Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Ратислав повернулся, сделал шаг к лестнице, оглянулся на трепещущую в страхе Пелагею, добавил:

– Княжну с княжичем береги как зеницу ока.

Сказав это, он начал спускаться по лестнице. Поравнявшись со стражником, стоящим внизу и пялящимся на него с откровенным любопытством, буркнул:

– Со мной пойдешь. Хватит здесь, в хоромах, отсиживаться.

Тот обрадовался, но и смутился. Сказал в замешательстве:

– Меня начальник охранной сотни сюда ставил. Сам понимаешь, воевода, без его приказа уйти не могу.

– Договорюсь с ним. Прямо сейчас к нему и пойдем. Но то, что я в покоях княжны был, о том знать не должен даже сотник.

Ратислав остановился, уперся все тем же тяжелым взглядом в гридня. Тот взгляда не выдержал, опустил глаза в пол, выдавил с трудом:

– Понял, воевода…

– Вот и ладно. Пошли. Да, и как звать тебя, скажи.

– Семеном нарекли, – все так же потерянно ответствовал парень.

– Ну так с нынешнего дня будешь у меня в меченошах, Семен.

– Благодарю, боярин, – сразу воспрял гридень и попытался поясно поклониться на ходу, едва не воткнувшись головой в угол, который они как раз обходили.

– После поклонишься, – проворчал Ратислав, ускоряя шаг. – А сейчас недосуг.

Уладив дела с начальником охранной сотни, вышли во двор. На улице стало еще ветренее. С неба полетел мелкий льдистый снег. Подхваченный ветром, он сек лицо, заставляя отворачиваться. Все Ратьшины спутники уже были здесь, укрылись от снега и ветра за закутом большого крыльца. Давно, видно, ждут, повиноватился перед самим собой Ратьша, но виниться перед свитскими не стал – невместно. Сказал только Первуше, кивнув на топчущегося позади Семена:

– Помощник тебе. Тож при мне меченошей будет.

Первуша оценивающе глянул на ладного гридня, одобрительно кивнул.

– А теперь по коням, – сказал Ратислав уже всем. – На Ряжскую улицу. По ней до Борисоглебской. Там, чаю, Дарко нас встретит.

Почти бегом, отворачиваясь от секущего ветра, Ратьшины свитские устремились к коновязи, наспех обмели припорошенные снегом седла, вскочили на застоявшихся скакунов, разобрали поводья и двинулись к воротам, ведущим из великокняжьего двора на улицу.

Улицы Столичного града были почти пусты. Пусты и темны. Воинские люди еще с вечера отправились на определенные им места у крепостной стены. Жители затворились во дворах, томясь в ожидании страшного. Только конные посыльные изредка попадались навстречу. Факелов зажигать не стали, дорогу отыскали бы и с закрытыми глазами. Кроме Гунчака и Первуши все остальные были местными.

До пересечения Ряжской и Борисоглебской добрались быстро. На перекрестке остановились: надо было выяснить, где остановилась сотня Дарко. Сотник и впрямь позаботился о встрече воеводы, оставив здесь гридня. Не сразу его приметили, тот укрылся от ветра за углом ограды ближнего двора. Но, услышав стук копыт по деревянной мостовой, гридень выбрался из своего убежища и замахал подъезжающим рукой.

– Сюда, боярин, сюда! – закричал, перекрикивая шум ветра. – Вон та усадьба! – показал вниз по улице на белеющие свежим тесом солидные, изукрашенные резным узорочьем ворота.

Подъехали к воротам. Забор из ошкуренных сосновых бревен, заостренных сверху, оказался тоже не низким, пожалуй, поболе двух саженей. Встречавший их гридень опередил, бегом подскочил к воротам, застучал в правую створку рукоятью плети. Та открылась почти что сразу.

Открывал ворота тоже воин из сотни Дарко. Сам сотник сбежал с высокого теремного крыльца, когда Ратислав и его сопровождающие уже спешились и привязывали коней к коновязи, возле которой стояло с полтора десятка лошадей, благо место позволяло. И вообще двор, в который они въехали, оказался весьма обширен. Видно, непрост был его владелец.

Скорым шагом приблизившись и отдав легкий поклон, Дарко жестом гостеприимного хозяина указал воеводе на крыльцо, сказал:

– Располагайся, боярин. Место тебе и княжичу приготовлено. Да и остальным хватит, хоромы просторные.

– Чей двор? – направляясь к входу и впрямь немаленького терема с высокой подклетью и верхним жильем, с пристроенным гульбищем, спросил Ратислав.

– Гость муромский, – ответил сотник. – Как понял, что на засеках татар не удержим, отъехал восвояси со всеми домочадцами. Оставил только троих дворовых, чтоб за хозяйством приглядывали. Так что, считай, вся усадьба в нашей воле.

– То ладно, – кивнул Ратьша. – Следи только, чтоб вои чего не порушили, не пожгли. Чтоб хозяин, вернувшись, обиду не предъявил.

Сказал и подумал: «Будет ли куда возвращаться хозяину, а тем паче будет ли кому обиду предъявлять?..»

О том же, видно, подумал и Дарко, но вслух ничего не сказал. Да и то, воев должно в любом разе держать в строгой узде, вернется хозяин аль нет.

– Лошадей остальных где поставили? – спросил еще. – Кроме этих, – мотнул головой в сторону коновязи.

– На конюшне, в скотьем дворе. Места всем хватило: скотины нет, только птица. А эти на скорый случай: мало ли гонцов послать или еще чего.

– Хорошо, – еще раз кивнул Ратислав.

По высокому крыльцу зашли в терем. В нижнем жилье расположились вои Дарковой сотни. Было здесь душновато, но зато тепло. Кто-то возился со скинутой с себя сброей, кто-то негромко беседовал, но большинство воев спали: умаялись за столько-то дней в холодной зимней степи. Кому повезло, улегся на лавках, кто не успел, лежали вповалку на полу, застеленном кусками войлока и овчинами. Эти брони не снимали, только шлемы с подшлемниками и сапоги. В жилье стоял густой запах мужского пота и портянок.

– Нам наверх, – показал на лестницу у дальней стены Дарко.

Поскрипывая ступенями, поднялись в горницу. Размерами она была заметно поменьше нижнего жилья, и было тут попрохладнее, но зато и дышалось легче – не витали запахи многолюдства. Горница была разгорожена на четыре части дощатыми перегородками. Лестничный закут освещался дорогим, из узорчатой бронзы, масляным светочем. И впрямь богато жил муромский гость.

– Вот здесь я для тебя отвел место, воевода, – показал Дарко на самую правую дверцу, темнеющую черным проемом. – Там и ложе имеется, и столик поснедать, так, чтоб не беспокоили.

Затем сотник показал на дверцу слева.

– Там место для тебя, княжич, и твоих дружек. Ложе одно, но широкое; коль будет твоя воля, и им хватит места с тобою улечься. А нет, так и на полу поспят, места хватит на лежаках, с той же кровати скинутых.

– Разберемся, – с забавной солидностью кивнул Андрей. – И не дружки со мной, а меченоши.

– Прости, княжич, – глубоко поклонился Дарко. И Ратиславу показалось, что сотник за поклоном спрятал улыбку.

– Хан Гунчак тож в отдельных хороминах, – указал Дарко на следующую дверь и на этот раз улыбку не прятал. – А я с десятниками разместился вот здесь, рядом с тобой, воевода… – Он показал на дверку рядом с Ратьшиной каморкой.

– Нам с Сенькой куда, боярин? – спросил Первуша.

– Со мной поселитесь, – коротко ответил Ратислав. – Дарко, лежаки на пол им устрой.

– Сделаю, воевода, – кивнул сотник. – Кстати, есть кто хочет?

Есть никто не пожелал: не больно давно из-за стола.

– Ладно, обустраивайтесь пока что, – приказал Ратьша, – а потом на стену пойдем. Давненько на татар не смотрели, чего они там поделывают.

Первуша отправил Семена вниз с сотником за лежаками. Сам занес в каморку, определенную им для жительства, объемистый мешок с вещами Ратислава, собранными в его комнатке в княжьем тереме. Ратьша последовал за ним.

В каморке стояла темень. Он пошарил рукой и в обычном месте нащупал с десяток восковых свечек. Богат, богат гость! Взял одну, вышел снова на лестничный закут, снял с подвески горящий светоч, подпалил от него фитиль свечи. Потом вернул светоч на место. Загораживая разгорающийся огонек ладонью, вернулся в каморку, уселся за небольшой столик на лавку, стоящую подле, поставил свечу в подсвечник на столе.

Первуша возился в углу, раскладывая из мешка Ратьшины вещи. Потом ввалился Семен, несущий два лежака, набитые соломой, стал укладывать их возле ложа. Ложа узкого, только на одного.

Ратислав смотрел на них, уперев подбородок в сложенные на столе руки, и думал о Евпраксии, переживая каждый миг их встречи, каждое слово, сказанное им и ею, ее чудесный лик, запах волос…

Пробудил от грез Ратислава княжич Андрей.

– Все готовы, воевода, – сказал он звонким юношеским голосом, входя в каморку. – Можно идти на стену.

Княжич только что не приплясывал, так не терпелось ему посмотреть на грозных татар. А вот Ратьша пробудился от своих грез с трудом, все никак не хотел уходить из головы образ княжны.

– Пора, воевода, – повторил Андрей. – Все тебя ждут.

Ратислав тяжело поднялся из-за стола – разморило. Все-таки одна ночь сна после таких передряг – это слишком мало. Тут бы неделю отсыпаться. Но недели никто не даст. Могут не дать даже этой ночи.

Он тряхнул головой, отгоняя оцепенение и расслабляющие мысли. Собрался, сказал:

– Идем, княжич, идем.

С Ратьшей на стену поехали все свитские, включая Гунчака. Половец, пока суд да дело, задремал у себя на ложнице, но, стоило его тронуть за плечо, сразу вскочил. Спросил бодрым голосом, словно и не спал:

– Что, уже пора? – И двинулся к лестнице.

Поехали к Исадской стене. По всему, именно там монголы должны будут пробовать силу защитников. Доехали быстро. Живо вскарабкались на стену, поднялись на смотровую площадку воротной башни Исадских ворот, всмотрелись в мелькающие за двумя поясами надолбов огни факелов.

Спервоначалу понять, что там в ста с лишком саженях делается, не получалось: метель усилилась, тяжелые тучи висели совсем низко, ветер рвал пламя факелов. Потом глаза попривыкли. Судя по всему, факелов татары для работающих невольников из хашара не пожалели. Да и то, чего в темноте наработаешь. Потому даже отсюда удалось рассмотреть, что происходит на месте работ. Увиденное неприятно поразило: пленники вовсю вкапывали колья изгороди, и та была готова уже больше чем на половину. Если так будут работать всю ночь, то к утру, пожалуй, и закончат. Так что, завтра можно ожидать приступа? Ратьша озвучил вопрос стоящему рядышком Гунчаку.

– Нет, – покачал головой половец. – Вряд ли. Сначала будут разбивать стену пороками. Ворота тож. Вот когда сделают проломы, тогда уж… А пока тут делать нечего. Можно возвращаться.

Спустились вниз. Ратислав по пути заглянул в осадные клети, пристроенные с внутренней стороны крепостной стены, занятые воинами, нашел воеводу, начальника полутысячи, обороняющей воротную башню и ближние к ней прясла. Тот не спал, сидел у очага, глядя на огонь. Ратислав его знал – бывший сотник княжьей дружины Ермил. Было ему лет слегка за тридцать.

Большинство воинов Ермила тоже бодрствовали, негромко переговариваясь. Ратьша прислушался. Говорили все больше о татарах. Эти вои в сражении не были. Их за засеки не взяли, оставили охранять стольный град. Так себе были вои, что и говорить, небывальцы в основном. Да и доспех с оружием слабоваты. Рассказывали о татарах какие-то страсти.

Ратислав прикрыл за собой дверь в клеть и встал у порога. Свет от очага сюда не доставал, потому воины не обратили на него особого внимания и продолжали внимательно слушать сидевшего в самой середине клети длинного худого воя лет сорока, обросшего жиденькой рыжеватой бороденкой. Язык, впрочем, был у рыжего подвешен хорошо, и молотил он им без передыха.

– В главных у этих гогов-магогов ходит народ по прозванию мунгалы, – рек воин. – Ох, сильный народ. Пришел он с восточного края земли, подминая под себя и покоряя все народы на пути. Люди у мунгал как наших два: высокие, сильные. Кони – как наших три. Срубишь голову у мунгала, а на ее месте новая вырастает. А все потому, что послал их на наши головы враг рода человеческого, и грядет с их приходом конец света…

Дальше Ратьша слушать не стал, подошел к воеводе, встал напротив. Тот с трудом оторвал взгляд от огня, узнал Ратьшу, поднялся на ноги не спеша. Поздоровался. Рыжий примолк. Все воины в клети, те, кто не спал, уставились на воеводу, и вид их ему ох как не понравился: испуганный, пришибленный какой-то.

– Ты почему попускаешь такие вот разговоры? – попрекнул Ратьша Ермила. – Сам же в битве побывал с монголами, знаешь, что они люди как люди! Не богатыри. А лошаденки у многих так и вообще чуть побольше сторожевой собаки!

– Пресекал поначалу, – простуженным голосом ответил Ермил. – Так ведь шепчутся и шепчутся. Страху нагоняют друг на дружку. Потом надоело: рот каждому не заткнешь. Теперь вот сам слушаю, чего еще натреплют. Любопытно даже.

– Любопытно?! – взрыкнул Ратислав. – Да они ж завтра, коль начнется приступ, у тебя со стены разбегутся! Этого хочешь?

– Куда ж они денутся? – усмехнулся Ермил. – В город сбегут? Так там их тож достанут, понимать должны.

– Ох, рано тебя князь-батюшка на воеводы поставил, коль ты таких простых вещей не понимаешь, – убавил голос Ратьша. – Когда же ты видел, чтобы обуянные страхом думали, куда бегут и что с ними потом будет? Бегут просто, губя себя и других. Вои твои этим страхом уже заражены. Их от него лечить надо, а ты попустительствуешь!

Ратислав вновь возвысил голос. Ермил опустил голову, видно, поняв, что опростоволосился.

– Ладно, воевода… – Слово «воевода» Ратьша произнес с легкой насмешкой. – Будем лечить твоих воев от страха. – Есть в твоем войске бывалые рубаки или все такие вот, как этот? – Он кивнул на рыжего краснобая, сейчас испуганно втянувшего голову в плечи.

– С полсотни наберется, – подумав, изрек Ермил.

– Зови. Хватит и полтора десятка. А из вас кто хочет монгольского пардуса за усы подергать? – спросил Ратислав у окружающих его воинов.

К этому времени все спящие проснулись и с интересом прислушивались к словам воеводы степной стражи.

– Много не надо, – продолжил Ратьша. – Тоже с десятка полтора. Чтоб не думали, что только бывальцы такое могут. Ну! Аль слабы в поджилках стали рязанцы?

– Ну, такого не дождешься!

С дальнего, слабо освещенного угла к очагу пробрался здоровенный вой, обросший косматой черной бородой, с волосами, стянутыми кожаным ремешком. На вое надет копытный наборный доспех, видать, доставшийся от отца, а отцу – от его отца: сейчас такой доспех вроде уж и не делают даже в самых глухих селениях. За широким поясом – простой плотницкий топор на длинном, свежевыструганном топорище. Под доспехом – овчинный полушубок мехом внутрь, широкие штаны из домотканины заправлены в поношенные сапоги. Войлочную с меховой опушкой шапку он сжимал в громадном кулаке.

– Бери меня, воевода! – Голос его напоминал медвежье рычание. – А то все пятитесь от татар, пятитесь. До стольного града вот уж допятились. Куда дальше? Пора им и укорот давать.

– Молодец! – хлопнул его по плечу Ратислав. – Звать как?

– Годеней кличут.

– Молодец, Годеня. Кто еще?

Из сгрудившейся возле очага толпы вышло еще пять человек. Рыжий же болтун забился куда-то в дальние ряды.

– Больше нет охотников. А? Рязанцы? Храбрецы и удальцы. Ведь все на Руси знают: нет воинов лучше рязанских, – продолжал подначивать Ратьша.

Вышло еще трое.

– Девять, – посчитал Ратислав. – Маловато, но…

– Погоди, воевода, – поднял руку косматый Годеня. – Пойду покличу по соседним клетям.

Он вышел на улицу, а Ратьша присел к очагу, протянув к теплу озябшие руки. В клеть заглянул обеспокоенный долгим отсутствием воеводы Первуша. Вошел, подошел к Ратиславу, спросил:

– Когда домой, господин? Народ на улице замерз, тебя дожидаючись.

– Да вишь, дело тут у нас образовалось, – ответил тот.

– Надолго ли?

– Кто знает, может, и на всю ночь.

Первуша присвистнул, сказал:

– Так, может, всех сюда позвать? Пусть греются.

Подумав, Ратьша ответил:

– Гунчак, Дарко и княжич с меченошами пускай на место постоя отправляются. Семена отправь за оружием туда же. Для меня, тебя и его самого. Щиты пусть возьмет, луки и каждому по тулу со стрелами. Остальное вроде все при нас. И пусть поторопится. Одна нога здесь – другая там.

– Неуж на вылазку? – встревожился Первуша.

– Вылазка не вылазка, а надо татарина потревожить. Чтоб не слишком вольно себя под стенами чувствовал. Да и защитников города воодушевим маленько, а то что-то закисли. Непорядок.

Глава 21

Семен обернулся быстро, как раз к тому времени, когда Ратислав осматривал построившихся в ряд охотников. Осмотром остался доволен. Вои казались крепкими, смотрели без страха, кто-то даже зло. Но злость, как понял боярин, относилась не к нему, а к татарам, что было хорошо.

– Вот что сделаем, други, – собрав охотников в кучу, начал Ратьша. – По-тихому выйдем тайным ходом в ров. Это тут совсем рядом. Подберемся к нашим, тем, что изгородь строят, и бьем татар, тех, что за ними следят. Кто сколько сможет. Кого-то живым оставьте, языками будут. Я со своими меченошами и еще пятью людьми держаться буду чуть позади, стрелами вас прикрывать, так что основную работу делать вам. Все ли понятно?

– Понятно, – вразнобой загудели вои.

– Дозволь спросить, боярин, – вперед вышел Годеня. – А возвращаться как будем? Аль все под стеной поляжем, чтоб храбрость перед своими и татарами показать? Я не боюсь, не думай. Надо, так поляжем, чего уж. Или как?

– Костьми ложиться не станем, – покачал головой Ратислав. – Мечи да топоры наши еще на стенах пригодятся. Умирать станем, если что-то не так пойдет. На войне такое бывает. А уходить будем опять через тайный ход, но по-хитрому.

– Это как? – снова Годеня.

– Кроме того, что татар побьем, надо пленников как можно больше спасти. Для того со стены, с нижнего ее яруса сбросим веревок побольше. Я уже распорядился. Ермил их, должно, приготовил. На нижнем ярусе стена не слишком высока, сумеют многие влезть. Разве что бабам тяжело будет, ну да со стены им помогут. Ермил еще и узлов на веревках навяжет, чтоб проще лезть было.

– А мы сами? – задал новый вопрос Годеня. – Прикрывать будем?

– Только какое-то время, – ответил Ратислав. – Небольшое. Потому как татары, мыслю, на шум быстро подскочат, и уж тогда не отмашемся. Уходить будем по сигналу моего рога. Вот такому.

Ратьша снял с пояса сигнальный рог, принесенный ему только что Семеном, и протрубил.

– Запомнили?

Воины закивали.

– Уходить будем опять по тайному ходу, но сделать надо так, чтобы пленники, которых освободим, того не видали. Коль увидят, кинутся толпой. Много их через него не уйдет, а татарам лаз укажут. Придется его обваливать, и уж больше им не воспользуешься. Сами понимаете. Потому…

Ратислав приумолк, чтобы охотники прониклись его словами. Затем продолжил:

– Потому указывайте невольникам веревки на стене. Пусть туда бегут. А как рог мой услышите, сторонкой, бочком, не скопом, по одному стекайтесь в ров к месту лаза. Мы с меченошами, чаю, уже там вас ждать будем. И уж из рва по-тихому тем же путем возвращаемся. Главное, чтоб невольники, ну и, само собой, татары вас не засекли. Коль кому вороги будут на пятки наступать, туда бечь и думать не смейте. Или помирайте, где стоите, иль бегите вместе с освобожденными к веревкам, по ним взбирайтесь. Все поняли?

– Поняли, – вновь закивали охотники.

– Начальным у вас будет вот он. – Ратьша показал на Годеню. Спохватившись, спросил. – В сражении бывал ли?

– Доводилось, – усмехнулся тот.

– Тогда… Да помогут нам боги.

Кто-то закрестился, кто-то осенил себя перуновым знаком, двое или трое чиркнули по груди знаком Велеса.

– Пошли, – махнул рукой Ратислав и зашагал, держа на Исадскую воротную башню.

Когда проходили мимо нее, увидали у ворот Ермила с десятком воев.

– Веревки приготовил? Людей по стене расставил? – на ходу спросил у него Ратьша.

– Все готово, боярин, – закивал тот. – Люди на местах, веревки готовы.

– Веревки сбросишь, как бой начнется, и факелов зажжешь побольше, чтоб люди увидеть их смогли. А как стрелять татары в них почнут, все погасишь. Ну и в ответ стрелите из всего чего можете.

– Сделаем.

– Смотри у меня, – погрозил Ратислав кулаком воеводе. – Длины у веревок по валу до рва хватит ли?

– Должно хватить.

– Ну-ну…

Прошли Исадские ворота, потом еще саженей пятьдесят вдоль стены. Встали. Здесь их ждали трое. Все из городовой стражи. Один из них сотник.

– Отворили? – спросил у него Ратьша негромко.

– Отворили, боярин. Идите за мной.

Он повел их к ближней осадной клети. Открыл дощатую дверь, вошел. Охотники во главе с Ратиславом двинулись за ним. Ратьша встал внутри клети у входа, еще раз пересчитывая и осматривая своих воинов. Когда уже заходили последние, со стороны башни раздался хруст снега под ногами нескольких бегущих человек. Что еще за напасть? Он выглянул в открытый дверной проем. Под пятном света факела, горящего возле ворот, показались три фигуры в доброй воинской сброе. Мелькнули и снова канули в темноте. Ненадолго. С десяток ударов сердца спустя из мрака вынырнул запыхавшийся молодой вой, за ним сразу еще двое. Ба! Неужто княжич с меченошами? Так и оказалось.

– Почему, боярин, меня с собой на вылазку не взял? – толком не отдышавшись, попер на Ратислава Андрей. – Батюшка велел все время при тебе быть! И на стене, и за стеной!

– Тихо, тихо, воин, – принизив голос, зашипел на него Ратьша. – Прежде всего ты воин и должен подчиняться своему воеводе. То бишь мне. А воевода сказал: ступать к месту постоя. Что не ясно?

В конце своих слов боярин голос возвысил почти до крика и глянул на неслуха, как он это умел. Но то ли темно было возле клети, то ли княжич оказался крепок на испуг, только слова воеводы его не проняли.

– Ежели прогонишь, не возьмешь с собой, – свел он брови в одну линию, – пойдем потом, после того как вы все пройдете. И сотник городовой стражи меня не остановит.

«Пожалуй, что и не остановит, – подумалось Ратьше. – Побоится наследнику возразить сотник. Лучше взять отрока с собой, надежнее будет, чем он сам за стену в пургу полезет. Собьются, уйдут не туда, пропадут ни за что». Опять же, княжича в сечу он не пустит, оставит при себе, а уйти лазом должны успеть по-любому. Решено, княжич и меченоши его идут с ним.

– Ладно, – сказал нехотя, с затаенной угрозой в голосе. – Но отцу о таком твоем неподобающем поведении я сообщу.

– Это пожалуйста, – весело отозвался Андрей. Морщинка над переносицей у него разгладилась, углы рта расползлись в улыбке.

– Рано радуешься, – буркнул недовольно Ратислав. – За мной ступайте.

Он повернулся и двинулся в глубину клети. Княжич и меченоши последовали за ним. У дальней стены клети толпились охотники. Ратьша раздвинул их и оказался возле разверстого в полу отверстия подземного лаза. Тяжеленная толстая крышка, сколоченная из дубовых плах, лежала поодаль. Боярин подошел к черной пасти лаза, заглянул, посветив отобранным у стражника факелом. Снизу пахнуло сыростью и теплом, особо заметным после вьюжной уличной стужи. Вниз, в пасть лаза спускались венцы сруба, в бревна которых были вбиты железные скобы, служащие ступенями. Пять верхних венцов покрывала шуба инея – именно настолько мороз проник вниз, в подземелье.

– Позволь мне первому, – подошел к Ратиславу сотник городовой стражи.

– Давай, – отодвинулся чуть в сторону Ратьша.

Сунув в руки одному из сопровождавших его стражей факел и буркнув: «Потом сбросишь», сотник ловко на руках опустил тело в проем лаза, нашарил ногами скобы и начал спускаться, быстро скрывшись во тьме.

Чуть погодя снизу раздалось:

– Бросай!

Стражник аккуратно, древком вниз, бросил факел.

– Давай следующий, – снова подал голос сотник.

Следующим Ратьша решил лезть сам. Закинул за спину небольшой круглый щит, поправил саадак с луком и тул со стрелами. Так же, как и сотник стражников, на руках опустился в проем лаза, нашарил ногами скобы и начал спускаться. Когда снаружи осталась только голова, приказал стоящим рядом меченошам:

– Следующие вы. Потом княжич со своими. Дальше все остальные.

Спуск оказался недолгим. Саженей через шесть-семь ноги коснулись вымощенного бревнами пола. Здесь, в подземелье, и в самом деле было ощутимо теплее, чем даже в клети, не говоря уж об улице. И еще сыро, бревна осклизли от влаги.

Ожидающий сотник городовой стражи посторонился, давая пройти дальше по проходу. Сказал:

– На правой стене факел. Засвети от моего, боярин.

Ратислав вышел из пятна света, пошарил по стене, нащупал древко факела, протянул сотнику. Дерюга, пропитанная смолой, занялась быстро.

– Иди вперед, боярин, пока не упрешься в дверцу. Там жди меня. Надо воям спускающимся место дать. Иди, тут недалече.

Ратислав зашагал вперед. Лаз оказался невысок – голову приходилось пригибать, – но довольно широк, двое воинов в полной сброе пусть и с некоторым трудом, но могли в нем разминуться. Потолок через каждую пару саженей подпирали бревна. К нижней их части были привязаны крепкие веревки, которые уходили к самому началу лаза. Нужны они были для того, чтобы выдернуть подпорки в случае обнаружения осадниками потайного хода и завалить лаз.

Через два десятка саженей Ратьша уперся в дверцу, так же, как и крышка потайного хода, набранную из толстых дубовых плах. Запирал ее мощный железный засов. Ратислав остановился и стал поджидать остальных.

Первым до него добрался Первуша. Семен малость поотстал, но вскоре и он оказался рядом. Новоявленный Ратьшин меченоша легонько поеживался и поводил шеей. Глаза его тревожно поблескивали в свете пламени факела. Видно было, что Семену малость не по себе в подземелье. Или боится предстоящей схватки? Еще этого не хватало! Но ладно, посмотрим.

Следующим прибыл княжич. Этот возбужден и даже весел. С любопытством оглядывается по сторонам. Сразу за ним – оба его меченоши. Первым Воеслав, тоже с горящими в предвкушении предстоящего глазами. Вторым… Как же все-таки звать второго меченошу княжича? Нет, не вспомнить. Надо будет переспросить. Второй меченоша большой радости не выказывал. Но сосредоточен, брови нахмурены, губы сжаты в тонкую нить. Может, и будет толк от отрока?

Потайной ход наполнялся воинами. Скоро стало совсем тесно и душно. К Ратиславу протиснулся сотник стражи. Сказал глухо:

– Все спустились. Можно вылезать наружу.

– Давай, – кивнул Ратьша.

Сотник пролез к дверце, с видимым трудом отодвинул засов, толкнул ее плечом. Дверь не поддалась.

– Примерзла, зараза, – пропыхтел он и толкнул дверь еще раз, сильнее. Та даже не дрогнула.

– А ну дай я спробую, – пролез из толпы охотников Годеня.

Он легонько отодвинул в сторону сотника, примерился и двинул плечом дверь. Та с хрустом распахнулась. Снаружи во вспотевшее уже в духоте лицо ударили свежий морозный воздух и колкий снег.

Годеня вылез наружу, за ним – сотник стражников, потом – Ратислав с княжичем и всеми меченошами, следом полезли остальные. Охотники оказались в крепостном рву. Ход шел под стеной и здесь заканчивался. Когда выбрался последний воин, сотник аккуратно прикрыл дверцу. Та оказалась сделанной заподлицо с толстыми жердями, которыми были выложены стенки рва, предохраняя их от осыпания. Даже вблизи, зная, что искать, приглядываясь, не враз разглядишь, что тут начало тайного хода.

Глубина рва в этом месте больше трех саженей, потому выбраться из него не так-то просто. Удостоверившись, что все на месте, Ратьша подошел к наружной стенке рва и помахал воинам на стене факелом. На стене послышалась возня, и вскоре в ров полетела шестовая лестница. Немного погодя – вторая. Объяснять, что делать дальше, охотникам не понадобилось, они быстренько приставили лестницы к наружной стенке рва и, пропустив вперед воеводу и княжича с мечниками, полезли следом за ними наверх. Сотник городовой стражи остался возле дверцы. Будет ждать их возвращения.

Выбравшись из рва, Ратислав со спутниками бегом добрались до первого ряда надолбов, стараясь пригибаться пониже. Здесь остановились, чтобы посмотреть, не заметили ли татары их появления. Но нет, невольники продолжали работать, а монголы-охранники не спеша разъезжали меж ними, иногда хлеща плетками нерадивых. Да и то, редкие факелы на крепостной стене стража погасила, и на ее черном фоне темные фигуры охотников не должны были быть видны. Тем паче место работ освещалось довольно ярко, а глаза человека со света в темноту видят плохо.

Ратьша указал на второй ряд надолбов, с некоторым трудом протиснулся меж вкопанных бревен первого ряда и заскользил ногами по свежему снегу дальше. Остановился перед вторым рядом надолбов, присел на корточки, прячась за косо вкопанным бревном. Спустя мгновение услышал шуршание снега под ногами спутников и их дыхание за спиной.

– Разошлись вправо и влево от меня, – громким шепотом приказал он. – Как махну рукой, нападайте и бейте всех татар, что попадутся под руку. А людям нашим кричите, чтоб к стене бежали, к веревкам. Далеко к лагерю не уходите и держитесь кучнее. Услышите мой рог, сразу назад. Вы со мной остаетесь, – это уже княжичу и меченошам. – Луки со стрелами, смотрю, прихватили. Молодцы. Прикрывать наших будем.

Княжич и два его меченоши и впрямь имели луки с тулами, полными стрел. Видно, подсмотрели, что брал с собой Семен во время сборов. Андрей, услышав, что в сечу его не пустят, недовольно нахмурился, но спорить не стал, наверное, решив, что и так сегодня понепокорствовал изрядно.

– За бревнами схоронитесь, – приказал остающимся Ратьша. – И от меня далеко не отходите. Княжич, твое место здесь, – он указал на вкопанное бревно надолба в сажени от себя. – Луком-то пользоваться учили? – подначил.

Андрей недовольно хмыкнул, надел защитную рукавичку на левую руку, достал лук из налучья, наложил стрелу. Ратислав посмотрел вправо-влево. Охотники были готовы. Он поднял правую руку, резко опустил. Воины, протиснувшись между бревен, канули в темноте. До изгороди, которую строил хашар, отсюда было саженей сорок-пятьдесят. Сама изгородь еще не была толком готова, чернела проемами дыр. Найдут охотники местечко, где пролезть.

Ратьша приготовил лук к стрельбе, выбрал цель – важного осанистого монгола, едущего шагом на рослом скакуне вдоль строящейся изгороди. Сотник? А может, кто и постарше? Он взял поправку на ветер, продолжающий бросать с низких туч клубы снега, прицелился, спустил тетиву. Попал. Куда-то в бок. Расстояние небольшое. Даже если попал в защищенное доспехом место, бронебойная стрела почти наверняка доспех пробьет. Так и оказалось: монгол скрючился на левый бок, в который попала стрела, и медленно сполз с седла.

Справа и слева заскрипели сгибаемые луки, защелкали тетивы – то начали стрелять меченоши и княжич. Верховых монголов, тех, что были в прямой видимости, повыбили еще до того, как охотники добежали до изгороди. Но, видать, имелись там, за оградой, враги и пешие, поскольку оттуда раздались крики и лязг стали. Ратьша и его соратники встали в рост, высматривая новые цели для своих стрел, но пока таковых видно не было. Вскоре со стороны изгороди показались первые беглецы.