Текст книги "Мир под кайфом. Вся правда о международном наркобизнесе"

А MDMA соответствует всем критериям эффективности при лечении ПТСР[98]98
  Посттравматическое стрессовое расстройство. – Прим. ред.


[Закрыть]: он быстро действует, не вызывает привыкания, не токсичен, от него никому не бывает плохо – и к тому же он сближает врача и пациента… все как некогда описывал Александр Теодор Шульгин. Согласно одному исследованию, эффективность MDMA при лечении пациентов с посттравматическим расстройством составляет 83 % – и никаких серьезных побочных эффектов.

Мечтать, конечно, не вредно. Но уже существует препарат, который получил все необходимые лицензии, прошел кучу проверок на безопасность – и тем не менее от него умерло больше людей, чем во Вьетнамской войне. Все в рамках закона.

36. Паника в Нидл-парке

Мексиканцы не только перевозили чужой товар, но и кое-что производили сами. Опиумный мак завезли в Синалоа китайские переселенцы еще в XIX веке. В наши дни сырье поступает к таким ребятам, как Педро – он работает варщиком в деревушке под Кульяканом. Педро знаком с Бальдо с тех времен, когда тот выращивал коноплю, так что, когда мы с Мигелем собрались к нему, Бальдо напросился с нами.

Педро вышел встречать нас в огромном сомбреро, делавшем его похожим на уличного музыканта мариачи. Мы выпили по паре пива и пошли осматривать задний двор, где размещалось его хозяйство – несколько ведер и импровизированная печь.

«Из десяти килограммов мака получается кило героина, – объяснил Педро. – Я беру 1500 долларов за килограмм. Дела у меня идут неплохо, одна беда – я много трачу. В удачную неделю я могу наварить килограммов четыреста».

Чтобы получить героин, Пабло нагревает опий-сырец на плите, выливает в ведро, и получится высококачественный мексиканский бурый героин. Педро показывал нам все это, а вокруг носились его малолетние дети – для них это в порядке вещей. Он когда-нибудь попадался? Ни разу – он как Стивен Сигал, просто повар. Однако, выпив еще немного, он признался, что не хотел бы, чтобы его сыновья вошли в семейный бизнес.

«Я постоянно борюсь с сыном, чтобы он не стал таким, как я. Я хорошо зарабатываю, но мне всю жизнь приходится скрываться. Нужно быть кем-то: инженером, юристом, кем угодно – только не заниматься этим. Я все время вынужден врать. Когда меня спрашивают, чем я занимаюсь, отвечаю, что сельским хозяйством. У меня есть поле. Вся моя жизнь – ложь, и я не хочу этого для своих детей».

К этому моменту Бальдо выпил уже дюжину бутылок пива, так что пора было собираться домой. Пока мы ехали обратно, он сочинил для меня персональную балладу в стиле наркокорридо:

«Я спою балладу, рожденную в моем сердце / Расскажу о Мигеле, брате его Бальдомаре, и спою для Нико / Он не ввязывается в неприятности, не пересекает черту / Он глубоко уважает правила и всегда соблюдает их…»

В 1980-х хмурый начал выходить из моды. На нем сидели бродяги в семидесятых, а теперь врачи не решались выписывать пациентам морфин даже при сильных болях, и мафия практически выбыла из игры. Чтобы вдохнуть новую жизнь в потускневший образ, нужны были бизнесмены нового типа, с хорошими связями. И в 1996 году компания Purdue Pharmaceuticals выпустила на рынок новейший опиоидный анальгетик – оксиконтин.

В середине 1990-х Большая фарма в США положила начало настоящему опиоидному кризису, и произошло это по двум причинам. Во-первых, они умалчивали и даже намеренно лгали о том, что продаваемые ими лекарства вызывают привыкание. Так, маркетологи Purdue утверждали, что оксиконтин, лекарство с таким же синдромом отмены, как самый что ни на есть героин, вызывает меньшее привыкание, чем морфин. Врачи, которые получали от капиталистической американской системы здравоохранения всяческие плюшки вроде бесплатных поездок в отпуск, не задавали лишних вопросов.

Во-вторых, компании производили избыточные объемы обезболивающих типа оксиконтина и отправляли излишки в такие штаты, как Флорида – где, как им было прекрасно известно, они попадут на черный рынок через дилеров и аптеки, отпускающие препараты без рецепта. Во Флориде не было законов, регламентирующих, сколько опиоидов и кому могут выписывать врачи, так что некоторые пациенты закупали гораздо больше таблеток, чем им было нужно, и перепродавали друзьям. Тем временем в Ржавом поясе Среднего Запада постепенно разваливались угольная и сталелитейная промышленность, которые раньше были на коне. Именно эти области сформировали основной электорат Дональда Трампа в 2016-м, равно как и клиентскую базу для новой волны увлечения наркотиками. Итак, Солнечный штат превратился в главный узел наркотрафика в стране. Шоссе, ведущее из Флориды вглубь страны, стали называть не иначе как Окси-экспресс.

Федералы встрепенулись в 2010-х и велели врачам перестать выписывать рецепты направо и налево, но возникла новая проблема: рецептов больше не было, а пациенты уже подсели – и куда им было идти? К дилерам, конечно.

«Десять лет назад нашей главной темой была марихуана, – рассказал мне Гектор, боец картеля Синалоа. – Но с тех пор как гринго легализовали траву, нам больше нет смысла ее выращивать. Теперь им нужен от нас мак».

Постепенная легализация марихуаны лишала мексиканские картели прибылей, но они быстро заметили, что гринго глотают оксиконтин так, будто завтра конец света, и стали с удвоенным усердием выращивать на своих угодьях мак, наводнив Штаты дешевым черным героином (напомню, в Америке здравоохранение не бесплатное, так что покупка героина зачастую может обойтись значительно дешевле официальных рецептов и альтернативных методов лечения). Цена мексиканского бурого упала с 200 000 до 50 000 долларов за килограмм. Но любители окси к такому чистому товару не привыкли, и начались передозировки.

Так что теория стартовых наркотиков облажалась по полной с каннабисом, зато с таблетками по рецепту вполне себе работает. u/alexonheroin – пользователь сабреддита r/opiates, онлайн-сообщества героиновых наркоманов, где они обмениваются опытом и предупреждают друг друга о неудачных партиях. Не знаю, кто она и как выглядит, но после того как меня пропустили модераторы, она одной из первых откликнулась на мой пост, в котором я просил поделиться реальными историями об опиоидном кризисе.

«С виду я обычная девушка лет двадцати с небольшим, живущая на юго-востоке страны; я работала на пяти разных работах – в том числе несколько лет в школе. Я замужем. У меня нет диплома о высшем образовании, но я шесть лет проучилась в колледже – это же хоть что-то да значит? – написала она. – Но последние полтора года я сижу на героине.

Как и у многих товарищей по несчастью, у меня все началось с того, что мне прописали лортаб от менструальных болей и болей, вызванных эндометриозом. Я начала принимать его каждый день, даже когда ничего не болело, – просто потому что опиаты прикольные, хаха. Потом я переключилась на препарат под названием опана, потому что одна моя подруга могла доставать по сто штук в месяц. Дозировка была десять мг, и я занюхивала по половинке каждый вечер, потому что от целой я могла блевать всю ночь. Но от этого у меня начались проблемы с пазухами – я несколько месяцев не могла дышать носом. Тогда я решила, что с меня хватит, и перешла на героин, хотела посмотреть, не станет ли получше с носом. И стало! К тому же героин гораздо мягче опаны – я могу принять его и спокойно делать свои дела.

Но в этом-то и проблема. Героин – коварный, чарующий, обманчивый. Это и все остальное, что про него говорят, – правда. Не потому, что на него подсаживаешься, стоит только попробовать, а потому, что он словно набрасывает пелену на глаза, и ты думаешь: а ведь все не так страшно, как показывают в кино, я не начала отсасывать за дозу, моя жизнь на самом деле даже УЛУЧШИЛАСЬ, потому что я стала счастливее, продуктивнее. Ну а потом наступает полный пипец, и ты понимаешь, что такое ломка, – по-настоящему понимаешь. Это ад. Я что угодно сделаю, чтобы этого избежать. К счастью, я достаточно зарабатываю, чтобы покупать оптом, так что я очень редко остаюсь без дозы. Но любой аддикт боится этого дня, и он всегда маячит на горизонте».

Оксиконтин и его аналоги смертельно опасны, но, покупая их по рецепту, вы хотя бы знаете, что вам дают. Героин, который поставляют мексиканские картели, бывает сомнительного качества, и иногда в него добавляют фентанил – искусственный опиоид в пятьдесят раз сильнее героина. Фентанил можно синтезировать в лаборатории (и обойтись без пестрых маковых полей, привлекающих внимание федералов), а поскольку он гораздо мощнее, размер партии меньше – и проще перевезти через границу. Именно это вещество убило Принца и Лил Пипа. К 2016 году от передозировок ежегодно умирали более 60 000 американцев – это больше, чем погибло за всю войну во Вьетнаме. Другой пользователь Reddit, spacetimeismygang, потерял трех друзей из-за опиоидной эпидемии.

«Первым был Ник, – рассказал он. – Помню, как прочел на фейсбуке пост кого-то из друзей, что Ника больше нет, и у меня просто сердце остановилось – я надеялся, что это просто дурацкая шутка. Он передознулся в номере гостиницы, пока сестра моего друга Кристиана (девушка Ника) вышла купить еды. Когда она вернулась, он был уже мертв и лежал на полу лицом вниз. Его реанимировали как могли, но всё без толку. Похороны здорово меня подкосили».

Всего год спустя Иэн, еще один его друг, погиб от передозировки героином. Но самым тяжелым ударом стала смерть последнего, третьего друга.

«Последний из моих погибших друзей, Кристиан, в 23 года подхватил инфекцию сердечного клапана – вроде это называется эндокардит – из-за игл для введения героина. Он перенес несколько инсультов, потому что инфекция распространилась в мозг. Сначала он думал, что просто сильно простудился, поэтому в больницу пошел не сразу. Он несколько недель провел в реанимации в Атланте. Врач сказал его матери, что он, наверное, самый тяжелый пациент в городе. В конце концов ему сделали операцию на открытом сердце (им пришлось остановить его сердце и прогнать всю кровь через специальный аппарат – жуть!). Ему пересадили сердечный клапан от свиньи, и он даже пережил эту операцию! К сожалению, проблему, которая привела его на операционный стол, он так и не решил. Он умер полтора года спустя с иглой в вене. По крайней мере мы успели с ним потусить за неделю до его смерти. Мы пошли и достали себе дури… он был мой лучший друг».

После того как опиоидный кризис оказался в центре внимания СМИ, идея жесткого подхода к наркотикам, несколько утратившая популярность в годы правления Обамы, возродилась с новой силой. Администрация Обамы советовала прокурорам мягче относиться к мелким нарушителям, Трамп сделал все с точностью до наоборот. Снова ввели «обязательные минимумы»: в 2016 году губернатор Индианы, а ныне вице-президент Майк Пенс, возобновил действие законов, предусматривающих тюремное заключение сроком в десять лет для дилеров мета и героина при повторном правонарушении. Несколько штатов провели законы, позволяющие обвинить человека в убийстве, если проданные им наркотики привели к чьей-то смерти. Может, это и отвадит некоторых дилеров от подмешивания фентанила в свой товар, но может, и нет (в конце концов, уровень передозировок не так уж и высок), зато это точно заставит наркоманов трижды подумать, прежде чем вызвать скорую к своему умирающему другу. Дональд Трамп даже как-то поднял вопрос о возвращении смертной казни.

«Если мы не принимаем самых жестких мер по отношению к дилерам, мы просто теряем время, – заявил Трамп перед толпой слушателей в Нью-Гэмпшире. – И эти меры должны включать в себя смертную казнь».

Любопытно, что нынешний виток антинаркотической кампании носит гораздо менее расистский характер – вероятно потому, что на этот раз многие из жертв принадлежат к белой расе и среднему классу, как Алекс. Многие политические сторонники Трампа, в том числе губернатор Нью-Джерси Крис Кристи, высказывали мысль, что опиоидным наркоманам нужна поддержка, а не наказание. Дело тут, вероятно, в том, что этим выбившимся из низов белым политикам проще испытать сострадание к таким вот наркоманам, нежели к черным обитателям гетто или реднекам в трейлерных парках. Это, конечно, несправедливо – где было их сочувствие к «крэковым детям» и их матерям в 1980-х? – но отрадно видеть, что белая Америка наконец просыпается.

В 2007 году компания Purdue Pharmaceuticals была признана виновной в недобросовестном маркетинге оксиконтина и введении в заблуждение врачей и приговорена к штрафу в размере шестисот миллионов долларов. Несколько менеджеров высокого уровня отправились на исправительные работы, но никто не сел в тюрьму. В то же время Purdue наряду с другими фармацевтическими компаниями использовали свои связи в Конгрессе, чтобы проводить удобные им законы – например, принятый в 2016 году Закон об обеспечении доступа пациентов к лекарственным средствам и эффективной борьбе с наркотиками, который осложнял процедуру конфискации подозрительно крупных партий опиоидных анальгетиков. Большая фарма потратила на лоббирование этого закона 102 миллиона долларов, сделав щедрые пожертвования 23 политикам, пропихнувшим его через Конгресс.

Работающие в правовом поле и имеющие все необходимые лицензии корпорации берут на вооружение методы мафии, смертность растет как на войне – но оборот наркотиков нужно «регулировать»; так что же, все стрелки опять переведут на Марию Хуану?

Многие действительно подсаживаются на опиоиды из-за лекарств, но это лишь небольшая доля тех, кто принимает прописанные обезболивающие. Как и в случае с другими наркотиками, далеко не у всех развивается настоящая зависимость. При этом численность людей, принимающих опиоидные препараты от боли, велика, и с ними нельзя обращаться как с преступниками. Если врач подозревает, что пациент стал зависим от препарата, он должен аннулировать его рецепт – иначе рискует лишиться лицензии. Именно в таком случае пациенты переходят на героин, а значит, проблема все-таки заключается в черном рынке.

Однако, как ни крути, опиоидный кризис породила жадность корпораций, и, пока на этом можно заработать, неэтичное поведение – подкуп конгрессменов, заигрывание с черным рынком – никуда не денется. Но как убрать прибыль из этого уравнения?

В конце 1980-х и начале 1990-х Швейцария столкнулась с героиновым кризисом. Отчаявшись взять ситуацию под контроль, полиция объявила, что перестанет патрулировать парк Плацшпиц в Цюрихе. Задумка была проста: оставить наркоманам место, где они смогут собираться и заниматься своими делами, не беспокоя обычных граждан, – но такой попустительский подход привел к тому, что 20 000 наркоманов со всей Европы оккупировали парк, превратив его в бесплодный, заваленный использованными иглами пустырь. Преступность рванула вверх, потому что наркоманы принялись воровать и грабить, чтобы заплатить за новую дозу. Конкурирующие банды из Турции, Ливана и Югославии постоянно грызлись за эту выгодную торговую точку. Больницы не справлялись с потоком передозировок, которые случались почти каждую ночь, так что в 1992 году власти, признав, что ситуация полностью вышла из-под контроля, наконец-то сказали: «К черту!» – и закрыли Нидл-парк. Наркоманы просто переместились в другое место.

В 1994 году Швейцария решила попробовать новый метод. Государство начало выдавать бесплатный чистый героин в клиниках под медицинским присмотром. Поначалу все сказали: «Ух ты, бесплатная наркота!» Но вскоре стали заметны первые результаты. Раньше для того, чтобы заплатить за дозу, наркоманы вынуждены были грабить прохожих или продавать свое тело старым извращенцам. Либо же они сами становились дилерами и тогда видели свой прямой интерес в том, чтобы подсадить на иглу как можно больше людей, которые в свою очередь подсаживали других и так далее – по схеме классической пирамиды. Но, если дозу выдают бесплатно, во всем этом нет нужды.

Выдача героина под строгим контролем в государственных клиниках выводит из игры черный рынок и его беспринципных участников. Это, конечно, не идеал, но, если наркоманы не заняты поиском очередной дозы, у них появляется шанс вести нормальную жизнь, работать, строить семью и так далее. В этих клиниках не случается передозировок, а на улицах никто не разбрасывает грязные иглы, которые могут подобрать дети.

Но почему законопослушные налогоплательщики должны из своего кармана оплачивать наркоманам их кайф? Ну, во-первых, эти люди больны. Почему человек, который случайно подсел на наркотики, должен иметь меньше прав на здравоохранение, чем лыжник, сломавший ногу на спуске с горы, или лентяй, который всю жизнь пролежал на диване, смотря «Нетфликс», и не занимался спортом, чтобы предотвратить сердечно-сосудистые заболевания? Во-вторых, злиться на дармоедов очень легко, но проблема налицо, и нужно либо стиснуть зубы и решать ее, либо смириться с тем, что вас рано или поздно ограбят.

Если бы завтра США засыпали бомбами каждый квадратный сантиметр Сьерра-Мадре, это не разрешило бы опиоидный кризис. Маковые поля просто появились бы где-то еще. Может быть, если бы мы смогли прекратить войны, победить коррупцию и вытянуть все страны третьего мира на уровень жизни Швейцарии… но если бы да кабы.

Когда я был в Филиппинах, полицейские с гордостью показывали мне, сколько наркотиков они сумели конфисковать. Это считается мерилом их эффективности. Если их не украдут из хранилища вещдоков, конфискованные партии обычно сжигают (что нередко приводит к экологической катастрофе: облака дурманящего дыма разносятся по окрестностям, заставляя обитателей дикой природы клевать носом, вылизывать банки из-под «Нутеллы» на помойках и запоем слушать Боба Марли).

В 2017 году в Колумбии спецслужбы поставили абсолютный рекорд, перехватив партию из двенадцати тонн чистого кокаина. У меня аж слезы наворачиваются при мысли о том, что никто никогда не сделает из него дорожку, но это капля в море по сравнению с тем, сколько белого порошка уже вывезено из страны. Картели потеряли на этих двенадцати тоннах меньше десяти процентов от их розничной стоимости. Даже говорить не о чем.

«Все эти истории о перехвате крупных партий, которые регулярно появляются в газетах, – полное надувательство, – поделился Нил Вудс, полицейский под прикрытием. – Это такая передвижная зона для селфи, которой пользуются в целях пропаганды. Типа: „Посмотрите, какую работу мы проделали“, но в отрыве от контекста это ничего не значит. Согласно оценкам, в некоторых странах ежегодно перехватывается менее 1 % всего объема контрабанды героина, так что называть эти операции успехом – просто абсурдно. А контекст такой: большинство магазинов на любой оживленной улице заранее закладывают в план 5 % убытков от мелких краж, просрочки товара и тому подобного».

И далеко не факт, что ужесточение наказаний или увеличение объемов конфиската приводят к удорожанию товара для конечного потребителя. Для примера, в 1993 году один грамм снежка стоил в Великобритании около £80, а в 2010-м тот же грамм уже обходился вдвое дешевле. Ну ладно, скажете вы, а как там страны типа Сингапура? У них нет проблем с наркотиками, потому что они просто вешают контрабандистов (ну да, а еще это крохотная и баснословно богатая страна, со всех сторон окруженная морем).

Отчасти своим успехом они обязаны весьма консервативной культуре: наркотики там принимают очень мало, и дело отнюдь не в законодательной базе. Однако чистый и невинный имидж Сингапура – всего лишь видимость. Надежной статистики по употреблению наркотиков там не существует, зато есть судебная статистика, согласно которой Сингапур имеет один из самых высоких показателей по количеству заключенных на душу населения во всей Азии – и более 80 % из них сидят за наркотики. А ведь это только те, кого удалось поймать! Другими словами, кто-то там точно что-то употребляет.

Эта нескончаемая игра в кошки-мышки стоит кучу денег. Если бы Америка взяла все средства, которые уходят на пополнение тюрем, отправку «Черных ястребов» в Колумбию и гербициды, то легко хватило бы на то, чтобы оказать каждому наркоману необходимую поддержку. Если вы волнуетесь о том, в какую сумму наркоманы будут обходиться налогоплательщикам в будущем, у меня для вас новости – вы уже и так платите до хрена! Сколько потратили американские власти на ведение расследований, охрану границы, содержание заключенных и оказание помощи Мексике и Колумбии? Миллиарды и миллиарды долларов. А сколько же тратит на борьбу с наркотиками относительно бедная по европейским меркам Португалия? Около десяти долларов на жителя страны. В год. Угадайте, чья проблема с наркотиками серьезнее.

Но ведь оно того стоит, скажет кто-то: необходимо любой ценой помешать яппи нюхать кокс под музыку и без. Пусть война против наркотиков начиналась как расовая война, теперь она ведется по другим причинам. Правительство имеет право защищать людей от них самих (вспомним о ремнях безопасности и шлемах для велосипедистов и байкеров) и обязано не допустить того, чтобы общество скатилось в пучину ужаса, как в фильме «Судная ночь», – а это непременно произойдет, если все подсядут на кислоту. Но так ли это на самом деле?

Во-первых, наркопотребители, может, и правда плохие и ленивые родители, напоминающие статистов из «Ходячих мертвецов», но они точно не преступники. Во-вторых, если что-то станет доступным, это не обязательно начнут делать все. С 1880 по 1902 год в Америке не существовало законов, запрещавших куплю-продажу героина и кокаина, и, по подсчетам аптекарей, количество наркозависимых составляло от 0,8 до 2,5 человек на тысячу. Понятное дело, нынче мы живем в такое время, когда идея #CocaineOverdoseChallenge может стать вирусной, но, когда такая возможность была, никто ей почему-то не пользовался. Рост или сокращение потребления наркотиков совершенно не связаны с законодательством, но сильно обусловлены культурой: в 1960-х были популярны растительные препараты и ЛСД, тучные 1980-е, когда все транжирили деньги, прошли под знаком кокаина, а теперь миллениалы заново открывают для себя радости опиатов.

Так что же делать? Никто из заинтересованных лиц не удовлетворен статус-кво (кроме драгдилеров и идеологов антинаркотических кампаний, которые в противном случае остались бы не у дел). Можно взять пример с Дутерте и просто всех поубивать на хрен, но я что-то не уверен, что квази-диктатор из страны третьего мира, который сам себя сравнивает с Гитлером, действительно является хорошим образцом для подражания. Мы могли бы декриминализировать наркотики, как сделала Португалия, и прекратить арестовывать наркопотребителей, а заняться вместо этого негодными дилерами-насильниками. Но это полумера – до тех пор, пока кто-то хочет купить, найдется и тот, кто готов продать. Это закон спроса и предложения, детка. Поскольку дилерами часто (но не всегда) становятся люди из неблагополучных районов, мы создаем порочный круг, продолжая арестовывать жителей этих районов и таким образом поддерживая преступность, расизм и отчаяние. К тому же, как в случае Джека и Торина, нет никакого способа узнать, что именно продает дилер: на пакетике кокаина никто не пишет «Может содержать следы орехов».

И где же выход? Некоторые люди считают: он в том, чтобы легализовать наркотики.

«Ну тогда, раз уж такое дело, может, заодно и кражи со взломом легализуем? – скажете вы. – Да и вообще, зачем мелочиться? Легализуем все преступления: изнасилования, ограбления банков… между прочим, если разрешить грабить банки, обычных ограблений станет меньше. И почему бы не легализовать убийства?»

Так, ребята, пора тормозить. Вы сравниваете преступления, которые вредят окружающим, с преступлением, которое вредит только самому преступнику. И потом, грабителей очень мало: в городе с населением 10 000 человек их будет сколько? Два? Пять? Можно снизить количество ограблений вдвое, просто арестовав одного из них. А сколько людей нюхают кокс? Сотни, и они не прекратят только потому, что их приятеля поймали на парковке с граммом в кармане. Мой арест прервал цепь поставок кокаина в университет королевы Марии в Лондоне минут, наверное, на пять.

Давайте начистоту. Вы купили эту книгу, дочитали ее до этой страницы и теперь думаете: «Ну приехали: меня поймали на торговле наркотиками, наркотики – это весело, их нужно легализовать – вот и все его аргументы? Надо же, удивил…» Но наркотики запрещены не просто так: они разлагают людей. Не будем сейчас о том, что алкоголь ничем не лучше. Просто дайте мне развить мысль. Как именно будет выглядеть легализация? Я, разумеется, не предлагаю продавать крэк в каждом магазине на кассе.

Один из возможных сценариев опробовала Новая Зеландия. Эта страна находится чертовски далеко от Южной Америки, и южноамериканские кокаиновые бароны просто не берутся возить сюда контрабанду. Поэтому местные жители курили самопальный мет, сваренный татуированными бандитами на заднем дворе, или траву, выращенную в изумрудных холмах Хоббитании. Кроме того, в своей изоляции новозеландцы нашли довольно изобретательные способы ловить кайф. В начале 2000-х популярной легальной альтернативой спидам стал бензилпиперазин (БЗП) – противоглистное средство для коров. Вплоть до 2008-го его продавали без всяких ограничений, а потом внезапно запретили (на тот момент его успела попробовать уже четверть местного населения, и никто не умер). В стране моментально развелось множество доморощенных Уолтеров Уайтов, которые пытались производить другие легальные наркотики – возможно, чуточку более опасные. Новые препараты появлялись так быстро, что законодательные власти не могли уследить, и в 2013 году правительство Новой Зеландии, всплеснув руками, сказало: ну ладно, развлекайтесь как хотите, если сможете доказать, что это безопасно. Закон о психоактивных веществах, принятый в 2013 году, гласит, что все новые источники кайфа должны пройти тщательную проверку на предмет безопасности для здоровья, продавать их можно только имея лицензию и только лицам старше 18 лет.

Так, может, для начала стоит запрещать или разрешать вещества на основе научных данных, а не морализаторской паники, расистской паранойи или просто потому, что так сказали американцы? Что ж, идея была хороша, но ее сгубили на корню, причем даже не кудахтающие мамаши, а зоозащитники. Как я уже сказал, каждый препарат должен пройти проверку, а для этого всегда используют крыс и обезьян. Год спустя правительство запретило проводить испытания на животных.

Но, хотя новозеландский эксперимент был приостановлен, в основе его лежала благородная идея: честное, непредвзятое обсуждение того, какие препараты опасны и почему. Точкой отсчета мог бы стать алкоголь.

И тем не менее: какая страна первой решилась бы легализовать экстази или кокаин? В 2015 году Ирландия благодаря одной лазейке в законах случайно на один день легализовала экстази – и опять никто не умер. Это вряд ли повторится, но можно было бы попробовать провести такой эксперимент в какой-то изолированной среде, например на фестивале, – прежде чем распространить его на все общество целиком. Разумеется, пришлось бы провести предварительные опросы – например, выяснить, сколько рейверов приняли бы таблетки и без разрешения. Кроме того, возникает еще одна проблема: как только до людей дойдет информация, возникнет эффект новизны, перед которым трудно устоять.

Марихуану необходимо полностью легализовать и продавать в кофешопах, частных клубах и диспенсариях. Нет никаких причин арестовывать людей за травку. Легкие наркотики – например, чай из листьев коки (совершенно, кстати, безвредный) – должны продаваться в любом магазине, как это делается сейчас в Южной Америке.

Героин нужно выдавать в бесплатных клиниках, а опиум, в меньшей степени вызывающий привыкание, можно продавать в лицензированных учреждениях, как это было в Гонконге до 1943 года, когда США заставили британцев прикрыть лавочку. Между прочим, тогда значительная часть гонконгских наркопотребителей переключилась на героин. Вернем к жизни опиумные курильни, братцы!

Но если герыч будет выдаваться по рецепту, где же новички возьмут свою первую дозу? Признаться, этот вопрос меня поначалу выбил из колеи, но потом я понял, что он не имеет смысла. Лекс Лютор? Призрак Пабло Эскобара? Да какая разница? Суть в том, что никакая система – ни рецепты, ни полный запрет, ни легализация – не будет работать идеально, но так мы хотя бы будем готовы к тому, что люди носят в карманах пакетики с героином.

Кокаин лучше всего продавать в аптеках, где покупателям будут зачитывать информационную справку о том, что именно они покупают, – это далеко не так увлекательно, как покупать тот же кокс у парня по имени Нико. Само собой, отпускать товар будут строго нормированно, чтобы никто не смог затарить целую гору порошка и устроить себе настоящее Белое Рождество. Легализовывать крэк и кристаллический мет не стоит, но их можно декриминализовать (как в Португалии) – легализация кокаина и экстази в любом случае отнимет у них значительную часть рынка.

Надо признать, что потребление наркотиков при этом вырастет[99]99
  Хотя и не так сильно, как будет казаться из-за того, что люди просто начнут делать это в открытую.


[Закрыть]. В каком-то смысле политика прогибиционизма делает свое дело: судя по количеству госпитализаций с циррозом печени и алкогольными отравлениями в 1920-х, употребление алкоголя снизилось на 10–40 %. Однако несмотря на то, что употреблять станут больше, вреда это будет приносить меньше. Никто больше не будет пить нелегальное ядовитое пойло, приготовленное в домашних условиях, как в старые добрые времена. Только представьте: когда на рынок экстази придет «Макдональдс», у «Хэппи Мила» появится дополнительный смысл. Крупные корпорации – безнравственные эксплуататоры, это правда, но, если кто-то помрет от проданных ими таблеток, это приведет к гигантскому репутационному ущербу, штрафам, бойкоту, обвалу стоимости акций и судебным тяжбам длиной в целую жизнь. Если напортачил кто-то в правительстве, всегда останется бумажный след, по которому можно отследить виновного и не переизбрать его. А вот для клана Гамбино плохая репутация – не проблема.

Но как же оградить от всего этого детей? Как вариант – взять все деньги, которые мы тратили на бомбардировки маковых полей в Афганистане (миллиарды долларов, буквально), и пустить их на борьбу с реальной причиной наркозависимости – низким уровнем жизни. Спорт отлично помогает. В середине 2000-х в Исландии ввели много дополнительных кружков и секций по спорту и музыке, чтобы занять детей. В результате количество пятнадцати-шестнадцатилетних подростков, которые не реже раза в месяц употребляли алкоголь, снизилось с 42 % в 1998 году до 5 % в 2016-м. С курением сигарет и травки та же история. Дети стали получать кайф от жизни. Параллельно нужно инвестировать средства в бедные районы. Показать ребятишкам, что помимо банд и наркотиков есть и другие варианты. США помогали Европе восстанавливаться после Второй мировой войны, но для американских гетто никакого плана Маршалла не существует. Помогайте людям принимать верные решения и не наказывайте их за неверные.