Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Глава 29

Подготовились к прорыву далеко за полночь. Пока набрали людей, годных к конному бою, пока подобрали для них коней, объясняли, что предстоит и что нужно будет делать, оповестили всех, собравшихся в Среднем граде и Кроме, времени прошло немало. Когда конные пастухи, набранные из смердов, начали сгонять к Подольским воротам, назначенным для прорыва, крупную рогатую скотину, коей набралось изрядно, в стены Среднего града полетели первые камни из уже собранных татарами пороков, а не слишком глубокий ров, отделяющий его от Столичного града, был почти наполовину засыпан оставшимися в живых невольниками.

Рассвет пока даже не брезжил. Поднявшийся студеный ветер сдувал с откосов лощины, в которой сгрудилась ревущая скотина, поземку из искрящихся под кровавым светом факелов льдистых снежинок. Снежинки садились, не тая, на шкуры животных, покрывая их белыми попонами, выбеливали плащи и доспехи приготовившихся к прорыву воинов, сермягу смердов.

Наконец все было готово. Ревущие быки и коровы, встревоженно мыча, топтались у ворот, с тысячу человек из горожан и смердов, решивших попробовать вырваться из обреченного города, столпились в лощине Межградья, навьюченные мешками с самым необходимым, многие с малыми детьми на руках. У Ратьши, глядя на них, защемило сердце: скольким суждено добраться до заокских убежищ? Может, вообще никому?

Он тряхнул головой, отгоняя черные мысли, оглядел конных воинов, с которыми предстояло прорываться. Таких набралось три с половиной сотни без малого. Из них полтора десятка его сакмогонов, полусотня монахов-воинов под предводительством Прозора, остальные набраны с бору по сосенке. А в личной свите Ратислава кроме его меченош опять появились княжич Андрей с оставшимся в живых ближником Воеславом и хан Гунчак, решивший, если суждено умирать, то умереть на просторе, за стенами душного для него города.

Проводить идущих на прорыв подъехал сам Юрий Ингоревич с остатками своей свиты. Обнял сына, долго смотрел ему в глаза, сказал что-то тихо-тихо, выпустил из объятий, сгорбившись, подволакивая правую ногу, подошел к Ратьше, обнял и его, шепнул:

– Сохрани сына…

Оттолкнул, заковылял к коню, отстранив кинувшихся помогать, сам забрался в седло, осмотрел все Межградье, махнул рукой – мол, начинайте – и погнал коня к воротам, ведущим в Кром. Оттуда, из высокой угловой башни, обращенной к Оке, он собирался смотреть, как пойдут дела у Ратислава.

Конные пастухи вооружились факелами и начали теснить скотину ближе к воротам, подпаливая ей бока бьющимся под ветром пламенем. Быки и коровы встревоженно заревели, выпуская пар из глоток в морозный воздух, сбились в тесную кучу, наперли на воротины. Засовы были заранее выдвинуты. Створки со скрипом выгнулись наружу, но не открылись – мешал наметенный снаружи, прихваченный морозом снег. Пастухи заголосили, засвистели, замолотили факелами по хребтам безвинной скотины. Быки и коровы шарахнулись от огня, начали вставать на дыбы, налезая друг на друга, рев оглушал. Воротины снова пронзительно заскрипели и начали расходиться в стороны, открывая узкий пока проход.

В эту узкую щель полезли обезумевшие от огня и дикой давки поставленные первыми быки. Самый мощный из них, обдирая бока и раздвигая ворота по ширине своей необъятной туши, протиснулся наружу, победно взревел и, задрав хвост, дикими скачками понесся по огороженной забором улице прямо на колья татарской городни. Следом полезли разом еще двое, расширив проход для остальных. Дальше – больше.

Обезумевшая, разъяренная скотина поперла сплошным потоком, распахнув ворота настежь, вырвавшись на свободу, заполнила всю ширину улицы от забора до забора, понеслась под горку, набирая ход. Следом за ней, визжа, улюлюкая и размахивая факелами, понеслись пастухи.

До татарской городни выскочивший первым бык добрался за десяток ударов сердца, встал перед ней, удивленно пялясь на возникшее препятствие. Мгновение спустя на него налетели не успевшие притормозить на скользкой бревенчатой вымостке бегущие следом два быка. Все трое с глухим стуком ударились тушами в бревна частокола, заставив тот вздрогнуть.

И тут до городни добралось все стадо. Еще один мощный удар по кольям, заставивший их затрещать и прогнуться в сторону реки. Задние напирали на передних, упершихся в препятствие. Коровы и быки, оказавшиеся в середине, под невыносимым напором вставали на дыбы, подминали под себя передних, лезли вперед по их телам, безжалостно топча раздвоенными копытами, оскальзывались, падали, тут же попадая под копыта быков и коров, прущих следом.

У городни образовалась куча мала в три-четыре слоя из бьющихся тел животных. По ней с победным ревом ломанулся вверх громадный бык. Проваливаясь ногами между тушами и поскальзываясь, он добрался до гребня городни, прыгнул, целясь перескочить через нее, но неудачно – повис, напоровшись брюхом на заостренные колья, отчаянно мыча. Содрогаясь от боли, он все же сумел почти перевалиться на ту сторону. Видимо, это стало последней каплей: колья затрещали, и целый участок изгороди, не вкопанный в землю, чтобы можно было отодвинуть ее для приступа, с грохотом рухнул, подняв облако снежной пыли. Остался ли под упавшей городней кто-то из татар, видно не было, но, скорее всего, вряд ли. Надо было быть сумасшедшим, чтобы не отбежать от того места, в которое ломилось взбесившееся стадо.

– Все! Пора!

Ратислав вскинул вверх копье, взмахнул еловцом, закрепленным под его наконечником, наклонил в сторону ворот и дал шпоры Буяну. Застоявшийся жеребец с места скакнул вперед и понесся следом за вырвавшейся из города скотиной. Ратьша услышал за спиной грохот кованых копыт лошадей, топот ног кинувшихся следом мирных жителей.

Буян разогнался, несясь под горку. В месте рухнувшей городни пришлось его придержать – жеребец мог поломать ноги о колья, споткнуться о туши затоптанных животных. Те коровы и быки, которые уцелели, умчались далеко вперед. Кто-то из них уже даже выскочил на лед Оки.

Слева и справа в Ратьшу полетели редкие пока еще стрелы. Он прикрылся щитом, повернул скакуна направо, решительно направил его вдоль уцелевшей городни. В темноте разглядел нескольких татарских стрелков, натягивающих луки, пригнулся: с такого расстояния ни один доспех стрелу не удержит. Стрелы свистнули поверх головы – татары по привычке целили во всадника, жалея красавца-коня.

Шпоры в бока. Жеребец яростно всхрапнул и в один прыжок достиг врагов. Копьем сверху вниз в лицо одному, второму. Двое уцелевших порскнули в стороны, вытаскивая на бегу кривые мечи из ножен. Догнал одного, вонзил острие копья в неприкрытую доспехом спину. Второй успел скрыться в темноте. Его догнали Первуша с Годеней, Андрей со своим оставшимся меченошей и Гунчак. Первуша и Годеня обогнули Буяна с двух сторон, исчезли в темноте. Послышались вскрики, лязг железа, хрипы умирающих. На подмогу меченошам ускакал Гунчак. Рванулся туда же княжич, но Ратьша придержал его коня за повод, прикрикнул:

– Помни приказ отца! Ты должен выжить!

Андрей бешено сверкнул глазами, но послушался, остался рядом с Ратиславом. Остался с ними и Воеслав, последний княжичев меченоша.

Ратьша оглянулся. Налево от пролома во тьму, которую только чуть рассеивали редкие факелы, пристроенные по гребню частокола, устремлялись рязанские всадники. Оттуда слышался шум боя. Видимо, татар в той стороне оказалось гораздо больше, чем здесь, справа.

Раздался топот ног, и скоро через брешь в изгороди побежали смерды и горожане, отставшие от конных воинов. Часть Ратьшиных всадников – сотни полторы, как и было уговорено заранее, – проехав немного вперед, остановились неподалеку от пролома на самом берегу Оки, у кромки льда. Эти во главе с ним, Ратиславом, должны были двигаться впереди бегущей толпы, чтобы расчистить дорогу для прохода на левый берег – там имелись, пусть и небольшие, татарские станы. Из темноты вынырнули Ратьшины меченоши с Гунчаком.

– Одесную сажен на сто чисто, – крикнул Годеня. – Кто был, того побили.

Ратислав кивнул и погнал Буяна к отряду, собравшемуся на берегу реки, обогнул его справа, не замедляя бега коня, выскочил на лед. Шипы новых, этой ночью прибитых подков надежно впивались в скользкую поверхность. За ним на реку вынеслись и его присные. Ратьша махнул еловцом в сторону противоположного берега и дал жеребцу шпоры. Позади по льду звонко зацокали сотни лошадиных копыт. Идя крупной рысью, быстро обогнали запыхавшихся смердов.

Те растянулись длинной змеей больше ста саженей в длину. Первыми бежали самые здоровые мужики. Все они были вооружены кто чем: плотницкими топорами, вилами, косами, кто-то просто дубинами. Сразу за ними легко скользили по льду подростки. У этих тоже имелось в руках что-то, могущее при большом желании сойти за оружие. Дальше двигались бабы с малыми детьми. Были среди них и мужики, несущие на руках совсем младней, да не по одному. Последними, сильно отстав, шкандыбали старики и старухи. Кому-то из них помогали молодые, но таких имелось совсем немного: большинство стариков, должно, прогнали своих: мол, добежим, так ладно, ан нет, так нечего из-за нас вам, кому еще жить да жить, пропадать.

Ратьша и его люди понеслись к темнеющему впереди левому берегу Оки, сбиваясь в плотный строй, готовясь к сшибке. Начало светать – восточная часть неба посерела, гася звезды, предвещая скорый восход солнца. Лед Оки с белыми снежными переметами отражал нарождающийся свет.

Развиднелось. Вот и берег – низкий, густо заросший ивой и ветлой. Левее мерцало несколько огоньков – полупогасшие костры татарского стана в полтора десятка шатров. Оттуда доносились встревоженные крики людей и ржание коней. Удалось-таки застать степняков врасплох, слава богам! Слева к полутора сотням рязанцев, догнав, присоединился отряд в сотню всадников – тех, которые отгоняли татар от места прорыва из города. Еще полусотня должна была идти позади беглецов, прикрывая их от возможного преследования.

Основная опасность, как считал Ратислав и те, кто готовил прорыв, исходила от татар, расположившихся за Окой. Хоть и было их не слишком много, но всяко больше трех с половиной сотен всадников Ратьши. Одна надежда – не успеют собраться для удара. Надо же оседлать коней, облачиться в доспех, собраться в кучу… Вроде так и выходило – вот он берег. Здесь нет татарских станов. Так получилось не случайно: это место высмотрели, пока было светло, и целились в темноте на взгорочек рядом с ним и на высокую сосну на макушке того взгорочка.

У самого берега Ратислав придержал Буяна, ткнул копьем вправо. Половина его людей, как и было оговорено заранее, отделилась и погнала коней в указанную сторону, дабы прикрывать беглецов оттуда. Сам Ратьша со второй половиной будет охранять их здесь, слева. Оглянулся. Идущие впереди вооруженные мужики были совсем близко. Уже не бежали – умотались. Теперь они шли спорым шагом, выдыхая пар из запаленных глоток. Более легкие на ногу подростки норовили обогнать, но загонялись мужиками обратно в задние ряды – мало ли что может ждать на этом, ставшем враждебным, берегу.

Быстро миновав плоскую песчаную полосу, сейчас засыпанную плотным, но неглубоким снегом, мужики вломились в заросли ивы, прорубая топорами удобный проход для идущих следом баб и стариков. Кто-то из них остался здесь, ожидая отставших, остальные пошли дальше, целясь на темнеющую неподалеку опушку матерого леса. Шустрые подростки последовали за ними, оживленно перекликаясь и даже посмеиваясь. Видно, решили, что основная опасность уже миновала. Да нет, ребятишки, все еще только начинается…

Ратислав с полутора сотнями всадников следил за беглецами, не забывая посматривать в сторону ближнего татарского стана. Конечно, он послал туда двоих дозорных – предупредят, ежели что, но тут лучше и самому присмотреть за этим делом.

Из предутренних сумерек показались первые женщины, самые здоровые, идущие почти налегке – только котомки за плечами. Но тоже запыхались, идут небыстро. Эти, не задерживаясь, последовали в проход, прорубленный в зарослях мужиками. Бабы, нагруженные детьми и скарбом, отстали еще больше. Лица раскраснелись, лоснятся от пота, дышат запаленно, но стараются, торопятся. Растянулись сильно.

«Быстрее, быстрее, пока татары окончательно не очухались», – мысленно подогнал их Ратьша.

Дойдя до берега, многие женщины останавливались, сбрасывали на снег поклажу, пытаясь отдышаться. На таких оставшиеся у прохода мужики покрикивали, заставляли двигаться дальше.

Татары нагрянули, когда последние бабы перебирались со льда реки на берег, а стариков еще не было даже видно во все еще не рассеявшейся темноте. По заснеженному берегу, глухо стуча копытами, прискакали двое дозорных, посланных в сторону татарского стана.

– Татары идут! – крикнул один еще издалека. – Сотни две – две с половиной. Конные!

«Ну, с двумя сотнями справимся», – подумал Ратьша, отдавая приказ перестраиваться для копейного удара.

Он рассудил, что в густых сумерках татары вовремя не заметят несущихся на них рязанцев и не успеют уклониться от сшибки. Ждать, когда татары подойдут, не стал, двинул своих людей им навстречу. Пока шагом. Татары, со слов дозорных, шли узкой полосой берега, лишенной растительности. На лед, не заметенный в этом месте снегом, выезжать опасались – некованые лошади могли поскользнуться, поломать ноги. Это хорошо, деваться им будет некуда: слева – лед реки, справа – сплошные заросли ветлы и ивы, конным сквозь них продраться почти невозможно.

Впереди в сумерках на фоне белого снега появилось что-то большое, темное, движущееся навстречу. Вот они, татары! До них саженей двести. Пора брать разгон. Ратислав вскинул копье вверх, покачал еловцом из стороны в сторону, привлекая внимание воинов, наклонил копье вперед, взял его в боевое положение, вздел щит и пустил Буяна рысью. С боков к нему тут же плотно пристроились Первуша и Годеня. Копья нацелены вперед, тоже прикрылись щитами. Позади – княжич, его меченоша, Гунчак и еще трое-четверо воинов, они образуют второй ряд строя. В третьем ряду всадников восемь-десять, потом – двенадцать-четырнадцать. И, наверное, все, шире не встанешь, берег не позволяет. Дальше идут ряды не больше чем по пятнадцать человек.

До татар меньше сотни саженей. Они уже, конечно, заметили русских, идущих им навстречу. Передние сбились в кучу, кто-то даже выехал на лед. Одна лошадь поскользнулась, грохнулась на бок. Всадник успел ловко соскочить, но тоже оскользнулся, шлепнувшись рядом со своим скакуном. Поднялся на ноги, начал дергать повод, злобно ругаясь.

Пора! Ратислав дал жеребцу шпоры. Буян рванул вперед. В ушах засвистел морозный ветер. От тяжелого топота копыт дрогнул заснеженный берег. Темная куча вражеских всадников рывком приблизилась. Где-то из середины татарского отряда раздался протяжный рев трубы. Те перестали пятить коней, подравняли ряды, начали разгоняться навстречу. Поздновато спохватились. Да и доспех у них вроде должен быть легкий. Могли бы, разлетелись бы в стороны, засыпали стрелами, но здесь деваться им некуда. Однако не побежали, бьют встречь. Храбрецы! Триглав их забери!

Пятьдесят саженей, тридцать, десять…

– Гха! – выдохнул-выплюнул в лица врагов боевой клич Ратьша, насаживая на копье летевшего ему навстречу татарина.

Древко рвануло в сторону. Удержал, сумел вырвать рожон из проносящегося мимо, еще державшегося в седле врага, вывернув руку в локте. Но взять копье в боевое положение уже не успел: Буян столкнулся грудь в грудь с лошадью следующего степняка, взвился на дыбы, молотя ее коваными копытами по голове и шее. Досталось и всаднику. Ратислав, согнув ноги в коленях, прижался к шее своего скакуна. Миг, и вражеский воин вместе с конем рухнул на снег.

Буян опустился на все четыре ноги, и тут же на него и Ратьшу наперла целая куча татар. Лошади у них оказались не мелкие, да и доспех не так плох, как думалось Ратиславу, потому опрокинуть сразу врага у рязанцев не получилось. Началась рубка на равных. Почти. Все же оружие у русских было чуть получше. И все равно были бы эти полторы сотни, что сейчас под рукой у воеводы, его испытанными сакмогонами, долго бы татары не продержались. А сейчас, набранные с бору по сосенке, без привычки биться вместе…

И все же рязанцы ломили, помня, что за их спинами мирный люд, у которого вся надежда на то, что их защитят, дадут уйти от страшного врага в лесные дебри. Татары тоже пятиться и разбегаться не желали. Да и особо некуда им было бежать: справа – лед, слева – непроходимые заросли. Клин, которым двигались рязанцы, затупился – из задних рядов в ряд первый выдвинулись всадники. Теперь бились во всю ширину свободной прибрежной полосы. Ратислав бросил копье – тесно стало, не развернуться с ним, рубился мечом. Первуша с Годеней по бокам, сомкнулись с ним колено к колену. Правее Годени – княжич со своим меченошей, дальше, выкрикивая ругательства по-половецки, машет саблей Гунчак. Пока все живы и даже вроде не поранены. Потихоньку даже движутся вперед, но только за счет выбывших из строя татар.

«Такой бой может продолжаться долго, – лихорадочно думал Ратьша. – А времени нет, скоро сюда подтянутся другие татарские отряды, зажмут, порубят. И от этих не оторваться: не дадут, повиснут на хвосте, задержат. Опять-таки, за это время до них доберутся припоздавшие пока враги. Надо как-то успеть разобраться с вот этими храбрецами».

Он опять мысленно выругался. Потом его осенило. А чего они бьют татарам в лоб? Это они на своих некованых лошадях боятся выезжать на лед, а им-то на подкованных чего бояться? Тоже, конечно, можно грохнуться, но тут надо, чтоб сильно не повезло.

Для задуманного нужно выйти из схватки. Ратислав натянул узду жеребца. Буян гневно захрипел, но послушался, сбавил напор. Годеня с Первушей поняли своего боярина, тоже придержали коней. Годеня перехватил узду коня княжича Андрея. Поняв, что требуется, с другой стороны княжича придержал Воеслав. Вышел из боя и Гунчак. Их обтекли воины из задних рядов, жаждущие добраться до ненавистного врага, и рьяно заработали мечами.

Ратьша пробился к левому крылу своего отряда, добрался до реки, выехал на лед. Его свита последовала за ним. Вошедшего в раж Андрея придерживали Годеня и Воеслав. Тот ругался на них последними словами, которых княжичу и знать-то вроде было не положено. Ругался громко, перекрикивая шум боя.

Ратислав легкой рысью проехал по льду в хвост отряда, вывел оттуда на лед десятков семь всадников, двинулся в голову к месту схватки, забирая левее. Когда они поравнялись с вытянувшимся змеей татарским отрядом, до него оказалось саженей сто. Татары словно не замечали появления правее себя каких-то всадников. Может, и впрямь не видели? Вряд ли, почти совсем рассвело, только морозная дымка, поднимающаяся со льда, не давала, должно, толком их рассмотреть. А может, решили клятые, что это к ним подмога подошла? Ну, им же хуже.

Ратьша построил воинов в один ряд, нацелив их в правый бок татарского отряда. Плотно поставил, колено к колену. Поскольку в схватке они пока не участвовали, у всех имелись копья.

– Вперед, – приказал он, пристраиваясь со своими ближниками на левом крыле строя, и погнал Буяна вперед.

Пошли сразу вскачь – до татар расстояние небольшое. Те наконец поняли, что приближаются к ним вовсе не их соплеменники, и засуетились, разворачивая коней навстречу, выставляя копья, прикрываясь щитами. Десятка полтора даже рискнули выехать на лед и погнать коней навстречу. Кончилось скачка для этих удальцов не слишком хорошо: половина коней, поскользнувшись, грянулась на лед, оставшихся смяли и опрокинули несущиеся в бой рязанцы.

Удар в бок татарскому отряду получился славный: набравшие разгон, идущие плотным строем, пусть даже и в один ряд русские смяли стоявших на месте вражьих всадников на всем протяжении удара. Справа поднажали рязанцы, наступающие по берегу, и степняки не выдержали. Те, кто уцелел, начали разворачивать коней, подставляя спины кинувшимся в погоню русским. Ратислав не зря встал слева атакующего строя. Теперь он оказался в первых рядах преследователей. Дав воинам отвести душу в рубке бегущих, саженей через триста Ратьша начал придерживать Буяна, подняв десницу вверх, заставляя и несущихся за ним воинов замедлять шаг своих скакунов. Те послушались: помнили, что основная их задача – это защита беглецов.

Остановились, развернули коней, двинулись рысью к тому месту на берегу, где должны были прорубаться сквозь прибрежные заросли рязанские беглецы. Пока ехали, внимательно поглядывали по сторонам, не видно ли новых татарских отрядов. Но пока все было тихо. Похоже, прорыв оказался для врага полной неожиданностью.

Рассвело окончательно, но на смену ночной темноте пришел густой туман, севший на протяжении всего речного русла. Захватил он и заокский берег. Темнели сквозь молочную мглу крепостные стены Рязани на высоком правом берегу да поднимались столбы дыма от пожаров в Столичном городе. Оттуда все еще были слышны страшные звуки продолжавшейся резни.

Ратьша скрипнул зубами, сдерживаясь, чтобы не погнать своих людей на помощь. Бесполезно, со стороны реки крутой берег с затворенными воротами. Обойти и ударить справа, от Южных ворот, там, где в город прорвались татары? Не дадут, не все они кинулись в город, кто-то остался караулить снаружи, остановят и порубят-постреляют малую горстку его воинов. Опять же, есть приказ великого князя: спасти наследника и порученных его защите беглецов. Этим помочь пока можно…

Добрались до места в зарослях, куда все еще продолжали втягиваться последние, уже едва бредущие старики. Ратислав остановил отряд. Здесь уже гарцевали всадники, посланные вправо от места прорыва, над которыми начальствовал Прозор. Увидев воеводу, он неспехом подъехал, доложился:

– С нашей стороны саженей на триста никого. Только брошенный стан на десяток шатров. Видно, спужались нас татары, подумали, большой силой идем, ушли. Но я дозорных там оставил, упредят, ежели что. И со стороны реки дозоры выслал.

– Хорошо, – одобрил действия старого воина Ратьша.

Наконец бредущие самыми последними поддерживающие друг друга старик со старухой скрылись в зарослях. Мужики, караулившие у прорубленного прохода, замахали руками Ратьшиным воинам. Ратислав еще раз огляделся. Не туман – туманище, в десяти шагах ничего не видно. Прислушался. Только шум из разоряемого Стольного града глухо доносится сквозь белую мглу.

– Пошли, – приказал негромко.

Первым в прорубленный проход пошел отряд Прозора. Лошади ступали осторожно, выбирая место для очередного шага – мужики рубили кустарник не под корень, осталось много пней-торчей. Двигаться можно было не больше чем двум всадникам в ряд. Медленно, медленно! В любой момент могут подоспеть новые татарские отряды! Но и гнать коней нельзя: поломают ноги – плохо будет. Ратьша со своими свитскими выехал на лед, чтобы слушать округу. Еще и туман звуки глушит! Но ничего, во все три стороны посланы дозорные, упредят.

Отряд Прозора наконец втянулся в проход. В заросли пошли люди из отряда Ратислава. Так же нестерпимо медленно. Успело пройти около половины, когда справа послышался топот лошадиных копыт. Из тумана вылетели двое дозорных, несущихся по прибрежной полосе.

– Татары! Много! – выкрикнул один из них, осаживая коня возле Ратьши. – Идут по берегу!

– Сколько их? – стараясь говорить спокойно, спросил Ратислав.

– Туман, – уже тише ответил дозорный. – Не видно ничего толком. Но по топоту лошадей, должно, несколько сотен.

– Далеко идут? – спросил он, все еще тщась хоть что-то услышать в глухой туманной мгле.

– С полверсты. Может, чуть больше.

Ратьша глянул на медленно втягивающихся в заросли всадников. Понял: не успеют. Не меньше полусотни останется. Да надо еще хоть немного времени, чтобы оторваться от преследователей. Хотя бы дойти до матерого леса. Этой полусотней придется жертвовать.

Он подозвал Дарко, единственного уцелевшего сотника из сакмогонов, начальствующего над сотней, начавшей заходить в заросли. Коротко обсказал, что ему предстоит. Лицо Дарко построжело, сделалось отрешенным. Он кивнул: понял, мол. Подъехал к своим людям, начал отдавать приказы. Полусотня рязанских всадников под его водительством отделилась от своих соратников, поскакала вправо по берегу и быстро исчезла в тумане. Скоро оттуда раздались приглушенные белой кисеей крики и ржание коней. Оставшиеся рязанцы уже почти все втянулись в проход.

– Пошли и мы, – сказал Ратислав и направил Буяна к прибрежным зарослям.

– Мы что, бросим наших здесь? – догнав Ратьшу, задыхаясь от возмущения, спросил княжич.

– Иногда приходится жертвовать малым, чтобы спасти остальных. – Ратислав ответил спокойно, почти равнодушно – надо было сбить запал Андрея. Но, похоже, он этим только подлил масла в огонь.

– Ну уж нет! – воскликнул княжич. – Так нельзя! Воин не может бросить товарища в беде!

Он развернул своего жеребца вправо, откуда доносились звуки начавшегося сражения, и пустил его вскачь, быстро скрывшись в тумане. Никто из свиты не успел и пальцем шевельнуть, так быстро все случилось. Чуть помедлив, за своим господином поскакал Воеслав. Ратьша выругался и понесся следом. За ним последовали Первуша и Годеня, а потом и Гунчак.

Копыта Буяна глухо стучали по покрытой снегом прибрежной полосе. Ратислав гнал жеребца, пытаясь рассмотреть впереди в белесой мгле сбежавшего княжича, продолжая ругаться про себя. Саженей через двести скачки Ратша заметил, что туман поредел, и наконец-то разглядел скачущих впереди Андрея и Воеслава. Разглядел даже чуть подальше воинов посланной прикрывать отход полусотни.

На этот раз ударить русским в копья татары не позволили. То ли заметили их заранее, то ли выслали вперед разведку, которая их упредила о приближении рязанцев. Так или иначе, но прямого столкновения не произошло. Татары растянулись по береговой полосе и метали в русских стрелы, отходя вспять, не позволяя к себе приближаться. Запас стрел у рязанцев был полным, и они бойко отвечали. Вот только татар было намного больше. На сколько больше, не понять: туман, хоть и поредевший, продолжал скрывать большинство из них. Потому стрел на полусотню сыпалось густо. То один, то другой воин выпадал из седла, взвивались на дыбы раненые кони, издавая неистовое ржание. Ратиславу сразу стало понятно, что долго его люди не продержатся.

Княжич Андрей въехал в ряды полусотни, придержал коня, выхватил лук из налучья и начал одну за другой слать стрелы в маячивших в туманной дымке татар. Здесь его наконец-то и догнал Воеслав, схватил княжичева коня за повод, начал что-то горячо говорить. Андрей повернулся к нему, прикрикнул. Меченоша отпустил повод, пожал плечами, достал лук и тоже вступил в перестрелку. Вокруг Ратьши засвистели стрелы. Пусть. Он подъехал к Андрею, потянулся рукой к поводу его жеребца.

– Не смей, воевода! – По голосу княжича Ратислав понял: тот не даст увести себя из сражения, как телка на веревочке, вынет меч, рубанет.

Ратьша выругался в голос и тоже потянулся за луком. Чуть погодя к ним присоединились оба его меченоши и Гунчак. Стрелы со свистом рассекали воздух, Ратислав с помощью колен заставлял Буяна гарцевать вправо-влево, совершать скачки вперед, пятиться назад, сбивая врагам прицел. Опытные воины делали то же самое, неопытные почти не двигались и быстро выбывали из строя. Плохо знал этот прием и княжич. Жеребец его стоял как вкопанный. Целиться так, конечно, было проще, но и проще было поймать вражескую стрелу. Ко всему, на Андрее надето красное корзно, и татарские стрелки старались попасть в первую очередь в него.

Вот одна стрела скользнула по его шлему, не пробив, вторая ударила в нагрудник. Тоже не пробила, слава богам. Воеслав встал впереди своего господина, пытаясь хоть как-то прикрыть того своим телом. Княжич закричал на него – мешает стрелять, объехал меченошу справа, опять подставляясь под татарские стрелы.

А рязанцы продолжали выпадать из седел. Оставшиеся без всадников кони уносились куда-то по льду Оки, подальше от смертельно жалящих железных ос. Падали и татары. Но тех было много, и поток стрел ничуть не ослабевал. На каждую рязанскую стрелу летело в ответ не меньше десятка. Скоро в седлах осталось не более двадцати рязанцев. Получил стрелу в плечо Годеня, застряла в бедре стрела у Воеслава. Годеню Ратислав отослал. Тот послушался, все равно стрелять теперь не мог, да и в рубке толку от него много не будет. Воеслав уезжать отказался, остался и продолжал прикрывать княжича.

Русские уже не пытались напирать на врага, наоборот, стали потихоньку пятиться. Вскоре можно было ждать от татар добивающего копейного удара. Нужно уходить, спасать княжича, он уйдет с поля боя только вместе со всеми, да и время они все же выиграли. Можно уходить. Нужно…

Ратислав поднялся на стременах, собираясь дать приказ на отход, и тут заметил, что Андрей вскрикнул и покачнулся в седле. К нему тут же, спрыгнув с седла и прихрамывая на раненую ногу, кинулся Воеслав – поддержать. Погнал к Андрею Буяна и Ратьша.

– Что с княжичем? – крикнул он Воеславу.

– Стрела в грудь, – сцепив зубы, ответил меченоша.

– Бросай его к себе через седло! Уходи!

– Я сам, – выпрямился поникший, державшийся за древко стрелы, пробившей нагрудник и вошедшей ему в правую сторону груди, Андрей.

Лицо княжича смертельно побледнело, нижняя губа закушена, но голос, как и прежде, упрямый.

– Езжайте! – махнув рукой назад, зло выдохнул Ратислав.

Теперь нужно было держаться еще какое-то время, чтобы Воеслав и княжич успели доехать до просеки и уйти по ней к лесу. Быстро ехать Андрей не сможет. Два всадника скрылись в белесой дымке где-то позади. А татарские стрелы продолжали лететь. Ратислав уже перестал считать, сколько из них угодили в него и в Буяна. К счастью, расстояние до татар оказалось достаточно большим, и доспех пока стрелы держал.

Татары напирали. Приходилось пятиться быстрее. Когда рязанцев осталось чуть больше десятка, враги начали сбиваться в кучу. Понятно, сейчас ударят в копья.

– Уходим! – крикнул Ратислав, вздернул Буяна на дыбы, развернул его на задних ногах и погнал вспять, перекидывая на ходу щит за спину.

Сразу за ним скакал Первуша, правее – Гунчак. Уцелел степной разбойник. Ну да лучный бой для него привычен, знает все приемы. Чуть поотстав от их тройки, по прибрежной полосе неслись его оставшиеся в живых воины, то и дело поворачивающиеся назад, чтобы послать в преследователей очередную стрелу. Вроде бы среди них и Дарко. Жив парень! Молодец! Но вот княжич…

Сердце Ратьши сжалось. И этого не уберег! Да что же это за проклятье висит над ним! Дорогие ему люди, надеющиеся на его защиту, гибнут. Андрей, конечно, не больно-то на эту защиту надеялся, лез на рожон. Да и не умер еще! Жив! Может, не так и страшна рана, сам же поехал, не упал.