Текст книги "Мир под кайфом. Вся правда о международном наркобизнесе"

VI. Уроды и изверги?

27. Ниша

«Героину в моем сердце отведено особое место, потому что ради этого наркотика я могу пойти на что угодно. Это меня и пугает. Он возбуждает и опьяняет. Он лучше всего на свете. Он загадочный, жуткий, соблазнительный, он манит так, что невозможно сказать нет… просто не хочется говорить нет. Тебе никогда не захочется его бросить, и ты отдашь за него все».

Так сказала мне Ниша.

Мне никогда не везло в Тиндере. Когда девчонки спрашивают, чего я там ищу, – что они имеют в виду? Я никогда не нахожусь, что ответить. Вы сами-то что там потеряли? Вчера какая-то девица в очередной раз задала этот вопрос, и я ответил, что ищу девственницу, чтобы умилостивить Древнейших. Они меня заблокировала. (ಠ╭╮ಠ)

Ниша – сексуальная темнокожая красотка с формами, лет двадцати с небольшим, и с ней я познакомился в Тиндере. И хотя мы с ней не трахались, нас объединила любовь к мемам с собачками и кокаину. Кроме кокса Ниша пробовала экстази, кетамин, кислоту, грибы, крэк, сканк, риталин, валиум, оксиконтин, веселящий газ, метадон и ксанакс, но героин так и остался у нее в любимчиках. Глядя на нее, и не скажешь, что она является – или была в прошлом – наркоманкой, хотя в ее запавших глазах, обведенных черными тенями, есть что-то от героинового шика. У нее остался небольшой шрам после случая, когда она пыталась поцеловать таксу, а та укусила ее за нос.

Да и вообще, кто такой наркоман? Это слово не является в полном смысле медицинским термином. Обычно оно обозначает человека, который употребляет наркотики в таких количествах, что начал от них зависеть и принимает их компульсивно, чтобы заглушить чувство депрессии и синдром отмены, – так что в конце концов эта зависимость разрушает всю его остальную жизнь. Но как так выходит, что миллионы людей по всему миру каждые выходные снюхивают тонны белого порошка и при этом не становятся наркоманами?

Люди со сниженной плотностью дофаминовых рецепторов в мозге больше других склонны впадать в химическую или пищевую зависимость в поисках счастья, и им труднее справиться с такими зависимостями. Отчасти это генетическая предрасположенность, но на это влияет и окружение. В ходе садистских экспериментов над обезьянами ученые установили, что обезьяны-доминанты, которым достается больше внимания и заботы, употребляют меньше кокаина, чем грустные и одинокие обезьяны. С другой стороны, если взять обезьяну-доминанта и изолировать ее от остальных, это вызовет стресс, и она начнет налегать на порошок, чтобы успокоить расстроенные нервы. Так что не совсем понятно: наркозависимость приводит к несчастью или несчастная жизнь приводит к наркозависимости?

Чего многие действительно не понимают: если наркотики так ужасны, зачем вообще начинать? Разве недостаточно получать удовольствие от самой жизни и просто быть живым? Если хочется измененных состояний сознания, то почему бы не обратиться к йоге и медитации? Может, даже получится достичь просветления?

Сейчас Ниша живет в Лондоне, но выросла она в обеспеченной семье в Индии. Как-то вечером мы сидели у нее в спальне, раскладывая дорожки кокаина на зеркале. Ниша употребляет наркотики как настоящий победитель – она может написать свое имя белым порошком, а затем всосать его, как пылесос. Даже по моим меркам доза была немаленькая, но она только рассмеялась, увидев, как у меня отвалилась челюсть.

«Это ни о чем, – сказала она. – Было дело, мой бывший подарил мне больше унции кокаина на выпускной. Я его весь снюхала сама, за два или три дня. Но в конце меня так размазало, что я даже говорить не могла. У меня нос был забит кокаином, и больше просто физически не лезло. Я делала широкие дорожки в форме буквы N – примерно полграмма на каждую. И снюхивала их одну за другой».

Ниша была самой безбашенной из всех, кого я знал. «Сучка на течке», как она сама себя называла. Секс и наркотики были частью ее Я, и временами она меняла мужиков через день.

«Я совершила множество безумных поступков – может, мне хотелось быть немного сумасшедшей, а может, просто я такая и не знала ничего другого, – вспоминала она. – Однажды я переспала с двумя парнями за одну ночь. Я познакомилась с одним, мы вместе снюхали грамма три кокаина. Я сказала, что мне пора на встречу с другим мужчиной. Он спросил – зачем? Я ответила, что трахаться. Он так завелся, что начал трогать себя. Я предложила ему пойти к нему в машину и там отсосала ему прямо у всех на глазах. Потом он меня подвез к дому того, другого, ему было лет пятьдесят, и я его трахала, пока он называл меня мамочкой».

Есть такая поговорка: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Так вот, Ниша не раз оказывалась на самом краю. Несколько раз она превышала дозу случайно и корчилась на полу с сердцем, пытающимся вырваться из груди; несколько раз она делала это намеренно, мешая водку с антидепрессантами, но, в последний момент передумав, вызывала скорую. А потом снова пускалась во все тяжкие, как, например, в тот раз, когда вышла замуж за чувака, с которым только месяц как познакомилась.

«Он меня использовал – физически, эмоционально, сексуально; как только не использовал. Он угрожал мне ножом – приставлял нож к горлу и грозился меня убить; он каждый день бухал и нюхал кокс», – рассказала она.

И Ниша, и ее муж оба были порченым товаром, оба злоупотребляли алкоголем и наркотиками. Легко презирать аддиктов, считая их безнадежными лузерами, своими руками разрушающими свою жизнь в ненасытной погоне за удовольствиями, за которые расплачивается общество. Но как же свободный выбор и личная ответственность?

Можно ли говорить о свободном выборе в случае людей, которые всерьез подсели на наркотики, вопрос спорный. Кое-кто считает, что, принимая решение впервые попробовать их, зная о возможных последствиях, мы уже делаем выбор (а я, решив продавать их, сделал свой – и в итоге оказался в тюрьме). Это так, но надо учитывать и то, почему люди так поступают.

Спустя еще несколько дорожек колумбийской «сыворотки правды» Ниша рассказала мне свою мрачную тайну. Еще в Дели, в возрасте с шести до четырнадцати, ее постоянно домогался и насиловал человек, которому она доверяла, – друг семьи.

«Он был взрослый, а я ребенок. Я слишком боялась рассказать родителям».

Мы лежали на ковре, и она произнесла это, глядя в потолок. Я не знал, что сказать. Я хотел найти этого мужика, кто бы он ни был. Хотел убить его. Хотя нет, это слишком просто. Я хотел заставить его страдать. Спрыгнуть с двухэтажного дома, чтобы он сломал обе ноги, но не умер. Как в той сцене, где Бэтмен сталкивает с крыши брата Джулии Робертс. Рассказать его семье, что он сделал. И тогда, если только стыд не вынудит его поступить правильно, заставить его ползать по земле и молить о прощении.

Наркотики – героин, опиум, кокаин, водка – помогали ей заглушить воспоминания об украденном у нее детстве. Травма, особенно детская травма, часто предопределяет склонность человека к аддикции. Конечно, бывают и такие, кто прошел через гораздо худшее и все равно не стал наркоманом, я в этом не сомневаюсь. Просто помните: трудный опыт может закалить личность, но может и разрушить ее. И если вы начнете меня убеждать, что девчонка, которая подсела на героин потому, что у нее украли детство, плохой человек, то можете идти на хер – и йогу свою не забудьте прихватить.

К тому же Ниша сумела преуспеть. Ее неистовые эксперименты не помешали ей хорошо учиться и получить степень магистра психологии, защитив диплом по теме депрессии. Она вообще-то справилась гораздо лучше, чем большинство употреблявших по чуть-чуть и время от времени ребят, которым я продавал дурь в универе.

Наркоманов считают жалкими дегенератами, которые только и думают, где достать следующую дозу. Но нейроученые уже давно доказали, что это совсем не так. В конце 2000-х доктор Карл Харт из Колумбийского университета пригласил крэковых наркоманов в свою лабораторию и провел небольшой эксперимент, предложив им на выбор пять баксов или бесплатную затяжку из трубки, будучи совершенно уверенным, что результаты лишь подтвердят распространенное убеждение: крэк – отец всех наркотиков, и стоит его хоть раз попробовать – назад дороги нет. Игра окончена! Ты забудешь о своей работе, забудешь о том, что надо помыть посуду, потому что отныне ты будешь только курить крэк!

Однако доктор Харт к немалому своему удивлению обнаружил, что в половине случаев нарколыги выбирают деньги! При том что затяжка крэка стоит дороже чем пять баксов. Затем эксперимент провели с метамфетаминщиками, и те показали даже лучший самоконтроль, чем любители крэка: когда он поднял ставки и стал платить по двадцать долларов, почти все участники выбрали деньги. Очевидно, что даже тяжелые аддикты могут думать о чем-то кроме очередной дозы кайфа – не говоря уже о тех, кто употребляет нерегулярно. Наркоман вполне может приносить пользу обществу – точно так же, как «функциональный» алкоголик. Тот факт, что вторые встречаются гораздо чаще первых, скорее всего объясняется тем, что их мы не пытаемся упрятать куда-нибудь. Наркоманам же мы не даем ни единого шанса.

Список наркоманов, добившихся в жизни успеха, может быть довольны длинным: в него входят The Beatles, The Rolling Stones, Лил Уэйн (с его сиропом от кашля), – но давайте отбросим рок-музыкантов и звезд Голливуда и поищем знаменитых наркоманов в других областях деятельности.

Уильям Уилберфорс, известный филантроп XIX века, добившийся отмены рабства в Британской империи и основавший Королевское общество по предотвращению жестокого обращения с животными, а также государство Сьерра-Леоне в Западной Африке, сидел на героине. Карл Саган, авторитетный астроном, автор более шестидесяти научных работ о космосе, известный любитель марихуаны. Стив Джобс описывал кислотный трип как «одну из двух или трех самых важных вещей, сделанных в жизни». А как насчет отца современного психоанализа, Зигмунда, мать его, Фрейда, который тоннами нюхал кокаин? Не говоря уже о Бараке Обаме, который в юности был обычным укурком, а затем стал самым могущественным человеком во всем мире.

Очевидно, что их увлечение наркотиками не превратилось в нисходящее падение по спирали, которое необходимо предотвратить любой ценой. Лишь незначительная доля всех наркопотребителей скатывается до преступной жизни. Большинство просто ловит кайф и… да, собственно, и все. В 1980-х в Нью-Йорке провели аналитическое исследование всех убийств, так или иначе связанных с наркотиками. Два процента составляли убийства, случайно совершенные наркоманами при ограблении; 7,5 % были совершены под влиянием галлюцинаций: кто-то, снюхав слоновью дозу кокса, решил, что обороняется от пришельцев, которые хотят захватить землю. Более 75 % убийств совершили члены банд, ведущих территориальные войны, – это побочные расходы ведения бизнеса. И еще одно исследование, проведенное в 2017 году, показало, что потребители психоделических веществ – например ЛСД и грибов – на 22 % менее склонны к совершению насильственных преступлений, чем люди в среднем.

Даже среди тяжелых аддиктов количество тех, кто ворует телевизоры или грабит старушек, относительно невелико. Они представляют самый край спектра – тех, кто уже достиг дна. Моя двоюродная сестра из России рассказывала, как у них в деревне наркоманы ограбили и убили ее соседа, а затем подожгли дом. Спору нет, преступников нужно найти и наказать, но за то, что они убийцы, – а не за то, что они наркоманы. Кто сказал, что они изначально не были такими? Если ты подонок без наркотиков, то с наркотиками ты тоже будешь подонком. Мало кто кардинально меняется, начав употреблять наркотики, и после одной понюшки кокса превращается из дисциплинированного студента и волонтера в приюте для бездомных собак в убийцу и поджигателя.

Кроме того, важно учитывать широкий контекст, в котором происходят подобные события. Если аддикты совершают преступления ради оплаты своей пагубной привычки, из этого логически вытекает, что причиной тому дороговизна наркотиков, а дороги они потому, что запрещены. Их поставщик – например я – должен получить компенсацию за то, что рискует своей свободой каждый раз, выходя из дома[74]74
  Другими словами, дело не только в том, что дилеры жадные. Цена на наркотики, как и на любые другие товары, регулируется законом спроса и предложения. При всем желании – я не сумел бы провернуть трюк, который применяет к Кевину Спейси его сосед в «Красоте по-американски»: он продает ему унцию «секретной» травы G-13, якобы разработанной американским правительством, за две тысячи баксов. Блин, да за такие деньги можно было улететь бизнес-классом в Амстердам, арендовать лимузин и отправиться в лучший кофешоп в городе, потом переночевать в пятизвездочном отеле – и еще хватило бы пообедать в «Сабвэе» на обратном пути.


[Закрыть].

Если у человека проблема с наркотиками, как ему поможет тюрьма, где день за днем придется торчать в унылой камере? Мы запираем их вдали от семьи, под одной крышей с другими отбросами общества, с которыми они неизбежно будут обмениваться негативной энергией. У них появится судимость, а значит, они потом не смогут найти нормальную работу. А потом мы удивляемся, что, едва выйдя на свободу, они снова принимаются за старое.

И еще у нас существует культура стыда. К примеру, человека тянет на кокаин или мет, потому с ними он чувствует себя увереннее, чем в обычной жизни. Нельзя просто так взять и стать уверенным – уверенность у тебя либо есть, либо нет. Скажем, человек, над которым часто издевались в школе и который на работе занимается рутинным вводом данных, просто не может иметь столько же уверенности в себе, сколько имеет Дэн Билзерян – профессиональный актер, игрок в покер и венчурный капиталист. Итого: если назвать наркопотребителя уродом, вероятность того, что он завяжет с наркотиками, от этого увеличится или уменьшится?

Разумеется, не увеличится. Зато велика вероятность, что он еще больше подсядет. Когда вас уже заклеймили дегенератом и преступником – будь вы наркоман, представитель какой-либо субкультуры, меньшинства и так далее, – это становится самоисполняющимся пророчеством. Вы так часто слышите, как вас называют отбросом, бесполезным наркоманом, что сами начинаете в это верить: «Знаете что? Да пошли вы! Пойду тогда украду что-нибудь». Если общество от вас отказалось, вам некуда пойти, кроме как в любящие объятия таких же наркоманов, где можно ловить кайф, помогать друг другу достать дозу и вместе воровать мелочевку. Вас назвали наркоманом – и вы стали наркоманом.

Ниша сумела разорвать круг. Теперь она принимает лишь изредка, у нее новый парень, с которым они вместе смотрят марвеловские фильмы.

«Думаю, теперь я более или менее в порядке. Я очень рада, что смогла выбраться. Я видела, как наркотики разрушают людей и полностью меняют личность, и я не хочу быть такой всю оставшуюся жизнь. Наркотики мне не нужны, у меня есть я. Наркотики – это весело, но только если недолго. Ты их не контролируешь – они контролируют тебя».

28. Джек и Торин

Отправляясь на первую встречу с Рэем Лейкманом, я волновался. Учитывая мой прежний опыт участия в определенного рода деятельности, я испытывал дурные предчувствия – они нависли надо мной, подобно тому как в Британии начинают собираться тучи, если вы решили устроить пикник. За всю историю моего дилерства я ни разу не сталкивался с серьезными побочными эффектами от употребления наркотиков – шанс умереть от экстази (примерно 1 к 10 000) гораздо меньше, чем от падения с лошади. Когда люди говорят, что наркотики убивают, они обычно имеют в виду героин и тому подобные вещества. И представляют себе жалких торчков в убогом социальном жилье, где повсюду разбросаны использованные шприцы: они получают по заслугам.

Но я ничего такого не видел – я никогда не связывался с хмурым, – и потому мне было интересно встретиться с Рэем. Нашу встречу устроила организация под названием Anyone’s Child – это объединение скорбящих родителей, чьи дети умерли от наркотиков, были убиты бандами и тому подобное. Я несколько минут топтался на пороге кафе у причала в Бристоле, собираясь с духом. Но я напрасно волновался: Рэй, бывший учитель, был рад поболтать со мной, бывшим дилером, о своих сыновьях – Жаке (Джеке) и Торине.

«Когда им было лет девять-десять, мы с женой по очереди возили их в театральный кружок, и в машине у нас были кассеты комика Тони Хэнкока, – вспоминал Рэй за чашкой кофе. – Они просто обожали Тони Хэнкока, и это вообще-то странно, потому что он был популярен в шестидесятые, и их приятели о нем даже не слышали. А мы постоянно его ставили. Мы записывали на аудиокассеты все его выступления, даже телепередачи – потому что смотреть их было совершенно не обязательно».

Мальчики, выросшие на острове Мэн, были очень близки. Они родились на свет с разницей в пятнадцать месяцев и вместе проходили через все этапы развития.

«Когда Жак был маленький, у него было множество причуд. Он хотел стать волшебником, а потом он посмотрел „Бриолин“ и захотел стать Джоном Траволтой, так что он купил кожаную куртку, и следом за ним Торин тоже купил такую. Потом был период спагетти-вестернов, он завел себе шляпу и пончо, так что Торин тоже ходил в шляпе и пончо. У них были отдельные комнаты, но Торин никогда не спал у себя – он предпочитал матрас на нижнем ярусе кровати Жака».

Это была забавная парочка. В школе у Торина был очень мелкий почерк – настолько, что учителя не могли его разобрать. Но каждый раз, когда учителя его за это ругали, он начинал писать еще мельче. Дошло до того, что, когда Торин писал сочинение, Рэю приходилось его ксерокопировать с увеличением, чтобы текст можно было прочесть.

А Жак был талантливым музыкантом и гитаристом. Рэй возил его на «открытые микрофоны» по всему острову. Но, когда он повзрослел, начались проблемы. Он стал экспериментировать с алкоголем и наркотиками. Однажды он просто упал на пол в кухне, и Торин, младший брат, принялся костерить его на чем свет стоит. Лейкманам пришлось убрать из дома всю выпивку.

В 2014 году Жак переехал в Лондон и поселился у матери Рэя, а Торин поехал учиться астрофизике в Университет Аберистуита в Уэльсе. Это была первая в их жизни разлука. Торину было девятнадцать, Жаку – двадцать. Шли месяцы, Жак позвонил, что не сможет приехать домой на Рождество из-за работы, но у него были билеты на игру «Манчестер Юнайтед». Его друг отказался идти в последний момент, так что он позвал Торина. Игра должна была пройти в субботу, они договорились встретиться в Манчестере, а в воскресенье разъехаться по домам. Такой по крайней мере был план.

«В воскресенье я по обыкновению позвонил матери и застал ее в тревоге, потому что была уже половина седьмого, а в пять они всегда ходили вместе на викторину в пабе. Жак никогда раньше ее не подводил. Я попытался позвонить и попал на автоответчик Торина. В половине одиннадцатого Жак все еще не вернулся и Торин по-прежнему не отвечал на звонки, так что мы начали беспокоиться всерьез».

Рэй позвонил в полицию Манчестера разузнать, не были ли его сыновья арестованы на матче – в конце концов, мальчишки такие мальчишки, – но ничего не узнал. Он пробовал звонить в местные больницы, но и там было пусто.

«Полицейские сказали мне, что они наверняка познакомились с какими-нибудь девчонками и задержались у них, но чутье подсказывало нам, что они бы так не поступили. Мы знаем своих детей! На следующий день мы подали заявление в розыск и начали обзванивать гостиницы. В одной нам сказали, что Жак забронировал и оплатил номер, но не заселился. Этот испугало нас еще больше. Они вообще добрались до Манчестера? Ходили на матч? Я помогал с покупкой билетов на матч, так что я позвонил на стадион узнать, были ли заняты соответствующие места. Парень на том конце провода сказал: „Подождите, я вас переключу“.

Меня соединили с юридическим отделом, где я заново объяснил всю ситуацию; на этот раз мне дали номер полицейского и предложили позвонить ему, чтобы получить больше сведений. Так я и сделал. Мне ответили, что тот на совещании и сам мне перезвонит. И тогда к нам в дверь постучались двое полицейских. Моя жена спросила, правильно ли она поняла, что они собираются нам рассказать».

Братьев нашли мертвыми в воскресенье в комнате над пабом. Они в шесть раз превысили смертельную дозировку экстази. Позже выяснилось, что Торин, который всегда был за здоровый образ жизни, заказал таблетки через зашифрованный сайт в теневом сегменте интернета – даркнете.

«Ему всегда нравились подобные тайные операции. К тому же наркотики в ходу среди студентов. От его друзей я узнал, что ему нравился эффект таблеток – они давали ему чувство счастья».

Родители не должны хоронить своих детей. Мне достаточно лет, чтобы помнить дело Ли Беттс, прогремевшее в середине 1990-х. Родители этой восемнадцатилетней девушки разрешили газетам напечатать фото умирающей на больничной койке дочери, чтобы предупредить людей об опасности экстази (хотя на самом деле Ли умерла потому, что выпила слишком много воды, – этого легко можно было избежать, зная технику безопасности). Но Рэй, потерявший обоих сыновей в один день, придерживается иного мнения.

«У нас есть закон. Если закон не останавливает людей от определенных действий, он бесполезен, – сказал он. – Смерть Торина не остановила его друзей от употребления наркотиков. Они решили, что ему просто не повезло. И ему действительно не повезло. Если люди продолжают употреблять наркотики, несмотря ни на что, остается только сделать этот процесс более безопасным. Так что, если общественные организации вроде The Loop будут проверять наркотики, от этого будет только польза».

Ну вот мы и подошли к главному вопросу. Лично я никогда не воспринимал себя как продавца смерти, но Рэй может считать иначе. Кто-то должен оказаться тем единственным на 10 000, кто умрет от экстази. Три года спустя после той ужасной ночи полиция арестовала дилера, который продал Торину наркотики, и отправила его за решетку на шестнадцать лет. Я осторожно спросил у Рэя, что он думает по этому поводу.

«Да что я думаю, он просто бизнесмен. Он же не подходил к моему сыну на улице и не заставлял его купить наркотики. Мальчики сами к нему обратились. Они нашли его в интернете и заказали определенный продукт. С этой точки зрения единственное, в чем он неправ, – он не конкретизировал, что именно посылает. Контроля качества никакого не было. Он отправил им пакетик MDMA, в котором хватило бы и на тридцать доз. Он не знал, что они примут все за раз, а они не знали, сколько нужно принять».

Я почувствовал облегчение. Рэй не винил дилера. Точнее, может быть, и винил, но не больше, чем саму систему. Именно система – законы, из-за которых возникает черный рынок, – порождает в людях невежество: что именно они покупают, что именно они продают.

Все дело в том, что вылетевшие с химических факультетов студенты, штампующие таблетки в подпольных лабораториях, отнюдь не следуют в своей работе тем же строгим стандартам качества, которыми славятся фармацевтические компании. Оно и понятно: если кто-то умрет от таблетки аспирина, производителя затаскают по судам и обдерут до нитки. К тому моменту, когда вам продаст таблетку некто по кличке Кэндимен («Позвони, если что-нибудь понадобится, бро»), она пройдет через столько рук, что никто уже не будет знать, какая в ней дозировка. Представьте себе, что было бы, если бы каждый раз, делая глоток из бутылки, вы не знали, сколько в ней этилового спирта, и там могло бы оказаться что угодно от 4 % (обыкновенное пиво) до 80 % (абсент). Вот так люди и умирают.

И потом, какое только дерьмо дилеры не подмешивают в товар у себя на кухне. Сам я по-дилетантски добавлял растолченный парацетамол (эта хрень вообще-то убивает ваш нос) и зубной порошок (ради чувства онемения) в кокаин, чтобы выдавать один грамм за полтора, пока не осознал, что лучше не портить хороший товар и просто брать с клиентов больше денег за лучшее качество. Хотя на суде, когда прокурор заявил, что продаваемый мной порошок имел чистоту 80 %, мой сосед повернулся к другу и прошептал ему на ухо: «Можно обвинить Нико в чем угодно, но только не в том, что он продавал хороший кокс».

The Loop – единственная общественная организация, которая проводит тестирование наркотиков на музыкальных фестивалях в Великобритании. Сделав перерыв в безудержном веселье, вы можете подойти к их палатке и прогнать свой образец через их анализатор, чтобы проверить, что вам продали: настоящий чистый экстази, обычные витаминки или какое-то неизвестное науке зелье, от которого вы будете корчиться на полу в луже собственного дерьма и блевотины. Люди очень редко умирают от экстази при условии соблюдения техники безопасности – например, пить достаточно (но не слишком много) воды. Как правило, если у кого-то и случается передоз, то это происходит при приеме РММА, пара-метоксиамфетамина, который часто продают под видом MDMA и который может быть действительно опасен. Как правило, химики варят РММА, если не удается достать ингредиенты для настоящего MDMA. Полиция может объявить это своим достижением – им же удалось прервать цепь поставок, но в действительности все, чего они добиваются тем самым, – кто-то травится или ловит передоз.

В прошлом The Loop находили в наркотиках следы инсектицидов, таблеток от малярии и даже цемента. Обычно, если они находят в образце что-то подозрительное, люди выбрасывают всю дозу. Никто не хочет неприятностей, и деятельность организации даже встречает понимание в некоторых полицейских участках, которые в случае обнаружения «паленой» партии выпускают официальное предупреждение. Когда в 2016 году The Loop поставили на музыкальном фестивале в Кембриджшире свою палатку, количество госпитализаций среди его посетителей снизилось на 95 % по сравнению с предыдущим годом – один человек вместо 19. Проверь, нет ли в твоем кокаине инсектицида, – и не окажешься на больничной койке! Кто бы мог подумать?

И тем не менее, некоторые люди жалуются на подобную деятельность, утверждая, что она «пропагандирует» употребление наркотиков. Но что, если бы речь шла о ваших собственных детях? Если они совершат ошибку, вы бы хотели, чтобы они передознулись где-нибудь в подворотне или сели в тюрьму? Ну хорошо, с вашими детьми такого случиться не может; но я, например, профессорский сын – и посмотрите, где я оказался. Такое может случиться с каждым.

На похоронах сыновей Лейкманы поставили кассету Тони Хэнкока, их любимого комика.

«Если я потерял только одного сына, это просто статистика. Но я часто говорю с журналистами, и в ином контексте я бы говорил с ними по совсем другим поводам – потому что мои мальчики чего-то достигли, – рассказывает Рэй, сдерживая слезы. – Я хочу говорить о них потому, что они этого заслуживают. Они не заслужили быть всего лишь статистикой».