Текст книги "Общество Джейн Остен"

Глава 16

Лондон, Англия.

Полночь, 3 января 1946 года

Мими сидела у открытых застекленных дверей номера в «Ритце», где они с Джеком остановились в канун Нового года. Она не могла уснуть и вновь изучала содержимое коробочки с топазовыми крестами. Со свойственной Джеку непосредственностью, прошлой осенью он буквально воспринял ее интерес к приобретению украшений на «Сотбис». После аукциона ей пришлось объяснить ему, что она хотела обеспечить их сохранность, а не просто носить их, и думала, что никто, кроме такой преданной, как она, поклонницы Остен, был на это не способен. Джек вновь поразился тому, на какую преданную любовь была способна Мими – казалось, ко всем, кроме него.

Работа над «Разумом и чувствами» шла полным ходом, и на каждую строчку Элинор, которую играла Мими, он вставлял несколько и для Уиллоуби. Он был не самым опытным продюсером, но ему хватило чутья, чтобы распознать самого интересного персонажа. В Джеке удивительным образом мешались самые разнообразные качества, и его невероятное чутье порой пугало Мими. Иногда она даже думала, что он вернулся во времени на пару лет назад – с такой точностью срабатывала его интуиция.

Если бы ей самой удалось отправиться назад во времени, она бы никогда не поверила в то, что будет помолвлена с ним или что на ее пальце будет кольцо Джейн Остен. Или что она переедет в Хэмпшир. Или – если отважится это признать – влюбится. Готовность Джека свернуть горы влекла ее, будучи весомым аргументом. Она словно видела, как крутятся шестеренки в его голове, знала, что движет им, и так забавно было следовать по этому пути, зная, какая награда ожидает в конце. Мими возненавидела бы себя за свою любовь, но она уже была большой девочкой и не подставила под удар никого, кроме, возможно, самой себя.

Крайне трудно было не путать диктуемые упрямством и расточительностью поступки Джека с наклонностью к щедрости или чистотой и самоотверженностью. Она знала, как просто устроено его сердце со множеством маленьких каморок, в котором всегда главенствовала похоть. Сейчас она занимала хозяйскую спальню, диктуя свои условия и пользуясь всеми полагающимися привилегиями, но, зная о прошлых победах Джека, она вполне могла оказаться где-то на чердаке, как Фанни Прайс в «Мэнсфилд-парке».

Вот почему с тех пор, как в ночь после аукциона они впервые спали вместе, она пыталась не отдавать ему всю себя целиком. Наитие подсказывало ей, что Джеку мало было того, что женщина отдавала ему всю себя: он хотел владеть ею с правом первого отказа, на правах скваттера, оставаясь свободным. Для Джека, на всех парах штурмующего любые преграды, подобающим доказательством любви в ответ на ухаживания являлось лишь разоружение и сдача.

Мими взглянула на него, спящего на королевской кровати: да, он был отменным любовником. Быть может, именно это химическое сродство и было ключом ко всему и так превратно всеми толковалось. Мать как-то говорила ей, что самое важное в браке – сильное взаимное влечение, так как, в конце концов, лишь оно способно удержать супругов вместе и служит лучшим путем к примирению.

Тогда Мими, будущая студентка колледжа Смит, сочла эти слова полной чушью. Но за полгода рядом с Джеком Леонардом она поняла, почему в массовой культуре столь важное место занимает секс, и не менее важным было то, занимаешься ли ты им с тем, кто пленил тебя, или нет. В самые горькие минуты, вспоминая слова одного профессора: «Карьера актрисы – это апофеоз проституции», Мими боялась, что весь ее успех в кино является лишь следствием влечения, которое к ней испытывают совершенно чужие ей люди. По мере того как росла ее голливудская слава, этот страх был одной из причин, побуждавших ее двигаться дальше, играть все более трудные роли, не следуя образу гламурной звезды.

Теперь она понимала, зачем Джейн Остен уделяла столько внимания «плохим парням» в своих романах. Если даже Фанни Прайс почти сдалась, позволив Генри Кроуфорду «ранить ее сердце», нам было не на что надеяться. Мистер Дарси был идеальным примером мужчины, привыкшего все держать под контролем, но, едва повстречав Элизабет Беннет, в угоду собственной страсти стал совершать столь порицаемые им ранее поступки. Подобная уязвимость привела его в ужас, и он сделал все, чтобы оттолкнуть Лиззи, кроме обвинений в каком-то несущественном проступке и обмана.

Остен знала, сколь сильным было физическое влечение (примером тому служили Мэри Кроуфорд и честный Эдмунд Бертрам, Уикхем и Лидия, и даже Беннеты за двадцать лет до действия романа). Мими вздохнула – такой обыденной и животной казалась ей сейчас сокровенная тайна прозы Остен.

Полусонный Джек заворочался в постели, и его рука пыталась отыскать ее тело рядом. Наконец он хлопнул ладонью по простыни, открыл глаза и увидел, что она сидит у балкона.

– Попытка к бегству? – улыбнувшись ей, он потер глаза и подбородок, затем сел в кровати.

Она улыбнулась в ответ, подойдя ближе, и он потянул за поясок ее розового шелкового халата.

– Не так быстро, мистер. У тебя скоро важный звонок – сейчас в Лос-Анджелесе четыре часа, помнишь?

Он зевнул, свесив ноги, и она нежно провела рукой по его светло-русым волосам – щетина на щеках была темнее. Для бизнесмена с Восточного побережья у него был вполне здоровый калифорнийский вид; на деловых встречах этой недели он просто блистал.

– Ладно, но затем вернемся в постель, завтра рано вставать.

– Куда ты меня повезешь?

Сняв со стола телефон, она устроилась с ним в постели, а Джек лежал рядом – худощавый, теплый.

– Сюрприз.

– Куда-то далеко? С повязкой на глазах?

– Если захочешь, – ухмыльнулся он.

– Ты думаешь, что я хочу чего-то, чего на самом деле хочешь ты, а не я, – передразнила она. – Так что это не сработает.

– Все так говорят, а получается наоборот.

Он снова принялся стягивать с нее халат, целуя в шею, но зазвонил телефон.

– Не уходи, полежи со мной рядом.

Сняв трубку, он прикрыл рукой динамик.

– Пусть я буду в убытке, но мы сейчас продолжим начатое.

– О, Джек, какое благородство! Неужто из-за меня?

Прижавшись к нему, она свернулась калачиком, закрыв глаза и думая о том, куда они отправятся в этот раз.

Так как Мими была здесь всего однажды, на поезде, что шел в другом направлении, она не сразу узнала окрестности. До поселка они добирались, выехав из Лондона на юг и свернув на запад, в Кент, по пути остановившись в замке Хивер, где среди тюдоровской роскоши и интриг проводила дни девичества Анна Болейн. Мими была в восторге от итальянских садов и крыла Астора[2]2
  Уильям Уолдорф Астор – американский юрист, политик и финансист, после переезда в Англию приобрел замок в качестве семейной резиденции. С 1903 по 1908 год велась его реставрация и постройка итальянского сада, где выставлена его коллекция скульптур. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть], но судьба женщины, соблазнившей Генриха VIII, всегда страшила ее. Несколько лет назад она даже отказалась от этой роли, несмотря на то что была достаточно молода, чтобы сыграть инженю. Сейчас ей было уже за тридцать, контракт с самой крупной киностудией был расторгнут, и оставалось не так много времени на то, чтобы успеть сыграть достойные роли. Вот почему мысль о лете в Хэмпшире так манила ее. Может быть, она даже снова вернется в театр, хотя Джек и считал эту идею абсурдной.

– Дело не в деньгах, – объясняла она, пока взятый ими напрокат «Астон Мартин» 1939 года мчал по дороге и мимо проносились деревья.

– Дело всегда в них, – презрительно фыркнул он из-за руля. – Если ты делаешь что-то бесплатно, значит, твой труд никто не ценит.

– Для меня это важно. Мы оба знаем, что сейчас мне предлагают все меньше ролей. Боюсь, что это дело рук Монти – всего-то пара паршивых сценариев.

– Он не посмеет, мы слишком много знаем о его делишках.

– Не думаю, что его это вообще волнует.

Джек вытянул левую руку, потрепав ее по бедру.

– Слушай, не переживай так, выйдет «Разум и чувства», и все наладится.

– Съемки еще даже не идут, случиться может что угодно. Остается молить бога, чтобы до их начала у меня не появилась седина. По крайней мере, на сцене я могу красиво состариться. И потом, не знаю, полезно ли для здоровья забыть обо всем, о чем я мечтала в юности.

Он мельком взглянул на нее.

– И что еще ты оставишь позади? Уж точно не свои принципы, ведь я не могу заставить тебя делать то, чего ты не хочешь.

– Не в них дело, Джек, – усмехнулась она. – Если только ты не хочешь меня совратить. Или хочешь?

– Вовсе нет. На самом деле, – он вывернул обтянутый кожей руль влево, минуя У‐образный перекресток, – я думаю, что это ты меня совращаешь. Смотри, насколько я отклонился от привычного курса, и все из-за тебя. Продюсирую фильмы об эпохе Регентства, на аукционах втридорога покупаю украшения, которые ты не собираешься носить, переезжаю в старую добрую Англию с ее зелеными холмами.

Она звонко рассмеялась.

– Да, ты прав. Но, зная тебя, ты с этого что-то получишь.

Джек снова посмотрел на нее. Впервые в жизни, будучи рядом с красивой женщиной, он хотел ее потому, что его привлекал ее характер. Он хотел, чтобы она полюбила его, несмотря на все свои предрассудки, совсем как в романах ее любимой Остен. Мими часто упоминала Генри Кроуфорда, одного из ее персонажей, но из всех книг на ее полке «Мэнсфилд-парк» была самой толстой, и даже Мими не сумела бы продать такой сценарий. Кучка людей, наполовину состоящих в родстве, разыгрывают спектакль, чтобы пообжиматься с теми, с кем не положено – вот все, на что она была способна. Даже для Джека этого было недостаточно, чтобы заставить его прочесть книгу. Увы, но на ее страницах был учебник по совращению добропорядочной женщины подлецом.

– Что получу? – переспросил он. – Любовь порядочной женщины. Достойной женщины.

Она подавила фальшивый зевок.

– Какая скука. Этим тебе не насытиться.

Вдруг она вытянула правую руку, едва не коснувшись его груди, и почти крикнула:

– Постой, что было написано на том знаке?

– Ярдли рассказывал об этом месте, говорил, ты была тут давным-давно и все мечтала вернуться.

Джек припарковался в кармане у перекрестка и заглушил двигатель.

– Господи, Джек, поверить не могу. – Она вышла из купе, разгладила твидовую юбку под зимним пальто, прижала руки к щекам. – Смотри, прямо как с коробки шоколада. Серьезно.

Джек тоже вышел из машины. Чотон был словно в полудреме. Здесь не было даже тротуаров. Один паб, одна чайная да крохотный почтамт, что встретился им по дороге.

– Кажется, я вся дрожу.

Он потянулся за ключами в замке зажигания.

– Что это я, здесь даже преступникам нечего делать.

– Вот уж нет, – прыснула Мими, схватив его за руку и потащив за собой через дорогу, пока они не оказались перед добротным Г‐образным двухэтажным домом из красного кирпича с глухим окном и небольшим белым портиком над входной дверью.

Джек с улыбкой наблюдал за тем, как она огляделась перед тем, как подойти чуть ближе к дому.

– Не волнуйся, дорогая, – не думаю, что здесь водятся любители фотосенсаций.

– Дело не в этом, я просто не хочу вторгаться в чужую жизнь. Мы оба знаем, каково это. Видишь это окно? Там, в гостиной, Остен писала свои книги.

Сейчас на ее лице было выражение, воистину бесценное даже в мире Джека Леонарда.

– Дверь в гостиную все время скрипела, а она не хотела, чтобы смазывали петли, – продолжала Мими, – и она писала по утрам, когда мать и Кассандра хлопотали по хозяйству. Они не трогали ее, потому что знали, что она по-настоящему гениальна. Скрип двери предупреждал ее о том, что кто-то пришел, и она накрывала рукопись промокашкой. И под ней лежали капитан Уэнтуорт, Анна, пронзенная душа, и агония напополам с надеждой, боже, как же это невероятно!

– Кажется, Генри как раз хотел пронзить чью-то щель, – ответил Джек, и Мими хватило присутствия духа на то, чтобы хорошенько шлепнуть его, когда тот выходил обратно на дорогу.

– И это все, что ты смог запомнить, прочитав пятьсот страниц «Мэнсфилд-парка»?

Он не стал говорить ей о том, что даже не открывал книгу, – не было смысла.

– Просто очень образно, – ухмыльнулся он, увлекая ее за собой. – Слушай, это все, конечно, шикарно, но вообще-то я тебя сюда привез ради того, чтобы ты кое с кем повидалась.

Она отпрянула, уставившись на него.

– В Чотоне? Это еще зачем?

– Ярдли все устроил. Живет тут одна дамочка, помнишь, та, которая из дома не выходит? У нее тут огромный особняк, и она как-то связана с Остен и этим домом, и мне наконец удалось убедить ее встретиться с нами.

Мими не двигалась с места.

– Дом, Мими. Вот этот самый дом. Я купил его для тебя. Ну, то есть предложил его выкупить. А мне еще никогда не отказывали.

Он хитро подмигнул.

Мими отвернулась, чувствуя, что ее вот-вот вырвет.

– Ничего не понимаю, – наконец выговорила она, опираясь на садовую кирпичную стену у перекрестка двух дорог.

– Говорю же, я назначил цену, которую готов заплатить за этот дом. Возьму в аренду на сто лет, так тут дела и делаются. Так или иначе, этим занимался Ярдли. На это ушла уйма времени. Старушка-то оказалась упрямой, несмотря на то что сидит взаперти.

– Все равно не понимаю, – отозвалась она. – Зачем?

– Потому что я тебя люблю, глупенькая. И знаю, как много это для тебя значит, – пусть мне все рассказал Ярдли, но догадаться было бы не сложно, уж поверь. Почему бы не сбыться мечте самой преданной поклонницы Остен?

– Но я не смогу там жить! – закричала она, бросившись прочь, и он пытался ее удержать, когда неподалеку появились признаки жизни – благородного вида мужчина в темно-сером пальто и шляпе, с докторским саквояжем в руке.

– Пожалуйста, Мими, послушай, ведь это же важно! – кричал Джек, но она не слушала. Ему пришлось поспешно кивнуть мужчине, который озадаченно глядел ей вслед. Джеку уже было знакомо подобное выражение лица.

– Быть не может… – пробормотал доктор Грей, повернувшись к Джеку, который невозмутимо пожал плечами. – Простите, но ваша жена так похожа на…

– Мы просто туристы, – поспешно оборвал его Джек.

– Она выглядела очень расстроенной.

– Просто укачало, не переживайте. Дорога узкая, извилистая. Как у вас там говорится? Всего хорошего?

Джек поспешил следом за Мими, стоявшей на коленях на лужайке возле поля для крикета.

– Меня вот-вот стошнит, – сказала она, завидев его.

Он попытался помочь ей подняться, и на этот раз она ударила его по-настоящему.

– Джек, нет. Перестань.

Он начинал выходить из себя.

– Боже правый, Мими, я думал, что ты будешь счастлива. Неужели ты не можешь порадоваться хоть раз, ради меня?

Она бросила на него взгляд исподлобья.

– Что все это значит?

– Господи, да ты постоянно твердишь о Дарси, о Пемберли, о том, как Элизабет влюбилась в него, едва завидев этот дом…

– Ведь это ирония, чертов ты кретин!

– …как это романтично, сколько в этом страсти, а я просто хотел, чтобы ты была счастлива…

– Страсти хотел.

– Нет, – возразил он, – счастья, веришь ты мне или нет.

– Ты мне целый храм купил. И что с этим святилищем делать прикажешь? Жить здесь я не буду, это даже не летний дом… это безумие.

Ее глаза сузились.

– Боже, да ты сумасшедший, так?

– Нет, но мне кажется, что с ума сходишь ты. Или я, из-за любви к тебе.

Он в бешенстве устремился прочь.

Через несколько секунд она поднялась с земли.

Прямо перед ней, на восточном краю парка, стояли два гигантских дуба, чьи ветви, сплетаясь, образовали настоящую портальную арку. Сквозь нее она видела закатное солнце, золотистое, как яблоки, совсем как в стихах Йейтса, – его лучи струились средь нагих ветвей и падали на склоны холмов неподалеку.

Да, это был ее рай. Джек пытался купить ей частицу рая.

В конце концов она вернулась к машине, увидев, что он прислонился к ней, изучая карту. Она подошла к нему, прижалась всем телом, спрятав голову на его груди. Сперва он не реагировал, но вскоре поцеловал ее в темя и чуть встряхнул за плечи. Она взглянула на него и рассмеялась.

Он хотел бы побыть с ней подольше, вот так – ощущая касание ее тела, но знал, что им необходимо встретиться с Франсес Найт. Они пошли по дороге, ведущей к Большой Усадьбе, и Мими захлестнула волна воспоминаний.

– Я заблудилась, а фермер, такой милый молодой парень, показал мне могилы сестры и матери Джейн, я даже не знала, что они здесь. Помнишь, когда мы встретились, я только что сыграла в «Отечестве и славе»?

Он помнил. Он хотел купить тот сценарий – в 1944‐м фильм вошел в десятку самых кассовых.

– Я вспоминала его – он потерял обоих братьев на войне и не сумел примириться с этим. Это тоже своего рода психическая травма. Я решила, что фильм может помочь людям увидеть, как много горя пережили те, кто лишился близких. Помочь осознать это.

– ОООВС из одной женщины[3]3
  Объединенные организации обслуживания вооруженных сил – добровольческое объединение религиозных, благотворительных и иных обществ по организации досуга военнослужащих США, основанное в 1941 году и функционирующее по сей день.


[Закрыть].

– Джек, серьезно, это все, что я смогла сделать, не служив.

– Знаю, знаю. Просто мне все еще немного обидно.

Они остановились у начала гравийной дороги – в сотне ярдов стояла Большая Усадьба, грозно смотревшая на них со склона холма.

Она взяла его за подбородок, притянула к себе и нежно поцеловала.

– Прости, Джек. Я в самом деле благодарна тебе. Просто… так трудно это осознать.

– За деньги можно купить все.

Он пожал плечами, будто это ему ничего не стоило.

– Вообще я с этим не согласна, но после такого могу и передумать.

Он взял ее за руку, и они вместе пошли по дороге к усадьбе.

Глава 17

Чотон, Хэмпшир.

Три часа дня

Франсес Найт сидела в комнатке, известной как альков для чтения, на самом верху трехэтажной фронтальной башни Большой Усадьбы. Оттуда можно было наблюдать за всеми, кто шел по дороге ко входу, будь то званый гость или нет. Именно поэтому ее так любила Джейн Остен. Даже в годы войны туристы иногда появлялись у низких деревянных ворот в нескольких сотнях футов от входа, не решаясь подойти ближе, вынимали свои фотоаппараты, чтобы сфотографировать дом, где гостила писательница.

После трех месяцев активных телефонных переговоров с Жозефиной и Эви упорство Ярдли Синклера было вознаграждено: мисс Найт рассмотрела возможность продажи коттеджа. Она ничего не сказала умирающему отцу, решив, что разумнее будет немного подождать. До сих пор в ее голове ни разу не появлялись настолько коварные и расчетливые планы, и она ощущала некий протест, зарождавшийся на задворках ее сознания – предвестник скорого будущего, которое наступит после его смерти.

С терпением, достойным египтолога, раскапывающего древние руины, Ярдли объяснил ей, что некий состоятельный американец желал приобрести домик эконома по цене, на несколько тысяч фунтов превышающей заявленную. Его целью была немедленная реставрация дома согласно планировке времен Джейн Остен.

Франсес видела, каким ярым поклонником ее наследия был Синклер, и ей потребовалось немало усилий, чтобы отклонять его настойчивые визиты. Чтобы умаслить ее, он все время твердил о том, что этот американец и его невеста приобрели некоторые лоты при продаже поместья Годмершэм, которые могут остаться здесь, в коттедже эконома, не покидая земли предков.

Франсес знала, что ни имение, ни плата арендатора коттеджа не способны покрыть расходы на подобающее содержание, и чувство вины за оборвавшуюся линию их рода толкало ее на путь вероятного искупления. Если, конечно, дом попадет в достойные руки.

Ярдли уверял, что покупатель – то, что им нужно, а если точнее, его невеста, не только знаменитая, но и преданная почитательница Остен, и клялся, что та не пожалеет средств на то, чтобы сохранить такое достояние.

Франсес переводила взгляд с дороги на часы над каминной полкой. В три часа пополудни должны были прибыть Джек Леонард и его невеста. И действительно, ровно в назначенное время со стороны Госпорт-роуд к особняку подошли мужчина и женщина. На миг они остановились, и женщина указала на церковь и кладбище за буковой рощей, затем мужчина открыл перед ней ворота. Обоим было за тридцать, одеты они были со вкусом, в руке у мужчины была карта, а женщина нервно перебирала пальцами что-то у себя на шее. Мужчина смотрел прямо на дом, а взгляд его спутницы блуждал повсюду, и даже с такого расстояния было заметно, что она побледнела и слегка не в себе.

Франсес спустилась по висячей дубовой лестнице с массивной якобинской балюстрадой, чтобы встретить их в Большой Зале. У окна с импостами уже был накрыт столик с чаем, кофейным и ореховым тортами; там же стояла бисквитная «Виктория» с клубникой, собранной в саду, и медом с пасеки Найтов.

Поставив на оттоманку поднос с чаем, Франсес уселась на полинялом коленкоровом диване и огляделась. Она редко бывала в этой комнате – самой большой и холодной во всем доме. Она вспомнила вечеринки и семейные праздники в дни ее молодости и как здесь угощали новых соседей. Сейчас от былого остался лишь сочельник, когда вся деревня собиралась здесь после мессы, чтобы погреться у огня. Может быть, минувшее Рождество станет последним, что проходит вот так.

Жозефина открыла дверь и провела гостей в комнату, где ждала Франсес.

– Добро пожаловать, мистер Леонард. – Она улыбнулась, шагнув им навстречу. – А это, должно быть, ваша очаровательная невеста. Мистер Синклер чрезвычайно почтительно отзывался о вас, – обратилась она к его прекрасной спутнице.

Мими и Джек ожидали, что с мига на миг их неизбежно узнают – сперва недвусмысленный долгий взгляд, за которым обычно следовало аханье или даже вскрик, – но Франсес просто стояла перед ними и улыбалась, как если бы Мими была просто будущей женой Джека Леонарда.

– Мими, – она протянула руку хозяйке особняка.

– Мими? Необычное имя.

– Сокращение от Мэри Энн.

– Я не знал, – удивился Джек.

– Вступающим в брак лучше хранить свои секреты, – улыбнулась Франсес.

– «Еще лучше как можно меньше знать о недостатках тех, с кем собираешься прожить всю жизнь», – Мими процитировала Остен, трогательно улыбаясь.

– Значит, вот в чем дело, – рассмеялся Джек.

Франсес указала им на такой же коленкоровый диван напротив и сразу налила чаю.

– Мистер Синклер говорил, что вы большая любительница Джейн Остен, – обратилась она к Мими, стараясь не смотреть на Джека, чья энергичность и подтянутость пугала ее. Она боялась остаться с ним наедине – тогда она согласилась бы продать ему не только старинный индийский ковер под ногами, но даже прядь своих волос.

Мими энергично закивала.

– Да, вы не представляете, насколько большая – я уже приезжала сюда одна, еще до войны, до того, как переехала в Калифорнию, и видела коттедж, и церковь, и могилы. Тогда я бы все отдала за то, чтобы оказаться в этой комнате.

Она немного помолчала.

– Надеюсь, что – у меня совсем не было времени, чтобы осознать все, что случилось, Джек только что рассказал мне об этом, – надеюсь, что вам не в тягость эта встреча. Я понимаю, что вам непросто далось это решение. Я бы никогда не смогла сделать этого.

Джек осуждающе взглянул на нее. Мими ничего не понимала в бизнесе.

– Спасибо, вы правы. – Франсес чувствовала себя неуютно. Теперь ей неловко было смотреть и на Мими. Та была нечеловечески красива: выразительный подбородок с маленькой ямочкой, потрясающие фиалковые глаза.

– Не будем думать о прошлом, – предложил Джек. Он знал, что не стоит вести дела, оглядываясь назад, и считал, что жить стоит так же. Если слишком много говорить с хозяйкой о продаже ее фамильных ценностей, ему придется иметь дело не с одной, а двумя расчувствовавшимися женщинами. На сегодня с него уже хватит.

– У нас грандиозные планы, – продолжал он. – Займемся реставрацией коттеджа, он станет еще красивее – гордостью вашей семьи. Деньги не имеют значения.

Он осмотрелся внимательнее: каждая из вещей, окружавших его, была окружена ореолом воспоминаний, словно толстым слоем пыли. На каминной полке стояли выцветшие фотографии женщин в приталенных платьях, на стенах – портреты предков, и кроме электрических ламп и обогревателя у стены здесь не было ничего, что напоминало бы о современности. Сама Франсес выглядела много старше своих лет – проницательный Джек отметил, что кожа на ее шее была словно пергамент, в уголках глаз были «гусиные лапки». Можно было подумать, что ей далеко за пятьдесят, если бы он уже не знал, что хозяйка всего на десять лет старше его.

– По-моему, мы оба только выиграем, – вновь заговорил он. – Каждый получит желаемое. Ярдли говорил, что вы весьма благоразумны, а мне нравится иметь дело с подобными людьми.

– Зачем вам этот коттедж, мистер Леонард?

– Для моей любимой невесты. Во всем мире нет другой такой обожательницы Остен. Правда, дорогая? Покажи свое кольцо.

Мими колебалась, и тогда Джек взял ее за руку, на которой было золотое кольцо с бирюзой, и показал его Франсес.

– О, оно похоже на… выглядит знакомым, – прерывающимся голосом проговорила та, поняв, что это то самое кольцо из каталога «Сотбис», когда-то принадлежавшее Джейн Остен. Теперь оно красовалось на пальце женщины, собиравшейся выйти замуж за этого невежу, повсюду видевшего только доллары.

– Так и есть, – подтвердил Джек. – Мими просто без ума от нее. Мы даже снимаем фильм по одной из книг Остен.

Мими внимательно наблюдала за Франсес, расположение которой так старался завоевать Джек. Она казалась отстраненной, словно пыталась осознать перемены, происходившие в ее жизни, но не могла уловить их сути. Эта леди как будто принадлежала другому времени – белая блуза с высоким воротом, длинная тяжелая юбка, светлые волосы с проседью, собранные на затылке.

Но едва Джек упомянул о фильме, ее черты разгладились.

– Фильм? Вы режиссер?

– Продюсер, – уточнил он.

– Вот как.

Джек прокашлялся.

– Сказать по правде, я еще кое-чем занимаюсь. Я слышал о «Разуме и чувствах», нанял одного писателя – Джей Ди Бэйтман, может, слышали? Так вот, он работает над сценарием. Сюжет что надо, – присвистнул он.

Франсес перевела взгляд на виновато улыбающуюся Мими, смущенную поведением Джека.

– Вы тоже работаете над фильмом?

Мими кивнула, сделав глоток чая.

– Работает? – усмехнулся Джек. – У нее одна из главных ролей! Элинор!

Теперь Франсес всерьез заинтересовалась Мими.

– Значит, вы актриса?

– Можно и так сказать, – ответила Мими.

– Актриса? – переспросил Джек. – Она кинозвезда! Мими Харрисон! «Отечество и слава», главная роль!

Франсес склонила голову.

– Мне очень жаль, я нечасто бываю в кино. Уверена, что вы добились больших успехов.

Краска досады залила лицо Джека над безупречно отглаженной и накрахмаленной рубашкой от «Сэвил Роу». Он не хотел, чтобы их узнавали повсюду, где бы они ни появились, но если такая популярность играла в его пользу – почему нет? Впрочем, он инстинктивно чувствовал, что мисс Найт весьма заинтересована в средствах, вырученных от продажи дома, и теперь гадал, насколько тяжелым было ее положение и как он мог использовать это в своих целях.

Он решил воспользоваться минутной заминкой, внезапно спросив:

– Итак, что скажете, мисс Найт? Сделка состоится?

Франсес смотрела на него: белозубый, кареглазый, прищурился, подавшись вперед, – хищник, готовый растерзать жертву.

Мими осторожно коснулась ее руки.

– Пожалуйста, не подумайте, что мы вас торопим. Просто мы очень волнуемся. Не принимайте поспешных решений.

Старая, знакомая боль застучала в висках Джека. Так они ни о чем не договорятся.

– Сколько вы пробудете в Чотоне? – нерешительно спросила Франсес.

Мими переглянулась с Джеком, перед тем как ответить.

– Мы остановились в Лондоне, и сейчас подыскиваем летний дом. Мы можем приехать сюда в любое время. Мне бы очень хотелось этого.

– Тогда возвращайтесь, – улыбнулась ей Франсес. – А там посмотрим.

Слова «посмотрим» для Джека были капелькой скотча на женской ключице, и он поднялся с дивана, чересчур энергично пожав руку леди Найт.

Вслед за ним встала и Мими.

– Джек, я хочу ненадолго остаться с мисс Найт. Женские секреты, – подмигнула она.

Он посмотрел на женщин.

– Хорошо, любимая. Только всех секретов не раскрывай. Да, мисс Найт, еще кое-что: пусть личность моей невесты останется тайной, хорошо? Бремя славы, и все такое. Уверен, что вам совершенно не хочется, чтобы у вас в саду завелись репортеришки с камерами.

Когда он ушел, Мими снова села напротив хозяйки.

– Неважно, каким будет ваше решение, но я хотела выразить вам свою глубокую признательность. Вы не представляете, какая честь для меня оказаться в вашем доме и беседовать с вами. Джек иногда бывает совершенно невыносимым.

– Вовсе нет. Он похож на моего отца, только в нем больше энергии и страсти.

– Я знаю, что вашему отцу нездоровится. Мне очень жаль.

– Он может умереть со дня на день, – кивнула Франсес.

– Мне действительно очень жаль.

– Не стоит. Его жизнь была долгой и достойной. Ему уже почти восемьдесят шесть – наша семья славилась долгожителями.

– Сейчас тяжелое время для подобных решений, кроме того, двое американцев вмешиваются в вашу личную жизнь.

– Времени подумать у меня предостаточно, но советоваться не с кем. Я последняя из прямых потомков. Мой отец – праправнук брата Джейн, Эдварда Найта, и я чувствую, какая ответственность лежит на мне сейчас.

Мими вскинула голову в изумлении: она знала, что старший брат Джейн, адмирал Фрэнсис Остен, дожил до середины 1860‐х годов.

– Значит, ваш отец знал брата Джейн, когда был еще мальчиком! Невероятно!

Франсес кивнула, и ее лицо наконец стало совершенно спокойным.

– Вся семья праздновала здесь Рождество, за тем длинным столом с веджвудским сервизом. Греясь у камина, они пели гимны, пили глинтвейн и ели жареные каштаны.

– Как и любая другая семья.

– Верно. Семья. Моя семья. Но для всех остальных – просто книги одной из лучших писательниц мира.

– А вам нравятся ее романы?

– Мой ответ вас разочарует: мне больше нравятся Бронте, – улыбнулась леди Найт.

– Просто отлично! – рассмеялась Мими.

– Никому ни слова.

– Не волнуйтесь, никто не узнает. Особенно Джек. Тогда он постарается сбить цену.

Франсес поняла, что Мими знает, какого сорта ее жених, и теперь не так переживала за нее. Джек действительно напоминал ей отца, и она представляла, с чем вскоре может столкнуться Мими.

Женщины поднялись с дивана: сперва Мими, за ней Франсес.

– Приезжайте снова – с Джеком или без него.

Мими благодарно улыбалась.

– У меня к вам столько вопросов! Надеюсь, вы не пожалеете об этой любезности.

– Уверена, что нет, – улыбнулась в ответ Франсес.

Провожая взглядом Мими и Джека, удалявшихся от дома, Франсес чувствовала себя так, словно только что ей удалось победить некие вселенские чары. Мими и Джек были подобны бомбе, упавшей на их маленькую, жалкую деревню – неистовая пара, подобная Мэри и Генри Кроуфорд. Франсес думала о том, кому можно рассказать об этих гостях. Узнает ли Мими кто-то из ее друзей и знакомых? Эви, Шарлотта, доктор Грей, быть может, Эндрю Форрестер?

Январское солнце быстро скрывалось за горизонтом, и она слышала, как в комнатах внизу Жозефина включает свет и разжигает камины.

В залу вбежала Эви с щеткой в руке и застыла, увидев леди Найт.

– Простите, мисс, мы думали, вы вернулись в свою спальню.

– Ничего, Эви. Просто наши гости немного задержались. Ты снова можешь заниматься своими делами.