Текст книги "Мир под кайфом. Вся правда о международном наркобизнесе"

Четверо убийц, посланных конкурентами, прибыли в Акапулько, чтобы убить нового босса на его же территории. Барби приказал своим людям взять их живыми и очень удивился, узнав, что один из них приехал с семьей (потому что, когда едешь на курорт, чтобы совершить там кровавое убийство, грех упускать такую возможность для семейного отдыха!). Его жену и двухлетнюю падчерицу закинули в другую машину, а четверых громил связали и доставили в убежище. К ним вышел Барби с камерой в руке и пистолетом за поясом джинсов. И, пока пленники наперебой рассказывали, кто их послал, Барби спокойно убивал их по одному выстрелом в голову, а потом выложил видео на YouTube. Жену и ребенка отпустили на следующий день, выдав им тысячу песо на проезд.

Режиссерский дебют Барби выстрелил, уж простите за каламбур. С этого момента в интернете постоянно стали появляться видеоролики с убийствами, достойными фильма «Пила». Просто убить кого-то было недостаточно – нужно было передать послание. Картели старались переплюнуть друг друга в жестокости и изощренности убийств: обезглавливание, освежевание заживо, подрыв на динамите или сочетание всех этих способов.

Некоторые боссы предпочитали передавать послания по старинке и оставляли обгоревшие тела висеть под мостами. В 2012 году на горе расчлененных тел в Нуэво-Ларедо, недалеко от границы с Техасом, развернули баннер следующего содержания: «Мы начали зачищать город от Сетас, потому что нам нужен свободный город и мы хотим, чтобы люди жили в мире. Мы наркоторговцы, мы не воюем с рабочими и бизнесменами. Я покажу мерзким Сетас, как делают в Синалоа; без похищений и вымогательства. Это послание для тебя, Z-40. Я тебя не боюсь. Я знаю, ты отправил H оставить те головы на моей территории, потому что тебе духу не хватает сделать это самому. Эль Чапо. P.S.: Не забывай, кто твой папочка».

Картель Синалоа не ладил с Лос Сетас – безжалостной бандой убийц, набранных из дезертиров элитных подразделений мексиканской армии, готовых и жаждущих уничтожать с особой жестокостью. Лос Сетас начинали как наемная армия картеля Гольфо, но потом они предали своих хозяев и решили сами войти в бизнес.

Картель Синалоа – старомодные гангстеры, предпочитающие подкуп кровопролитию, а Лос Сетас сделали себе имя на непревзойденной жестокости, на фоне которой даже якудза – просто сопливые девчонки. Однажды на ранчо в Сан-Фернандо они перебили семьдесят с лишним иммигрантов, в том числе одну беременную женщину. В другой раз они угнали автобусы, перевозившие 193 человека: женщин они изнасиловали, детей утопили в кислоте, а мужчин заставили забить друг друга до смерти в серии гладиаторских боев. Когда лидеру Лос Сетас, Мигелю Тревиньо, также известному как Z-40, передали, что за ним охотится УБН по наводке информатора, живущего в городке Альенде у техасской границы, в знак своего неудовольствия он просто сровнял город с землей – вылитый Ирак или Сирия.

Готовясь занять Нуэво-Ларедо, картель Синалоа нанял для первой атаки бойцов из МS-13, или Mara Salvatrucha, что в переводе означает «банда сальвадорских бродячих муравьев». Эта банда возникла в 1980-х, когда тысячи беженцев из Сальвадора в Лос-Анджелесе собрались вместе, чтобы дать отпор притеснявшим их мексиканцам. Они покрывали свои лица татуировками ради устрашения чоло[67]67
  Так в Мексике называют гангстеров. – Прим. ред.


[Закрыть]. Когда в 1992 году война закончилась, их захотели отправить домой – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что было дальше. Американцы депортировали кучку бандитов в бывшую зону военных действий, где о законах и не слыхивали, зато без дела шаталось множество неуравновешенных ветеранов при оружии. Теперь, благодаря MS-13 и еще одной лос-анджелесской банде, Баррио 18, Сальвадор стал куда более гибельным местом, чем во времена гражданской войны 1980-х.

Однако, несмотря на свою зловещую репутацию, эти бандиты не шли ни в какое сравнение с профессиональными терминаторами Лос Сетас. Тела пятерых членов банды были найдены в убежище Лос Сетас с запиской: «Чапо Гусман… пришли нам еще таких лопухов, мы их убьем». После этого картель Синалоа решил поднять ставки в игре. Гектор рассказал мне, что они даже рассматривали заявки из-за границы.

«Мы встретились с Лос Сетас лицом к лицу, и да, у них там есть настоящие спецназовцы, но у нас в Синалоа такие тоже имеются. У нас достаточно денег, чтобы нанять спецназ из Гватемалы. Так что они хороши, но мы можем купить себе кого угодно».

Спецназ из Гватемалы, о котором упомянул Гектор, – это каибилес. С 1960 по 1996 год армия Гватемалы проводила суровый геноцид коренных племен майя под видом борьбы с коммунистическими повстанцами. Каибилес прославились в первую очередь своей жестокостью – они вырезали целые семьи, оставляя их головы в назидание остальным.

Но картели ищут на юге не только подкрепления. Со времен контрас страны к югу от Мексики использовались в качестве плацдармов для отправки дьявольского порошка из Южной Америки. Сегодня Гондурас, Сальвадор и Гватемала занимают первые строчки в мировой статистике убийств, и, пока мир во все глаза наблюдает за MS-13 и другими бандитами с разрисованными лицами, картели, использующие уличные банды как рабочую силу, по-тихому захватили власть. Особенно в Гондурасе, где во время переворота 2009 года президент прямо в пижаме взошел на борт военного самолета и был выслан в Коста-Рику. Последовавшая за этим политическая нестабильность позволила проложить здесь новый маршрут для поставок колумбийского товара. Самолеты, перевозящие кокаин из Колумбии и Венесуэлы, приземляются на взлетно-посадочных полосах, спрятанных в дебрях джунглей. Подкуп властей Гондураса обходится даже дешевле, чем подкуп мексиканских.

Закрепив позиции, наркобароны принялись гектарами скупать тропические леса, чтобы строить новые взлетно-посадочные полосы, а также отмывать свои деньги под прикрытием лесозаготовок и сельскохозяйственной деятельности. Но вдруг откуда ни возьмись появляются докучливые активисты, которые что-то там кричат о правах коренного населения и защите окружающей среды. Ну и пусть. На улицах бесчинствуют банды – никто не заметит, если парочка сойбоев[68]68
  Сойбой – «соевый мальчик» (англ.), презрительное сленговое обозначение веганов, а также людей леволиберальных взглядов, борющихся за права человека, животных и экологию. – Прим. ред.


[Закрыть], топящих за экологию, внезапно куда-то исчезнут. В наши дни Гондурас – самая опасная в мире страна для экоактивистов.

Варвары у ворот, предатели в собственных рядах и босс, запертый в американской тюрьме, словно дикий зверь, – неудивительно, что в рядах высшего руководства картеля Синалоа начались разброд и шатания. Оставшиеся сыновья Гусмана – Иван и Альфредо – вроде бы руководят картелем, но в 2016 году парней внезапно похитили из ресторана в Пуэрто-Вальярта, а затем так же быстро отпустили после вмешательства «Эль Майо» Замбады, главного союзника Гусмана, которому пока что удавалось не привлекать к себе излишнего внимания. Тем временем еще одна – более агрессивная – группировка откололась и образовала Картель нового поколения Халиско (CJNG) – агрессивную компанию любителей посбивать военные вертолеты.

Но картель Синалоа все еще представляет собой грозную силу, с которой необходимо считаться. Он продемонстрировал это 17 октября 2019 года в Битве за Кульякан. Вооруженные силы провели тогда неудачную операцию в попытке схватить Овидио, сына Эль Чапо, управляющего картелем вместе со своим братом Иваном. Войска быстро оказались окружены стрелками картеля, которые разъезжали по улицам как боевики ИГИЛ – с тяжелыми пулеметами, установленными на крышах пикапов. Я просто прилип к телефону и без конца просматривал новости и видео в WhatsApp – буквально следил за осадой в прямом эфире. Горящие машины, публичные казни… Лондонские гангстеры тоже не сахар, но стали бы они превращать центр города в Дамаск, чтобы освободить одного из своих?

В конце концов, когда восемь взятых в заложники солдат были убиты, президент отдал приказ отпустить Овидио. Наркобароны победили.

Имейте в виду – это самая настоящая война. Правительство отправило армию на битву с картелями, и картели одержали победу.

«В старые добрые времена картели вели с нами переговоры, – вздохнул Гонсалес. – Ты не трогаешь их, они не трогают тебя. Но все изменилось с тех пор, как начались войны. Раньше они уважали кодексы, семью, а теперь уже нет. Раньше они не убивали женщин. Теперь выросло новое поколение, у них свои правила».

Обычно я не верю в «старые добрые времена» – когда у женщин не было права голоса, людей приносили в жертву Богу Солнца, в школу нужно было добираться пешком за пятнадцать километров и повсюду бушевал полиомиелит. Это – старые добрые времена? Но уровень преступности в Мексике взлетел до небес: с 2007 года в войнах с картелями здесь погибло больше людей, чем в Афганистане и Ираке, где воевали по-настоящему. По сравнению с этой резней эпоха Аль Капоне в Чикаго – просто цветочки.

Вернувшись в конуру Пако, я спросил у него: «Есть ли шанс, что кровопролития в Мексике прекратятся?»

«Смотри, – сказал он и, нагнувшись, нарисовал пальцем круг на песке. – В мои дни это была преступная организация, картель Синалоа. Картель становится кровожаднее по одной причине».

Он остановился, не закончив рисовать еще один круг вокруг первого.

«Он становится больше, и чем дальше, тем больше у него денег, тем больше жестокости. Я был убийцей, и вот что я скажу: наркоторговля так глубоко пронизала наше общество, что она никогда не прекратится. И насилие не остановится, оно будет расти».

Но помогла ли война хотя бы сократить поставки? Да хрен там. Количество кокаина, травы и мета, конфискуемых на границе, каким было, таким и осталось. Так что все впустую.

26. Балканские бунтари

Четырнадцатилетняя Ирена Мольнар плакала, забившись в угол между книжными стеллажами в подвале дома своей бабушки, а снаружи на город падали бомбы. Вопили сирены воздушной тревоги, над многоэтажками поднимались столбы дыма, издалека доносились взрывы.

«Да пошло оно все к черту, – вдруг сказала моя мама, – дом все равно обрушится прямо нам на голову, если в него попадет бомба. Меня всю жизнь учили не пасовать перед трудными ситуациями».

У каждого, кто жил в Белграде в те годы, есть похожая история.

«Мой дом находился всего в пятистах метрах от военного аэродрома, а его бомбили в первую очередь. Слышала ли я бомбежки? Да я их наблюдала своими глазами. Мы смотрели на них с балкона! Дороги вокруг военной базы были перекрыты, так что нам приходилось добираться до школы на нелегальных автобусах».

Это быстро забывается, но еще не так давно в самом центре Европы кровь лилась рекой. Югославия распалась. Маршал Тито, руководивший страной со времен окончания Второй мировой войны, умер. Его смерть повлекла за собой эскалацию жестоких межнациональных конфликтов, и в 1991 году разразилась кровавая война между сербами, хорватами и боснийцами. На Балканах все ненавидят друг друга, и эта ненависть веками определяла здешнюю историю – начиная с Османской империи и заканчивая Второй мировой, в которой народы воевали за противоположные стороны.

Ирене крепко доставалось в школе за то, что ее отец был католиком.

Югославские войны – болезненная тема для балканских народов, так что, чтобы никого не обидеть, скажу сразу: вы все налажали. Боснийцы обратились за помощью к «Аль-Каиде», положив начало глобальному джихаду; тем временем сербы и хорваты, руководствуясь националистическими идеями, проводили масштабные этнические чистки – в частности, вырезали в Сребренице восемь тысяч невооруженных мусульман.

К 1999 году война добралась до Косово – провинции, где проживало много албанских мусульман и базировалась Армия освобождения Косова (АОК). Тогда-то и начались бомбардировки. Под эгидой НАТО начались безжалостные бомбежки Белграда – якобы для того, чтобы предотвратить повторение резни в Сребренице. При поддержке сокрушительной натовской авиации албанские повстанцы, из которых состояла АОК, сами взялись за этнические чистки – на этот раз убивали уже сербов.

В часе езды от Белграда находится город под названием Нови-Сад, административный центр автономного края Воеводина. В силу исторических причин – в свое время он входил в состав Австро-Венгерской империи – город разительно отличается от застроенного бетонными многоэтажками и разрисованного граффити Белграда. В его барочных декорациях, когда солнце позолотило верхушку шпиля готической церкви на центральной площади, я отправился в кафе на встречу с Тото. Вообще-то Тото не совсем гангстер – этих и без него в книге предостаточно. Он работал у местной мафии поваром. Он говорит как мафиози, ведет себя как мафиози и знает все их излюбленные блюда, но на самом деле он не один из них. Но, когда работаешь в ресторане у мафии, видишь и слышишь очень многое, так что беседа с ним напоминала эпизод из «Славных парней».

«Я родился и вырос в этом городе, и, как только начались вооруженные конфликты, меня сразу забрали в армию, – рассказал мне Тото. – Я видел ужасные вещи. Когда я ушел из армии в 1993-м, я не сразу придумал, чем заняться, так что я много пил и употреблял наркотики, но когда я увидел, как это разрушает людей, то решил устроиться на работу».

Тото пошел работать в ресторан Большого Боба – такой замысловатый псевдоним взял себе колоритный местный дон, расхаживавший по городу в ковбойских сапогах.

«Большого Боба все очень уважали. Если ты ему нравился, он любил тебя по-настоящему, но если ты ему не нравился – это было понятно сразу, – сказал Тото. – Его отец был большой шишкой в компартии, поэтому ему все было позволено. Он первым привез героин в Нови-Сад. У таких парней были связи в верхах, и они убивали по заказу партии».

В 1990-х Сербия была настоящим раем для гангстеров. Времена были отчаянные. Мировое сообщество ввело в отношении Югославии эмбарго, и, чтобы покупать товары первой необходимости в обход санкций, правительству приходилось заключать сделки с сомнительными личностями вроде Боба.

Ресторан Боба был небольшим, но весьма популярным местом отдыха городских мафиози. Он находился в парке, так что в ночное время сирены с мигалками можно было заметить издалека.

«Это был ночной ресторан, он работал с шести вечера до шести утра, и среди публики попадались в основном те, кого мы называли „шишками“, – они любили сорить деньгами напоказ. Местные криминальные авторитеты никогда не поднимаются высоко – они слишком много транжирят, зато чаевые были отличные: я получал по две-три тысячи немецких марок[69]69
  Для миллениалов и инстаграм-инфлюэнсеров поколения Z поясняю: немецкие марки были официальной валютой Германии до введения евро, а кроме того – неофициальной валютой Югославии в лихие девяностые.


[Закрыть] в месяц, когда большинство едва наскребало несколько сотен».

Фирменным блюдом Тото был кошмар любого вегана – отвратительный микс из курицы, баранины и бекона.

«Кода меня спрашивали, что я порекомендую вегетарианцу, я советовал им заказать такси», – ухмыльнулся он.

После войны в обращении осталось много оружия, и гости часто являлись в ресторан с пушками под пиджаками. Потолок был весь изрешечен пулями, которые они выпускали в воздух, когда дискуссия становилась слишком бурной. Однажды Тото издалека заметил подъезжающие полицейские машины и поднял тревогу. Он схватил мешок для мусора и стал обходить столики, а посетители торопливо сбрасывали в него все принесенное с собой оружие. Мешок спрятали у черного входа. Копы тогда ушли несолоно хлебавши, но потом гостям долго пришлось выковыривать мусор из стволов.

В другой раз Тото задержался допоздна, обслуживая авторитета средней руки. Он насилу выставил из ресторана одного перебравшего клиента, но тот вскоре вернулся и наставил на него «калашников»:

«Какого хрена ты меня вышвырнул? – орал тот. – Я тебя прикончу!

А потом сел за столик и велел принести ему поесть. Я ответил, что ничего не буду готовить, пока он целится мне в спину из автомата».

Когда началась вся эта заваруха, авторитет тихонько вышел через черный ход и наблюдал за развитием событий через окно, но вдруг понял, что оставил в ресторане свой телефон. Мимо проходил какой-то подросток с подружкой, мафиози подозвал его и попросил одолжить ему телефон. Парнишка отказался, на что наш герой отвесил ему оплеуху, отобрал телефон и вызвал полицию.

Тото не жаждал попасть в перестрелку, так что, едва заслышав полицейские сирены, он вежливо посоветовал рассерженному клиенту сваливать, пока не появились копы.

«Он ушел, но на следующий день я прочел в газете, что он пытался поймать такси, угрожая автоматом, потом еще одно, и в конце концов его арестовали в какой-то пиццерии».

Кроме того, у мафии были свои взаимоотношения с вооруженными силами. Для проведения этнических чисток сербская армия привлекала военизированные формирования – например, «Тигров Аркана». Это был отряд наемников под руководством криминального авторитета Желько Ражнатовича по прозвищу Аркан. На стене стадиона ФК «Обилич» – команды, которой он когда-то владел, – до сих пор можно различить его портрет: стальной взгляд из-под военного берета. После того как Интерпол объявил его в розыск за череду преступлений, совершенных в течение более десятка лет по всей Европе, Аркан вернулся на родину и стал наемником. Он продолжал чинить зверства в Боснии вплоть до 2000 года, когда был убит в фойе гостиницы «Континенталь» в Белграде.

«Другой известный преступник той эпохи – Бранислав Лайнович, конкурент Аркана, – вспоминает Тото. – Его постоянно преследовала полиция, и однажды он так разозлился, что разбил свой пистолет-пулемет о дерево. Потом он пришел к Большому Бобу. Я сам это видел и очень хорошо запомнил. Большой Боб сказал ему: если хочешь избавиться от полиции, ты должен сделать что-то полезное для правительства. И вскоре мы узнали, что Лайнович основал собственное военизированное формирование».

«Лайнович был черногорцем, но говорить так при нем было нельзя, – добавил Тото. – Он стал настоящим патриотом Воеводины и очень жестко обходился с преступниками из Черногории. Прозвище Лайновича было Дуги, то есть „Длинный“, потому что у него был большой член».

Не знаю, откуда Тото все это узнал, и не уверен, что хочу знать. Поскольку ресторан Большого Боба больше не работает, я спросил, что случилось с его завсегдатаями.

«Несколько лет назад мы решили подсчитать, сколько наших гостей погибли. Получилось сорок, не считая тех, кто умер в подозрительных или не очень автомобильных авариях. Сам Большой Боб умер в 2008-м, но погиб он не от пули. На самом деле очень глупо вышло. Он всегда носил ковбойские сапоги и ненавидел врачей. У него был вросший ноготь, а еще высокий сахар в крови. Все кончилось гангреной. Его сто раз могли застрелить, а он умер вот так».

Сочетание наркотиков, повстанцев и ультраправых парамилитариев превратило Балканы в регион, где всем заправляли бандиты – практически как в Колумбии. АОК получала финансирование от албанских крестных отцов, поставлявших героин в Европу. Этот денежный бизнес буквально сам упал к ним в руки, поскольку Югославия находилась прямо на так называемом балканском маршруте – основном пути транспортировки героина с Ближнего Востока в европейские страны. Их противники, впрочем, тоже не дремали: сербские ультранационалисты, мечтающие «убрать кебаб»[70]70
  «Убрать кебаб» (англ. «remove kebab») – мем, возникший в 2010 году из пародии на сербскую военно-патриотическую песню, текст которой состоял из «оскорбительных выпадов на национальной почве и призывов к геноциду мусульман, уничижительно названных кебабами». – Прим. пер.


[Закрыть], тоже занялись делом. Но, поскольку наркобизнес – предприятие международное, отрадно было наблюдать, как он объединяет сербов, черногорцев, албанцев и, конечно же, болгар[71]71
  В эпоху холодной войны болгарские спецслужбы в перерывах между хитроумными убийствами диссидентов (смазанный ядом наконечник зонта – как вам такое?) занимались весьма выгодным фрилансом – контрабандой оружия в зоны боевых действий в Африке и перевозкой героина в Европу. Когда холодная война закончилась, сотрудники спецслужб поустраивались на работу в «частные охранные предприятия».


[Закрыть], забывших о своих разногласиях, чтобы совместными усилиями продолжать закачивать хмурый в вены старушки Европы.

Об этих темных временах напоминают руины уничтоженного бомбардировками старого здания Министерства обороны Югославии, возвышающиеся в центре Белграда. Но война закончилась целое поколение назад. Белград теперь совсем другой: столица вечеринок всея Европы, южный Берлин. Ирена Мольнар возглавляет антинаркотическую общественную организацию под названием Re Generation, помогая тем, кто слишком увлекся вечеринками.

«Когда я впервые попробовала травку, мне было двенадцать; а лет в четырнадцать-пятнадцать я начала ходить на рейвы. Полтора десятка лет я просидела на спидах – может, благодаря этому я успевала столько учиться, ведь я никогда не спала. В конце концов я переехала в Грецию, просто потому что там труднее достать спиды», – рассказала она.

История наркотиков и войн издавна пересекалась: скандинавские берсерки употребляли убойную смесь из алкоголя и грибов, чтобы ввести себя в состояние неконтролируемой ярости, а детей в африканских зонах военных действий заставляли нюхать смешанный с кокаином порох, чтобы они смогли убивать. Но тут другая ситуация.

Я попросил Ирену свести меня с кем-нибудь из старых знакомых. Мне показалось, что на страницах этой книги уже достаточно гангстеров, и я решил, что пора отыскать лучики света в темном царстве.

«Первым, что я в моей жизни попробовал, была маковая настойка, – рассказал мне Боян Арсениевич, когда я пришел в его квартиру в Белграде. – Мой дядя выращивал мак на небольшом огородике в лесу».

Стены его квартиры увешаны психоделическими плакатами и картинами. Опиумный мак завезли на Балканы еще турки во времена Османской империи, и тогда его выращивали в основном в Македонии. Македонский опиум считается сильнейшим в мире. Но накануне Второй мировой войны США вынудили Югославию – тогда еще королевство – положить конец производству опиума, и с тех пор только самые преданные садоводы выращивали мак – исключительно для внутреннего рынка. Боян родился в Белграде в 1974 году. За свою жизнь он побывал солдатом, рейвером и революционером.

Как и большинство балканских парней, Боян пошел в армию в конце 1990-х. Пропаганда заполняла радиоэфир – от агиток президента Слободана Милошевича до уморительных патриотических военных песен Миро Сембераца, который слагал веселые куплеты о том, что боснийцам нужно выковырять глаза ржавой ложкой. Об этнических чистках – с огоньком! Но Боян не велся на националистические призывы. На дворе стояли девяностые, и каждый крутился как мог. Он видел в военной службе возможность выжить.

«Во время бомбардировок я как раз служил в армии. Я слышал, что это было тяжелое время, но мне было вполне нормально. Я служил врачом, у меня была собственная аптека. Я вытаскивал по несколько таблеток из каждой упаковки и продавал их обратно фармацевтам. Затем ехал в Белград и на полученные деньги покупал 200 таблеток экстази, которыми делился с друзьями. Нагнул систему!»

У него были друзья и в военной полиции. Каждый день в патруле был сущим адом, и он выписывал им справки о болезни, чтобы они могли откосить от тренировок.

«Услуга за услугу», – пожимает плечами он.

В махинациях Бояна нет ничего удивительного – сербское общество было насквозь пропитано коррупцией. Когда уровень инфляции достиг 313 563 558 % в месяц, Милошевич учредил параллельную банковскую систему, в которой бесполезные банкноты конвертировались в иностранную валюту – например в немецкие марки, – а затем через государственные банки выводились за границу – это было воровство эпических масштабов. Позже, в марте 2001 года, в хранилище Белградского банка, арендованном правительственными чиновниками, обнаружилась партия в 660 килограммов 93 %-ного чистейшего героина высшей пробы. Розничная цена его составляла более ста миллионов долларов.

Прежде чем начать свою фармацевтическую карьеру в Югославской народной армии, Боян тусовался с друзьями в клубе, который стал центром притяжения для определенной группы молодежи в Белграде. Клуб этот назывался Industrija и открылся в 1994 году в подвале старого книжного магазина. Здесь можно было укрыться от всего, что творилось снаружи: войны, санкций и тотального развала экономики.

«Вечеринки – единственное безопасное место для такого свободомыслящего человека, как я, – поделился Боян. – Едва я туда попал, я сразу понял: это любовь. Там все улыбаются».

«Industrija – как первая любовь. Ее запоминаешь на всю жизнь», – вклинилась в разговор Мирьяна, его соседка по квартире и тоже большая ценительница клубной жизни.

А потом в Белград пришла война. В марте 1999 года начались натовские бомбардировки. Чтобы подорвать боевой дух сербов, военные целенаправленно бомбили гражданские объекты. В городе ввели комендантский час – выходить на улицу после наступления темноты было запрещено.

«Это был один из самых странных периодов в моей жизни, – вспоминает Деян Миличевич, диджей-резидент клуба и участник проекта Teenage Techno Punks. – В стране царил хаос, а мы – TTP – были молоды, мы хотели играть где-то наши сеты и веселиться. Так что мы стали устраивать в „Индустрии“ вечеринки с 14 до 22, соблюдая комендантский час. Мы чередовались с ребятами, игравшими экспериментальный психоделический транс, и собирали на этих вечеринках по пятьсот-шестьсот человек каждый день. Как говорили журналисты, это была самая большая бомба в городе. А мы таким образом спускали пар и находили возможность повеселиться в самых ужасных условиях. Дети есть дети, что бы там ни было».

Несмотря на царившие в городе уныние и разруху, люди приходили в «Индустрию» – чтобы развеяться и послушать музыку. Холодная война осталась в прошлом, началась глобализация, и тусовщики от Белграда до Бангкока объединились под сенью танцевальной музыки – жанра, который особенно хорошо сочетается с психоактивными веществами. В середине 1990-х на сцену вместе с рейвом вышло экстази[72]72
  Большая часть употребляемого во всем мире экстази производится в Нидерландах. Когда я оказался в Амстердаме, готовясь к выходу специального нидерландского издания этой книги, я познакомился со Стивом Брауном. Стив – интереснейший персонаж. Он родился в Америке, но его семья переехала в Амстердам, и здесь он стал крупным дилером марихуаны. В 1980-х и начале 1990-х он имел дело со всеми крупнейшими игроками наркорынка – голландскими гангстерами, китайскими триадами, афганским сопротивлением… и сербами. Последние работали под руководством Сретена Йоцича по кличке Йоца Амстердам – теперь он отбывает долгий срок за убийство. «Конечно, я помню Йоцу, мы были хорошими друзьями! – заявил Стив. – Он приходил ко мне домой, мы почти каждый день виделись. Его называли королем Амстердама! Он ходил повсюду со своими громилами-сербами, а все остальные – например, Клаас Бруинсма (нидерландский наркобарон) – просто уделывались со страху, едва завидев эту компашку!»


[Закрыть], а за ним и спиды.

В отношении наркотиков мы все совершенно зашорены и можем представить себе лишь наихудший из возможных сценариев: когда человек пережаривает свои мозги до состояния омлета и в итоге оказывается в психушке. При этом мы забываем, что для кого-то употребление наркотиков может стать положительным опытом. Экстази – наркотик любви – делает тебя открытым и уверенным в себе, позволяет тебе быть собой; рейвовая культура стирает расовые, классовые и гендерные границы. Когда ты на MDMA, ты не пойдешь дробить черепа хорватов на мелкие кусочки – тебе просто не до этого. Тебе хочется танцевать, обнять весь мир и возлюбить ближнего своего. Иисус бы точно оценил экстази. И еще: недавние исследования показали, что MDMA можно успешно применять для лечения посттравматического стрессового расстройства у ветеранов военных действий – без серьезных побочных эффектов. Так что, может, именно фарма помогла завсегдатаям «Индустрии» пережить войну?

«Я думаю, этот клуб спас немало жизней, – поделилась Мирьяна. – Бомбардировки продолжались два месяца. Это реально сводило с ума и вгоняло в уныние, но „Индустрия“ была открыта весь день, каждый день, пока не отменили комендантский час. Все мои друзья, ходившие в этот клуб, были ему очень благодарны. Если бы не это место, всем нам жилось бы гораздо тяжелее».

«Экстази помогло нам справиться с травматическим опытом, – рассказала Ирена. – В своем кругу мы чувствовали себя любимыми. Мы не были одиноки, и мы находились в безопасности».

При этом полиция в «Индустрии» появлялась нечасто.

«Я помню только раз, когда в клуб нагрянули полицейские, – вспоминает Боян. – Их было человек пятьдесят, и все были с „калашами“. Но забрали только одного нигерийца, потому что у него не оказалось при себе паспорта».

А вот пиратской радиостанции В92 повезло гораздо меньше.

О музыке как форме протеста написано немало: Вудсток и антивоенное движение хиппи, хип-хоп против полицейского насилия. И даже рейвовое движение в Великобритании связывали с реакцией на консерватизм Маргарет Тэтчер. Радиостанция В92 транслировала музыку в стиле хаус и техно, а кроме того – новости без пропагандистского фильтра. Власти долгое время точили на нее зуб, и в 2000 году на студию явился антитеррористический полицейский отряд.

«Это было уже слишком, – рассказал Боян. – Я никогда не был националистом, мне все это не нравилось, так что я начал ходить на встречи протестной группы „Отпор!“. Чего я только не делал – продавал наркотики, оружие, – но тут мне захотелось пустить все мои силы, всю энергию на что-то хорошее».

Политическое движение «Отпор!» было направлено против Милошевича. Оппозиция была всегда, но теперь Боян и тысячи сербов были настроены весьма решительно: бесконечные войны, коррупция и непотизм президента встали всем поперек горла. Несколько месяцев спустя после рейда на студию В92 прошли президентские выборы. Это был настоящий кошмар. Кандидата от оппозиции похитила и убила тайная полиция. Милошевич отказывался смириться с ситуацией. Какой-то человек въехал на бульдозере в здание государственного телеканала. Вся страна встала на дыбы. Спустя две недели беспрерывных протестов, 5 октября 2000 года, Милошевич вынужден был признать поражение и ушел в отставку. Он умер в Гааге, в ожидании суда за военные преступления.

Но даже после падения режима Милошевича и окончания войны мафия продолжала оказывать глубокое влияние на политику. В 2003 году премьер-министр и реформатор Зоран Джинджич был убит снайпером при выходе из здания сербского правительства – сразу после того, как объявил войну организованной преступности. Покушение было спланировано ветеранами и сотрудниками спецподразделения сербской полиции (ПСО), которые опасались, что планы Джинджича положат конец их взаимовыгодному сотрудничеству с наркоторговцами из Земунского клана.

«Когда Милошевич ушел, мы испытали огромное облегчение. Но после убийства Джинджича я знал, что все пропало, – сказал мне Боян. – Теперь все еще хуже. Все телеканалы и радиостанции контролируются членами правительства и их дружками».

В стране царят клептократия и разгул преступности. В июле 2018 года рядом со своим домом в Белграде был убит Драгослав Огнянович – адвокат, которому досталась бесславная доля защищать Милошевича в Гаагском трибунале. Помимо бывшего диктатора Огнянович представлял и нескольких крупных мафиози. Считается, что его убийство связано с территориальными войнами между двумя конфликтующими кланами из соседней Черногории – страны, где коррупция даже сильнее, чем в Сербии[73]73
  Черногория – маленькая гористая страна на побережье Адриатического моря, расположена на перепутье дорог, соединяющих Сербию, Боснию, Хорватию и Албанию. Ее называют современной Тортугой – раем для пиратов. В 1990-х черногорский политический лидер и большой друг НАТО Мило Джуканович (периодически переходивший с должности президента на пост премьер-министра и обратно), был обвинен в крупномасштабной контрабанде табачных изделий. Сигареты перевозили через Адриатическое море на моторных лодках и передавали итальянской мафии. В наши дни на рынке наркотиков в Сербии заправляют именно черногорские кланы. В 2009 году уругвайская полиция перехватила на реке Ла Плата у границы с Аргентиной катер, на борту которого находилось 2,8 тонн колумбийского средства для похудения. Операция проводилась по наводке совместной рабочей группы, образованной УБН, сербскими, уругвайскими и аргентинскими властями, и привела к аресту Дарко Шарича – сербского наркобарона черногорского происхождения. История Шарича показала: балканские преступники переросли роль простых посредников и обратились напрямую к поставщикам в Южной Америке.


[Закрыть]. Из 129 убийств, совершенных бандами в 2012–2018 годах, раскрыты были всего девять.

Поскольку мафия никуда не делась, не исчезла и необходимость очищать общество от скверны насильственными методами. В 2012 году пациент реабилитационной клиники при православной церкви, 39-летний Небойша Зарубац, был забит до смерти священником. Отец Бранислав Перанович издавна славился привычкой наказывать заблудших овец Господа своими собственными кулаками. На этот раз он слегка перестарался. Отец Перанович получил 20 лет тюрьмы. Похоже, наркозависимые до сих пор вызывают у некоторых слишком сильный праведный гнев.