Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Ратислав оглянулся на рязанское войско: заметили ли появившуюся угрозу? Сердце ударило где-то у горла: из левой рощи тоже выезжали черные всадники. И было их очень много. Но если там, на левом крыле, он, Ратьша, ничем помочь не мог, то здесь, справа, попробует. Усмехнулся криво: «Что ж, воевода, пришла пора умирать…»

– Сбить строй, – рявкнул он, перекрикивая топот набирающей разбег монгольской (а Ратьша почему-то был уверен, что черные всадники – это сами монголы) конницы.

Он двинул Буяна шагом навстречу приближающимся степнякам. Оглянулся. Его воины выстраивались на ходу в тройной клин. Выстроились. Ратьша перевел жеребца на рысь. И сразу вскачь: времени оставалось чуть, монголы совсем близко, в сотне саженей.

«Плохо, что копья потеряли, – мелькнула мысль. – Могли бы побольше с собой врагов утащить на тот свет. Но чего нет, того нет».

Меч из ножен, щит вперед, шпоры – в бока Буяна.

«Ничего, Буян и трех копий стоит!»

Темная шеренга вражеских всадников стремительно приближалась. Сколько пик нацелено на него, Ратислава? Три, не меньше. А скорее, больше. Монголы совсем рядом. Еще удар шпорами в бока Буяна, рывок поводьев на себя.

«Прости, друг!»

Жеребец с визгом взвился на дыбы, грудью в броне ломая нацеленные в хозяина пики, подминая монгола из первой шеренги вместе с лошадью. Ратьша отбил две пики, летящие в него из второй шеренги. Одну – мечом, другую – щитом. Снова вздернул Буяна на дыбы – по-другому никак! Рубанул сверху по макушке шлема монгола, проносящегося мимо.

Буян проломился через вторую шеренгу. Встал на все четыре ноги. Тут же в правый бок ударила пика из третьего ряда. Панцирь не пробила, но в седле Ратьша удержался с трудом. Перерубил древко пики, целящей ему в грудь, отбил еще одну щитом. Но напор врагов был слишком силен, а его воинов слишком мало. Клин увяз в массе панцирной конницы, потерял стройность и пробивную силу. Остановился, а потом и вовсе двинулся вспять, увлекаемый потоком атакующих врагов.

Сжатый со всех сторон лошадиными телами Буян жалобно заржал, не имея уже сил вырваться из этих тесных объятий. Его развернуло левым боком к потоку наступающих и потащило назад. Несколько пик попыталось достать левый Ратьшин бок. Хорошо, что щит он не потерял. Прикрылся. Еще и Первуша помог, так и не отставший от своего воеводы.

– Цел? – прохрипел Ратислав.

– Вроде, – отозвался меченоша, неистово машущий мечом и орудующий щитом.

А потом произошло неожиданное. Татары повернули коней правее, целясь в сбившихся в кучу у балки рязанцев, и сакмогонов вынесло из свалки. С полсотни оставшихся в живых. Вместе с лишившимися всадников лошадьми, своими и татарскими, которые их плотно окружали. Почувствовав свободу, обезумевшие от ужаса битвы кони ринулись прочь от места схватки, увлекая с собой Ратьшу и его воинов. Распаленный боем воевода натянул поводья, останавливая своего жеребца. Остановить его удалось только в сотне саженей от идущих в бой рядов монгольской конницы. Лошади без всадников разбежались, а остатки Ратьшиного отряда остановили своих запаленных коней рядом с воеводой, выстроившись в три коротеньких линии у него за спиной лицом к татарам.

Те неслись в ста саженях от них ряд за рядом, словно не замечая потрепанную кучку русских. Ну правильно, их целью было все рязанское войско, чего ломать строй, отвлекаясь на такую мелочь.

Сгрудившиеся у входа в балку рязанцы, казалось, застывшие от неожиданности, наконец зашевелились, выбросив навстречу наступающим татарам вправо и влево отряды всадников. Были они малочисленными, мчались в битву без строя, и было ясно, что им не удержать бронированные, сбитые в плотные ряды татарские тысячи. Остальные панцирники пока бестолково толпились у входа в балку. Тех, что успели в нее заехать, судя по лязгу оружия, встретил развернувшийся навстречу преследуемый отряд татар.

– Вон еще! Сзади! – это выкрикнул, задыхаясь, Первуша.

Жив! Молодец парень! Ратислав оглянулся. В самом деле, позади, с той стороны, откуда они примчались, преследуя бегущих татар, надвигалась широкая лава всадников. И были это не легкодоспешные рязанцы, пустившиеся преследовать заходивших перед сражением с боков татар, как было понадеялся Ратьша. Это были татары. Он уже научился узнавать их издалека. Но до них пока еще версты три.

Ратислав опять впился глазами в рязанское войско. Кучки храбрецов, бросившиеся навстречу тяжелой татарской коннице, уже столкнулись с ней. Все, что им удалось сделать, это ненадолго задержать ее неумолимый бег. Но этого хватило для того, чтобы основная масса рязанской конницы зашевелилась и начала образовывать что-то похожее на строй – шеренги, обращенные вправо и влево навстречу наступающим татарам. Ряды оказались неровными, но ждать, когда они обретут стройность, было нельзя, и русичи двинулись навстречу врагу, набирая ход: ждать на месте атакующую конницу смерти подобно. Нашлись и малодушные: несколько десятков всадников, нахлестывая коней, бросились в степь, пытаясь успеть проскочить между крыльями тяжелой монгольской конницы и двигающимися из степи с тыла татарскими всадниками.

Ратьша окинул взглядом своих уцелевших воинов: нет ли среди них таких? Нет. Все с тревогой посматривали на своих попавших в беду соратников и ждали приказа воеводы. Сзади справа он с облегчением увидел Могуту. Тоже жив! Слава Перуну! Тем временем вначале правый, а мгновение спустя и левый засадные татарские отряды с грохотом и лязгом столкнулись с рязанской панцирной конницей. Татар было больше, у них были копья и свежие кони. Оружие и доспехи были не хуже рязанских. В месте столкновений взметнулись волны лошадиных и человеческих тел.

– Ах-х-х! – разнесся над полем сражения слившийся воедино конский и человеческий вопль.

Какое-то время линии столкновения оставались на месте, но потом мало-помалу русичи начали пятиться, не выдержав страшного напора врага. Часть рязанцев, которые в сражении пока не участвовали, наконец разобрались, построились и устремились на помощь своим, обогнув сражающихся соратников и ударив на татар сбоку. Этот удар остановили новые татарские сотни, выезжающие из рощ, но напор врага заметно ослаб.

Ратислав еще раз оглянулся на приближающихся из степи татар. До них оставалось версты полторы, а встречать врага было уже некому: все рязанские силы втянулись в сражение, оставшись неприкрытыми со стороны степи. Где же наши легкодоспешные, что сцепились с этими? Сейчас их помощь была бы очень кстати. Неужели всех побили? Похоже на то…

Он еще раз окинул взглядом остатки своего отряда. Да, с такими малыми силами он сделать ничего не сможет, но не стоять же и смотреть на все это? Нет! Делать, пожалуй, надо вот что.

Ратьша махнул рукой, подзывая Могуту. Ближник подъехал.

– Уходим вон туда. – Ратислав показал на маленькую рощицу, расположенную чуть левее правого крыла наступающих из степи татар. Вернее, того места, где это крыло пройдет перед самым ударом на рязанское войско. – Укроемся там. Нам места много не надо. А потом ударим им в спину, когда наши начнут прорываться.

Могута кивнул, оценив замысел воеводы. И в самом деле, если они бросятся сейчас навстречу атакующим из степи татарам, их просто стопчут и не заметят, а то и расстреляют из луков, не дав сблизиться для рукопашной. А так, ударив в тыл не ждущим того врагам, наделают бед татарам гораздо больше. А если свои пойдут на прорыв, ударят навстречу, помогут.

– Разворачиваемся! – крикнул ближник. Сам развернул коня и поскакал к облюбованной Ратьшей рощице.

Они успели. Тяжелая монгольская конница, напирающая на основное рязанское войско, на них внимания так и не обратила. А несущиеся из степи были еще далековато.

Сакмогоны осадили коней в глубине рощицы, спешились, давая вздохнуть скакунам. Ратьша и Могута, отдав поводья своих жеребцов Первуше, пробрались к опушке и, прикрываясь кустами, наблюдали, как разворачивается битва. А складывалось там для рязанцев все плохо. Тяжелая татарская конница продолжала давить, и русичи продолжали пятиться, пусть и не так быстро, как вначале. Тех, что успели уйти в балку, тоже выдавливали наружу бывшие беглецы, видимо, тоже получившие подкрепление.

А вот, похоже, и еще татары появились! Точно! Из-за гребня гряды холмов показалась темная волна всадников. Вернее, две волны, скачущие с боков балки. Они быстро добрались до ее выхода и оттуда, с возвышенности, обрушили поток стрел на сражающихся русичей. Особенно доставалось тем, что дрались в балке: их поливали стрелами сверху с обеих ее сторон. Забывший об опасности при виде всего этого Ратислав подался вперед, почти выбравшись из кустарника.

– Охолони, воевода, – проворчал Могута, затаскивая его обратно в укрытие. – Видишь, эти уже близко. – Он кивнул на скачущих уже совсем рядом татар. Тех, что целили в тыл рязанскому войску. – Заметят, пропадем ни за грош.

Ратислав, опомнившись, притаился за кустами. Правое крыло татарской лавы проскакало в сотне саженей от того места, где они укрывались. Земля под ногами ощутимо задрожала. Ратьша опять вылез из кустов, следя, как теперь сложится сражение. Русичи все же нашли кого отправить навстречу очередной угрозе: сотен семь-восемь панцирных всадников, построившись в несколько линий, двинулись встречь приближающимся татарам. Те, однако, в рукопашную вступать не стали. Осадив коней в сотне саженей от двигающихся к ним русских, они высыпали на них дождь стрел. Не очень помогли и хорошие доспехи: слишком плотно шли стрелы. Ряды рязанцев таяли на глазах. Падали всадники, падали кони. Русский строй заколебался, остановленный этим железным дождем. Кто-то отчаянный погнал коня вперед, надеясь добраться до врага и испытать прочность его шкуры клинком, кто-то подался назад, разворачивая коня и закидывая щит за спину, в надежде укрыться от обстрела в массе своих соратников, бьющихся у входа в балку. Большинство просто остановилось, не в силах идти вперед, но и стыдясь показать татарам спину. Эти достали луки и начали отвечать. Но ответные стрелы, похоже, не слишком беспокоили степняков. Татарские стрелки потихоньку двигались вперед. Расстояние между ними и русским заслоном сокращалось, убойная сила стрел возрастала, и рязанцев становилось все меньше и меньше.

Та часть рязанской конницы, что оказалась в балке под губительным ливнем стрел, не выдержала первой. Сначала поодиночке, потом группками, а затем и всей кучей они ринулись вон из балки, врезавшись в строй бьющихся с тяжелой татарской конницей своих соратников.

Ратислав зажмурился. Все. Конец. Скрипнув зубами, он открыл глаза, заставляя себя смотреть на то страшное, что происходило на поле боя. Там бегущие, смешав по пути задние ряды рязанского войска, вырвались из тисков смыкающихся крыльев тяжелой татарской конницы и тут же наткнулись на дождь стрел, который обрушили на них закрывающие им путь в степь татарские конные стрелки. Словно наткнувшись на стену, беглецы рассыпались в стороны и заметались, падая один за другим.

Потерявших строй рязанцев панцирная конница монголов сдавила в кучу и почти окружила, оставив небольшой незамкнутый промежуток в пару сотен саженей. Конные татарские стрелки, подошедшие из-за гряды, били стрелами сверху в продолжающих сопротивление русских. В шуме битвы Ратьше стал слышаться глухой нарастающий стон. Истоптанный снег покраснел от крови. Даже пар, поднимающийся над сгрудившейся массой людей и коней, порозовел.

Но кто-то еще руководил этой обезумевшей от крови и смертного ужаса, готовой обратиться в губительное бегство толпой. Где-то в середине кучи рязанцев, там, где реял великокняжеский стяг, начали строиться в клин всадники. Клин неровный, гнущийся под напором колышущейся толпы. Скоро он двинулся к оставшемуся не закрытым татарами промежутку. Двигался небыстро, но уверенно, обрастая способными к бою воинами. Когда добрался до пока свободного от татар места, клин стал уже тройным. Набирая скорость, построившиеся в клин воины ринулись на конных татарских стрелков, уже почти расстрелявших посланный против них заслон и добивавших мечущихся беглецов.

– Пора! – Ратьша ударил по плечу ближника.

Тот кивнул и свистнул в два пальца. В глубине рощицы раздался топот, и на опушку вынеслись Ратьшины дружинники. Ратислав и Могута на ходу вскочили в седла своих жеребцов и, обгоняя воинов, направили коней в спину татарам, целя в то место, куда должен был ударить рязанский клин. Тот уже был совсем близко, в полуверсте. За ним тянулись русичи, успевшие вырваться следом из татарской петли. Таких было с тысячу или чуть больше. Остальные не успели и теперь гибли, полностью окруженные плотным кольцом панцирной татарской конницы, под копьями и кривыми мечами, поражаемые сверху стрелами.

Легкие татарские всадники не разлетелись в стороны, как предполагал Ратьша. Видно, их начальникам не хотелось упускать живыми уцелевших русичей. Татары сомкнули строй и рванули коней навстречу рязанскому клину. Грохот столкновения, лязг, крики, ржание. А мгновение спустя в спину врагам ударили Ратьшины пять десятков. Этого татары не ожидали. Им, видно, померещилось, что не малая горстка русских врезалась в их ряды, а свежее рязанское войско, подошедшее незаметно с тыла. Татары шарахнулись в стороны, не принимая боя, и в конце коридора, образованного раздавшимися вражескими всадниками, Ратислав увидел острие рязанского клина.

Глава 15

Повод на себя. Буян, негодуя, взвился на дыбы. Ратьша прижался к шее жеребца, дернул узду влево. Буян развернулся, опустился на все четыре ноги и покосился укоризненно на всадника: мол, что опять?

– Назад, Буянушка. Назад, – прошептал Ратислав. – Теперь уходить надо. И быстрее.

Жеребец понял и рванул вскачь с места, обходя стороной сгрудившийся за своим воеводой остаток Ратьшиной дружины. Проносясь мимо своей замершей на месте полусотни, Ратислав махнул рукой и рявкнул:

– Ну, что встали?! Ждете, когда свои же стопчут?!

И в самом деле, рязанский клин был уже совсем близко. Набравший скорость, скачущий в узком коридоре меж татарских всадников, обойти кучку сакмогонов он не мог. Проскакав сотню саженей, Ратьша оглянулся. Его воины успели развернуть коней и мчались следом за ним, лишь немного поотстав. Клин почти прошел татарский строй. Теперь по свободному проходу неслись те рязанцы, что успели вырваться из капкана. Неслись без строя, шпоря измотанных лошадей. Вот по ним-то и ударили стрелами опомнившиеся татары с двух сторон. Начали падать кони, всадники. Ратьша помотал головой и отвернулся.

Буян, немного отдохнувший за время ожидания в роще, скакал ходко и мог бы вырваться далеко вперед, но Ратислав придерживал его, скоро поравнявшись со своими сакмогонами. Здесь он крикнул Могуте, скачущему в голове отряда:

– Держите на пешцов, по нашим следам! Я – к князю!

Ближник кивнул. А Ратьша скоро поравнялся с клином, изрядно растерявшим свою стройность. Княжеский стяг реял где-то в середине строя. Ратислав с трудом пробился к нему и с облегчением увидел невредимого великого князя, скачущего на своем заводном бездоспешном коне. Успели пересадить ближники. Молодцы.

Смотреть на лицо Юрия Ингоревича было страшновато: почерневшее, с погасшими глазами, отрешенное. Словно князь уже умер. Рядом ехали Олег Красный и Роман Романович Коломенский. Чуть позади – племянник Юрия Муромского Олег, Кир Михайлович Пронский и два его племянника Михаил и Всеволод. Больше князей видно не было. Не видно было и походного воеводы Матвея Силыча. Все погибли? Или где-то позади? Кто знает…

– Рад видеть живым! – поравнявшись с Олегом Красным, крикнул ему Ратислав.

Олег кивнул. Вид у переяславского князя был растерянный и ошеломленный. Видно, он все никак не мог поверить, что цвет рязанского воинства вот так легко разгромлен степняками и теперь они вынуждены спасаться бегством.

Ратьша оттеснил Олега от великого князя, поравнялся с тем, схватил за плечо, встряхнул, крикнул:

– Куда дальше, князь?!

Юрий Ингоревич словно проснулся: недоуменно посмотрел вправо, влево, остановил взор на Ратиславе. Взгляд его стал осмысленным.

– Дальше? – с видимым трудом разжав челюсти, выдавил он. – Дальше… – И замолчал.

– К пешцам надо! – поняв, что князь Юрий вряд ли скажет что-то еще, предложил Ратьша. – Попробуем за ними укрыться. А потом всем вместе двигаться к лесу!

– Веди, – кивнул Юрий Ингоревич. Потом вроде немного встряхнулся и добавил, словно пожаловался: – Матвея Силыча убили. Веди ты войско. – Дернул щекой, словно от зубной боли, еле слышно за грохотом копыт добавил: – Войско… Где оно теперь, войско… – И снова впал в жуткое оцепенение.

И правда, от панцирных рязанских дружин осталось совсем чуть. Дай бог, тысячи полторы, много две.

– Езжай за мной! – крикнул Ратислав знаменному, везущему великокняжеский стяг.

Теперь оставшиеся в живых будут выполнять приказы его, Ратьши. Он выехал из толпы скачущих всадников вправо, дабы осмотреться. Бывший клин совсем потерял строй, но шесть-семь сотен панцирников, его образовывавших, держались пока плотно. Рязанцы, успевшие вырваться следом за клином, растянулись на полверсты и изрядно отстали. По бокам от них ехали легкие татарские всадники и расстреливали беглецов из луков с полусотни саженей. Те почти не отвечали. Совсем обессилели или просто отчаялись?

Далеко позади у балки панцирная татарская конница добивала остатки окруженных. Скоро закончат с ними и присоединятся к преследователям. Надо успеть добраться до пешцов к тому времени. Сколько до них? Час? Полчаса скачки? Бог знает. Ратислав держал направление по истоптанному тысячами копыт следу, оставленному ими и татарами. Где-то там стена пешцов, идущая за своей конницей. Глянул на солнце. Часа два еще светлого времени. Скорее бы стемнело, в темноте уйти от татар будет легче.

Стена пеших рязанцев показалась даже раньше, чем ждал Ратьша. Меньше получаса скакать пришлось. Видно, те только что не бегом бежали, спеша на выручку попавшим в беду соратникам. Но за это время и татары успели изрядно проредить хвост рязанской конницы. Осталось в нем не более тысячи воев. Притом наверняка много раненых, еще держащихся в седле, но к бою уже неспособных. До головы рязанского войска степняки пока не добрались, и потерь здесь не было.

До пешцов было версты три-четыре. Шли они сейчас между невысоких пологих холмов. Татары тоже увидели пеших русичей и убавили ход коней, заметно отстав от преследуемых рязанцев. Испугались? Вряд ли. Скорее, стрелы кончились. Вон как густо их сыпали.

Когда до пешцов оставалось с версту, их стена остановилась. Остановилась меж двух холмов, перегородив седловину между ними шириной в полверсты. Эти два холма оказались самыми высокими и крутыми из всей гряды. Легкие всадники могли на них забраться, но от конницы тяжелой холмы служили неплохой защитой: хоть заехать на холм тяжелые всадники тоже могли, но разогнаться для таранного удара слишком крутые склоны холма не давали. Опытный воевода Будимир знал, где поставить своих пеших воинов.

Когда до пешцов осталось саженей двести, по их строю прошла волна. Волна шла справа налево. Это пехота сдвоила ряды. Теперь в образовавшиеся промежутки могли проехать конные воины и укрыться позади строя. Такое перестроение отрабатывалось одним из первых: при схватках со степной конницей иногда удавалось посадить ее, увлекшуюся преследованием, на копья вновь сомкнувшихся пешцов. Сейчас этого, конечно, не получится: татары отстали уже саженей на триста и ударять врукопашную по растянувшемуся хвосту, похоже, не собирались, хоть и могли.

Потрепанная рязанская конница благополучно проехала сквозь строй пеших воинов и остановилась позади пехотной стены в седловине меж холмами. Ратьша сразу отправил воинов, у которых кони казались посвежее, на вершины холмов и к выходу из седловины, дабы беречь войско от обходов и охвата. Раненых, еще способных держаться в седлах, перевязали и послали в лагерь. Доедут – их счастье, нет – значит, не повезло. Но здесь они точно погибнут: скоро, надо думать, татары обложат рязанцев со всех сторон, и тут уж будет не до раненых.

Отдав все нужные распоряжения, Ратьша подъехал к великому князю. Тот так и сидел в седле, продолжая пребывать в смертном оцепенении. Ясно было, что ждать приказов от него сейчас нечего.

Ратислав направил Буяна вверх по склону правого холма. Решил осмотреться да поговорить с тысяцким Будимиром, который, как сказали люди, находился сейчас на его вершине.

Где-то на середине подъема его догнал Олег Красный. Видно было, что князь немного отошел от потрясения, вызванного разгромом войска, и теперь его распирает от желания поговорить обо всем случившемся.

– Как же так? – сразу, как только его жеребец поравнялся с Ратьшиным, начал он. – Как же так случилось, брат?

– Случилось то, что должно было, – нехотя буркнул Ратислав. – Говорили с тобой уж об этом, и не раз.

– Но ведь нас такая сила собралась. И погнали мы их вначале…

– Сила – да, но у татар не сила – силища. И о том мы говорили. А побежали те вначале притворно. В ловушку заманивали. Неужто до сих пор не понял того?

– Да не может быть, чтоб притворно. Мы их сломили. Точно это.

Ратислав досадливо махнул рукой: чего спорить с неуком. Олег помолчал чуть, потом опять заговорил:

– Что теперь? Что делать будем?

– Делать? – невесело усмехнулся Ратьша. – Уходить надо в Черный лес. Вот только как? Мы-то на конях еще можем до него добраться, хоть и не все, а что с пешцами делать? Татарам на съедение оставлять?

Они поднялись на вершину холма. Здесь и в самом деле держал свой стяг Будимир. Сейчас он неспешно прохаживался из стороны в сторону, заложив руки за спину и поглядывая в степь, в сторону небыстро приближающегося татарского войска. Ратислав тоже глянул туда, и сердце его сжалось в тоске: тучи черных в подступающих сумерках всадников охватывали холмы, где засели рязанцы. И было их очень много. Видимо, все семьдесят тысяч татар пришли сюда по души русичей.

Проглотив возникший в горле колючий ком, Ратьша спешился, подошел к тысяцкому и хриплым голосом поприветствовал его. Будимир глянул искоса на воеводу степной стражи, ответил на приветствие, спросил:

– Что князь Юрий?

– Жив, – ответил Ратислав. – Но обмерший весь. Меня на конное войско поставил. Остальные воеводы побиты, а князья молоды, малосведущи в вождении ратей.

Тысяцкий зыркнул на Олега, стоящего рядом с Ратьшей, поморщился и согласно кивнул. Потом вздохнул тяжко, спросил:

– Что делать будем, боярин?

– Уходить бы надо, да только как?

– Да… – угрюмо склонил голову Будимир. – Пешим от конных не уйти…

– Ночью попробовать?

– Не пустят, – покачал головой воевода. – Вишь, обкладывают со всех сторон.

Действительно, крылья татарского войска уже охватили оба холма, меж которыми встали рязанцы, и скоро должны были замкнуть кольцо.

– Надо бы на выходе из седловины тоже пешцов поставить, – предложил Ратислав. – Конные, стоя на месте, татар не удержат, ежели они решат в копья ударить.

– Надо, – кивнул Будимир и отдал распоряжение одному из ближников.

Тот бегом скатился с холма, метнулся к стене воинов. Задние ее ряды повернулись кругом и двинулись в тыл, к выходу из седловины. Встали там, выравняли линию щитов и застыли в ожидании. Теперь так просто русских не взять: пробить строй пешцов, ощетинившийся копьями, даже тяжелой коннице не всегда бывает под силу. А склоны холмов прикрывает конница. Вот только сколько здесь можно держаться? Без припасов на морозе. День? Два? Это если даже татары будут просто стоять и смотреть, не пытаясь вступить в бой.

Все это понимал и Будимир. Убедившись, что его воины заняли выход из седловины, он повернулся к Ратьше, озабоченно потеребил бороду, сказал, откашлявшись и сплюнув на снег:

– Уходить вам надо. Всадникам. И князя с княжатами уводить. Пока еще не совсем окружили.

– А вы? – задал ненужный вопрос Ратислав.

– А мы останемся, – хмыкнул Будимир. – Попробуем забрать с собой побольше находников. Все вам потом легче будет.

– Такое только князь решить может, – покачал головой Ратьша. – Сам понимаешь.

– Ну так иди к нему, приводи в чувство. Пусть приказывает. Князь он или… – Воевода замолк, удержавшись от крепкого словца. Глянул на Олега. Тот заалел щеками, но промолчал, видно, поняв справедливость слов Будимира. – Иди, – кивнул тысяцкий вниз, в седловину.

Ратьша еще раз осмотрелся. Нет, не успеть. Даже если они попробуют вырваться прямо сейчас, не успеть: татары уже почти замкнули кольцо. Но он, кивнув, двинулся вниз по склону холма. Олег пошел за ним. Обоих их жеребцов повел под уздцы успевший подняться на холм Первуша.

Раненых уже перевязали и отправили в лагерь у Черного леса. Если повезет, успеют уйти. Всадники, те, кого не поставили охранять склоны холмов и оставшиеся в седловине, сидели без сил прямо на снегу рядом со своими полузагнанными конями. Ратислав и Олег двинулись, аккуратно обходя их, к княжескому стягу, поставленному между двумя стенами пехоты в самой низкой части лощины.

Юрий Ингоревич сидел на расстеленном на земле потнике, подтянув колени к груди, сложив на них сцепленные руки. Он смотрел застывшим взглядом на багровый шар заходящего солнца: проход меж холмами был направлен ровно на запад. Княжеские ближники и выжившие князья сбились в кучку у него за спиной и о чем-то ожесточенно спорили. Правда, негромко, вполголоса. Ратьша встал прямо перед князем. Тот какое-то время смотрел на него невидящим взглядом, потом в глазах появилось осмысленное выражение.

Князь Юрий разлепил спекшиеся губы и обронил:

– Уйди. Не засти солнце.

– Княже, – присев на корточки, обратился к нему Ратислав, – надо решать, что делать.

Княжья свита прекратила свой спор, прислушиваясь к разговору великого князя и воеводы степной стражи. Юрий Ингоревич опустил голову, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Снова застыл так с поникшей головой. Ратьша, поборов в себе почтительность, с которой относился к князю с детских лет, взял его за плечо и встряхнул.

– Вставай, князь, твои люди, что еще живы, ждут от тебя приказов. Надо их спасать. И себя. Не все еще кончено. Пробьемся к Черному лесу, встанем на засеках. Обороним Рязань от находников.

Юрий Ингоревич издал утробный стон, поднял голову, глянул Ратьше в глаза. Слава Перуну: пустота ушла из его глаз, и там начал разгораться огонь. Князь Юрий расстегнул застежку шлема, сбросил его с головы, стянул мокрый, парящий на морозе подшлемник, провел руками по слипшимся от пота волосам. Потом зачерпнул ладонью снега, растер лицо, поднялся на ноги, осмотрелся, словно только что проснулся. Глянул на Ратьшу, спросил:

– Сколько конного войска осталось?

– Тысячи полторы, – облегченно выдохнув, доложил Ратислав.

– С пешцами что? Все целы?

– Да. Татары на них пока не наскакивали.

Князь еще раз осмотрелся. Уже более внимательно, оценивая, как расставлены воины. Одобрительно кивнул.

– Хорошо войско поставили. Теперь враз не возьмут. Долго держаться можно.

– Припасов нет, – возразил Ратьша. – Стрел мало. Шатров тоже нет, а холодает. Стоять нельзя.

Юрий Ингоревич опять кивнул, соглашаясь. Спросил:

– Что с тысяцким надумали? Чаю, совещались уже?

– Говорили, – отозвался Ратислав. – Будимир предлагает конным уходить. Пробиваться к лесу. Пешцы здесь останутся.

– Бросать братию свою на погибель?! – возмущенно возвысил голос князь. – Не будет того. Вместе будем прорываться! – Он решительно рубанул воздух рукой.

– Тогда надо темноты ждать, – посмотрев на скрывшееся уже наполовину за окоемом солнце, сказал Ратьша.

– Так и сделаем, – кивнул Юрий Ингоревич. – А пока пускай вои потрошат седельные сумы, перекусят из запасов. У пешцов съестное есть, сам приказывал вьючных лошадей со снедью взять. Пусть тоже как-нибудь, чередуясь, поедят, пока татары не тревожат. Как там они, кстати?

– Когда с Олегом с холма спускались, уже почти обтекли нас, – ответил Ратислав. – Но держались на изрядном расстоянии. С версту где-то.

– Бог даст, до темноты тревожить не будут, – тоже глянув на солнце, сказал Юрий. – Небось тоже не железные. А с темнотой пойдем на прорыв.

Великий князь помял шею, покрутил головой, спросил:

– Будимир на холме?

– Там, – кивнул Ратьша.

– Пойду поговорю. Да на татар гляну. И…

Юрий Ингоревич подошел вплотную к Ратиславу. Положил ему руку на оплечье, то, что уцелело. Проговорил так, чтобы слышал только он:

– Спасибо тебе, Ратьша. Прав ты был. Прав…

Глаза князя вновь затуманились дымкой былой отрешенности. Ратислав положил ладонь на кисть Юрия, встряхнул, приводя в себя. Тот моргнул. Взгляд его прояснился.

– Ладно. Ступай. Проследи, чтобы воины поели. Ну и за татарами следите.

– Сделаю, княже.

Юрий Ингоревич двинулся вверх по склону холма. Его свита последовала за ним. Ратьша нашел глазами Могуту. Махнул рукой, подзывая. Ближник, слегка прихрамывая, приблизился.

– Что с ногой? – спросил Ратислав.

– Колено зашиб, – отмахнулся тот. – Ерунда.

– Собери сотников, пусть кормят людей. И отправь дозорных к татарам поближе. Стемнеет скоро, подкрадутся в темноте, ударят нежданно. Можем и не сдержать.

– Сделаю. – Могута дохромал до своего жеребца, забрался в седло, дал шпоры, поехал между отдыхающими конными, высматривая уцелевших сотников и десятников.

– Есть хочешь? – повернулся Ратислав к стоящему позади Олегу.

Тот помолчал чуть, словно прислушиваясь к себе. Потом вроде удивленно кивнул.

– Знаешь, не отказался бы.

– Молодец, – усмехнулся Ратьша. – Значит, отошел. Сразу после битвы никто не хочет. У меня так уже давно под ложечкой сосет. – Поманил Первушу. – Спроворь нам что-нибудь из седельных запасов. И про себя не позабудь. Тож оголодал, небось?

Первуша, виновато улыбнувшись, кивнул. Устроились в сторонке. Меченоша достал из своих седельных сумок лепешки, сыр и копченое мясо. Снедь не застыла: тепло от конского бока не давало морозу пробраться внутрь сумы. Пожевали всухомятку, так как фляги с водой не брали, все одно вода в них замерзнет. Пососали снегу, выбрав, где почище.

Пока ели, наступила почти полная темнота. Светлела только полоска неба на закате. Высыпали звезды. Крупные, яркие, таинственно мерцающие в морозном воздухе. А морозец крепчал, прихватывая пальцы ног в сапогах, пощипывал нос и щеки. Хорошо, ветра почти не было, не так зябко.

Татары не тревожили. Их вообще не видно стало в наступившей темноте. Только ржание лошадей и топот копыт показывали, что враги никуда не делись. Скоро вдали меж холмами вспыхнули огоньки костров. Похоже, ночью татары нападать не собираются. Да и то, завтра наутро, уставшие, замерзшие, толком не евшие и не выспавшиеся рязанцы ослабнут, и взять их станет проще.