Текст книги "Мир под кайфом. Вся правда о международном наркобизнесе"

19. Народ сидящий

Тюремный мир отличается от мира снаружи: здесь собрались под одной крышей отбросы общества и худшие представители человеческого вида. Диана пожаловалась, что даже теперь Сет редко улыбается на фотографиях, потому что так и не научился снимать маску – брутальное выражение лица, сопровождавшее его двадцать лет за решеткой.

«Нужно держаться уверенно, не уступать, дать всем понять, что ты справляешься. Если не носить эту маску постоянно, легко стать жертвой насилия», – объяснил Сет.

Когда Сет отбывал срок в федеральной тюрьме Манчестер, как-то по дороге на прогулку прямо перед ним споткнулся и упал парень, с ног до головы покрытый кровью. Очевидно, его избили в душевой другие заключенные. Его даже пришлось госпитализировать, но в итоге он выжил.

Другой риск – вас могут «опустить», то есть превратить в петуха. Если вы в душевой случайно уроните мыло, ярые любители попок тут же набросятся на вас, точно стая голодных кошек[62]62
  К примеру, я слышал странную историю о том, как одного парня изнасиловали расческой. В общем, он решил отложить личинку и зачем-то встал прямо посреди процесса, пока у него из задницы еще вываливались куски дерьма, – и пошел по камере. Его сокамерника аж передернуло от отвращения, и он выразил свое неудовольствие, ткнув нашего героя в жопу расческой. По случайному совпадению расческа при этом попала прямо в анус, так что несчастный в ужасе заорал и выбежал из камеры в коридор. Штаны при этом были спущены ниже колена, а в руке он держал вымазанную говном расческу, размахивая ей, будто олимпийским факелом, и крича охранникам, что его изнасиловали. В результате его из нашего крыла перевели в другое с целью обеспечения защиты, а его сокамерника обвинили в сексуальном насилии.


[Закрыть].

Там, где все пытаются друг друга поиметь, заключенным имеет смысл держаться вместе. Чем вас больше, тем безопаснее и все такое. Группа зэков, тусующихся вместе, называется «семья» или «кентовка». Чаще всего такие группы образуются по расовому или географическому принципу – к примеру, семья нью-йоркцев, семья белых, семья итальянцев и так далее. Обычно (но не всегда) семьи связаны с какой-то бандой – так, внушающее страх «Арийское братство» могло покровительствовать семьям белых парней.

Если семья – это просто группа заключенных, поддерживающих друг друга, то банда – это более организованный союз, который занимается продажей наркотиков, подкупом надзирателей, сутенерством и тому подобным. Поскольку большинство криминальных авторитетов значительную часть жизни так или иначе проводит за решеткой, именно отсюда контролируется многое из того, что происходит на улицах: наркосделки, заказные убийства – что угодно. Между бандами в тюрьмах возникают терки: к примеру, неонацисты из «Арийского братства» не ладят с «Черной партизанской семьей».

«В столовой господствовала сегрегация, – рассказывал Рики Автострада. – Я видел, что все сидят за своими столами – черные, арийцы, мексиканцы. Но единственный раз, когда расизм коснулся лично меня, – тот случай с Тедом Маккормиком. Он был белый, и арийцы ему велели со мной не зависать. Как-то раз, когда меня не было рядом, двое арийцев избили его гасилами».

С другой стороны, Сет нашел союзников там, где не ждал.

«Я встречал совершенно долбанутых отморозков, встречал отмороженных гомофобов, но Джонни Смертник – педик, который умел постоять за свою дырку, – был самым странным из всех. Если требовался надежный человек в разборках – надо было идти к нему, – объяснил Сет. – Ублюдки боялись его до усрачки».

Однажды в тюрьме появились чернокожие новички и, не зная местных расистских порядков, уселись смотреть телевизор в комнате белых. Белые пришли к Сету, а тот обратился к Джонни Смертнику. Сет объяснил новоприбывшим, что здесь гостиная для белых, а черные могут посмотреть телевизор в собственной гостиной на другом конце холла. Они посмотрели на Сета как на психа, но, прежде чем они что-то сказали, Джонни прошипел: «Вы его слышали. Валите отсюда».

Один из черных парней оскорбился.

«Пошел на хер, педрила».

Это разозлило Джонни. Он набросился на обидчика и двинул ему в нос. Полилась кровь. Сет решил вмешаться, чтобы ситуация не вышла из-под контроля, и оттащил Джонни обратно в его камеру, а остальные белые отправились в другое крыло на переговоры с главным авторитетом черных, чтобы предотвратить масштабный расовый конфликт.

«Джонни Смертнику на все было насрать – вечером того же дня его отправили в одиночную камеру за то, что он во дворе обозвал черных ниггерами, – добавил Сет. – Он, может, и был геем, но еще он был толстокожим деревенщиной, и ему все было до фени».

Со времен Никсона почти все американские президенты – Джордж Буш, Рональд Рейган, Билл Клинтон – участвовали в негласном соревновании, кто больше ужесточит меры пресечения. Клинтон знал, что, если он откажется мериться членами с предшественниками, его сочтут либеральным слюнтяем, так что в 1994 году партия демократов провела новый федеральный закон о преступности, согласно которому штаты получали дополнительные выплаты, если заключенные отбывали не менее 85 % своего срока. Это привело к тому, что население тюрем практически удвоилось. Разумеется, содержание такого количества людей под замком влетало в копеечку, так что правительство стало нанимать частных субподрядчиков. Так тюрьмы превратились в бизнес. Частные компании получали миллионы долларов за содержание в неволе мужчин и женщин. Это одна из немногих вещей (помимо Израиля и военного бюджета), по которым у республиканцев и демократов было полное единодушие. Ох уж эта двухпартийная система!

Если взять группу людей, однажды признанных «неполноценными», и сказать им, что теперь они на равных с остальными, но при этом не дать им никакой поддержки – пусть справляются сами, как умеют, – и заставить их селиться в самых худших районах, где все располагает к нарушению закона, – как думаете, какой будет результат?

«Еще во времена Гражданской войны нам обещали сорок акров земли и мула, но мы их так и не получили, – сказал Росс. – В этой стране черные никогда ничего не получают».

В США живет 5 % всех людей на земле и 25 % всех заключенных – а следовательно, Америка находится впереди планеты всей по количеству зэков на душу населения. Сомнительная честь. В этом отношении Штаты опередили Россию, Китай, Иран и любую из африканских диктатур. Вот уж воистину страна свободы. А учитывая долгую и славную историю американского расизма, неудивительно, что, несмотря на многочисленные исследования, доказывающие, что черные продают и употребляют наркотики не больше, чем белые, более половины всех арестов за наркотики в США приходится на афроамериканцев. В Южной Африке времен апартеида в тюрьмах сидело 853 человека на каждые 100000 черного населения. В сегодняшней Америке это число составляет 4919 черных и 934 белых на каждые 100 000. Итого, сегодня в американских тюрьмах сидит больше черных, чем было рабов в 1850-м.

«Заключение по-настоящему открыло мне глаза, – поделился Сет. – В федеральных тюрьмах белые в меньшинстве».

Массовое заключение создает порочный круг: мальчик попадает в плохую компанию, продает наркотики, отправляется в тюрьму. Он выходит на свободу, его девушка беременеет, но работу он найти не может, потому что он бывший зэк, – и что ему делать? Снова продавать наркотики и снова попадать за решетку. Тем временем ребенок растет без отца и начинает шляться по улицам.

А с таким количеством чернокожих заключенных тюремная культура попадает обратно в общество. Они не могут работать, не могут голосовать. И в итоге превращаются в новый низший класс.

Чем меньше возможностей, тем выше конкуренция. На сегодняшний день Южный Чикаго – бывшая территория Аль Капоне – контролирует одна из самых опасных банд в стране. С 2001 по 2016 год здесь убили больше людей, чем погибло американских солдат в Ираке и Афганистане, отсюда и запоминающееся прозвище района: Чирак. Подавляющее большинство жертв – молодые чернокожие. Этому нет конца и края.

Нам, британцам, нравится думать, что мы выше этого, у нас-то нет проблем с расизмом, но на самом деле мы ничем не лучше. Великобритания тоже ужесточила меры пресечения в 1990-х. Риск угодить за решетку за преступления, связанные с наркотиками, для чернокожего в одиннадцать раз выше, чем для белого. Для азиата – всего в три раза. Так что не хочу никого обидеть, но Великобритании, как и США, тихо и незаметно удалось во всем превзойти один из самых расистских политических режимов в человеческой истории. Так держать!

В мире тюремных банд Сету удалось найти способ преодолеть расовый барьер.

«Я играл в бейсбол и американский футбол с черными, в европейский футбол с испанцами и в софтбол со всеми. Спорт стал моим универсальным языком», – объяснил он.

Начав со спортивной площадки, вскоре Сет начал писать заметки о тюремном спорте, а затем перешел на книги и статьи. Он стал рассказывать о ребятах, с которыми сидел, – о таких, как Рик Росс по прозвищу Автострада. Именно Сет предложил мне написать ему.

«Он настоящий джентльмен, – сказал Сет о своем тюремном товарище. – Было здорово увидеться с ним, выйдя на волю, но мы годами переписывались, у нас была куча общих знакомых, так что мы как будто и не переставали общаться».

В тюрьме было много свободного времени – и Рик наконец выучился грамоте.

«Я повсюду ходил с карточками, чтобы подсматривать, как правильно читать буквы – а, бэ, вэ», – рассказал Рик. Он зарылся в книги по юриспруденции и раскопал одну формальность, которая аннулировала его пожизненный приговор: технически два его предыдущих приговора следовало считать связанными с одним эпизодом криминальной деятельности. Судья согласился с ним и уменьшил срок заключения до двадцати лет.

«Чтение подарило мне свободу», – заключил он.

Нет нужды говорить, что вынесенный Сету приговор здорово подкосил его семью. У отца было достаточно связей на флоте, чтобы вытащить его из любой передряги, если бы его поймали на военной базе, – но на гражданской территории он ничем не мог помочь сыну. С моими родителями было точно так же: помню, как мама пришла навестить меня и устроила разгон за то, что я им ничего не рассказал, а ведь они могли заплатить за хорошего адвоката. Но я уже ознакомился с нормами вынесения приговоров и знал, что мне светит минимум два года, – судья при всем желании не мог снять меня с крючка. В общем, мы оба облажались.

Для Сета тюремное заключение означало разлуку не только с друзьями и семьей, но и с любовью всей его жизни. Диана администрировала его сайт и публиковала статьи, написанные в тюрьме. Они поженились в комнате для свиданий в одной из тюрем в присутствии капеллана, куратора и одного из надзирателей. После церемонии молодоженам разрешили провести вместе пятнадцать минут.

Сет вышел на свободу в 2014-м, отсидев 21 год из своего срока. 21 год – это очень долго. Пока он сидел, мир увидел Нельсона Манделу и конец апартеида, урегулирование конфликта в Северной Ирландии, приход нового тысячелетия, теракты 11 сентября, вторжение в Ирак, Интифаду Аль-Аксы, всемирный финансовый кризис, «Гарри Поттера» и «Властелина колец», первого чернокожего президента США, WikiLeaks, арабскую весну, айфоны, Myspace, Facebook, Instagram, клонированную овечку Долли, смерть принцессы Дианы, а я тем временем закончил детский сад, школу и университет (и теперь рыдал крокодильими слезами над одним выпавшим из жизни годом). Удивляюсь, как Сету удалось снова встать на ноги, проведя столько лет вне игры.

«Когда я вышел, то довольно быстро ко всему привык. У меня ушло какое-то время на то, чтобы понять разницу между сотовой связью и вайфаем. Все эти автоматические меню меня просто убивают. Ты звонишь куда-то, чтобы поговорить с человеком, а напарываешься на замкнутый круг, в котором робот заставляет тебя нажимать цифры на экране. Мне кажется, справедливо, что травку постепенно начинают легализовывать. Я как был любителем марихуаны, так и остался».

После отмены пожизненного приговора Рик Росс вернулся на свободу чуть раньше Сета, в мае 2009-го, прямо в любящие объятия своей подружки. И сразу вышел на тропу войны: он без конца выступает, дает интервью, пишет книги и всячески старается отвадить детей от преступности. А еще собирает деньги на съемки фильма о своей жизни.

«Вот увидишь – „Суперфлай 1980“! Он соберет в прокате миллиард баксов!»

Сет теперь актер, кинематографист и журналист. Но что стало с последним участником нашей святой троицы? Надеюсь, вы еще не забыли Норма Стэмпера.

20. Черные жизни (не)важны

30 ноября 1999. Сорок тысяч антикапиталистически настроенных демонстрантов вышли на залитые дождем улицы в центре Сиэтла на марш против глобализации и власти корпораций. Они заблокировали перекрестки, чтобы не пустить делегатов в здание театра «Парамаунт», где проходила очередная конференция Всемирного торгового общества. Дальнейшие события получили известность как Битва в Сиэтле.

«Я разрешил использовать слезоточивый газ, чтобы очистить перекресток, на котором собрались сотни, а может быть, и тысячи демонстрантов, – вспоминал Норм Стэмпер. – Я спал не больше трех-четырех часов в день, шли дожди, мой свитер был насквозь пропитан водой и слезоточивым газом. Центр города был практически парализован, а нам надо было добраться куда-то и помочь человеку, истекавшему кровью от ножевого ранения. Но в результате применения газа стало только хуже: перекресток был свободен, но какой ценой! Демонстранты, которые до тех пор были мирными, обозлились, и их гнев обратился против городской полиции».

В следующие несколько дней мирные протесты переросли в беспорядочные уличные бои между активистами и полицейскими. Одетые в черное команды спецназа, выглядевшие как оккупационные войска, распыляли повсюду слезоточивый газ, так что по улицам плавали облака удушливого дыма.

К концу той недели Стэмпер подал в отставку. Сегодня Норм считает тот приказ использовать против активистов слезоточивый газ «самой большой ошибкой в своей карьере», но в течение пяти лет он был уверен, что принял верное решение.

«Как-то раз я был на автограф-сессии, и ко мне подошел человек без книги. Он сказал: „Когда-то я вас уважал„. Я спросил: “Вам есть что сказать о тех событиях?“ И он ответил: „Да, я был там, надышался газа. Вы получили что хотели, но потеряли меня и множество других людей“».

«К тому моменту, как закончился мой тур, во мне произошла серьезная перемена. Я понял, что мы не должны были так поступать. У нас не было права применять газ против американцев, реализующих свое право собираться и протестовать против того, что им не нравится. Эти прекрасные люди собрались, чтобы выступить против несправедливости, а я оказался их врагом».

Битва в Сиэтле заставила Стэмпера пересмотреть свои взгляды на полицейское насилие. Он вступил в организацию Law Enforcement Against Prohibition – «Правоохранительные органы против запрета», в которую входят полицейские, судьи и прокуроры, не согласные с политикой войны против наркотиков.

Это случилось в самую обычную среду 6 июля 2016 года. 32-летний Филандо Кастиле сходил на стрижку, пообедал с сестрой в «Тако Белл» и поехал за своей девушкой, Даймонд Рейнольдс, и ее четырехлетней дочерью. Филандо был чернокожим. А еще, как и у всякого добропорядочного американца, у него имелось огнестрельное оружие. На Ларпентер-авеню в Фалкон-Хайтс, пригороде Сент-Пола, штат Миннесота, их остановили офицеры местной полиции Джозеф Каузер и Джеронимо Янес.

– Сэр, должен предупредить, у меня при себе оружие, – сообщил Кастиле, когда офицеры подошли к нему.

– Окей, – сказал Янес, положив руку на кобуру. – Тогда не доставайте его.

– Я не буду его доставать.

– Он не будет его доставать, – повторила Рейнольдс.

– НЕ ДОСТАВАЙТЕ ЕГО!

– БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ-БАХ!

– ФАК!!!

Джеронимо Янес выпустил семь пуль. Рейнольдс вела в фейсбуке трансляцию того, что произошло потом. Филандо сползает по водительскому сиденью, его рубашка вся в крови. Он собирался достать документы. Потом он перестает шевелиться.

Шонтил Аллен, местная учительница, активистка движения Black Lives Matter – «Черные жизни важны», – одной из первых прибыла на место событий.

«Я как раз подошла, когда его вытаскивали из машины, – рассказала она мне по скайпу. – Я как-то работала в школе в том районе, где жил Филандо. Мы были очень похожи: выросли в одной среде, он тоже был жертвой расовых предрассудков, как и все мы. Меня не раз останавливали на той же улице».

«Если твой сын черный, ты говоришь ему не появляться на Ларпентер-авеню. Если в машине трое черных – ее обязательно остановят. Если вас все же трое, то третьему лучше оказаться девушкой, и желательно миниатюрной. Вас заставят выйти из машины и обыщут».

И СМИ, и общественное мнение видят в черных идеальных жертв: если ты не святой, как сама мать Тереза, если в тебе можно хоть к чему-то докопаться – значит, ты «бандит» и сам напросился. В любом случае, нельзя просто так стрелять в людей, а потом оправдывать это чем-то, что вообще никак не связано с тем, что вы их застрелили.

Филандо Кастиле оказался как раз идеальной жертвой. Он работал в школьной столовой, и его застрелили на глазах у его подруги и четырехлетнего ребенка во время обычной дорожной проверки. Он сказал офицеру, что у него в машине оружие именно для того, чтобы избежать проблем, но офицер все равно открыл огонь, потому что ему показалось, что он почуял запах марихуаны.

«Я думал, что моя жизнь в опасности, что если ему хватает духу курить марихуану в присутствии пятилетней девочки, рискуя ее жизнью и здоровьем из-за пассивного курения, подвергая тому же риску пассажира переднего сиденья, то с чего ему заботиться о моей жизни?» – заявил Янес во время следствия. В машине позднее нашли стеклянную трубку и небольшой пакетик травы. Так, благодаря тонкому нюху офицера Янеса, маленькая девочка лишилась отца.

Движение Black Lives Matter возникло в результате серии смертей афроамериканцев от рук полицейских в 2013–2014 годы. Многие из этих дел имели большой резонанс в прессе – в частности, убийство Тамира Райса, двадцатилетнего парня, которого застрелили из-за того, что он держал в руках игрушечный пистолет, и 43-летнего Эрика Гарнера, задушенного полицейскими при задержании за нелегальную продажу сигарет. Тысячи протестующих запустили онлайн-кампанию под хэштегом #BlackLivesMatter и вышли на акции – порой весьма агрессивные, – требуя совершить правосудие и положить конец вековой традиции полицейского насилия в США.

Только за 2015 год полицейские убили в перестрелках 990 человек, 93 из которых (около 10 %) были безоружны. 258 из них были чернокожими (из них 15 % не имели при себе оружия – по сравнению с 6 % белых). Кажется, что это не так уж много, но даже если остальные были агрессивными отморозками, за годы эти цифры складываются в сотни невинных жертв. Поскольку большинство жертв полицейского насилия имеют белый цвет кожи, движение Black Lives Matter критикуют за то, что они делают акцент на черных. Но суть не в цвете кожи. В июле 2017 года Шонтил и мать Филандо, Валери, вышли в Миннеаполисе на марш в память о Джастин Даймон, австралийке, застреленной черным офицером, которого она сама же вызвала, чтобы заявить о произошедшем рядом с ее домом изнасиловании.

Так что копы убивают и белых под столь же нелепыми предлогами, но в относительных цифрах невооруженный чернокожий имеет гораздо больше шансов быть убитым представителем правоохранительных органов, чем невооруженный белый. Фернандо Кастиле, конечно, был вооружен, но вот вам следующий вопрос: целился ли он в офицера из своего оружия? Для 17 % белых и 24 % черных ответ будет «нет».

«Даже если критика движения Black Lives Matter справедлива и убийства, совершенные американскими полицейскими, совершены не на почве расовых предрассудков, это не означает, что полиция не нуждается в реформах, – написал Конор Фридерсдорф в журнале The Atlantic. – Потому что факт остается фактом: офицеры полиции США убивают больше людей – в том числе невооруженных и страдающих психическими расстройствами, – чем офицеры полиции любой другой демократической страны».

С другой стороны, существует основанное полицейскими и консервативными политиками движение Blue Lives Matter, которое подчеркивает, что статистически для полицейского риск быть убитым черным бандитом на 18,5 % выше, чем самому убить безоружного черного. Конечно, можно и так посмотреть на дело. И тем не менее, становясь полицейским, человек осознанно выбирает работу, подразумевающую повышенный риск. Чего нельзя сказать об обычном чернокожем, который просто садится за руль своей машины. Как сказал однажды Джон Стюарт, «с какой стати офицеров полиции нужно судить строже, чем бандитов?».

Несмотря на то что ежегодно полицейские нашпиговывают свинцом тысячи гражданских (с любым цветом кожи), с 2005 по 2014 год за это предстали перед судом всего 47 офицеров, и лишь немногим был вынесен обвинительный приговор. Конечно, все как один твердят, что они столкнулись с агрессивными преступниками, и в отсутствие видеодоказательств или противоречащих этому показаний других полицейских приходится принимать их слова на веру. Но каковы шансы, что их сдадут собратья по униформе?

16 июня 2017 года Джеронимо Янес был оправдан по обвинению в нарушении правил обращения с оружием и убийстве второй степени. Тот факт, что полицейские могут убивать сколько угодно гражданских – в особенности черных – и им все сойдет с рук, очень убедительно доказывает: сегодня черные жизни не важны.

Так почему же полицейские до сих пор упражняются в стрельбе по чернокожим? Я хотел поговорить с кем-то, находящимся по ту сторону полицейской солидарности, их собственной круговой поруки. С Нормом Стэмпером.

Разумеется, большинство людей, живущих в гетто, не связываются с наркотиками и преступностью – пусть возьмут с полки пирожок. Но полицейским нужно поддерживать видимость напряженной работы и совершать аресты.

«В Сан-Диего, если ты хороший коп, тебе нужно делать пять задержаний в день – как минимум одно уголовное и несколько штрафов за нарушение ПДД. Хочешь стать детективом – выполняй, – рассказал мне Стэмпер. – Копы по всей стране соревнуются за количество арестов, а не за качество полицейской работы, которое подразумевает решение проблем, выстраивание отношений и предотвращение преступлений. Каждый день ты проверяешь рейтинг, сравнивая себя со Смитом и Джонсом».

«Черные и латиносы – самые заметные представители среды, в которой употребляют и продают наркотики и до проблем которой правительству нет дела. В приличных районах просто нет точек, контролируемых бандами. Так что, если тебе не хватает пары арестов, ты отправляешься на угол 30-й и Империал-авеню: там за один день можно закрыть недельную норму выработки».

Другими словами, если молодой мужчина с темным цветом кожи идет по улице, копы автоматически считают, что он каким-то боком причастен к деятельности наркоторговцев. Поскольку черных чаще останавливают и обыскивают, их и арестовывают чаще, а если тебе срочно надо кого-то арестовать… ну, вы поняли. В белых районах такое бы не прокатило: белые могут позвонить адвокату и устроить скандал.

Рики Росс не стал с этим спорить.

«Копам легче производить аресты в гетто, вот они и собираются там, где публика не такая благопристойная. Да и ордер на обыск в Южном Централе получить гораздо проще, чем в Беверли-Хиллз».

Неустанная погоня за статистикой и одержимость целью «убрать с улиц Х килограммов наркотиков» саботировала работу полиции и создала условия, в которых офицеры что угодно придумают («Видите ли, сэр, этот район известен своими подражателями Бобу Марли, а вы выглядите так, будто знаете, как обращаться с бонгом»), чтобы оправдать обыски и задержания, которые, в свою очередь, являются кратчайшим путем к желанному повышению и одновременно еще больше ожесточают те самые социальные слои, которым они должны служить и которые должны защищать.

Полицейские охотятся за наркодилерами не только потому, что это хорошо смотрится в статистике арестов, но и потому, что так они зарабатывают на жизнь. Конфискация гражданских активов – так называется процедура захвата чьего-то имущества на основании одного только подозрения в совершении преступления. Имущество затем можно продать, а деньги оставить себе. По сути, это легализованный грабеж.

«Это делает штат, это делают отделения полиции, да все это делают, – признался Стэмпер. – В отделениях, где производится много арестов за наркотики, обычно имеется пара специальных сотрудников, которые занимаются реализацией конфискованного имущества. Это коррупция не на уровне отдельно взятых копов, это системное явление. Отбирать у своих же соотечественников дом, квартиру или яхту, чтобы потом продать их как конфискат и положить деньги в собственный карман, – как по мне, это коррупция».

Более четверти убийств, совершенных полицейскими в США, приходится на небольшие городки вроде Фергюсона. Тамошние участки финансируют далеко не так щедро, как ФБР, так что им, чтобы выжить, приходится прибегать к арестам за превышение скорости и конфискации гражданского имущества. А кто лучшая цель для конфискации имущества? Конечно же драгдилеры (читай: чернокожие).

Если по одной дороге едут белый парень и черный парень, как думаете, кого с большей вероятностью остановят? Конечно же черного, потому что он вызывает больше подозрений у полицейских (как черных, так и белых). И у белого, и у черного парня в машине могут быть наркотики, но, поскольку белый парень не подпадает под стереотип типичного «бандита», скорее всего, ему все сойдет с рук. Конечно, помимо цвета кожи есть и другие факторы – многое зависит от того, как они одеты, каков их стиль вождения и пахнет ли в их машине шмалью. Но в целом черный парень с гораздо большей вероятностью будет арестован за пакетик травки.

Допустим, вы остановили чернокожего парня на дороге в Хиксвилле, Теннесси или где-то еще… что дальше? Все не обязательно должно заканчиваться стрельбой. Так почему же очень часто заканчивается? Отчасти виноват расизм. В южных штатах многие копы были членами ку-клукс-клана, а такое наследие быстро не забудешь. ККК, может быть, и канул в прошлое, но кое-какие предрассудки сохранились до сих пор.

«Полицейские стреляют в невооруженных чернокожих отчасти потому, что боятся их. И чем выше, чернее и крупнее жертва, тем больше страх. Они выросли в белых районах, ходили в белые школы… они никогда не сталкивались с такими людьми. Каждое расистское высказывание, каждая рассказанная в раздевалке история о том, как на полицейского наставили пушку в Логан-Хайтс, лишь подливает масла в огонь. Невежество порождает страх. Страх приводит к искажению восприятия. Вы видите то, чего на самом деле нет. И открываете огонь», – объяснил Стэмпер.

Профессиональный офицер знает, как себя вести, чтобы избежать эскалации конфликта. Но в американской глубинке некоторые шерифы выдают значок и пушку любому отморозку.

«Полицейский может, надев утром форму, пообещать себе: „Сегодня никто не умрет“, – сказал Стэмпер. – И это должно касаться в равной мере его и тех гражданских, с кем он пересекается. Такой настрой у зрелого, хорошо обученного офицера спасает жизни. Но в американской полиции этого нет. Наши офицеры буквально убивают своих сограждан».

«Не торопиться, говорить помягче, спрятаться за своей машиной – это вовсе не трусость. Но копы привыкли думать, что отступать нельзя. А оружие – главный уравнитель».

В августе 2014 года убийство невооруженного подростка по имени Майкл Браун белым офицером полиции в Фергюсоне, штат Миссури, породило волну протестов. Демонстрантов обвиняли в том, что они сжигают собственный город. Ответ полицейских тоже нельзя назвать полным спокойствия и достоинства: отряды спецназа разъезжали повсюду в бронированных автомобилях, словно началось вторжение в Ирак. Откуда они вообще взяли военную технику? Ах да: война против наркотиков!

«Федеральное правительство отправило излишки военной техники местным полицейским участкам. Военным это не пригодилось, сказали они, так что давайте просто подарим все местным правоохранительным органам – без всяких обязательств, проверок, без требования обучать персонал правильному обращению с этой техникой. Все ради национальной борьбы против наркотиков», – рассказал Стэмпер.

В 1980-м произошла масштабная военизация полиции. Команды спецназа, которые раньше задействовали только в чрезвычайных ситуациях – например, в случае захвата заложников или теракта, – теперь то и дело вышибали двери во время рутинных арестов драгдилеров. Началась гонка вооружений между членами банд и полицейскими участками. Когда тебе светит от двадцати до пожизненного, терять-то нечего, так ведь?

«Мы стали более военизированными, они тоже, война пришла на улицы, – рассказала мне Шонтил. – Так продолжаться не может».

Не забывайте, большинство дилеров – отнюдь не вооруженные до зубов маньяки, у которых руки так и чешутся спустить курок. В былые дни я мог набить морду, если была такая необходимость, – спросите хоть у Мики Залупы, – но я вряд ли появился бы у вас на пороге с бейсбольной битой. Драгдилер – это просто человек, продающий наркотики, – кто угодно от стареющего хиппи, толкающего третьесортную травку, до Лаки Лучано, организующего поставки героина через Атлантику.

Вопрос расовой сегрегации в Америке не был решен ни при Клинтоне, ни при Буше, ни при Обаме, ни при Трампе. Ничего не изменилось, кроме технологий. В 1992 году в Лос-Анджелесе начались мятежи – после того как избиение Родни Кинга белыми копами оказалось заснято на видео. Городское восстание, однажды воспетое группой NWA в песне «Fuck the Police», охватило улицы. Безудержное веселье продолжалось шесть дней: толпа устраивала в городе поджоги и грабила магазины, 63 человека погибли, прежде чем в ситуацию вмешалась национальная гвардия. Полицейское насилие было всегда, просто теперь любой прохожий может достать айфон и заснять его на видео. И каждый год десятками появляются новые Родни Кинги.

Со стороны это может казаться бессмысленной жестокостью, но когда конфликты обходились без драк? «Восстание – это язык неуслышанных», – сказал однажды известный пацифист Мартин Лютер Кинг. Для того чтобы мир поверил, что кучка маргиналов может задать всем жару, понадобились Стоунволлские бунты[63]63
  Серия столкновений и спонтанных демонстраций против полиции в июне-июле 1969 года в Нью-Йорке после рейда в гей-баре «Стоунволл-инн». Считается, что бунты стали определяющим событием, ознаменовавшим начало массового движения за соблюдение прав человека в отношении ЛГБТ в США и во всем мире. – Прим. ред.


[Закрыть]. И, кстати, как вы думаете, послушали бы британцы Ганди, если бы не испугались до усрачки разгневанной толпы, сжигающей их колониальные особняки?

Я не призываю ненавидеть полицию. Это опасная работа, и иногда им действительно нужно спустить курок ради нашей безопасности.

«Бывают ситуации, в которых полицейские вынуждены применять оружие. Я присутствовал при стрельбе в Сан-Диего в 1984-м. Это была настоящая бойня, я такой больше не видел: этот псих расстреливал матерей, отцов и детей. Все стонали и корчились на полу. Прежде чем мы до него добрались, погибло двадцать человек. Смогли бы мы сделать это раньше, если бы у нас был бронированный транспорт? Смогли бы. Так что иногда бывает подходящее время и место для применения того, что называется полицейским насилием, где смертельный удар – наилучший выход. Хорошо бы такого случалось поменьше в нашей стране».

Но, несмотря на все случаи, когда применение оружия было полностью оправдано (и преступник действительно напрашивался на пулю 44-го калибра в башке), доверие к полиции подорвано настолько, что любая смерть от руки полицейского кажется подозрительной. И чья это вина?