Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Раненые воины, вытянувшись гуськом, тронулись к стану. Тех, кто уже не мог держаться в седле, привязали за спины тем, которые могли ехать сами.

Князь Юрий со свитой подъехал через полчаса. За ним двигалось тысяч семь конницы в боевом порядке: в центре – панцирники, построенные в линию тройных клиньев, на крыльях и впереди – легкодоспешные сотни. Увидев Ратьшин отряд, Юрий Ингоревич пришпорил жеребца и направил его к воеводе степной стражи. Был великий князь возбужден и даже весел. Злым лихорадочным весельем.

– Что, потрепали тебя татары, боярин? – подъехав стремя в стремя и осадив коня, спросил он.

– Да, есть такое, – дернул щекой Ратьша. – Попался в петлю.

– Что ж ты, опытный, битый – и встрял?

Видно было, что Юрий не ждет ответа, и Ратислав промолчал. Только нахмурился.

– Ладно, – недобро усмехнулся князь. – Сейчас отплатим супостатам за обиду. Твою и воев твоих.

– Как бы наши тоже не попались, – предостерег Ратьша.

– Ништо, – махнул рукой Юрий Ингоревич. – Там походный воевода. Он волк битый, придержит княжат.

– Сможет ли? Кто там впереди?

– Сыновцы все: Роман, Олег, Давид да Глеб. Олег, племяш Юрия Муромского, с ними увязался. Ничего, придержит.

– Пешцов в стане оставил, княже? – спросил Ратислав.

– Нет. Позади идут, в стену развернутые. Вон, смотри, видно уже. В стане тысячу оставил для охраны. Десять тысяч вывел.

– Неуж так сразу на татарский стан и пойдем?

– А чего тянуть, раз так закрутилось? Не бегать же от них аль за рогатками отсиживаться в лагере. Не для того шли сюда. – Глаза Юрия Ингоревича загорелись ненавистью.

– Не успеем до них добраться дотемна, – попытался вразумить князя Ратислав. – А в ночь битву затевать нельзя. Пешцы так вообще дотуда только к утру доберутся, если своим ходом и идти будут всю ночь без роздыха. Уморятся. Какие из них вояки будут…

– Чаю, татары уж давно нам навстречу вышли всем войском, – покачал головой князь Юрий. – Те, что тебя потрепали, не разведка – передовой отряд. За ним – все войско.

«Пожалуй, так оно и есть», – подумал Ратьша и посоветовал:

– Коли так, надо пешцов дождаться.

– Дождемся, – кивнул князь. – Да вон они уж показались.

Ратислав глянул за строй всадников. Из балки близ полночного окоема показалась темная полоса шириной с версту. Пехотная стена. До нее верст шесть-семь. Час ходу, не меньше. Ну и ладно, кони отдохнуть успеют.

Юрий Ингоревич отъехал к своей свите и там о чем-то яростно заспорил с воеводами. Ратислав поставил своих панцирников тройным клином на правом крыле конного войска. Клинья получились куцые в сравнении с полнокровными, еще не побывавшими в битве свежими сотнями. Легкая сотня сакмогонов гарцевала впереди в полуверсте. Две сотни степных охотников отпустил к своим. Сам встал в острие переднего клина. Могута и Первуша заняли места позади, образуя второй ряд клина.

Какое-то время спустя к Ратьше подскакал посыльный от великого князя, державшего стяг впереди напротив центра конного войска. Юрий Ингоревич звал к себе.

– Надобно послать сотню вперед, – озабоченно хмурясь, сказал князь. – Ежели Матвей все же попался татарам, те могут нежданно нагрянуть. Да и просто обойти его могут с их-то силой.

– Сам поеду, – кивнул Ратислав. – Со своей легкой сотней.

– Ступай, – махнул рукой Игорь.

Оставив Могуту за старшего и взяв с собой Первушу, Ратьша с легкой сотней помчал по истоптанному тысячами лошадиных копыт снегу на полдень. Верстах в пяти разделил сотню на десятки, и те, расходясь веером, чтобы охватить как можно большее пространство, рысью двинулись дальше. Сам возглавил один из десятков, идущий ровно на полдень по широкой полосе истоптанного снега.

Скоро стали попадаться побитые стрелами сакмогоны из отряда Ратьши. Пообочь с двух сторон валялись трупы татар из тех, которых достали стрелы рязанцев. И те и другие были изрядно потоптаны копытами. Выжить после такого нельзя, потому к трупам не подъезжали – время дорого. На взгляд, побитых татар валялось все же поболее, чем рязанцев. Хоть и ненамного. Все равно плохой размен: один панцирник, пусть и на двоих легкоконных степняков – это очень много. Даже для лучного боя.

Потом добрались до места сшибки с передовым отрядом половцев. Вот здесь все было правильно: наваленные снопами трупы половцев, перемежающиеся буграми лошадиных трупов. Своих увидали всего пятерых. И дальше бы так! Да только вряд ли татары опять так подставятся. Вряд ли…

После места побоища проехали еще версты две и увидели впереди клубы снежной пыли от приближающейся конницы. Наши или татары? Ратислав, приставив руку к бровям от солнечного блеска, напрягая глаза, вгляделся. В темной цепочке всадников сверкнула искорка шлема, еще одна, еще. Взблеснул стальной нагрудник. Похоже, свои. Последние сомнения рассеялись, когда всадники приблизились и стали видны алые круглые щиты. Точно свои. Вскоре стало можно прикинуть количество конников. Тысяч пять. Если и сцепились с татарами, то потеряли немногих. И непохоже, что уходят от погони: идут рысью, назад не оглядываются, луки в налучьях.

Когда до отряда осталось с версту, от него отделились несколько всадников. Кто-то из князей, судя по богатым доспехам и алым плащам. С пары сотен саженей Ратьша узнал Олега Красного и Давида Ингоревича с Романом Романовичем Коломенским, скачущих впереди строя. Все трое подъехали вплотную. Разгоряченные, румяные. Осадили коней рядом с Ратьшей, подняли руки, приветствуя.

– Ну что, где татары? – задал главный вопрос Ратислав.

– Умчались, как зайцы, – досадливо скривился князь Олег. – Кони у них резвее наших тяжеловозов. Наши легкие конники их чуть стрелами попятнали, а мы только хвосты лошадей и видели. Но, похоже, большое войско идет в нашу сторону. – Олег посерьезнел. – Легкодоспешные, что вплотную за бегунцами шли, доносят. И, похоже, войско немалое. Видно, всей силой на нас татары двинулись.

Олег снял рукавицу с правой руки, содрал льдышки с усов и бороды, продолжил:

– Воевода Матвей как услышал о таком, так сразу нас вспять развернул. А жалко: с такой-то силой дали бы мы им. Подырявили бы шкуры, чтоб знали, как русских замать.

Давид с Романом одобрительно загомонили. Ратислав на такие слова только головой покачал. Переяславский князь увидел, горячась, спросил:

– Аль, думаешь, настолько сильны татары? Сильнее наших витязей?

– Сильней ли, нет, а от моих сакмогонов меньше половины осталось после одного только боя. А они, знаешь, вои не из слабых.

Олег помрачнел. Буркнул:

– Видел твоих побитых, когда в погоню шли. И впрямь много. Но и татар вы настреляли изрядно, а половцев так вообще горами навалили.

– Не тот размен, – покачал головой Ратьша. – Татар больше в четыре раза. Это если нас с пешцами считать. А ежели только конных, так раз в семь. Один к семи размен должен быть.

– Будет и один к семи, – рубанул рукой воздух Олег. – Будет и больше.

Тут разговор заглушил топот добравшихся до них конных рязанских воев. Они двигались без строя, лавой, аккуратно объезжая беседующих князей. Прошли быстро: отряд растянулся в ширину, в глубину строй был десятка в два всадников, не больше. Позади ехали начальные люди и походный воевода в их числе.

Увидав стоящих князей и Ратислава со своим десятком, Матвей направил коня к ним. Подъехав, поприветствовал Ратьшу, спросил у молодых князей:

– Вижу, поговорили уже. Все ли обсказали?

– Да вроде, – отозвался Олег.

– Войско впереди большое, – повторил походный воевода то, что Ратислав уже слышал. – Приказал я возвращаться к великокняжескому стягу. А там как Юрий Ингоревич решит.

– Все правильно сделал, – кивнул Ратьша. – Позади оставил кого?

– Само собой, – кивнул Матвей. – Две сотни легкодоспешных, на десятки разбитых. Верстах в трех-четырех позади идут.

– Понятно. Тогда я со своими тоже пойду вперед, посмотрю, что там и как.

– Я с тобой, – быстро подхватился Олег. – Воевода, к чему я тебе? – Это уже походному воеводе Тимофею. – Мои начальные и без меня неплохо управляются.

Тимофей укоризненно покачал головой, потом досадливо махнул рукой.

– Ступай…

Олег сразу дал шпоры коню, боясь, видно, что воевода передумает. Давид и Роман посунулись было следом за братом, но Тимофей их сразу осадил.

– Куда? Назад! Помните, что вы под моей рукой ходите, и перед великим князем я за вас в ответе. За мной езжайте!

Тимофей дернул узду и порысил за своими людьми. Князья нехотя развернули коней и поехали следом, с тоской оглядываясь на несущегося вскачь Олега.

«Не навоевались», – покачал головой Ратислав и дал шпоры Гнедку. За ним двинулся Первуша и весь его десяток.

Уехали недалеко. Татары выметнулись из-за рощи, раскинувшейся у подножия холма меньше чем в версте, и понеслись навстречу, издавая какой-то каркающий боевой клич, что-то вроде «кху-кху». Разворачивая Гнедка и пуская его вскачь, Ратислав еще подумал: «Рано татары выскочили, могли подпустить поближе, и если не стоптать, так побить стрелами».

Будто нарочно вспугнули рязанский разъезд. Догоняли тоже словно нехотя: коней особо не гнали. Число их Ратша оценил тысячи в две. Скакали около получаса, пока вдали не завиднелось рязанское войско. Увидев русичей, татары развернули коней и помчались прочь.

Ратьша перевел Гнедка на рысь, давая отдышаться. Олег, скакавший все это время последним (видно, надеясь, что какой-нибудь особо резвый татарин подберется поближе и будет с кем переведаться в рукопашной), подъехал к нему стремя в стремя. Конь Олега заметно устал – в броне. Не пересел князь переяславский на легкого скакуна. Хорошо, что татары гнали их не всерьез, а то не ушел бы он от них. Ратьша попенял на себя: недосмотрел.

На лице Олега было выражение досады: опять не добрался до врага, не напоил свой меч кровью.

– Так и будем бегать по степи, – проворчал он. – То мы за ними, то они за нами.

– Ничего, успеешь подраться, – утешил побратима Ратислав. – Может, даже еще сегодня.

Он глянул на небо. Низкое зимнее солнце перевалило за полдень. Часа три-четыре светлого времени осталось. Дадут сегодня татары бой или будут заманивать дальше в степь?

К ним подскакала легкая рязанская сотня, идущая впереди тяжелой конницы. Сотник легко поклонился князю и боярину. Спросил:

– Много татар за вами шло?

– Тысячи две, – ответил Ратислав.

– Опять ушли, боя не приняв, – подосадовал сотник.

На это Ратьша ничего не сказал. Потом спросил уже сам:

– Князь Юрий Ингоревич впереди идет?

– Да, – кивнул сотник. – В середке. Да вон стяг его виден.

Ратьша кивнул и погнал коня к княжеской свите. Олег скакал чуть поотстав: конь его так толком и не отдышался. Великий князь с полусотней гридней и кучкой ближников ехал в пятистах саженях впереди тяжелой, построенной в линию тройных клиньев панцирной конницы. Легкая конница шла на крыльях и впереди.

Князь Юрий встретил их вопросом:

– Ну, далеко вражье войско?

– Не видели, – покачал головой Ратислав. – Шуганули нас.

– Близко они, – глянув на полуденный окоем, сказал князь Юрий. – Чую их.

Ноздри Юрия Ингоревича хищно раздулись. В глазах опять сверкнула ненависть.

– Пешцы далеко ли? – поинтересовался Ратьша.

– Нет, – оторвав глаза от заснеженной степи и глянув на воеводу степной стражи, ответил великий князь. – Позади идут в паре верст.

– Уморились, должно?

– Ништо, – махнул рукой князь Юрий. – Бой начнется, им никуда не бежать, на месте стоять придется. Отдышатся.

Ратислав в сомнении покачал головой.

– Посыльный скачет от передовых сотен, – показал на всадника (явно кто-то из свиты), несущегося им навстречу.

– Должно, опять татары замаячили, – буркнул недовольно Олег Красный. – Опять в догонялки хотят поиграть.

– Поглядим, – пожал плечами великий князь и выехал вперед.

Подскакавший гонец осадил коня перед Юрием, выдохнул:

– Татары впереди показались. Много.

– Далече? – спросил князь.

– Версты три. Из балки, через которую дорога на Онузлу проходит, выскочили. Сейчас в лаву разворачиваются.

– Хорошо! – В голосе Юрия Ингоревича слышался азарт охотника, увидевшего наконец долгожданную дичь. – Готовьте войско к бою! – Это уже воеводам свиты.

Те метнулись по своим местам.

– Вы тоже к своим ступайте, – обратился князь Юрий к Олегу и Ратьше. – Твои, Олег, на правом крыле. Остатки твоих, Ратислав, там же. Готовьтесь. Чую, надоело татарве бегать по степи, решили наконец впрямую силами помериться.

Олег с Ратьшей кивнули и погнали коней на правое крыло. Там Ратислав пересел на отдохнувшего Буяна и снова встал на острие тройного клина своих сакмогонов-панцирников, идущего в линии крайним справа. Олег тоже занял место в строю своих гридней в соседнем клине.

Ехали шагом. Впереди примерно в версте маячило несколько легкодоспешных сотен. Справа растянулись в широкую лаву две с лишним тысячи плохо одоспешенных конных охотников и детских, которых тоже скорее можно было отнести к легкодоспешной коннице. На левом крыле их шло примерно столько же.

Легкодоспешных предполагалось использовать в битве как конных стрелков или против легкой конницы кочевников. Линию тройных клиньев составляли семь тысяч панцирной тяжеловооруженной конницы, растянувшихся в ширину больше чем на версту. Вместе с крыльями из легкодоспешных рязанское конное войско растянулось в ширину почти на две версты. Позади шла пехота с глубиной строя в десять рядов, перегородив степь больше чем на версту.

Вскоре впереди замаячила черная полоса чужих всадников. Снега над ними почти не поднималось: видно, тоже двигались шагом. Степняки приближались. Уже стало можно прикинуть их количество – тысяч десять, не меньше. Скорее, больше. Может, и все четырнадцать. Это тех, что шли прямо на рязанцев. И еще тысячи по три-четыре маячило справа и слева от основного войска степняков верстах в двух от его крыльев. Похоже, татары решили взяться за русских всерьез.

«Пусть четырнадцать или даже пятнадцать тысяч идет встречь, – рассуждал Ратьша, – еще тысяч шесть, пусть восемь, на крыльях. Двадцать с небольшим получается. Где-то еще пятьдесят тысяч прячется».

Ратислав привстал в стременах, осматриваясь по сторонам. Нет, больше степняков не видать. Зато татары, те, что двигались на крыльях степного войска, ускорили ход коней и стали охватывать русское войско с боков. Но с этими должны справиться свои легкодоспешные, идущие справа и слева.

Татары, идущие встречь, приближались. До них уже осталось меньше версты. Те, что охватывали рязанцев с боков, тоже заметно сократили расстояние. Оба легких крыла русичей, получив приказ, развернулись на них и пришпорили коней. Татары, увидев это, приостановились, а потом подались назад, развернули коней и стали уходить в степь. Легкодоспешные стали их преследовать. Рязанская панцирная конница перешла на рысь, потихоньку набирая разбег. Татары, идущие встречь, тоже ускорили ход коней. Над ними заклубилась поднятая в воздух снежная пыль, скрывая задние ряды.

Теперь казалось, что врагами заполнена вся степь до самого окоема. По хребту продрал озноб. Чтобы прогнать незваную дрожь, Ратьша глянул влево – на скачущую линию сверкающих серебром доспехов рязанских клиньев. В шести десятках саженей на острие соседнего клина несся Олег. Этот был спокоен, если не сказать радостен, в предвкушении хорошей драки. Заметив, что Ратьша смотрит на него, белгородский князь приподнялся на стременах и вздел вверх копье, приветствуя побратима. Озноб ушел, и татарская лава, мчащаяся навстречу, перестала казаться несметной. Ратьша тоже приподнял копье, взятое им вместо потерянного в последней стычке, отвечая на приветствие.

Когда до татар осталось саженей триста, Юрий Ингоревич, так и едущий со своими гриднями впереди рязанского войска, пустил коня вскачь. Панцирники последовали примеру своего князя. От грохота тысяч копыт, казалось, задрожала степь.

Двести саженей до врагов, тоже пустивших своих коней вскачь. Ратьша опустил копье в сторону татарской лавы. С беспокойством глянул на великокняжескую свиту: неужто Юрий Ингоревич так с полусотней, даже в клин не построенной, сшибется с врагами? Это ж почти верное самоубийство! Но нет, слава Перуну! Нашелся кто-то, придержал за узду коня рвущегося вперед князя. Великокняжеская полусотня, убавив бег скакунов, втиснулась в промежуток между клиньями в центре строя.

Сто саженей до татар. Теперь их стало можно рассмотреть. Это были какие-то другие татары. Таких Ратьша еще не видел. Не половцы и не легкая монгольская конница, с которой они сталкивались до сих пор. И шли они, оказывается, не лавой, а длинными плотными шеренгами, прижавшись колено к колену. Вооружены эти всадники, похоже, тяжелее обычных степняков: налобники у коней, то ли кожаные, то ли черненые металлические, и кожаная латная защита на груди. На воинах – нагрудники с оплечьями, металлические шлемы, круглые щиты, поблескивающие железной оковкой по краю, с железным же умбоном в центре. Да, пожалуй, с ними будет потруднее, чем с половцами. Из каких стран пригнали с собой монголы таких воинов? Или это сами монголы, только вооруженные получше?

Пять десятков саженей. Ратьша сел поплотнее в седле, упираясь крестцом в высокую заднюю луку. Готовясь к копейной сшибке, ухватил покрепче копье. Он уже видел противника, с которым предстояло переведаться силой. Здоровый, косая сажень в плечах воин. Можно рассмотреть его широкое лицо – голобородое, с вислыми усами. Узкие глаза вперились в Ратьшино лицо, грозя, обещая смерть.

Десять саженей. Ратислав вздернул щит, ловя несущееся ему в лицо трехгранное острие длинной вражеской пики, опустил наконечник своего копья, целя в бедро степного всадника. Вот только соседи, скачущие по бокам богатыря, тоже нацелили на него свои пики, поскольку других противников для них пока не было – Ратьша мчал один впереди своих. Да, биться против такого строя строем клиньев смертельно для передовых всадников, идущих на остриях. Теперь ему надо было ударить самому и отбить не меньше трех копий. Сложно. Почти невозможно для плохого воина. Но он, Ратьша, не из таких.

Пора! Ратислав, продолжая плотно упираться в заднюю луку седла, вытянулся вперед и вправо вдоль шеи Буяна, уворачиваясь от пик других врагов. Увернуться получилось, но соперника поразить не удалось, тот успел опустить щит и отбить острие Ратьшиного копья, летящего ему в левое бедро. В следующий миг их кони столкнулись грудь в грудь. Хорошо, что Ратислав сидел в седле пригнувшись к шее Буяна. Опытный в таких схватках жеребец приподнялся на задних ногах, стараясь подмять вражьего коня. И у него это получилось, Буян оказался мощнее, а главное, злее. У степного скакуна от удара подломились передние ноги, и он вместе со всадником провалился куда-то вниз, под копыта напирающих с обеих сторон коней.

По ушам ударили лязг стали, грохот щитов, визг раненых лошадей, яростный вопль людей. Это столкнулись рязанские клинья с ровными рядами степной конницы. Буян с хрустом, слышимым даже сквозь адский шум, прошел через опрокинутого коня и всадника и добрался до второй шеренги татар.

Скорости, набранной при скачке, еще хватило, чтобы пробить копьем щит следующего степняка. Достал ли наконечник до него самого, Ратьша не понял: кочевника вынесло из седла. Ратислав бросил застрявшее в щите копье, краем глаза увидел летящий в лицо наконечник пики. Вскинул свой щит, отбивая. Удар! Хороший удар, еле в седле удержался!

Потянул из ножен меч. Буян взвился на дыбы и обрушил копыта на лошадь и всадника в следующем татарском ряду. Опять пришлось прижиматься к шее жеребца, чтобы усидеть в седле. По поножу скрежетнул наконечник пики, соскользнул, ударил в кожаную бронь на боку Буяна. Не пробил. Ратьша отмахнулся мечом, перерубая пику у наконечника. Жеребец опустился на все четыре ноги.

Тут же слева в лицо полетела кривая сабля. Отбил щитом, рубанул по открывшейся спине степняка справа. Стало тесно. Справа степная лошадь, лишившаяся всадника, придавила ногу Ратьши к боку Буяна, слева ногу сдавила еще одна с всадником, пытающимся достать его саблей и толкающим своим щитом в щит Ратислава. До этого дотянулся своим копьем Первуша, удержавшийся за своим боярином. Слишком высоко поднял щит степняк, вот и получил пару четвертей железа в живот.

Ратьша кинул взгляд через правое плечо. А вот Могута приотстал, зажатый сразу тремя противниками. Помочь нельзя: стоит повернуть Буяна боком к напирающим рядам степняков, тут же опрокинут жеребца, а самого поднимут на копья. Надо двигаться вперед. Только за правым, оставшимся неприкрытым боком следить получше. А Могута справится. Да и подпирающие сзади вои помогут.

Ратислав вонзил шпоры в бока Буяна. Конь, ослабивший было напор, взвизгнул, захрипел зло и рванул вперед, проталкиваясь сквозь горячие, парящие на морозе потом конские тела. Зубами он хватал за незащищенные доспехами лошадиные шеи, разрывая податливую плоть. Первушин конь, прижавшийся правой лопаткой к крупу Ратьшиного жеребца, держался рядом, позволяя своему всаднику прикрывать боярина слева. За ним держались еще несколько Ратьшиных панцирников, продирающихся сквозь плотный татарский строй. Остальные оторвались, приостановленные плотной массой коней и всадников.

Когда Ратислав и оставшиеся при нем воины взломали шестую шеренгу степняков, стало просторнее. Причем как-то сразу. Всадники следующих шеренг – видно было – придержали коней. Потом, ломая ряды, начали их разворачивать. Испугались? Не сильно похоже. Вон Ратьшин клин почти уже застрял в плотном строю врагов. Может, конечно, левее, где ударила основная сила панцирной конницы, сражение складывается более благоприятно для рязанцев? Отсюда не видно, но все может быть.

Татары тем временем, развернув коней, ударились в бега. Те, что остались позади и перемалывались панцирными клиньями, тоже разворачивали коней, пытаясь вырваться из дикой давки. Рязанцы, почуяв слабину, усилили натиск. И увязшие в схватке степняки побежали. Все разом. По полю сражения пронесся ликующий клич русичей. Рассыпавшись лавой, они бросились преследовать бегущих.

Ратислав придержал Буяна, рванувшегося было вслед за уносящими ноги противниками. Жеребец, недовольно заржав, встал, ударил передним копытом в мерзлую землю, выбивая из нее снег и пучки жухлой травы. Первуша остановил своего коня рядом. Ратьша глянул на меченошу. Вроде цел. Мимо, издавая воинственные крики, проскакали воины Ратьшиной сотни. Справа осадил жеребца Могута. Со лба его, заливая правый глаз, струилась кровь. Зацепили ближника.

– Оторви тряпицу от перевязочного полотна, – велел Ратислав Первуше.

Парень вытащил из седельной сумки свернутое в узкую полосу чистое льняное полотно, припасенное для перевязки ран. Оторвал от него кусок, протянул Ратьше. Тот передал тряпицу Могуте. Ближник отер глаз, прижал тряпку ко лбу, буркнул:

– Копье отбил неудачно, царапнуло. Сейчас остановится.

Отнял тряпку ото лба, глянул, снова прижал. Посмотрел вслед преследующим врага рязанцам. Озабоченно сказал:

– Ехать надо. Отстанем.

– Надо, – согласился Ратислав. – Только уж больно легко они побежали. Могли б еще драться, до половины их строй пробили, не больше. Словно по приказу коней развернули.

– Может, и так, – кивнул Могута. – Думаешь, заманивают?

– Наверняка.

– А князь-то неужто не видит?

– Может, и нет. Горе и ненависть его слепят.

– Все равно, – вздохнул ближник. – Не оставаться же здесь.

– Едем, – кивнул Ратислав и дал шпоры Буяну.

Не остывший еще от сражения жеребец рванулся с места вскачь.

Догнали своих быстро: кони у всех троих из Ратьшиной конюшни, а он плохих не держал. Миновав клубы снежной пыли, поднятые копытами, добрались до задних рядов преследователей. Ратислав глянул влево на несущуюся по пятам бегущих татар панцирную конницу рязанцев. Строй клиньев распался, и русичи скакали неровной лавой, насколько можно было видеть в поднятой в воздух снежной пыли. Ратьша пришпорил Буяна и вырвался вперед, возглавляя свои поредевшие сотни. Могута и Первуша держались с боков и чуть сзади.

До убегающих татар саженей пятьдесят-семьдесят. Тех, чьи кони были поранены или просто не слишком резвы, уже порубили. Таких, как заметил Ратислав, пока догоняли своих, оказалось не слишком много. Уцелевшие удерживали между собой и преследователями безопасное расстояние. Кони их, может, и не резвее рязанских, но вес доспехов и всадников оказался все же поменьше. Похоже, что при желании татары могли и оторваться, но этого не делали.

Под ложечкой Ратьши тревожно засосало: заманивают. Глянул влево, туда, где должен был скакать князь с воеводами. Неужели не видят, не понимают? И жив ли Юрий Ингоревич? В поднятой снежной мгле разглядеть князя не получалось, но стяг был на месте. Опять же, вряд ли рязанцы так уверенно неслись бы вперед, случись что-то с великим князем.

В конце концов Ратислав плюнул на опасения: что толку от них, все равно не он правит сражение. Решив такое про себя, он отдался пьянящему чувству погони. У разгорячившегося Буяна хватило резвости заметно сократить расстояние до татар. До задних оставалось саженей тридцать.

Ратьша надел на левую руку защитную рукавичку и потянул лук из налучья. Нащупал в туле черную татарскую стрелу, сдернутую с кольчуги Первуши – ее легко было определить по большей длине, – наложил на тетиву, привстал в стременах и, хекнув, послал в спину ближайшего беглеца. Стрела глубоко, почти до оперения, вошла под левую лопатку татарина. Похоже, защиты у него на спине не было вообще. Пригнувшийся к гриве своего скакуна степняк выпрямился, замер на миг и мешком свалился на землю.

«В сердце угодил», – порадовался хорошему выстрелу Ратислав.

Следуя примеру воеводы, защелкали тетивами его воины. Татары посыпались из седел: спины у них и в самом деле были не защищены, но, быстро поняв опасность, степняки закинули на спины щиты. Удачных попаданий сразу стало заметно меньше. Начали бить по коням. Однако у этих степняков лошади были прикрыты какой-никакой броней, потому сильно им повредить тоже не получалось.

Татары достали свои луки и стали отвечать. Ладно, коль так… Ратьша убрал лук, перекинул щит вперед, достал меч из ножен и снова ударил шпорами в бока Буяна. Жеребец еще ускорил бег. Могута и Первуша, чьи лошади все же были похуже, поотстали. Десять саженей до скачущего впереди вражеского всадника, которого воевода степной стражи наметил себе в жертвы. Тот оглянулся, вскинул лук. Ратьша отбил стрелу мечом. Вторую принял на щит. Степняк вжал голову в плечи и начал неистово шпорить своего коня. Но коник оказался так себе. Тягаться в скачке с Буяном, хоть тот и нес на себе гораздо большую тяжесть, ему было не под силу. Пять саженей до степняка. Тот сунул лук в саадак и вынул из ножен саблю.

«Ну-ну!» – оскалился Ратислав.

Две сажени, одна, почти поравнялись! Татарин перекинул щит из-за спины, вдел на левую руку. Ратьша сделал ложный замах, целя лезвием меча в спину. Степняк развернулся в седле, вскинул щит. Ратислав в последний миг изменил направление удара, рубанув в незащищенное бедро. Щит дернулся вниз. А вот теперь можно и по спине, благо она ничем не защищена. Готов!

А вот и следующий, целит почти в упор из лука. И еще один. Щит вверх, прикрыть лицо. Правая рука с мечом перехватывает повод и придерживает Буяна. Две стрелы ударились в щит. Но стреляют по зарвавшемуся русскому воеводе уже не два и даже не три татарина, обозленные потерей товарища. Бьют почти в упор, никакие доспехи не удержат стрелу на таком расстоянии. Еще одна стрела сорвала оплечье, одна скользнула по шлему, не пробив. А вот еще одна угодила в левую сторону груди, с глухим звоном пробила нагрудник и остановилась, не в силах пробить кольчугу двойного плетения, поверх которой он был надет.

Буян умерил бег. Расстояние до татар увеличилось. Еще две стрелы Ратьша отбил щитом. Буян отстал еще больше. Потом его догнали Могута с Первушей, а вскоре и все его воины, скачущие в первых рядах. Могута испуганно смотрел на торчащую из Ратьшиного нагрудника стрелу. Ратислав успокаивающе махнул рукой, крикнул:

– Кольчугу не пробила!

Ухватился за древко, пытаясь выдернуть. Не вышло: видно, стрела с крыльями. Тогда он просто сломал ее у самого наконечника, чтобы не мешала.

Скачка продолжалась. Рязанцы оставили попытки догнать татар и били их стрелами. Те отвечали. Так продолжалось с четверть часа. Кони и русичей, и татар, утомившиеся от бешеной скачки, заметно убавили скорость бега.

Ратьша привстал на стременах, всматриваясь вперед. Степь там плавно шла на подъем, вздымаясь у окоема грядой пологих холмов. Гряду эту рассекала широченная балка с высокими, но пологими стенками. По дну ее проходила дорога, ведущая в Онузлу. Из этой балки, по словам дозорного, выехали уходящие сейчас от рязанцев татары. Широкий выход из нее находился совсем уже близко. Буквально в версте. По обеим сторонам от выхода раскинулись две рощи, уходящие неровными полосами вправо и влево. Хоть деревья сейчас и стояли без листьев, но там вполне могло спрятаться приличное количество всадников. Замечательное место для засады. Ратьша бы точно выбрал его. Как только рязанцы начнут втягиваться в балку следом за убегающими татарами, тут их и бей с боков конницей, укрытой в рощах.

Центр отступающей татарской лавы ускорил бег коней, нацеливаясь на вход в балку. Правое и левое крылья придерживали коней, вытягиваясь за центром. Совсем скоро центр начал втягиваться в проход. Тот был широк, в полверсты. Но дальше балка сужалась до ста саженей. Там масса татарской конницы поневоле замедлит бег, просто заполнив все пространство меж склонами, не успевая втянуть в балку свой хвост. Вот тут рязанцы и смогут добраться до задних рядов степняков. Если только раньше не ударит татарская засада.

Центр татарской лавы скрылся в балке. Крылья, сбившиеся в беспорядочную кучу, вытягиваясь в передней части, последовали за ним. Рязанские панцирники, преследующие татар по пятам, тоже сбились в толпу, мешая и толкая друг друга.

По спине Ратьши побежали мурашки: если сейчас с боков из рощиц ударит конница, будет страшное. Он в общую кучу своих не повел, взял правее, поворачивая Буяна в сторону рощи, откуда ждал удара. Конечно, его потрепанные три сотни вряд ли удержат удар татар, если их будет много, но хотя бы задержат, дадут князю Юрию время что-нибудь предпринять.

Преследуемые татары уже полностью втянулись в балку. За ними, вытягиваясь толстой змеей, понеслись передние ряды рязанцев, остальные сгрудились у входа. Ратислав, привстав в стременах, следил за рощей.

– Вот они! – выдохнул Могута, остановившийся пообочь от Ратьши.

Из рощи справа выезжали всадники. Они вроде не особо и спешили, выстраиваясь правильными рядами, но получалось это у них тем не менее очень быстро. Еще не все покинули свое укрытие между деревьев, а первые шеренги, сомкнувшись колено в колено, начали разбег, выставив вперед длинные пики. На вороных конях, в вороненых пластинчатых доспехах непривычного вида, мохнатых шапках черного меха, с надетыми прямо на них воронеными шлемами с закрывающими лица полумасками. До них было всего с полверсты.