Текст книги "Общество Джейн Остен"

Глава 13

Чотон, Хэмпшир.

22 декабря 1945 года

Первое собрание общества Джейн Остен, где на основе пожертвований, способствующих развитию образования и изучению английской литературы, в частности творчества Джейн Остен, создан ее Мемориальный Фонд.

Первым делом необходимо было создать доверительный фонд как основу всей будущей деятельности общества, назначив его председателя, казначея и секретаря.

Собрание проходило в гостиной Гроверов, и Аделина согласилась на должность секретаря, так как отлично справлялась со всякого рода заметками, и получила единогласное одобрение. Доктор Грей, учитывая его работу в школьном совете, должен был занять пост председателя на ближайшие два года. Эндрю, как юристу, сферой деятельности которого были трастовые счета и банковское дело, выпала роль казначея. Подобное распределение совершенно устраивало Адама Бервика, чье незавидное финансовое положение не позволяло ему отвлечься от работы.

Акт доверительного управления, составленный Эндрю Форрестером, предусматривал получение средств путем пожертвований и членских взносов, и трое учредителей немедленно выделили тридцать фунтов, открыв счет для непредвиденных расходов.

Каждый из них принял на себя определенные полномочия, обязавшись обеспечивать условия для сбора средств, избегать связанных с этим рисков и получения выгоды. Эндрю Форрестер, также бывший доверенным лицом Найтов, согласился воздерживаться от использования средств фонда с целью приобретения их имущества.

– Дело довольно деликатное – Аделина, это можно не записывать, – но все-таки, основа добровольная, и никто из нас не делает это ради выгоды, так что меня устраивает возможность воздержаться от голосования. Просто мы должны всегда помнить о трудностях, которые нас ждут.

– Каковы будут правила принятия решений, ведь нас так мало? – спросил доктор Грей.

– Исторически эта процедура выполняется в соответствии с парламентской, где присутствует большинство членов, включая воздержавшихся. Таким образом, если я воздержусь, вы и Аделина должны принять одинаковое решение, чтобы оно вступило в силу.

– Ха! – рассмеялась она в ответ, и все взгляды устремились на нее.

– Что ж, – быстро нашелся Эндрю, – вот вам и еще одна веская причина найти еще по меньшей мере двух кандидатов на вступление в общество. Пяти учредителей будет вполне достаточно.

– А что с деньгами? – спросил Адам. – Как мы выкупим коттедж?

– Учитывая состояние рынка недвижимости, – ответил Эндрю, – нам понадобится несколько тысяч фунтов, не меньше. Предлагаю как можно скорее организовать сбор средств, чтобы нам было что предложить мисс Франсес. Тогда есть надежда, что со временем ее отец даст свое согласие.

Доктор уловил смысл его слов и внимательно посмотрел на него.

– Значит, вы думаете, нам стоит поспешить, пока он еще жив?

Эндрю повозился с бумагами, лежавшими у него на коленях.

– От Адама я узнал, что некто со стороны заинтересован в приобретении поместья. То же случилось и с имением Годмершэм, когда-то принадлежавшем брату Остен. У меня с собой каталог, он в открытом доступе, так что я охотно покажу его вам.

Каталог Эндрю переходил из рук в руки.

– Стартовая цена в пять тысяч фунтов за письменный стол? – поразился доктор Грей.

– Ушел в три раза дороже. Адам, что еще вам известно?

– Кто-то из «Сотбис» постоянно звонит мисс Франсес.

– Откуда вы знаете? – удивленно спросила его Аделина.

– Эви рассказала.

– Эви Стоун? – переспросил доктор. – Что у этой девочки на уме?

– Как бы там ни было, – заметила Аделина, – она там не только камины чистит. Ей слишком рано пришлось уйти из школы. Она очень умна, умнее любого из нас.

– Уверен, вы преувеличиваете, – улыбнулся доктор Грей.

– Говорите за себя, – совершенно серьезно парировала Аделина.

– Итак, вернемся к моему предложению, – вмешался Эндрю. – Я предлагаю сразу после Нового года опубликовать небольшое объявление в «Таймс» и местных хэпмширских газетах, чтобы уведомить читателей о создании фонда по сбору денежных сумм в поддержку инициатив нашего общества.

– Должны ли мы упоминать о коттедже? – спросил Адам.

– Думаю, так будет лучше, – ответил Грей. – Следует дать публике понять, каковы наши цели. Для этого нужно нечто более существенное, чем письменные столы и топазовые крестики.

– Говорите за себя, – вновь откликнулась Аделина. – Я бы не отказалась от украшений, принадлежавших Остен.

Доктор почувствовал странное удовлетворение – прежняя Аделина, остроумная, со всей ее прямотой, медленно, но верно оживала вновь.

Глава 14

Чотон, Хэмпшир.

Рождественская неделя 1945 года

– Как думаешь, получится у нас вытащить старушку на службу в сочельник? – спросил Том. Вместе с Эви в лесу он собирал плющ и падуб для украшения вестибюля и гостиной Большой Усадьбы, где готовились к ежегодному приему гостей со всей деревни после рождественской службы в церкви Святого Николая.

– Кто знает, – ответила Эви. Тому было двадцать, ей всего шестнадцать, она рылась в снегу, обрезая ветви, и на ее щеках играл свежий румянец, какой бывает лишь в непорочной юности. – Ты уже прочитал книгу, которую я взяла для тебя в библиотеке?

Несмотря на то, как много и жадно она читала, ее любимой книгой все равно оставалась «Гордость и предубеждение». Она была чем-то вроде проверочного теста в ее небольшом круге общения: Эви заставляла читать ее повариху Жозефину, горничную Шарлотту и Тома, конюха и садовника, со всей присущей ей настойчивостью. Если книга им не нравилась или они не могли прочесть ее до конца, она просто списывала их со счетов.

– Ммм, еще нет, – кашлянул Том. Он пытался взяться за чтение – против него играло время и двое молодых людей, как и он, имевших виды на девушку. Но даже предвкушение возможной награды не могло затмить его неусидчивость и недисциплинированность.

– Прочти ее, Том, правда. Она очень хороша. И очень смешная.

Эви поднялась, сжимая в руках охапку ветвей, и улыбнулась ему.

– Я больше не унесу, а ты?

Через липовую рощу он видел поле к западу – от леса и поместья его отделяла низкая изгородь у канавы, не закрывающая обзор, но и не дававшая овцам топтать сады.

– Солнце уже садится, скоро вечерний чай. Слушай, может, книга побудет у меня еще немного?

– Мисс Найт говорила, что ей очень нравится, когда мы что-то читаем, так что я уверена: она будет не против.

Сквозь липовую рощу Эви направилась к усадьбе, а Том побрел за ней. Она догадывалась, что он даже не открывал роман, но не могла понять, действительно ли он такой непоседа или она просто ему не нравится. В любом случае, он не произвел на нее особого впечатления, да и сама Джейн Остен была бы не в восторге.

Эви зашла в дом, положив охапку ветвей на столик слева от огромной деревянной двери. Сверху Том положил свою и удалился на кухню за чаем, заваренным Жозефиной. Эви выбрала более извилистый путь – через гостиную, которую здесь звали Большая Зала, в библиотеку первого этажа, и через небольшую галерею достигла столовой.

Посередине комнаты стоял гигантский стол из красного дерева, за которым некогда обедали Джейн и Кассандра с братом, его одиннадцатью детьми и всевозможными гостями. Столовая располагалась в трехэтажном западном крыле, и здесь было два огромных окна с глубокими подоконниками и плотно закрывавшимися парчовыми портьерами на высоких медных карнизах. Сидя у южного окна, можно было незаметно наблюдать за тем, как к дому по дороге приближается кто-то из редких гостей.

Там, как и предполагала Эви, сидела мисс Найт.

– Прошу прощения, мисс, – и Франсес обернулась.

Эви волновалась за хозяйку. Мисс Найт была окружена ореолом всепоглощающей серости, ее лицо и осанка были безжизненными, словно она уже стояла на пороге меж двух миров. Она всегда была одна, и друзей у нее становилось все меньше, так как почти все время она проводила дома. Эви была еще совсем юной, но уже понимала, что дружбы не бывает без тяжкого труда и бдительности. Ей, так скоро покинувшей школу, пришлось рано лишиться радостей товарищества, и она видела, что жизнь в огромном пустом доме почти без прислуги не оставляет Франсес свободного времени на какие-то увлечения, помимо редкого похода в кино с подругами, чтения собственных книг и составления их каталога.

– Мисс, Том и я хотели бы знать, будете ли вы присутствовать на церковной рождественской службе. О том же меня спрашивали многие в деревне.

В ответ Франсес покачала головой. Ей не хотелось видеться с таким множеством людей, к тому же добрая их половина и так должна была явиться к ней домой.

– Нет, но ты должна пойти с Томом и Шарлоттой. Жозефина останется здесь, поможет мне все приготовить и составит мне компанию. Кроме того, мне нужно будет присмотреть за отцом.

Эви прошлась по столовой. Над камином был портрет брата Джейн, Эдварда Остена Найта, почти в полный рост, написанный в дни его молодости, вскоре после его путешествия по Европе. От Найтов он унаследовал несколько известных имений, а двое других братьев Джейн были коммандерами флота, доходили до самых Кариб и Китая. Эви подумала о женщинах семьи Остен, никогда не бывших за пределами Англии. Быть может, дальше всего на севере они бывали в Пик-Дистрикт, на юге – в Саутгемптоне, но почти все свои дни наверняка провели в деревнях наподобие Чотона. Эви задумывалась о том, что, возможно, ей суждено застрять здесь навсегда, и о том, какое чудо станет для нее билетом в другой мир.

– Мисс Найт, надеюсь, вы знаете, как для всех это важно. Вы и ваш отец невероятно добры, раз устраиваете в своем доме подобные празднества.

– Спасибо, Эви. Это семейная традиция – важно их чтить. Придут ли твои родители?

– Папе все еще трудно ходить даже с тростью, но Адам Бервик отвезет его в церковь на своей телеге.

– Прекрасно, Эви. Два года провести прикованным к постели – это слишком долго.

Едва сказав это, Франсес вдруг поняла, что в некоторой степени ее собственная жизнь проходит точно так же. Внезапно ее пронзило чувство презрения к собственному наследству, – а она была достаточно набожной и суеверной, чтобы не придавать этому значения.

– Эви, – проговорила она, поднявшись с подоконника, – все же на этот раз я буду на службе. Я хочу помолиться за твоего отца. Он сильный человек. Впрочем, думаю, ты и сама это знаешь.

В столь редкие мгновения, когда с мисс Найт можно было о чем-то поговорить, Эви не терпелось рассказать ей о своей находке. Она искренне жалела Франсес, желая, чтобы та перестала грустить и сердиться, и втайне надеялась, что сумеет отыскать еще что-то, что позволит этому семейству процветать, как когда-то. Но чувства подсказывали ей, что чем самостоятельнее она будет действовать, тем выше ее шансы сделать что-то по-настоящему важное. Мысли о том, что она сама способна добиться ответов на все свои вопросы, полностью завладели ею.

Эви суждено было стать академиком, но она еще не знала об этом.

Поэтому девушка просто кивнула в ответ и пошла на кухню пить чай, оставив Франсес наедине с портретом своего родича. Эви впервые поняла, что ее работа по-настоящему важна и она делает все, что в ее силах. Она была уверена, что даже Джейн и Кассандра Остен не потребовали бы от нее большего.

Глава 15

Чотон, Хэмпшир.

Сочельник 1945 года

Полные волнующего предвкушения празднества жители деревни потоком устремлялись в приходскую церковь. Родители отпустили своих маленьких детей, и в морозных сумерках те носились меж кладбищенских надгробий, а все мужчины и женщины чинно шагали в своих лучших шляпах и пальто.

Стоуны спустились с телеги Бервика – четверо их детей шли рядом от самого поля на краю деревни. Адам помог сойти своей матери и миссис Стоун, а следом и мистеру Стоуну, чьи ноги больше не сгибались – при ходьбе он подволакивал их, опираясь на две трости.

Доктор Грей уже был в церкви, осматриваясь и гадая, явится ли мисс Найт на службу в этот раз. Хэрриет сидела с ним в одном ряду, а рядом ее старшая незамужняя сестра, но он был не расположен к общению. Его мучили воспоминания о том оскорбительном и неуместном звонке, которым медсестра предупредила его визит к Гроверам.

Медленно вошли Бервики и Стоуны, заняв свои места позади, затем все вдруг засуетились – в сопровождении Эви Стоун и конюха Тома явилась сама мисс Найт. Как ее врач и давний друг, доктор Грей знал, сколько сил ей потребовалось для этого, и ободряюще улыбнулся ей, пока она шла меж рядами, чтобы по обыкновению занять место впереди, справа от алтаря.

Шум стих, из глубины зала появился преподобный Пауэлл, готовый к началу службы. Он попросил всех встать для исполнения торжественного гимна, и в этот самый миг с порывом холодного ветра дверь приоткрылась, впустив Аделину Гровер с матерью. Как можно тише они заняли свои места в центре зала.

Доктор Грей даже не взглянул на них, хоть они и сидели в одном ряду с ним, в соседнем крыле. Он ощущал на себе взгляды Хэрриет и ее сестры, но полностью сосредоточился на уведомлении об увольнении, намереваясь вручить его мисс Пэкхем в новом году. Его не заботили трудности, связанные с поиском новой медсестры, которая бы согласилась работать в Чотоне. Быть объектом сплетен своих подчиненных само по себе нелепо, но совершенно неприемлемо, когда это происходит без всякого повода.

Служба, как и всегда, длилась недолго – преподобный Пауэлл ждал начала празднества не меньше, чем остальные. Пропев последний гимн «Придите, о верующие», все присутствующие дождались, пока мисс Найт покинет церковь, и лишь затем устремились ей вслед.

Доктор проходил мимо надгробий, укрытых снегом, думая о свежей могиле в самом дальнем уголке кладбища, у самой стены, за которой начинались поля. Впервые ли мать пришла оплакать свое дитя в эту ночь? Когда умерла жена, он несколько месяцев не мог прийти к ней на могилу. Каждое утро он просыпался, шарил рукой по постели, искал ее и звал, когда кипел чайник, и в минуты беспросветного отчаяния ему казалось, что краешком глаза он видел, как мелькнул ее халат – она просто вышла из комнаты и вот-вот должна была вернуться.

Доктор Грей пропустил вперед всех остальных и наконец остался один. Дождавшись, когда закроют ворота для усопших, он пошел к новому надгробию, серебрившемуся под луной. В нескольких ярдах было другое, побольше, – утопленное в холодную, мерзлую землю.

Дженни Кларисса Томсон Грей

23 мая 1900 – 15 августа 1939

Горячо любимая жена доктора Бенджамина Майкла Грея

Да упокоится она с миром

Взглянув на могильный камень, доктор принялся читать молитву. Он редко молился, полагая, что молитвы способны лишь унять мирской праведный гнев, но сегодня он желал быть услышанным Богом. Ему нужна была помощь. Он должен был понять, как жить с этой болью, не причиняя боли себе и остальным. Его нарушенная клятва – великий грех, ведь он знал так много, а умножающий знания должен быть милосердным. Доктор думал о мистере Стоуне, что буквально шел по жизни на костылях, о Франсес Найт, что боялась выйти из дома, о вечно печальном Адаме Бервике, понимая, что все они страдали. Да, они сумели пережить две страшных войны, каких еще не видел мир, но ради чего им было жить?

Вот Адам и его мысли о том, как можно сохранить наследие Джейн Остен. Вот список книг, который Аделина дала Эви и ее отцу, вот чашка чая с булочкой там, во дворе усадьбы, и званый вечер уже начался без него. Все это – мелочи в сравнении с войной, но они были намного важнее, чем ему казалось.

Наклонившись, он прижал пальцы к губам и провел ими по надписи на могиле жены. Прошло уже почти семь лет, и он считал, что чтит ее память, предаваясь горю. Но Дженни любила жизнь, как никто другой – столь ясным был ее ум, а сердце – всегда открыто. Ни дня, ни минуты она не жила так, как он сейчас. Для нее в этом не было смысла. Он должен был признаться самому себе в том, что подвел и ее, и себя.

Поднявшись, он вышел через крохотные ворота, державшиеся на разболтанных петлях, вспомнив, что нужно починить калитку Гроверов.

В столовой Большой Усадьбы на первом столике для посуды рядами стояли серебряные подносы с засахаренными сливами, пирожными «картошка» и теплыми «лукошками». Из старого винного погреба Жозефина достала кларет и шампанское, а в большом камине висел черный железный котел, где закипал глинтвейн с корицей, гвоздикой и мускатным орехом. На втором столике были фамильные хрустальные кубки и подставки с шампанским, накрытые плотными белыми салфетками. Под ним, на дубовом паркете, сидели самые младшие из Стоунов, двое мальчишек, и играли в камешки.

Адам скромно стоял у стены в дальнем углу, близ двери в библиотеку, будто вот-вот готовился сбежать. Он почувствовал облегчение, едва завидев доктора Грея, появившегося в зале много позже окончания службы.

Тот принял бокал шампанского из рук Шарлотты, направившись к Адаму, что все так же стоял у стены, опираясь на деревянные панели обшивки, уходившей под самый потолок.

– Шумновато здесь, Адам, и народа полно. Дорого же нам обходятся фруктовые корзиночки Жозефины. Вы в порядке? – спросил его Грей.

– Вполне ничего, – ответил Адам так дружелюбно, как только мог.

Мужчины наблюдали за сутолокой, царившей в зале, поминутно прерывавшимися разговорами и тем, как гости поглощали столь редкие в эти дни апельсины и запасы выпивки из фамильного погреба. Посреди всего этого на ситцевом диванчике устроилась Франсес Найт, и ее привычную бледность сменил румянец от каминного жара.

– Думаю, сейчас не время говорить с ней о коттедже и наших планах, – сказал Адам.

– Боюсь, что так. Этот праздник и так отнял у нее все силы.

Адам повел головой в сторону библиотечной двери справа.

– Вы видели, сколько там книг?

– Заглядывал когда-то давно. По-моему, в усадьбе несколько библиотек, но эта самая большая.

Доктор заметил, как загорелись глаза фермера.

– Заглянем туда ненадолго, Адам? Думаю, мисс Найт не станет возражать – она всегда благосклонна к гостям.

Адам одобрительно кивнул, и они с доктором медленно вышли из залы в библиотеку.

Там, в дальнем углу, на стульчике у камина сидела юная Эви Стоун. Викторианский изразцовый камин был много меньше того, средневекового, что отапливал столовую. Она была совсем как дитя, эта маленькая фея с короткой прической и изящными руками, в которых она что-то держала.

– Ой! – испуганно вскрикнула она, спрятав что-то вроде тетради на полку по соседству.

– Прости, Эви, мы не будем тебе мешать, – с улыбкой успокоил ее доктор Грей. – Но почему ты здесь, а не вместе со всеми?

Эви поднялась со стульчика и разгладила складки на своем темно-синем вязаном платье – слишком долго она сидела здесь.

– Ну, во‐первых, мои младшие братья сейчас играют на деньги, напиваются или уже что-то украли, так что уж лучше я побуду здесь, подальше от всего этого.

– А во‐вторых? – со смехом спросил доктор. Вся округа знала, что Эви терпеть не может эту четверку, младшему из которых было пять, а старшему тринадцать.

– Посмотрите, как здесь прекрасно! Разве нет? Я, кажется, насчитала две тысячи книг в одной лишь этой комнате.

Она взяла одну из них с ближайшей полки.

– Видите переплет? Это особый фамильный переплет Найтов, специально заказанный у печатников. Вот здесь их родовой герб, оттиск на коже, как будто они сами печатали эти книги.

Доктор взял том, протянутый ему Эви, открыл его. Это было первое издание «Паломничества Чайльд-Гарольда» лорда Байрона, опубликованное в 1812 году в Лондоне.

– Эви, ты просмотрела много книг?

Она кивнула.

– А мисс Найт знает об этом?

– Конечно. Она всегда подначивает домашних пользоваться ее библиотекой.

– А сама она часто здесь бывает? – Доктор и Адам принялись изучать книги на полках, проводя пальцами по корешкам.

– Не очень. То есть я редко ее здесь вижу. Она читает, да, у нее много любимых книг, но большинство она перечитывает.

Тут Адам рассмеялся, чем поразил своих собеседников – настолько непривычно было слышать его смех.

– Простите, но за мной тоже водится подобный грешок.

– Вот как? – удивилась Эви. – И что же вы читаете?

– Да так, знаешь, всякое…

Адам повернулся обратно к книжным полкам.

Доктор с улыбкой взглянул на Эви, затем на Адама.

– Адам, вам совершенно нечего стесняться.

Девушка широко распахнула глаза.

– Остен, – наконец признался Адам.

Эви не сводила с него глаз.

– Но это же моя любимая писательница! Я тоже постоянно ее перечитываю.

Она подошла к Адаму, взяв с полки две похожие книги, и протянула их Адаму.

– Взгляните, мистер Бервик, разве не здорово? Еще одно первое издание.

Он повертел их в руках.

– «Эмма», двухтомник. Как странно.

Доктор уселся в кресло напротив, рассудив, что они здесь надолго.

– Почему странно? – спросил он.

– Должно быть три тома.

– Откуда вы знаете? – недоверчиво спросила Эви.

Адам раскрыл один из томов.

– Как и все остальные книги Остен, насколько мне известно. Смотри, – он показал ей форзац. – Отпечатано в Филадельфии, в 1816 году.

Эви кивнула.

– Знаю. Как думаете, почему книга, которую издали в Америке, оказалась здесь?

Доктор Грей, скрестив ноги, наблюдал за ними с нескрываемым удивлением. Он впервые видел настолько увлеченного Адама и настолько пораженную Эви.

– Может быть, – вмешался он, – какой-то дальний родственник прислал ее Найтам или самой Остен. Эви, ты говорила, что здесь две тысячи книг. А что в других комнатах?

– Я бывала только в той, что прямо над нами, на втором этаже. В мои обязанности входит уборка первого этажа, второй за Шарлоттой.

– Сколько же здесь пыли, раз ты так долго убираешься? – с совершенно серьезным видом спросил Адам.

Эви рассмеялась. Она почти не общалась с ним – он всегда казался ей одиноким тихоней. Ей и в голову не приходило, что у них может быть что-то общее – например, любовь к Джейн Остен.

– Эви, – вновь обратился к ней доктор, переглянувшись с Адамом и получив его молчаливое одобрение. – Эви, Адам и я кое-что придумали. У Адама появился небольшой план.

– Обожаю всякие планы! – весело откликнулась она.

Оба улыбнулись ей – их радовал ее юношеский задор.

– Мы хотим создать что-то вроде мемориала Джейн Остен здесь, у нас в Чотоне.

Эви снова уселась на стульчике.

– Статую или какую-нибудь табличку?

– Нечто большее.

Доктор взглянул на Адама.

– Расскажите ей. Все-таки это ваша идея.

Адам поставил «Эмму» обратно на полку и нерешительно подошел к Эви.

– Что, если мы выкупим коттедж эконома, отреставрируем его? Обставим его мебелью той эпохи, повесим картины. Тогда туристам будет на что посмотреть.

Эви перевела взгляд с Адама на доктора.

– А где вы возьмете деньги? И мебель, и все остальное?

– Ты задаешь правильные вопросы, моя дорогая, – ответил доктор Грей. – Мы решили создать общество, чтобы собирать пожертвования и выкупить дом со всем необходимым. Всем известно, что какие-то ее письма и принадлежавшие ее семье вещи находили то в одном, то в другом чотонском доме. Вероятно, старая миссис Остен много что раздала слугам и их семьям. Кто знает, что мы сможем найти, если постараемся.

– А кто в нем состоит? Вы и Адам?

– Да, и еще Эндрю Форрестер, юрист из Олтона, и мисс Льюис, то есть Гровер.

Доктор вновь переглянулся с Адамом, перед тем как продолжить.

– Если тебе интересно, присоединяйся к нам.

– Я? – От изумления ее глаза вновь широко раскрылись.

– Если быть честным, рано или поздно нам придется поговорить об этом с мисс Найт, и если ты будешь на нашей стороне, то наши шансы на успех возрастут. Ты же знаешь всю ее библиотеку наперечет.

– Просто не могу остановиться, – серьезно сказала она, и доктор удивился ее самокритичности. – Совсем как мой отец. Он, как и я, тоже прочел весь список книг от мисс Льюис.

– Но ведь дело не только в этом? – спросил доктор.

Она смотрела на него с любопытством.

– Скажите, доктор Грей, а вам это зачем? Когда я еще ходила в школу, помнится, вы все читали мисс Льюис нотации за то, что она давала нам столько из Остен.

– Да, доктор Грей, зачем это вам? – раздался голос в дверях. Все трое обернулись, увидев Аделину, с головы до пят в трауре, лишь подчеркивавшем бледность и усталость ее лица.

Доктор предложил ей свое кресло, но она отказалась и встала рядом с Адамом у книжной полки, достав толстый том, который он только что изучал. Внимательно изучив обложку, она раскрыла книгу и повернулась к ним.

– Такого я раньше не видела – фамильное тиснение Найтов. И много здесь таких?

– Спросите мисс Стоун, вашу бывшую ученицу. Скрупулезность в отношении книг досталась ей от вас, – указал доктор на Эви.

– Вы ведь понимаете, что это второе издание «Белинды»? – Аделина обращалась ко всем присутствующим. – Марии Эджуорт, важнейшего из наших педагогов‐теоретиков! Ему цены нет – межрасовый брак слуги-негра и юной англичанки убрали из третьего издания.

Просто невероятно!

Аделина вернула книгу на место и уселась в кресло, предложенное доктором, взглянув на каждого из них.

– Так вы с ней поговорили?

Доктор оценил ее проницательность.

– Конечно, она прекрасно впишется в наше общество.

– А она согласилась? – улыбнулась в ответ Аделина, взглянув на все еще ошеломленную Эви.

Та смотрела на столь почитаемых ею учительницу и доктора, которых знала с детства, думая, не это ли та самая долгожданная возможность проявить себя, к которой она столько готовилась? Стать частью того, что раньше было ей недоступно. Внести свой вклад. Знать что-то, о чем не знают другие.

– Да! – радостно воскликнула она.