солнце мужчин, и уже входя в воду, отшучивается:

– Гвоздь – не гвоздь, а упор имеется!

Видя, как смеются остальные мужчины, Мишка улыбался, но ему всё равно непонятно, почему его отец купается в трусах, хотя у него тоже есть плавки.

Надев плавки, Мишка расстроился ещё больше – они всё равно были ему велики, а толстые швы совсем не облегали бока, как это у других мальчишек и девчонок, а грубо выпирали наружу и создавали какие-то неудобства. Всё, хватит ныть! Он сегодня идёт первый раз с Ольгой купаться, и у него тоже теперь есть плавки – от этой мысли настроение у Мишки снова меняется к лучшему.

После обеда он долго сидит на ступеньках кухни, ожидая Ксению Ефремовну и Ольгу и всё же, замечтавшись, не замечает того момента, когда они оказались прямо напротив него, и Ксения Ефремовна сказала:

– Миша, а где твоё полотенце?

– О! Я сейчас! – крикнул он, подскакивая.

– Ладно, тогда догоняй нас. Мы вот той тропинкой пойдём, – показала взглядом Ксения Ефремовна, и они с Ольгой направились к скрытому выезду для машины, что вёл через молодые сосенки в сосновый бор.

– Значит, они пойдут не на купалки… – подумал Мишка, быстро поднимаясь на второй этаж по крутым металлическим ступенькам.

– Интересно, а зачем полотенце-то? Они с мальчишками никогда полотенца не брали.

Полотенце пришлось поискать, так как оно оказалось не в его чемоданчике, а в большом чемодане матери. И уже выбегая за ограду, он понял, что в том направлении, куда они пошли – ведут сразу три тропинки…

– А по которой они пошли?

Он наугад выбирает ту, что ведёт за спортивный лагерь, расположенный на берегу Обского водохранилища, и бежит по мягкому подорожнику. Вот уже и два белых пятна полотенец видны и голубое пятнышко платьица, что сегодня на Ольге…

Ксения Ефремовна и Ольга обмахиваются сломанными веточками от тучи комаров. Мишка присоединяется к ним рядом с Ольгой.

– Ты уже и ягоду сегодня успел набрать? – спрашивает Ольга.

– Да, там её много! – отвечает Мишка, скромно опуская голову вниз и краснея.

Ксения Ефремовна видит это и улыбается.

– Интересно, чему это Ксения Ефремовна улыбается? – думает Мишка.

4.

Они действительно вышли за Спортивный лагерь и прошли по мостику на островок, где полукругом расположился прекрасный пляж, в центре которого возвышалась большая новая вышка для прыжков в воду. Здесь Мишка ещё не был ни разу и видел лишь издалека, как старшие мальчишки и девчонки красиво ныряют и с брызгами входят в воду. Ему тоже не терпится нырнуть с этой вышки, но Ольга достаёт из сумочки большой двухцветный надувной круг, и Мишка помогает его надуть.

– А можно я нырну с вышки? – спрашивает Мишка у Ксении Ефремовны.

Ксения Ефремовна уже расстелила покрывало, сняла с себя платье и зашла по пояс в воду. Она щурится на яркое солнце, зачерпывает в ладони тёплую воду и медленно выливает её себе то на одно плечо, то на другое.

– А почему нельзя, коль умеешь? – оборачиваясь к ним лицом, говорит Ксения Ефремовна.

– Да-да, я умею! – торопливо произносит Мишка, и они вместе с Ольгой бегут к воде.

– Миш, я на вышку не полезу, – останавливается Ольга у самой вышки, – ты, если хочешь – ныряй, а я здесь поплаваю, – она берёт у Мишки надувной круг и бросает его перед собой в воду, а затем, чуть поёживаясь, плавно входит в неё, цепляется за круг и плывёт.

Мишка, уже взобравшись на вышку, сильно струхнул – ого, сколько до воды метров! А с берега она не казалось такой высокой. А вот теперь ему боязно нырять. Внизу видно только верхнюю белую часть круга и голову Ольги. Она подплывает прямо к вышке, смотрит на него и машет рукой.

Ну всё, хочешь – не хочешь, а нырять теперь надо! Он закрывает глаза, отталкивается, поджимает под себя ноги и уже на лету, набрав в лёгкие воздух, шумно, с большим фонтаном брызг входит в воду прямо перед Ольгой. Открывает под водой глаза (Мишке, пожалуй, одному из мальчишек удаётся очень долго находиться под водой, при этом он может плавать там с открытыми глазами), проплывает почти по самому дну, так, чтобы вынырнуть за спиной у Ольги, и ждёт до последнего, задерживая дыхание, потом отталкивается от дна и шумно выныривает за Ольгой.

– Дурак! – первое, что он слышит. – Я уж думала, что ты утонул! – Ольга гребёт к берегу, больше не оборачиваясь на Мишу. Недалеко от кромки воды он видит стоящую Ксению Ефремовну, которая прикрывает рукой глаза и смотрит в их сторону.

– Ну вот, без сюрпризов у него не получается, – думает Мишка, а купание, похоже, сейчас может и закончиться.

Но Ксения Ефремовна, ни слова ни говоря, поворачивается и идёт к покрывалу, что лежит на возвышенности пляжа.

Он следом за Ольгой выбирается из воды и садится рядом с нею на песок. Ольга отворачивается от Мишки, и они какое-то время так молча и сидят.

– Оль, я больше не буду так дурачиться, я ещё разок прыгну, и всё…

– А ты рыбкой можешь? – поворачивается к нему уже улыбающаяся Ольга.

– А то! Сейчас покажу, – Мишка буквально взлетает на вышку, и вновь у него перехватывает дыхание от высоты. Он понимает, что вот рыбкой-то он как раз и не может прыгнуть с вышки. Растерянно смотрит на Ольгу, Ксению Ефремовну, вниз на воду, и снова повторяет это всё по кругу.

– Ну, ныряй же! – слышит он голос Ольги. – Или боишься?!

О! Вот этого говорить Мишке нельзя. При этих словах у него внутри всегда какая-то азартная и злая пружина разворачивается и толкает его порой на совсем безрассудные поступки. И сейчас, услышав последние слова Ольги, его словно кто-то швырнул изнутри, и он, так и не приготовившись, бросается вниз головой и уже на лету понимает, что войдёт в воду не совсем удачно – ноги не поднялись.

5.

Ноги сильно ударились о воду, и их словно обожгло. Мишка выныривает почти сразу, но отворачивается от берега, чтобы Ольга не увидала его болезненного выражения лица, долго плавает по кругу, успокаивается. Боль понемногу проходит, и он плывёт к берегу и, уже выходя из воды, вдруг обнаруживает, что плавок на нём нет.

Первое мгновение он просто растерянно присаживается и озирается по сторонам. Нет, никто ничего не заметил. Вот и Ольга просто щурит глаза, и полулёжа на песке с любопытством смотрит на него.

Надо искать плавки. Он ложится на спину и плывёт к месту предполагаемого входа в воду. Но там ничего нет. Он кружит, озирается, но ничего не находит. На глубине Мишка долго находиться не может, так как плавает плохо, и уже готов плыть к берегу, когда к нему приходит мысль, что плавки могло просто отнести слабым течением чуть дальше. Он ныряет, открывает глаза и видит, как плавки медленно поднимаясь со дна, скользят чуть в сторону. Быстро хватает их и так же быстро надевает, не выныривая из воды, лишь после этого поднимается на поверхность и видит, что Ольга медленно встаёт и направляется к матери. Мишка спешно гребёт к берегу, выбегает и догоняет Ольгу:

– Оль! Ты что, обиделась? – кричит он на бегу.

– Ты же сказал, что больше не будешь так долго нырять? – останавливается Ольга и внимательно смотрит на него, чуть сведя свои чёрные брови.

– Оль! Я плавки потерял, когда прыгал, – неожиданно сам для себя признаётся Мишка и опускает голову.

– Пошли греться! – берёт его за руку улыбающаяся Ольга. – А то вон у тебя зуб на зуб не попадает. И губы синие.

Они ложатся рядом с Ксенией Ефремовной на второе покрывало.

Ксения Ефремовна лежит на животе и, не открывая глаз, тихо говорит:

– Миша, оботрись полотенцем, так быстрее согреешься.

Мишка подскакивает, быстро обтирается полотенцем и ложится на мокрое холодное пятно покрывала, подставляя палящему солнцу худые плечи и спину.

Какой славный день! И солнце сегодня хорошее, и ветерок не по-сибирки тёплый нежно гладит спину. И девчонка с косичками, щурясь, смотрит на него!

6.

– А ты будешь играть детям на баяне, когда вырастешь? – спрашивает Ольга.

– Наверное, буду, я ещё не знаю.

– А расскажи что-нибудь про консерваторию. Ты ведь один у нас там учишься, – приподнимает Ольга голову и ставит её на одну руку.

Вот те раз, его ещё никто никогда про консерваторию не расспрашивал, Мишка сначала даже растерялся, не зная, что ей рассказать.

– Ну, что ты молчишь? – закрывая глаза, тихо говорит Ольга.

– О! А давай я расскажу, как немцы орган у нас в консерватории устанавливали?

– А что такое орган? – спрашивает Ольга, и открывая свои большие глаза, смотрит прямо на Мишку.

– А я ещё и сам толком не знаю, я видел только, как его монтировать начали, а потом начались уже каникулы, я только в этом учебном году посмотрю на него целиком.

– Давай, рассказывай, – Ольга снова ложится, поворачивает лицо к нему, и закрывает глаза.

Краем глаза Мишка видит, что и Ксения Ефремовна теперь слушает его внимательно, чуть приоткрыв глаза и повернувшись к нему лицом.

– Я сразу-то не знал, что там делают, просто один раз, дожидаясь урока, ходил по коридору четвёртого этажа и в одном из закоулков обнаружил маленькую низкую дверцу. Потянул ручку, а та и открылась. Ну, я пригнулся и вошёл туда.

А там какой-то настил, и с него вниз ведут ступеньки, а внизу большой зал консерватории: все кресла собраны, составлены к стенам и чем-то прикрыты, и вместо них на полу стоят большие ящики, и на сцене тоже ящики, но уже открытые, и дяденьки ходят. И говорят они не по-нашему. А мне интересно стало, что это в больших ящиках лежит, и я спустился по лестнице вниз и подошёл к ним. А там, в мелкой стружке, обёрнутые в какую-то бумагу – огромные блестящие трубы. И ко мне сзади подходит один из дяденек и что-то спрашивает, но я не понимаю его – он говорит не по-русски. И ещё двое подошли, а потом подошли все, обступили меня и что-то спрашивают и смеются. А потом один из них ушёл и вернулся с другим, а тот по-русски и спрашивает меня:

– Это рабочие из Германии, они рады тебя видеть и хотят знать, как ты оказался в закрытом зале, куда допуска никому нет?

– Это почему нет? – говорю я. – Я же вошёл. Вот же я!

Переводчик переводит, а немцы ещё больше смеются. И один из них что-то говорит переводчику, а тот мне:

– Главный инженер хочет знать, а зачем ты сюда пришёл?

А я и отвечаю: – Дак, интересно же мне! Вон, какие огромные трубы – я таких никогда в жизни и не видал! А зачем они, и что из них сделают?

Переводчик переводит, а немец кивает головой и всё говорит:

– О, гут, гут, зер гут, – и, нагнувшись ко мне, тихо спрашивает, а переводчик тоже нагибается и тихо переводит.

– Ты учишься здесь, будешь музыкантом?

– Да, – говорю я. – А эта штука тоже будет играть?

Переводчик опять перевёл, а все немцы хором засмеялись, что-то говорят, а переводчик сразу переводит:

– О, ещё как будет играть. Они говорят, это очень большой и редкий музыкальный инструмент, называется орган, и эти большие трубы будут крепиться вон на ту стену, на которой сейчас леса.

А старший из них опять тихо спрашивает меня:

– А не расскажет ли нам юный музыкант, как он смог попасть в закрытое помещение?

– Да почему же не рассказать, – говорю я. – Только давайте мы сначала договоримся, что вы, дяденьки, меня сюда пускать будете!

А они смеются, встали в кружок и что-то между собою обсуждают. А переводчик ко мне нагнулся и шипит:

– Ты что мальчик? Какие условия?! Ты сейчас быстро выйдешь вон в ту дверь, и чтобы больше тебя здесь никто не видел.

– О, найн, найн, – говорит главный и рукой машет переводчику, а тот переводит.

– Господин инженер согласен тебя пускать сюда, но у них есть два встречных условия.

– А какие условия, дяденьки? – спрашиваю я.

А он уже на русском:

– Условие айн, первое, – и показывает мне большой палец – Нишего руками не… э… трогать, я?!

А я киваю головой:

– Согласен!

– Условий цвайн, второе, – и он показывает мне два пальца. – Как ви сюда попал?

– Расскажи им, как ты сюда попал, – говорит мне переводчик.

А немец кивает головой и улыбается.

– Да очень просто, дяденька, – говорю я. – Вон там на самом верху есть дверца за шторой. Там темно, и отсюда её не видно. Вот через неё я и попал, а потом спустился вон по той лестнице.

Тогда старший выпрямился и одному из немцев взглядом показал туда, и тот быстро побежал, доставая на ходу из кармана большой фонарик. А потом обернулся к переводчику и что-то ему долго и серьёзно говорил, и тот покраснел, и опустил глаза, и всё это время молча кивал:

– Я говорил ему, что наказывайт надо хулиган, а м… как это… познаний надо м… поощеряйт, – обращается, теперь уже с улыбкой, инженер ко мне, и на его лице почти моментально происходит смена выражения, он снова, чем-то недовольный продолжает выговаривать переводчику, а тот в ответ лишь кивает головой, а потом начинает переводить:

– Тебе разрешено входить вон через ту дверь, предварительно постучав вот так… – и он смотрит на старшего, а тот двумя пальцами мягко отстукивает по большой блестящей трубе сложный длинный ритм и с интересом смотрит на меня. А я тоже подошёл к трубе ближе, а немец и говорит:

– Только нежно, – и рукой как будто воздух гладит.

– Я и простучал так же двумя пальчиками. А немцы все разом закивали и захлопали в ладоши и все говорят: – О, гут, гут, ощень хорошо!

Так меня и стали пускать. А когда я потом входил, они улыбались и кивали головами, а один из них всегда брал стул, ставил его недалеко от ящиков и показывал рукой, чтобы я сидел только здесь и дальше никуда не ходил. Вот!

Мишка аж выдохнул. Эту историю он рассказывал впервые и на одном дыхании, и всё время боялся, что её не дослушают или перебьют.

Ольга дремала, пригревшись на солнышке, и Мишке даже стало немножко обидно за такую интересную, на его взгляд, историю. Ксения Ефремовна сидела на покрывале, чуть щурясь и глядя куда-то вдаль, спросила:

– Значит, ты и есть тот единственный, кого немцы допустили смотреть установку органа?

Мишка кивнул:

– А почему единственный?

– А в новостях показывали интервью со специалистами из Германии, и там переводчик говорил, что лишь одному человеку они разрешили смотреть, как они работают. А ещё он сказал, что уже снимается фильм, и его скоро покажут.

– А я думала, он опять сочиняет, – услышал он голос Ольги со спины, повернулся к ней и увидел её улыбающееся лицо.

Они ещё долго купались, опять загорали, играли в какие-то игры на песке, а Ксения Ефремовна тихонечко наблюдая за ними, время от времени доставала из сумочки маленькие часики, смотрела на них, вновь убирала. Потом перенесла в тень своё покрывало и уже там просидела до самого вечера, так больше ни слова не проронив.

А солнце спелым яблоком коснулось уж верхушек сосен.

И впервые Мишке купаться было просто невмоготу, и они тихо лежали с Ольгой на одном покрывале и грели свои животы, а потом дружно по команде переворачивались, смеялись своей затее и, так же долго грея спины, – дремали.

Лето – самое расчудесное время года…

Самое доброе…