Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Через какое-то время татарский строй зашевелился, а потом раздался в стороны. К чему бы это? Ага, понятно, из темноты со стороны лагеря показались невольники, тащившие что-то тяжелое. Двигались ватажками по полтора-два десятка. И ватажек таких было много. Что это такое они несут? Невольники приближались. Уже преодолели места, где когда-то стояли ряды надолбов. Скоро окажутся совсем рядом с засыпанным рвом.

Наконец стало понятно, что несут невольники. Лестницы! Длинные, широченные и, должно быть, весьма тяжелые, сколоченные из толстых жердей, почти бревен. Тащили они их явно из последних сил, шатаясь, оскалив зубы от страшного напряжения, – теперь в свете факелов крепостной стены загнанных, еле живых мужиков видно было достаточно хорошо. Ни один рязанский воин не выпустил в своих ни одной стрелы.

Невольники пересекали засыпанный ров, ставили лестницы на попа и роняли их на скат вала. Плотно, одна к одной. Получалось это у них, несмотря на всю их изможденность, довольно ловко, похоже было, что татары их где-то заранее натаскали. Лестницы со стуком падали на обледенелый склон вала, а защитники города безмолвно смотрели на это.

Воин, стоящий неподалеку от Ратислава, крикнул:

– Что же вы! Лезьте по ним сюда к нам!

И кто-то услышал этот призыв. Тот, кто еще не совсем отупел от голода, мороза и непосильной работы. С десяток человек, пригибаясь, бросились к лестницам и, подгоняемые страхом, стали быстро карабкаться вверх к гребню вала. Тут же проявились затихшие было татарские стрелки за городней. Видно, относительно бегства невольников у них было строгое приказание, чтобы другим неповадно было. Скрип луков, щелканье тетив. Невольники один за другим покатились с лестниц вниз. Малость запоздало со стен ответили, заставляя татар спрятаться за укрытием. До верха успели добраться только двое. Они упали на руки укрывавшимся до времени за остатками стены воям. Кто-то поволок их к ближайшему входу в осадную клеть.

Больше никто из невольников попыток бежать не делал. Они уложили лестницы плотно, одна к другой на скат вала и, повинуясь приказаниям своих хозяев, убрели за татарскую городню, скрывшись в ночной темноте. Длина лестниц была хорошо рассчитана, и ее хватало до самого верха остатка стены. Ширина каждой из них позволяла биться в ряд не менее чем трем воинам. Как уже было сказано, лестницы лежали одна к одной, и это позволяло наступать находникам плотно, бок о бок.

Снова над местом будущего сражения повисла томительная предгрозовая тишина. Нарушил ее стон-вскрик справа и слева и скрип снега под гигантскими полозьями. Это невольники сдвинули с места и поволокли к воротам тараны. Тут же по застывшим рядам готовых к приступу татар прошла волна, и они, лязгнув оружием и доспехами, двинулись вперед.

Снизу послышались голоса сотников, отдающих приказы. Рязанские воины начали быстро заполнять пролом, выстраиваясь плотными рядами, прикрываясь ростовыми щитами, ощетиниваясь копьями, заменяя живой стеной порушенную крепостную стену. В них полетели стрелы татарских стрелков из-за городни. С уцелевшей части стены рязанские защитники ударили из луков и затинных самострелов в ответ.

Татары наступали без строя, но кучно. Скоро их стало можно рассмотреть получше. Таких воинов Ратьша ни разу не встречал. Кто это? Сами монголы? Вряд ли. Те, по слухам, не любят биться в пешем строю. Скорее всего, союзники из покоренных народов. Полузакрытые шлемы, панцири с оплечьями, полуростовые овальные щиты. Сильные воины, судя по всему.

Когда враги приблизились к стене на расстояние убойного выстрела из лука, рязанцы начали слать в них стрелы. Враги вскинули щиты, прикрываясь сверху. Больших потерь обстрел не наносил. Совсем скоро плотная толпа, поблескивающая шлемами и панцирями в свете факелов, остановилась перед засыпанным рвом, словно собираясь с духом перед последним рывком на вал. Стрелы продолжали сыпаться и на выстроившихся на валу защитников, но ростовые щиты позволяли и им пока избегать ощутимого урона. Ратислав глянул вправо и влево вдоль стены. Насколько ему было видно, татары приготовились к штурму у всех проломов. Тараны продолжали медленно, но неумолимо приближаться к воротам.

Со стороны замерших у рва татар донеслись вой труб, грохот барабанов, и плотная масса врагов, издав хриплый боевой клич, ринулась к лестницам. Рязанцы, стоящие в проломе, хорошо подготовились к встрече. Едва штурмующие успели добраться где-то до середины лестниц, сверху на них покатились бревна, взятые защитниками из разрушенной стены. Бревна были толстыми, тяжелыми и смели первую волну наступающих напрочь.

Боевой клич сменился воплями ужаса и боли. Но татары быстро оправились и вновь начали карабкаться наверх. Вот только сверху на них продолжали лететь бревна, а у части лестниц от их ударов сломались ступени, и теперь враги не могли наступать сплошной стеной, в их рядах появились разрывы. Новые катящиеся сверху бревна легко сметали и их. Если кому и удавалось добраться до гребня вала, тех легко опрокидывали стоящие там несокрушимой стеной защитники. Правда, при этом им приходилось приоткрываться, высовываться из-за щитов. В них успевали попадать татарские стрелы, поток которых нисколько не ослабел. Открываться приходилось и для сбрасывания бревен. Потери на валу заметно возросли.

Раненых и убитых вытаскивали из-под ног защитников и сносили на крыши осадных клетей, где ими занимались лекари и женщины из горожанок и беженок. Мертвых, избавив от доспехов, стаскивали вниз, к основанию внутренней части вала, и укладывали в ряд. Здесь уже ходило несколько священников, начавших отпевание. Раненых тоже разоблачали, снимая с них боевое железо, перевязывали и заносили кого в клети, а кого в ближние к крепостной стене дворы. Снятый доспех наскоро чистили от крови и передавали неодоспешенным воинам. Пока воинам, до горожан и смердов черед еще не дошел.

Татары продолжали лезть наверх, рязанцы продолжали сбивать их бревнами, колоть копьями, рубить топорами и мечами. То же самое происходило во всех пяти проломах напольной части стены. Грохот катящихся бревен, звон стали и яростные крики сражающихся поднимались к черному ночному небу, равнодушно мерцающему холодными огоньками звезд.

Воины, стоящие на стене рядом с Ратиславом, посылали в наступающих стрелу за стрелой. Горожане и беженцы подтаскивали им новые тулы с боевым запасом. Кто-то, стоя на самом краю пролома, метал в татар камни. К стреляющим присоединился княжич Андрей со своими меченошами. Стрелял и Гунчак, раздобывший где-то лук и тул со стрелами. Татарские стрелки отвечали им, но не слишком густо, большая часть стрел летела в защитников Рязани, закрывавших пролом.

Запала первой волне штурмующих хватило где-то на полчаса. Потеряв до половины своих, они откатились за городню в темноту ночи. Никто им в этом не препятствовал, не гнал плетками обратно на вал, как это было в сражении на подступах к Рязани. Видно, монголы решили, что их союзники сделали все, что было в их силах. Осмотревшись, Ратислав понял, что приступ отбит по всей протяженности стены. Соседи управились с этим даже раньше их.

На какое-то время воцарилось затишье, нарушаемое только стонами раненых татар, оставшихся в куче тел у подножия крепостного вала. Отступающие почему-то не озаботились тем, чтобы прихватить их с собой. Даже татарские стрелки прекратили обстрел, понимая, что вряд ли нанесут большой урон сплошь закрытому щитами строю русских. Рязанцы продолжали стоять плотной стеной на гребне вала, справедливо полагая, что на этом еще ничего не закончилось.

Вскоре Ратьша заметил, что у освещенных факелами татарских пороков замелькали тени. Потом послышался скрип сгибаемых рычагов камнеметов.

– Берегись! – крикнул он вниз, стоящим в проломе воинам. – Сейчас камни бросать будут!

Сотники и воеводы, руководящие обороной этого участка стены, тоже сообразили, что сейчас произойдет, и начали выкрикивать приказания своим людям. Стена щитов в проломе дрогнула. Ряд за рядом, начиная с заднего, воины спрыгивали с уцелевшего основания стены и укрывались за ним. Успели уйти все.

Удар рычагов камнеметов, гул приближающихся камней. Часть из них попала в вал, сломав две-три лестницы, уложенные невольниками. Часть улетела в город. Несколько снарядов ударило в остатки стены, выломав пару бревен. Никаких потерь защитникам они не нанесли. Сделав еще один залп, татары угомонились, поняв, что толку от обстрела немного.

Справа и слева раздался грохот. Что еще? Ратьша осмотрелся. Понятно, заработали подтянутые к воротам тараны. На крыши им тут же полилась расплавленная смола. Следом полетели зажженные факелы. Смола вспыхнула, рассеивая тьму языками красного пламени, но толстый слой обледенелых шкур не желал заниматься, и горящая жидкость бессильно стекала на землю. Немного погодя на левый таран с верхней боевой площадки башни Исадских ворот упала пара бревен, благо разрушенная крыша теперь это позволяла. Заметного ущерба тарану бревна не нанесли, слишком основательно он был построен.

А из черноты ночи вновь показались ватажки невольников, несущих лестницы. Добравшись до вала, они начали менять разбитые лестницы на целые. На призывы со стены они не обращали внимания, даже не смотрели наверх, то ли боясь расправы следящих за ними из-за городни татар, то ли уже просто отупев от холода, голода и смертельной усталости. Лестницы заменили быстро. Да и не так уж много их пострадало. Уходя от стен, невольники прихватили раненых татар, стонущих у подножия вала. Снова воцарилось затишье, нарушаемое только грохотом таранов и далекими ударами камней в южную стену города.

Недолго длилось это затишье. Снова замелькали огни факелов, послышался хруст снега под множеством ног. Из тьмы ночи показалась новая толпа врагов. На этот раз это были совсем другие воины. В вороненых доспехах и черных одеждах. Готовились к бою они недолго. Рев трубы, и черная, чернее самой ночи толпа ринулась к городу.

И опять, допустив степняков до середины вала, взметнулись над головами рязанцев бревна. Миг, и они покатились вниз, сбивая наступающих врагов. Но снова защитникам пришлось рушить плотную стену щитов, и опять татарские стрелы взяли с них дань смертью.

Первая волна отхлынула, добавив к куче трупов в светлых доспехах темные тела, но черные оказались злее и упорнее. Издав леденящий кровь визг, они снова кинулись к гребню вала. А рязанцы что-то замешкались, и бревна полетели вниз как-то недружно. Скольких-то находников они сбили, но остальные, счастливо миновавшие встречи с рязанскими гостинцами, добрались до защитников.

Пошла рукопашная. Враги перли плотной волной снизу, стараясь столкнуть русских с гребня вала многолюдством, те не уступали, задние упирались щитами в спину передних. Передние же сталкивали врагов вниз своими щитами, рубили мечами и топорами, кололи копьями. Конечно, биться сверху было сподручнее, и русские пока что уверенно держали наступающих татар. Вот только татарские стрелы… Стрелы продолжали разить вынужденных приоткрываться в сутолоке рукопашной защитников города.

Упорства черным татарам хватило почти на час. Рязанцы отбили четыре волны приступа. После третьего изнемогших от усталости и ран воинов в проломе пришлось сменить, благо пока было кем. Наконец черные откатились в темноту ночи. Им тоже никто в отступлении не препятствовал. И на этот раз приступ между Ряжскими и Исадскими воротами продолжался дольше, чем в других местах.

Тараны продолжали долбить в ворота. Поджечь их обледеневшие крыши до сих пор так и не удалось. Летящие сверху бревна и камни вреда тоже нанести не смогли, двускатные крыши трещали, но удары выдерживали.

Держались пока и ворота города, в которые долбили тараны. Прочные, дубовые, обитые железом. Но надолго ли их хватит? Кто-то из начальных людей, опытных в осадном деле, велел закладывать внутренние воротины бревнами, укладывая их торцами к воротам. И Исадские, и Ряжские уже были заложены до половины. Наружные ворота, судя по всему, тараны собьют.

Повозившись, татары, наверное, сломают и межворотную решетку, а вот с внутренними воротинами придется повозиться, их подпирают бревна. И даже если удастся сломать и их, враги упрутся в торцы этих самых бревен, раскатать которые изнутри башни будет очень непросто, а проломить тараном и вовсе невозможно.

Когда черные татары, умывшись собственной кровью, отступили в ночь, вновь наступило короткое затишье. После шума сражения стоны раненых воспринимались тишиной.

Ратислав, расстегнув подбородочный ремень, снял шлем с подшлемником, прислушиваясь. Он не ошибся: грохот пороков с южного конца города затих. Похоже, стену сломали и там. Глянул вниз, в пролом. Строй рязанцев из свежих воинов стоял там неколебимо. Похоже, и следующий приступ здесь отобьют без помощи Ратьшиных запасных. А раз так, надо наведаться к Южным воротам, глянуть, что делается там. К тому же можно оставить за себя сотника. В случае чего он распорядится оказать поддержку воинам в проломе не хуже Ратьши.

Боярин спустился со своими присными со стены. Прошли к коновязи, прыгнули в седла застоявшихся коней. Те без понуканий сразу пошли наметом. Ратислав скакал впереди. Сразу за ним бок о бок – Первуша и Годеня, в хвосте – княжич с меченошами и Гунчак. Андрей взахлеб восторгался боем и стойкостью защитников Рязани, не забывая похвастаться, скольких татар он подстрелил лично. Его меченоши вторили княжичу. К своему удивлению, Ратьша услышал и голос Гунчака, тоже бахвалящегося своей меткостью. Дети, право слово!

К Южным воротам они подоспели как раз к началу приступа. Здесь татарам удалось развалить стену на протяжении сотни саженей. Может, чуть меньше. Примерно в середине пролома, правда, оставалось несколько срубов, заметно возвышающихся над остатками остальной стены. Так что рязанцы, выстроившиеся для обороны на гребне вала, были разделены на примерно две равные части. Пролом располагался левее первой башни захаба Южных ворот, саженях в пятидесяти от нее.

Башне этой тоже изрядно досталось. Здесь, в отличие от Ряжских и Исадских ворот, ее татарские пороки в покое не оставили. Крыша и верхний ярус башни были разрушены полностью. На разрушение двух нижних ярусов сил порокам не хватило, хоть и им досталось изрядно. Обитые железом дубовые ворота имели много вмятин, но пока держались. В полусотне саженей от башни застыл готовый к действию татарский таран, видно, ожидающий своей очереди попробовать на прочность рязанские ворота.

Шум боя Ратислав услышал издалека и пришпорил скакуна. Спешились все на том же постоялом дворе, где располагался отряд Прозора. Монахи-воины толпились у ворот ограды, окружающей усадьбу, встревоженно вглядываясь в сторону пролома. Были они одоспешены и оружны, полностью готовые к бою.

– Прозор где? – спрыгивая с коня и бросая поводья в руки ближайшего воина, спросил Ратислав.

– На стене, – ответил кто-то.

Ратьша кивнул и быстрым шагом двинулся к пролому, на шум боя. Его спутники последовали за ним. Подошли к тыльной части вала, добрались по лестнице до осадных клетей, подпирающих внутреннюю часть стены. Здесь оказалось многолюдно и суетно. Сновали туда-сюда бездоспешные горожане и смерды, подносящие к месту сражения боевой припас, оттаскивающие раненых и убитых, стояли кучки готовых вступить в бой воев с десятниками во главе. Посвистывали и с глухим стуком втыкались в бревна крыш осадных клетей шальные стрелы.

На остатках стены ворочался громадной массой плотный строй воинов, отбивающих приступ. Отсюда снизу были видны только задние ряды, непосредственного участия в схватке не принимающие, спины воев. Они давили щитами в спины передних, не давая прущим снаружи татарам столкнуть с остатков стены передних и себя вместе с ними.

– Прозора, воеводу полка владычного, не видел? – перекрикивая шум боя, спросил Ратьша сотника запасной сотни, топчущегося в нетерпении на крыше осадной клети.

Тот не сразу понял, о ком речь. Потом, сообразив, махнул рукой влево вверх.

– Там, на стене вроде. Видел, поднимался еще до начала приступа!

Ратьша кивнул, благодаря, и, добравшись до уцелевшего участка стены, указанного сотником, начал взбираться наверх. В боевом ходе у бойниц скопились воины, посылающие вниз стрелу за стрелой. У самого края пролома на уцелевшем настиле Ратислав разглядел Прозора, склонившегося вниз и что-то там высматривающего. Дав знак Первуше и Годене попридержать княжича, он, хоронясь от залетающих в бойницы стрел, пробрался к воину-монаху, осторожно глянул вниз.

На вал перла волна мордовской пехоты. У этих с доспехами дело обстояло плохо, и потому потери от стрел, летящих со стороны русских, они несли изрядные, устилая своими телами подступы к засыпанному рву и валу. Но мордва всегда славилась упорством и настырностью. Не обращая внимания на потери от обстрела, они волна за волной, плотно, плечом к плечу продолжали лезть по лестницам.

Глянув подальше, Ратьша рассмотрел цепочку воинов, стоявших у самого края Черного оврага. Воины эти были не мордовские. Больше всего, насколько смог в темноте их рассмотреть Ратислав, они походили на самих монголов. Пешие монголы? А почему бы и нет? На коне по склону оврага не взберешься. Монголы размахивали плетками, похоже, что-то кричали. Гонят мордву на приступ? Видимо, так…

Здесь бревна на штурмующих почему-то не кидали. Не догадались? На гребне вала шла яростная рукопашная. Мордве даже удалось местами оттеснить русских от края стеновых срубов на полсажени-сажень, и биться с ними приходилось уже на равных, лицом к лицу. Нужно было подкинуть обороняющимся людей в помощь.

Понял это и Прозор, который, похоже, сидел здесь, на краю стены, как раз для того, чтобы подавать вовремя сигнал о необходимой помощи воеводе, командующему обороной на этом участке. Он пронзительно свистнул в два пальца и махнул рукой в сторону места, где назревала угроза.

Внизу, на крышах осадных клетей, засуетились. Где-то полсотни воинов начали карабкаться на остаток стены в проломе, вставать за задними рядами сражающихся. Выстроившись и создав еще пару дополнительных рядов, они надавили на спины передних. Попятившийся было строй рязанцев подался вперед, сталкивая вниз, на головы лезущей по валу мордве, их соплеменников, зацепившихся за гребень стены. Те катились вниз, сбивая штурмующих с лестниц. Линия русских выравнялась, снова встав по краю стеновых срубов. Они с новой силой обрушили на лезущих на вал град ударов. И мордва не выдержала, посыпалась вниз, перемахнула через заваленный ров, миновала узкое здесь Предградие с разобранными строениями и скрылась в Черном овраге. Отбились. Пока…

Снова обычный шум после грохота сражения показался тишиной. Вот только тишину эту теперь и здесь нарушали удары тарана по воротам внешней башни захаба. Таран успели подтянуть во время приступа. Верхний ярус башни был снесен пороками, спрятаться там негде, потому защитников города, пытающихся сбросить что-нибудь на крышу тарана татарские стрелки или выкосили дождем стрел, или заставили спуститься на нижние ярусы. Чем-то повредить оттуда тарану они не могли, и разбивал он створки никем не тревожимый.

Эти ворота тоже догадались заложить бревнами. Но заложили только внутренние ворота второй башни захаба. Все правильно, пускай татары пробьют ворота внешней башни, пускай ворвутся в захаб и упрутся во вторую башню. Тут-то им рязанцы и устроят кровавую баню, меча с трех сторон стрелы, бревна и камни, поливая находников смолой и кипятком. Пускай идут!

Долго отдыхать татары опять не дали. Из оврага показалась новая толпа врагов. Снова мордва? Похоже. Только если в первом приступе участвовали эрзяне, судя по одежде, то теперь на вал катились мокшане. Хрен редьки не слаще, эти тоже сильные бойцы.

Строй рязанцев в проломе колыхнулся и замер в напряженном ожидании. Враги наступали молча, сберегая дыхание для преодоления склона вала. Издали боевой крик только перед самым столкновением с защитниками стены. Рязанцы рыкнули в ответ и ударили как одно целое по поднимающимся к ним мокшанам. Грохот столкнувшихся щитов, звон стали, вой смертельно раненых ударили по ушам. Снова заработала на гребне вала кровавая мясорубка.

Минуты текли за минутами. Напор мордвы не ослабевал, а, похоже, даже усиливался. Из оврага прибывали все новые и новые толпы, упорно карабкающиеся по лестницам на смену своим сраженным соплеменникам. Им опять удалось потеснить защитников стены. Опять Прозор подал сигнал вниз. Снова шесть или семь десятков рязанцев из запасных поднялись на остатки стены и, усилив встречный напор, восстановили ровную линию обороняющихся.

Стрелы из-за татарской городни продолжали сыпаться на сражающихся рязанцев, изрядно прореживая их строй. Усилился и обстрел стены, где засел Ратьша со своими ближниками. Пришлось прижиматься плотнее к заборолам. Лишний раз высунуться в бойницы стало опасно. А Прозор продолжал стоять на колене у края пролома. Почти открыто. Закрывался от летящих в него стрел только треугольным щитом для конного боя. Татары, видно, поняли, что сидит он не просто так, а подает какие-то сигналы, и несколько их стрелков начали бить прицельно по нему. Пока инока-воина спасали щит и хороший доспех, но рано или поздно какая-нибудь вестница смерти должна будет найти в защите монаха слабое место. Ратислав, поняв это, пробрался к Прозору, прикрывая щитом себя и его, дернул монаха, не отрывающего глаз от сражения, происходящего внизу в проломе, за кольчужный рукав, крикнул:

– Ты что, смерти ищешь, старый?

Прозор глянул на воеводу, отмахнулся досадливо.

– Не мешай!

– Убьют же понапрасну! Вон хоть к остатку заборола прижмись! – Ратислав указал на покосившиеся бревна у самого края пролома, укрывшись за которыми можно было относительно безопасно наблюдать за происходящим в проломе.

Монах глянул, куда указывал Ратислав, снова посмотрел вниз, буркнул:

– И то… – Встал на ноги и перебрался в указанное место. Ратьша последовал за ним.

А враги внизу заметно выдыхались: подмога, подходящая к ним из оврага, иссякла, и лезли на вал они уже без прежнего пыла. Внизу, у подножия вала, и на хворосте, которым был засыпан ров, образовался еще один вал. Вал из трупов. Вражеских в основном. Но падали туда и сраженные русские. Немногие. Большую часть оттаскивали за стену. И раненых, и убитых. Убитые лежали на крышах осадных клетей, и было их много, больше полусотни точно. Раненых быстро уносили вниз, потому посчитать этих было невозможно. Но, по опыту, их должно было быть раза в два-три больше.

Наконец мокшане отхлынули. Прекратился и ливень из стрел, сыплющийся все время приступа на защитников города. Правильно, теперь закрывшихся щитами рязанцев на гребне вала достать из луков было трудно, чего зря стрелы тратить. Их запас, верно, и у татар не бесконечен.

Снова только стук тарана по воротам нарушал ночную тишину. Ан нет, стали слышны стоны раненых, говор рязанцев в проломе и на крышах осадных клетей. А еще, немного погодя, послышался шум и лязг в напольной части Стольного града: там, похоже, начался очередной приступ. Да, не дают татары передохнуть. Пожалуй, надо опять подаваться туда, к напольной части стены. Там дела могут сложиться гораздо хуже, чем здесь. Пробуют татары рязанскую силу всерьез.

Ратислав хлопнул малость расслабившегося Прозора по плечу.

– Мы опять к той стене. А ты следи тут… Надеюсь на тебя.

– Не сомневайся, – кивнул воин-монах.

– Ежели будет совсем плохо, шли за помощью. Ну а ежели у нас будет совсем край, пришлю гонца к тебе.

– Понятно все, – еще раз кивнул Прозор.

Ратислав уже повернулся уходить. Остановился, обернулся.

– И еще… Побереги себя, чаю, не бессмертный. Жалко будет, коль погибнешь. Хотел еще поговорить с тобой об отце.

Холодные с прицеливающимся прищуром глаза Прозора потеплели, губы тронула легкая улыбка.

– Ништо, меня просто так не возьмешь, – разомкнув сжатые в тонкую полосу губы, сказал он. – Поговорим еще о родителе твоем, моем побратиме.

Ратьша кивнул, улыбнулся ответно, повернулся, пошел со стены. За ним потянулись ближники и княжич с меченошами. Благо все уцелели. Андрей шел с видимой неохотой. Никак не навоюется малец.

Ехали по ночному городу с четверть часа. Город не спал. Там и тут горели факелы, сновали туда-сюда люди. Что-то тащили к стенам. На перекрестках стояли кучки тихо разговаривающих и тревожно глядящих в сторону напольной части стены горожан и смердов-беженцев. Отдельно женщины, отдельно мужчины.

Мужчины почти все были вооружены. Кто чем. Топорами, косами, вилами, серпами даже. Редко у кого встречались копья, насаженные на кривоватые древки, у кого-то за спинами – слабые охотничьи луки и тулы с короткими легкими стрелами. Охотничьи рогатины здесь были, пожалуй, самым серьезным оружием.

Понятно, что о нормальном доспехе даже речь не шла. Кое у кого были напялены поверх полушубков старые, доставшиеся, видно, еще от дедов-прадедов безрукавные копытные латы или кожаные, с нашитыми железными бляхами рубахи. У некоторых имелись щиты, такие же древние, как и копытные доспехи. Как они будут держать удар, неизвестно. Шлемов не было, лишь меховые шапки. Ратьша только горестно головой покачал при виде таких защитников.

– Ничего, снятые с мертвых и раненых на них наденут, – словно прочитав мысли Ратислава, произнес, ни к кому не обращаясь, Годеня. – И оружие ихнее отдадут.

– Если время татары дадут для того, – уронил едущий позади Гунчак.

Ратьша согласился с половцем: когда татары ворвутся в город, времени на переодевание и перевооружение просто не будет. Да и убитые с ранеными, скорее всего, останутся на занятых врагом улицах. Как с них доспех снимешь? Согласился, но вслух ничего говорить не стал. Княжич и его меченоши заспорили об увиденных на простолюдинах доспехах и оружии. Ратислав к их разговору особо не прислушивался.

Шум сражения по мере приближения к напольной стене все возрастал. Скоро говорить стало невозможно, только кричать, и разговор увял сам собой. Подъехали к Исадским воротам. Постояли, глядя на кипящую в проломах по обеим сторонам воротной башни схватку. Строго говоря, видели снизу они не слишком много: суету на крышах осадных клетей, толпящихся там же запасных и колышащиеся спины задних рядов воинов, держащих проломы. До того места, где они стояли, вражьи стрелы не долетали.

Постояли, посмотрели. Похоже, здесь угрозы прорыва пока что не было. Тронули коней в сторону большого пролома между Исадскими и Ряжскими воротами. Тут суеты и народу было гораздо больше. Шума, соответственно, тоже. Вроде прорыва тоже не намечалось. Двинулись к воротам Ряжским.

А у Ряжских, когда они подъехали, приступ как раз закончился, и царила почти что тишина, если не считать шума сражения, долетающего сюда от большого пролома. Еще грохал в ворота таран. В Исадские ворота, вспомнил Ратьша, он тоже бил, только удары за шумом сражения были слышны плохо. Так ничего и не смогли сделать с таранами защитники города.

К ним подъехал десятник из сотни Дарко, который наблюдал за ходом приступа и должен был послать за помощью, если дела на стене сложатся совсем плохо. Доложился Ратиславу. Тот спросил, что тут было. Десятник ответил. Ничего нового не сказал, кроме того, что здесь, у Ряжских ворот, уже отбили пять приступов, и потери рязанцев вместе с ранеными перевалили за полторы сотни. Много. Очень много. Если так будет и дальше, к полудню, если не к утру, на стены придется ставить смердов и горожан, а значит, с ними, необученными, угроза прорыва возрастет многократно.

На гребне вала усилился шум. Всколыхнулись спины воинов, закрывавших пролом. Новый приступ? Похоже… Да, не дают татары защитникам города вздохнуть.

– Оставайся здесь, следи, – сказал Ратислав десятнику, спешиваясь. – А мы на башню, выглянем оттуда наружу.

Всей кучей поднялись на верхний ярус воротной башни. Крыша на ней была снесена еще в самом начале обстрела. Доски и бревна от остатков крыши поскидали вниз, чтобы не мешались под ногами. Сейчас почти в самом центре боевой площадки стоял котел, наполовину наполненный горячей жидкой смолой. Рядом лежали громадный черпак на длинной ручке и горка камней приличных размеров – двоим мужчинам с трудом можно было поднять. На площадке находилось с десяток воинов и примерно столько же неодоспешенных помощников из горожан и смердов. Все они укрывались за закрепленными на остатках заборол ростовыми пехотными щитами.

– Поберегись! Стрелы! – крикнул вновь прибывшим десятник, начальствующий здесь на боевой площадке башни.

Предупреждение оказалось нелишним – сюда, на верхний ярус, навесом залетали стрелы. Залетали нечасто, да и убойная сила у них была не слишком велика (высоко и далеко даже для тугих монгольских луков), но, если угодит такая в незащищенное место, ранит серьезно, а если сильно не повезет, может и погубить.

Прикрывшись щитами, подошли к краю боевой площадки, смотрящему наружу за крепостную стену, глянули вниз, на неутомимо бьющий в ворота таран. Сброшенные на него камни и бревна видимых повреждений не нанесли. Налитая на крышу и подожженная смола горела, но как-то вяло, и было ее немного: видно, большая часть стекала на землю с двускатной крыши, плавя лед и снег вокруг тарана.

– Чего так плохо горит? – зло крикнул Ратьша здешнему десятнику. – Лейте еще!

Не дожидаясь приказа десятника, один из горожан метнулся, пригибаясь, к котлу, подхватил черпак, зачерпнул смолы, все так же пригибаясь, просеменил к краю башни, примерился и опрокинул содержимое черпака на крышу тарана. Попал хорошо, совсем рядом с горящей уже на крыше смолой. Новая порция горючего занялась быстро, взметнув вверх язык коптящего пламени, потрескивая и шкварча на мокрых, оттаивающих под жаром шкурах.

– Хорошо! – кивнул Ратьша. – Давай еще!

Мужик снова метнулся к котлу.

– Поберегись! – опять крикнул десятник.

Поток стрел, летящих в защитников башни, внезапно усилился: не понравилась татарам очередная попытка поджечь их таран. Стрелы с глухим стуком втыкались в доски настила и щиты. Сразу две нашли возящегося возле котла мужика. Одна глубоко воткнулась в незащищенную спину, другая – в затылок, пробив мохнатую енотовую шапку. Тот без звука ткнулся ничком в настил, едва не угодив головой в котел, судорожно задергал ногами, зашарил руками, словно ища что-то. Третья стрела, попавшая ему точно под левую лопатку и пригвоздившая к полу, прекратила мучения. Через какое-то время поток стрел ослабел.

– Ну! – крикнул десятнику Ратислав. – Лейте еще! Чего ждете! Эдак никогда не зажжете!

Десятник окинул взглядом своих людей. Те ежились и отворачивались. Он уже сдвинул круглый щит за спину, собрался, видно, лить смолу сам. Но его опередил Первуша. Забросив треугольный щит для конного боя за спину, он метнулся к котлу, подобрал черпак, зачерпнул, споро подбежал к краю боевой площадки, опрокинул смолу вниз. Не задерживаясь, кинулся обратно к котлу, еще черпнул, подбежал к краю, добавил в разгорающийся огонь новую порцию смолы. Снова к котлу…