Текст книги "Общество Джейн Остен"

Франсес всегда была учтива с прислугой и ни на кого не променяла бы ее – это была часть ее жизни, как и ее старый дом с его памятью.

Эви скромно поклонилась, но не спешила возвращаться к своим обязанностям. Еще с Рождества она горела желанием рассказать леди Найт об их обществе и о том, какие надежды на него возлагались. Доктор Грей просил ее молчать до тех пор, пока они не смогут собрать достаточно денег для выкупа коттеджа, но после сегодняшнего визита, организованного «Сотбис», Эви поняла, что время пришло.

– Эви, – обратилась к ней Франсес, устраиваясь на диване, – ты прочла книгу, которую я посоветовала?

– Конечно, все так, как вы говорили, – она чудесная!

– Кто-то считает, что она странная, неоправданно мрачная, и там весьма много необъяснимого. Но мне кажется, что «Городок» Шарлотты Бронте – настоящий шедевр.

– Я не нашла ее странной, но книга полностью захватила меня.

– Помни и передай Шарлотте, что вы можете свободно пользоваться моей библиотекой, когда пожелаете. Книги стоят на полках без дела. Помни это.

– Спасибо вам, мисс.

Эви не двинулась с места, все еще сжимая в руках свою щетку.

– Мисс?

– Да, Эви?

Девушка подошла ближе, и Франсес жестом пригласила ее сесть на диван. Вся юность Эви, весь ее пыл и надежды, связанные с их замыслом, вырвались из нее с потоком слов.

Франсес спокойно выслушала ее, дождавшись передышки, чтобы ответить.

– Эви, понимаешь ли ты, кто были те люди? Ты вовремя сказала мне об этом. Они хотят выкупить дом эконома. Женщина в восторге от Джейн Остен, прямо как ты. Нет-нет, успокойся, я еще ничего не решила. Честно говоря, решать не мне, а мой отец сейчас не способен ничего сделать. Если тебя это утешит – время для этого еще не пришло.

Эви вздохнула с видимым облегчением.

– Мисс Франсес, вы же присоединитесь к нам? Без вас у нашего общества ничего не выйдет.

Франсес была тронута горячностью девушки.

– Знаю, Эви, тебя впечатлила «Гордость и предубеждение», но брать на себя подобные обязанности? Разве тебе не хочется общаться со своими сверстниками? Я хорошо знаю и Бенджамина Грея, и Эндрю Форрестера еще со школы и думаю, что пик их общественной деятельности уже позади. Лучше бы они занялись каким-то иным делом, не несущим столько трудностей.

Она кротко улыбнулась.

– Конечно, я шучу – это достойные мужчины, это люди чести. Как и милая бедняжка мисс Гровер. Но Адам Бервик! Никогда бы не подумала, что это его идея.

– Так вы согласны, мисс?

Девушка была так настойчива, что Франсес кивнула в знак согласия. Со стороны Эви было весьма смело говорить о чем-то, касавшемся наследия умирающего главы семейства.

– Давай не будем ничего говорить моему отцу, хорошо, Эви? Уверена, ты знаешь, что он не самый преданный поклонник Джейн Остен. Пусть это будет нашей маленькой тайной.

Эви сделала книксен и поспешно покинула комнату, и Франсес подозревала, что не ради уборки. Часы на каминной полке показывали четыре с небольшим. Несмотря на всю накопившуюся усталость, она должна была навестить отца перед ужином.

Утром их разговор не состоялся – тот попросил ее удалиться, когда пришел Эндрю Форрестер, чтобы обсудить какие-то вопросы, касавшиеся имения. Она надеялась, что после дневного сна ее отец будет в ином расположении духа. Если сказать ему о нынешних гостях, это все усложнит. По крайней мере, так думала Франсес, поднимаясь в его спальню.

Глава 18

Чотон, Хэмпшир.

Десятое января 1946 года

По главной улице в направлении усадьбы Найтов шла Аделина Гровер, кутаясь на морозном ветру в свое темно-серое шерстяное пальто. То здесь, то там у края дороги проглядывали подснежники – она удивилась, увидев их на месяц раньше обычного. Она засмотрелась на цветы и не сразу услышала, как кто-то окликнул ее.

В нескольких ярдах от нее стояла Либерти Паскаль и махала ей рукой.

– Аделина, сколько лет, сколько зим! Как у тебя дела? – Приветствие в ее привычной манере, оставшейся еще со времен учебы в медицинском колледже, звучало несколько наигранно.

– Либерти, а тебя каким ветром сюда занесло?

Аделина остановилась, и они сошли с дороги. Либерти была невероятно хороша: выбор помады подчеркивал ее роскошную рыжую гриву, и все дополнял здоровый румянец на щеках.

– Меня приняли на работу!

– Вот как? И кто же?

Аделина ничего не слышала о том, что в деревне или Олтоне появился новый практикующий врач.

– Доктор Бенджамин Грей.

– Вот как, – повторила Аделина. – Я об этом не знала.

– Ты же его пациентка, так? Аделина, мне так жаль твоего ребенка. Это просто ужасно, как можно пережить такое!

Минусы решения, принятого доктором, начали явственно вырисовываться перед Аделиной.

– Да, он уже много лет меня наблюдает. Хотя с недавних пор я подумываю о том, чтобы сменить врача.

В этом была доля правды – ее слова иногда опережали разум, а она научилась доверять своим инстинктам.

– Очень жаль. Доктор Грей очень уважительно отзывается о тебе.

От мысли о том, что она стала предметом их разговоров у нее за спиной, Аделине вдруг стало не по себе.

– Уверена, мне здесь понравится, – не унималась Либерти. – Даже и не думала, что тут все такое старинное. Ты никогда мне ничего не рассказывала, ты вообще неразговорчивая. Хотя ты же вернулась, чтобы преподавать в здешней школе, а это что-то значит.

– Как дела у доктора Грея? – как можно более непринужденно спросила Аделина. – В последний раз я видела его на рождественской службе в церкви.

– Ой, она такая милая. Мы проходили мимо по дороге к особняку мистера Найта. Я купала его в ванне. Бедняга, недолго ему осталось. У него уже с головой не в порядке, хоть он сам и не понимает этого. Только Бенджамин… то есть доктор Грей и может с ним совладать. Дочка у него никудышная, как по мне.

Мысленно Аделина похвалила себя за то, что вовремя вспомнила, насколько бестактна Либерти и насколько длинен ее язык. Вот и еще одна причина сменить лечащего врача. Ей показалось забавным то, что в этом новая медсестра доктора Грея как две капли воды походила на прежнюю, Хэрриет Пэкхем.

– Послушай, Либерти, очень хорошо, что я тебя встретила. Будь любезна уведомить доктора о том, что я хочу уйти к другому врачу. Я уже давно об этом думала, только не было возможности с ним поговорить.

– Ну конечно, Аделина. Помогу тебе всем, чем угодно. Береги себя, дорогая!

Либерти заключила Аделину в свои крепкие объятия, и они разошлись.

Аделина направлялась к себе домой. Эта встреча нисколько не подняла ей настроение, и она жаждала скорее оказаться в своем уютном домике и остаться в одиночестве. До встречи с доктором Греем на запланированном собрании общества Джейн Остен оставалось еще несколько недель. Она была рада этому – сейчас от Либерти он узнает последние новости, и что бы он там ни думал, к следующей их встрече со всем этим будет покончено.

Спустя несколько часов она копалась у себя на грядках, запоздало высаживая луковицы тюльпанов, убирая гнилую листву и давая дорогу подснежникам. Скрипнула дубовая калитка на расшатанных петлях. Встав в полный рост, она увидела доктора Грея.

У него был необычайно озабоченный вид, несмотря на то что он всегда умело скрывал свои чувства. Порой она ловила себя на мысли, что большую часть времени, проведенного с ним наедине, она пыталась понять, о чем он думает.

– Вы в порядке? – отрывисто спросил он.

Опершись на свою старую лопату, она взглянула на него с удивлением.

– Вполне ничего. А вы?

Он принялся ходить взад-вперед по садовой дорожке из красного кирпича, разделенной участком земли овальной формы, где за изгородью, что меньше года назад для нее к свадьбе поставил Сэмюэль, стояла Аделина.

Доктор продолжал растерянно бродить по дорожке, срывая мертвые ветви с кустов боярышника и бросая их на землю.

– Вижу, вы взяли на работу Либерти Паскаль, – наконец заговорила Аделина. – Мы с ней знакомы еще с колледжа. Эта женщина – сущая стихия, она приведет вас в порядок.

– О чем это вы? – доктор вздернул подбородок.

– Да так, ничего особенного. Просто ей трудно отказать. Французские корни и все такое.

Сняв перчатку, он поскреб подбородок.

– Аделина, почему вы отказываетесь от моей помощи?

– Не отказываюсь. – Она воткнула лопату в землю, и теперь та стояла сама по себе.

– Вот как. Как тогда это понимать?

– Какое вам дело?

– Все дело в лекарстве, да?

Аделина ужаснулась. Она пыталась понять, чем он так расстроен, и только теперь до нее дошел весь смысл его слов.

– Том самом… лекарстве… что вы мне выписали? – Слова давались ей тяжело.

– Все из-за того, что вы его больше не получаете?

– Доктор Грей!

В ее глазах пылал гнев – столь сильный, что он немедленно пожалел о сказанном.

– Вы в самом деле обвиняете меня в том, что я какая-то наркоманка? Что меняю докторов ради того, чтобы достать еще лекарств? Вы это имеете в виду?

Доктор с видимой досадой снял вторую перчатку и рассовал их по карманам пальто. Поискав глазами, куда можно сесть, под дикой яблоней он обнаружил перевернутую глиняную урну и тяжело опустился на нее.

– Ну?! – Аделина была вне себя от ярости.

Доктор Грей смотрел на землю, мертвые листья, плоды прошлогодних гортензий и цветки лука. После кошмара прошлой осени Аделина совсем забросила свой сад. Он думал о сломанной калитке, садовых работах, о том, что вдове не справиться со всем этим в одиночку.

– Надо, чтобы кто-то помогал вам, – сказал он в тщетной попытке оставить за собой словесное первенство, как часто случалось и раньше.

– Не уходите от ответа.

– Послушайте, простите, если я был не прав, но долг врача обязывает меня задавать такие вопросы, чтобы понять, все ли у вас в порядке. Хотя бы с этим.

– Доктор Грей, я надеялась, что вы достаточно хорошо знаете, что я вполне владею собой.

Он поднял на нее глаза.

– К сожалению, это может случиться с лучшими из нас. Я знаю точно. Простите меня, но я должен был спросить об этом. Я обязан задавать подобные вопросы, невзирая на то, что они могут обидеть вас.

– Какое мужество!

К ней возвращался ее едкий юмор, и впервые с того страшного дня он отважился задать еще один вопрос, ответа на который боялся больше всего.

– Аделина, я в чем-то виноват перед вами?

– Нет. Просто я… наступил новый год, мы снова будем работать вместе, в нашем обществе, и я хотела бы соблюдать некие границы.

Грей не был уверен том, что она говорит правду.

– Но Адам и мисс Найт тоже наблюдаются у меня. И потом, я же профессионал…

Собственные слова казались ему неискренними, и он умолк.

– Знаю. Просто не берите в голову. Я решила, что в жизни нужно что-то менять.

Аделине хотелось как можно скорее закончить этот разговор. Доктор Грей никогда не был с ней груб и всегда доверял ей. Сейчас же с каждым сказанным словом она распалялась еще больше.

– Так к кому же вы теперь обратитесь?

Она еще не думала об этом, и вопрос застал ее врасплох.

– Ммм… К Уэстлейку. Говарду Уэстлейку, он оперировал меня в олтонской больнице.

Ее ответ еще больше обескуражил Грея.

– Значит, ему вы доверяете больше, чем мне?

– Отнюдь нет. Но мне будет проще с кем-то не из нашей деревни. С тем, кто не так… глубоко меня знает.

Вдруг он вспомнил ее окровавленную ночную рубашку. Впервые он признался себе в том, что после того, что случилось меж ними, обратного пути уже не было.

– Да, конечно, хорошо, – наконец сдался он. – Если вы так хотите.

Собираясь уйти, он в последний раз взглянул на нее.

– Я могу попросить Адама починить вашу калитку. Сам не справлюсь – всем известно, что я не настолько умелый.

Аделина пожала плечами:

– Если вы так хотите.

Слова, повторенные ею, были такими же неискренними, как и его слова.

– Значит, увидимся через пару недель, на следующем собрании, если не раньше.

Она все еще злилась на него и снова пожала плечами. Аделина спрашивала себя, насколько заблудшей и нуждающейся в спасении она казалась Грею, но не знала о том, что его муки так же сильны, как и ее горе. Не знала, что из них двоих в спасении нуждался именно он.

Глава 19

Чотон, Хэмпшир.

Пятнадцатое января 1946 года

В Большой Зале на выцветшем коленкоровом диване сидела Франсес, а напротив – Эндрю Форрестер. По ее просьбе Жозефина, Эви и Шарлотта стояли рядом. Она надеялась, что отец упомянул их в своем завещании и наградит за честную работу, особенно в последние, столь трудные для всех годы.

Доктор Грей тоже был здесь и стоял спиной к окну, справа от мисс Найт. Юрист попросил его присутствовать при открытии наследства как лечащего врача наследодателя.

Эндрю откашлялся. Он редко смотрел в глаза Франсес – не мог и сейчас. В них он видел не только сокрушительное разочарование, но и самоуничижение – осознание того, что ее безволие и слабость были причиной всех ее несчастий. Того, что она могла бы жить иначе.

Он принялся читать завещание вслух.

– Я, Джеймс Эдвард Найт, находясь в здравом уме и памяти, в пятнадцатый день ноября в год господень тысяча девятьсот сорок пятый…

Услышав это, Франсес, смотревшая на свои колени, вскинула голову.

– …объявляю данное завещание и волеизъявление заключительным, сим отменяя все мои предыдущие волеизъявления и завещания. Объявляю Эндрю Форрестера, эсквайра, практикующего юриста из Олтона, графства Хэмпшир, судебным исполнителем по принадлежащему мне имению, и настоящим завещанием, за исключением нижеуказанного, полностью передаю его в наследство ближайшему из своих родственников мужского пола, живущих в Великобритании.

Эндрю услышал, как ахнула одна из горничных, стоявших подле Франсес, и кто-то, вероятно Жозефина, резко одернул ее.

Франсес застыла на месте, и ни звука не сорвалось с ее губ. Он чувствовал на себе ее взгляд, но усилием воли заставил себя не смотреть в ее сторону. Сейчас было не время.

– Вышеупомянутые исключения касаются, во‐первых, дома эконома на Винчестер-роуд в Чотоне и прилегающего треугольника земли площадью в две целых и три десятых акра, обнесенного стеной из красного кирпича и позади – живой тисовой изгородью, как следует из прилагающихся результатов измерений.

– Удивительно, что он сам не потащился туда, чтобы не ошибиться ни на фут, – пробормотала разгневанная Жозефина.

– Эта недвижимость станет местом постоянного проживания моей единственной дочери, Франсес Элизабет Найт, до ее смерти или распоряжения данным имуществом в ходе сделки без заинтересованности сторон, в зависимости от того, что наступит раньше. В данных случаях недвижимость возвращается к правообладателю и владельцу имения. Кроме того, я завещаю своей дочери ежегодное довольствие в размере двух тысяч фунтов, вычитаемых из ежегодного дохода, приносимого имением, до тех пор, пока эта сумма не превысит пяти процентов от всей суммы годового дохода. К завещанию я прилагаю разбивку по налогооблагаемым доходам с учетом их возможного сокращения и соответственное уменьшение довольствия.

Последние два пункта в завещании этого старого скупердяя казались Эндрю наиболее унизительными и бессердечными. Две тысячи фунтов Франсес хватило бы лишь на то, чтобы жить с некоторым комфортом, ничуть не более того. И даже это не могло длиться долго – доходы имения стремительно падали. Оставалось только гадать, какой урон его бюджету нанесет уплата налогов на наследство.

Краешком глаза Эндрю видел, как Эви, юная горничная, кивнула доктору Грею и стала у облицовки гигантского камина, прислонившись к ней и склонив голову.

– И, наконец, за их поддержку и заботу обо мне в последние годы моей жизни, я завещаю ежегодное довольствие в пятьдесят фунтов мисс Жозефине Бэрроу и ежегодное довольствие в двадцать фунтов каждой для мисс Эви Стоун и мисс Шарлотты Дьюар.

Эндрю еще раз прочистил горло и прочитал, сжимая бумагу побелевшими пальцами:

– Этот документ подписан мной, скреплен печатью и по моей просьбе представлен для подписания следующим лицам: Эндрю Форрестеру, эсквайру, из Олтона, Хэмпшир, и мисс Хэрриет Пэкхем из Чотона, Хэмпшир.

Ужасное, неловкое молчание воцарилось в зале. Все понимали, что первой должна заговорить мисс Франсес, но знали, что она не произнесет ни слова.

Наконец доктор Грей подошел к Эндрю, все еще сидевшему на диване, встав рядом.

– Мисс Франсес, мистер Форрестер попросил меня присутствовать здесь по нескольким причинам. Полагаю, вы хотите узнать о психическом здоровье вашего отца два месяца тому назад, на момент составления завещания.

Франсес медленно покачала головой. Спустя несколько мгновений, подняв глаза на доктора Грея, она улыбнулась, и в ее улыбке сквозила горечь.

– Мой отец всегда знал, что делает.

Всех присутствующих ошеломил ее ответ – самый твердый и непреклонный за долгие годы.

– Может, и так, но должны быть мотивы, и если вы захотите оспорить…

Поднявшись, Франсес протянула руку, словно желая остановить его.

– Я не желаю ничего оспаривать. Пусть все останется так, как есть. Он наградил прислугу за верную службу – это все, что меня заботило.

Два минувших дня выдались столь тяжелыми, что Жозефина не выдержала и расплакалась. Утирая слезы платком, она увела за собой девушек.

– Франсес… Мисс Найт, подождите, – наконец вмешался Эндрю. – Говорю вам как судебный исполнитель: поиск законного наследника может занять некоторое время, в течение которого вы можете остаться в усадьбе, а может быть, случится что-то еще. Если суд не сможет назначить наследника в отведенный срок, вы можете подать заявление о наследовании имения мистера Найта по праву близкого родства.

Франсес печально склонила голову.

– Сейчас я не могу думать обо всем этом. Уведомите арендаторов коттеджа, что я сниму первую подходящую квартиру и не стану доставлять им неудобств.

Доктор Грей шагнул вперед.

– Мне известно, что после недавней операции Луиза Хартли вскоре планирует переехать в Бат, чтобы быть поближе к сыну.

– Прекрасно, – сухо ответила Франсес. – Мистер Форрестер, пожалуйста, займитесь этим. Джентльмены, благодарю вас обоих за то, что потрудились сообщить мне все это. Знаю, это было нелегко.

Она покинула залу.

Доктор Грей закрыл за ней двери и вслед за Эндрю тяжело опустился на диван.

– Боже правый, – вздохнул он.

Эндрю запихал завещание в свой чемодан, со злостью захлопнув его.

– Она всегда стоически переносила испытания, – заметил Грей. – Даже когда мы были детьми, помните?

– Да, слово подходящее. Меня в дрожь бросает от того, как еще можно это назвать.

Доктора вдруг осенило.

– Так вот почему вы так быстро согласились вступить в наше общество… Никогда бы не подумал. Если это хоть немного вас утешит – вы никого не предали, зная то, что было в завещании. Свою работу, как и всегда, вы выполнили безукоризненно. И все же, сколько иронии в том, что старик так поступил с коттеджем, учитывая то, что мы задумали! Мы даже не успели дать объявление в «Таймс».

Эндрю встал, отошел к буфету и повернулся спиной к доктору Грею.

– Насчет совпадений я не уверен.

– То есть?

– Бен, как получилось, что вы уволили мисс Пэкхем?

Теперь настал его черед смущаться.

– Она была слишком бесцеремонной. Чувствовал себя так, как будто за мной следит целый вражеский лагерь. Всегда делала двусмысленные замечания насчет знакомых женщин.

Эндрю вновь взглянул на друга, печально улыбаясь. Грей-вдовец уже успел стать неотъемлемой частью деревенской жизни, и Эндрю подозревал, что по нему вздыхала не одна женщина.

– Понимаю, Бен, но боюсь, что она сделала кое-что похуже. Она могла намекнуть старику на вашу с Адамом идею насчет коттеджа. Все мы знаем, что мистер Найт знать не желал о наследии Остен, и уж точно не хотел видеть вереницы автобусов с туристами, желающими посетить музей и почтить ее память. И он все продумал – если дом эконома продадут кому-то, кроме родственников, Франсес будет негде жить.

– Да, старик определенно загнал ее в угол. Черт, мне надо выпить, – застонал доктор Грей.

Эндрю налил им обоим по бокалу виски, взяв бутылку из буфета.

– Всю жизнь она провела взаперти – и в прямом, и в переносном смысле. Когда она в последний раз выходила из дома? Эви пришлось нелегко, ведь девочка сумела заставить ее прийти на службу в сочельник.

– Эндрю, не слишком ли ты безжалостен?

– По правде говоря, я думаю, что мы все слишком жалостливые. Может, в этом все дело. Помнишь, каким был ее брат, Сесил? Вся эта история со стрельбой – отцу нравилась подобная жестокость. Он ею наслаждался. Ногами всех попирал. А она шла у него на поводу. Конечно, она знала, что все это значит – и все равно позволяла помыкать собой. Даже не пыталась ему возражать – а ему только того и надо было. Он ненавидел ее за то, что она такая покорная, такая кроткая, и мучил ее еще сильнее.

– Эндрю, пока старик был жив, ему никто не смел перечить.

Эндрю поморщился и, вернувшись на свое место, передал бокал Грею.

– Думаю, ты с ней слишком суров, – продолжал тот. – Ты смотришь на все с позиции мужчины. Но для женщин все обстоит совершенно иначе. Когда мы с Франсес учились в школе, женщины не могли работать ни в банковском деле, ни в бухгалтерии – стоит ли дивиться тому, что старик Найт не доверял ей денежные дела? Кем они были, пока не грянула война? Служанками, учительницами, медсестрами, актрисами? Ты же учился в Кембридже. Женщинам там степени присваивают? Вот так – шаг в сторону, и кто знает, где окажешься.

– Дженни была сильной женщиной, Бен, ее послал тебе сам Господь, – с завистью вздохнул Эндрю. – Сейчас это необходимо, как никогда.

– Она была настоящая умница. Я многому от нее научился.

– И все же, тебе еще многому предстоит научиться. Нам обоим.

Эндрю сделал порядочный глоток виски.

– И почему мы, мужчины, такие гордые, такие упрямые? Чего мы боимся?

Доктор Грей засмеялся.

– Даже не начинай. Год и без того выдался трудный. Сперва Аделина Гровер отказывается быть моей пациенткой, а потом…

– Погоди-ка, что?

– Бывает, – пожал плечами доктор Грей.

– А она сказала, почему?

– В общем, нет.

– Вот тебе и раз. Разве здесь ты не вообще всех ведешь? Тебе с твоим-то эго должно быть очень обидно.

– Энди, спасибо тебе. Это как раз то, что я хотел услышать. Впрочем, все, что ни делается, к лучшему – она чертовски наблюдательна, и от ее глаз ничто не скроется.

– И что же в этом хорошего?

– Ты сейчас о чем?

Эндрю опустошил бокал.

– Да я ничего такого в виду не имел.

– Говоришь, как истинный юрист. Ну, так и я ничего такого не говорю о мисс Франсес.

Они смотрели друг на друга, вспоминая, как когда-то бегали за ней и другими девчонками.

– Есть что-то особенное в деревенском детстве, – наконец сказал Эндрю. – Девчонки и мальчишки все время вместе, все друг друга знают – но как понять, что ты нашел того, кого надо? Что он не играл с тобой во дворе? Помнишь, я обучал Сэмюэля Гровера?

– Точно. Я уже забыл.

– Когда его призвали, в сорок втором? Сорок третьем? Помню тот день, когда у них с Аделиной была помолвка. Он себе места не находил – столько лет этого ждал! А вот она была не так рада.

– Зачем ты говоришь об этом? – Грей невозмутимо забрал у него бокал и налил еще виски им обоим.

– Затем, что Аделина не просто так тебя уволила. Она же не первая пациентка, которая так поступает?

– Ты ошибаешься. Дело не в этом. Я уже старый.

– Ну спасибо, значит, и я тоже, – рассмеялся Эндрю.

– Почему ты вообще о ней заговорил?

– Да дело не в ней. В тебе.

Доктор почувствовал, словно его ударили в живот. Никто никогда – во всяком случае, он так считал – не мог разгадать его тайн. Мысль о том, что все, даже его школьные друзья, видят его как на ладони, ужаснула его.

– Бен, все в порядке. Я уже видел тебя таким – влюбленным по уши.

Грей смотрел на Эндрю, готовый отнекиваться, и в то же время жаждал услышать от него что-то еще.

– Так или иначе, – продолжал тот, – не думаю, что она о чем-либо догадывается. Во всяком случае, пока.

– Догадываться нечего – ничего подобного не случится.

– Бывают и исключения. И потом, почему ты так уверен? Все не так уж и невероятно – вот, например, Адам Бервик – всего на два года младше, и все крутится вокруг да около.

Доктор почувствовал, что у него начинает болеть голова.

– Как мы вообще свели весь разговор вот к этому? Да, она очень красивая. Очень красивая вдова. И я чувствую за собой странную ответственность. Наверное, это связано с тем, что она потеряла ребенка, а я был свидетелем этого кошмара и подвел их обоих.

– Да никого ты не подвел, Бен, – мягко возразил Эндрю. – Всех не спасешь, как ни старайся. Ты лучший доктор во всей округе, и ты прекрасно это знаешь.

– Выходит, Говард Уэстлейк лучше. Или так думает Аделина – теперь она наблюдается у него.

– Ах, эта старая, добрая ревность. Ну, если ты уверен, что дело только в этом…

– Не больше, чем ты насчет Франсес.

– Что ж, Бен, – с грустью вздохнул Эндрю, – тогда мне жаль нас обоих.