Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Глава 23

К вылазке изготовились далеко за полночь. Бить решили тремя отрядами по полутысяче воинов в каждом. Тут уж о добровольности речь не шла, воеводы выбирали из своих людей тех, кто имел опыт боев и добрый доспех. Наскребли такое количество с трудом, надо сказать. Это из шести-то с лишком тысяч! Тысяцкий Будимир, готовящий вылазку, хотел было покуситься на людей Ратьши, но тот решительно воспротивился: должна же оставаться в городе надежная воинская сила, а не только плохо вооруженные и обученные ополченцы.

– Сам за стену пойду, хоть простым воином, – твердо сказал он Будимиру, – а людей не дам. Здесь от них толку больше будет.

Тысяцкий недобро прищурился, но присутствовавший при этом разговоре великий князь встал на сторону Ратислава.

– Прав воевода, – сказал он. – Пускай его люди за стенами останутся. Хорошие воины в запасе нужны обязательно, как без того. А за стену пойдешь. – Это уже Ратьше. – Не простым воем, понятно. Поведешь один из отрядов, благо опыт уже есть. Какой отряд возьмешь, выбирай сам.

– Слушаюсь, княже, – поклонился Ратьша. – Только позволь еще и меченошу с собой взять.

Примолк на миг, ожидая, не скажет ли Юрий чего про наследника. Князь тоже понял, для чего воевода сделал паузу, опустил глаза, катнул желваками на скулах, ответил только:

– Хорошо. Возьми. Но только его.

– Понял, княже, – еще раз поклонился Ратислав.

– Разреши и мне за стену, – встрял в разговор допущенный на совет Гунчак. – Засиделся я здесь, за стенами. Душа простора просит.

– Какой уж там простор, – хмыкнул Юрий. – Ров, надолбы, городня татарская… Не разгуляешься.

– Пускай, – мотнул головой половец. – Тошно сидеть здесь, не то пленником, не то гостем. Хочу со своими обидчиками сталью переведаться. Много они мне задолжали.

– А коль обратно перебежишь? – зыркнул из-под насупленных бровей великий князь.

– Вот и проверишь, – оскалился в белозубой улыбке Гунчак, но быстро погасил ее, ответил уже серьезно: – Не прощают предательства монголы. Хорошо, если просто спину сломают и еще живого собакам бросят. Могут шкуру содрать и пустить гулять по степи. Так что теперь я с вами до самого конца.

Юрий Ингоревич пристально посмотрел в глаза половцу. Тот взгляда не отвел, смотрел открыто, с вызовом даже.

– Добро, – кивнул великий князь. – Возьмешь его с собой, Ратьша.

Ратислав отвесил очередной поклон, слегка поморщившись: еще забота, не княжич, так половец, недавний враг. Ну да ничего не поделаешь – княжья воля.

Под свое начало Ратьша взял отряд, которому предстояло ударить по татарским порокам, нацеленным на участок стены между Ряжскими и Исадскими воротами. Еще два отряда должны были напасть на пороки, сосредоточенные непосредственно против Ряжских ворот и Исадских.

Выбирались в ров долго. Шли тайными ходами, которых было в напольной части стены всего-то шесть. Пока было можно, сидели во рве. Потом, когда стало совсем тесно, начали вылезать наверх, затаиваясь между его краем и первым рядом надолбов, стараясь ничем не шумнуть, не звякнуть, благо заметить рязанцев нынешней ночью было непросто: плотные облака продолжали надежно закрывать землю от света волчьего солнышка. С собой взяли легкие шестовые лестницы и арканы для преодоления татарского частокола. Еще несли горшки с маслом и паклю – жечь камнеметы.

Все это заняло не менее часа. Наконец отряд Ратьши изготовился для боя. Первуша по знаку воеводы трижды каркнул вороном. Справа тут же ответили таким же карканьем. Отряд слева со стороны Исадских ворот пока молчал: пока не готовы. Но вскоре отозвались и они.

– Вперед, – вполголоса приказал Ратьша.

Черными тенями, беззвучно воины полезли из рва, двинулись к ближнему ряду надолбов. До них шли плотно, не растягиваясь ни в ширину, ни в глубину. Для этого дождались, пока все выберутся изо рва наверх. Протиснулись через первый ряд надолбов. Это заняло немало времени, народу много. Хорошо, луков и тулов со стрелами брать не стали, рассудив, что вступать в перестрелку при таком раскладе смерти подобно.

Подошли ко второму ряду надолбов. Здесь затаились. Ратьша всмотрелся в татарскую городню, прислушался. Вроде у врагов пока все спокойно – обычный шум ночного стана и возня богдийцев возле камнеметов. Факелы и жаровни горят только возле них, на частоколе огней совсем нет. А вот это странно. Странно и настораживает. Но бойся не бойся, а идти вперед все равно надо. Ну что, готовы соседние отряды к последнему рывку?

– Первуша…

Меченоша кивнул и вновь трижды каркнул вороном. Ему ответили справа и слева. Почти одновременно. Пора.

– Вперед, – снова, теперь уже шепотом, приказал Ратислав.

Зашелестели голоса десятников, повторяющих приказ. Ратьша с трудом (мешал тяжелый боевой панцирь) протиснулся между наклонными бревнами надолбов, прошел с десяток шагов вперед, чтобы дать место идущим за ним воинам, встал на колено, прикрывшись высоким пехотным щитом. Справа пристроился Первуша, тревожно всматриваясь в чернеющий впереди татарский частокол. Позади, легонько похрустывая снегом, накапливались воины, преодолевшие второй ряд надолбов.

Текли мгновения. Все больше воинов оказывались за спиной у Ратьши. Скоро можно будет начинать. И вот тут… По гребню татарского частокола начали вспыхивать факелы, в бойницах взблеснули бликами шлемы, заскрипели сгибаемые луки.

– Стрелы! Бойся! – раздались сразу в нескольких местах русского строя предостерегающие крики.

Глухо громыхнули поднимаемые щиты. Вовремя: щелканье тетив татарских луков слилось в вибрирующий гул, и в следующий миг по укрывшимся за щитами рязанцам хлестнул железный дождь. Сразу же послышались вскрики раненых. Ратьша оглянулся. Большая часть его воинов успела пройти надолбы. С той стороны их оставалось меньше сотни. Кто-то все еще пытался протиснуться, но для этого щит нужно было повернуть ребром к проходу, и воин становился открытым для стрел. Броня на таком расстоянии татарскую стрелу не держала, и все, кто пытался протиснуться между бревнами, там и остались. Остальные сомкнулись и укрылись за плотно составленными щитами, уже не делая попыток двинуться вперед.

Понятно, придется идти на приступ с теми, кто есть под рукой. И ждать нельзя: чем дольше воины будут оставаться под потоком монгольских стрел, тем меньше в них останется решимости идти в бой. И отступать не получится – побьют стрелки татарские, когда обратно меж бревен надолбов уходить будут. Так что с городни их сбивать по-любому надо.

– Лестницы, арканы готовь! – теперь уже во весь голос рявкнул Ратьша. – Щиты сбить! Вперед! Бегом!

Не враз, но люди поднялись и, ускоряя шаг, стараясь при этом держать равнение в рядах (по-другому сомкнутыми щиты не удержать), двинулись к татарской городне. Кто-то падал, пораженный стрелой, но щиты смыкались вновь, и четыре сотни рязанцев уже почти бегом понеслись к частоколу.

Добежали быстро, потеряв немногих. Шестовые лестницы со стуком упали на гребень городни, петли арканов захлестнули заостренные верхушки бревен. Рязанцы полезли на частокол. Вот только для этого им пришлось забросить щиты за спины, а татары били сверху из луков в упор. Ни один доспех такого выстрела не удержит.

Первых, лезущих на частокол, выбили начисто. Ратьша с меченошей и ханом в их число не попали, опередили воины, несущие лестницы и арканы. Они их к городне приладили, они первыми и полезли. Ратислав полез по шестовой лестнице только четвертым, оттолкнув посунувшегося его опередить и прикрыть собой Первушу. Тот, крикнув что-то возмущенное, начал карабкаться следом. За ним, насколько успел рассмотреть Ратьша, полез Гунчак.

Четверых, лезущих впереди, с лестницы сбили татарские стрелы. Последнего – уже на самом гребне частокола. Но этот последний прикрыл собой, пусть и невольно, Ратьшу, чем тот не преминул воспользоваться, метнувшись правее падающего навзничь застреленного воина.

Ухватившись за заостренную верхушку бревна, он перебросил себя через гребень частокола, спрыгнул вниз, в гущу плотно стоящих у бойниц на приступке из утрамбованного снега татар с луками. Столкнул одного немалым весом своего одоспешенного тела, выхватил меч, держа обратным хватом, ткнул острием назад, целя под подбородок оказавшемуся к нему вплотную татарину. Попал. Столкнул его, захрипевшего, хватающегося за проткнутое горло, вниз.

Стало просторнее. Мечом теперь стало можно рубить. Рубанул вправо, целя в голову шарахнувшемуся в сторону и цепляющемуся за саблю на боку врагу. Кожаный шлем удара не удержал. Снизу, с земли, накинулся татарин, которого он столкнул, когда перебирался через частокол. Было до земли всего-то с полсажени. Целил степняк в голень. Отбивать мечом лезвие сабли Ратьша не стал, подпрыгнул, уходя от удара, и обрушил сверху вниз страшный удар клинком по макушке шлема.

Тут же на него набросились справа и слева. Ратьша завертелся волчком, едва успевая отбивать удары. Благо длилось это недолго, сверху с гребня частокола спрыгнул Первуша, встал позади Ратислава, прикрывая ему спину. А еще чуть погодя к ним присоединился Гунчак.

По арканам и лестницам поднимались и вступали в рукопашную по эту сторону городни рязанцы, избежавшие губительных выстрелов в упор. Обозленные потерей товарищей, они яростно рубили татарских стрелков, имевших легкий доспех. Выбили их довольно быстро. Оставшиеся в живых бежали, канув во тьме.

Радоваться победе было некогда. Судя по всему, татары вылазку ждали, и подкрепление не замедлит подтянуться к прорванному участку городни.

– Вперед! К порокам! – зычно выкрикнул Ратьша. – Масло, паклю готовь! Топоры!

И сам кинулся к горящим факелам и жаровням, освещающим площадки с камнеметами. Рядом справа пристроился Первуша, слева – Гунчак, весело скалящий зубы и помахивающий окровавленной саблей.

Добежать до пороков им не дали. Из темноты хлынула толпа пеших воинов в темных доспехах. Они обтекли площадки с камнеметами и остановились, перекрыв рязанцам дорогу, быстро выстраиваясь в ряды. Хорошо хоть копий у них не было. Переть дальше лавой значило зазря погубить своих. Ратислав вскинул руку, останавливая рязанцев, покачал вскинутым вверх мечом вправо-влево, давая команду выстроиться.

Дав воинам время, оглянулся. Построились в пять рядов. Человек триста. Может, чуть больше. Запыхались. Дышат часто, выпуская клубы пара в морозный воздух. Татар, насколько видно, не менее тысячи. Все в добрых бронях, глубоких шлемах, с пехотными ростовыми щитами. Булгары. Мудрено не узнать, приходилось переведываться. Ну, приготовились, передохнули? Пора.

– Вперед, – не крикнул уже, просто сказал. Но его услышали, и ряды рязанцев двинулись на врага.

Ратьша со своими спутниками в общий строй не встали, держались в сажени впереди, образуя маленький клин с ним, Ратиславом, во главе, Первушей и Гунчаком по бокам. Вначале шли шагом, потом ускорились и саженей за десять до грозно застывшего строя булгар перешли на бег.

Удар щитом в щит. Страшный удар, усиленный подпиравшими сзади рядами соратников. Такой удар лучше встречать встречным ударом, причем с разбегу. Встречать стоя на месте – почти наверняка не удержать. Булгары стояли. Почему? Бог весть… Не посчитали три сотни рязанцев особо серьезным противником? Скорее всего. А зря… Булгары не удержались. Грохот столкнувшихся щитов сменился лязгом стали, воплями ярости и боли.

Стоявший в первом ряду противник, с которым столкнулся Ратислав, влетел спиной в следующий за ним ряд булгарских воинов, заставив их раздаться в стороны, и упал навзничь. Ратьша перепрыгнул через него, походя ткнув острием меча в незащищенное горло, сбил в сторону щит следующего булгарина, на обратном ходе меча снизу вверх полоснул его лезвием под подбородок. Заливаясь кровью, тот совсем забыл о защите. Н-на! Мощный колющий удар в слабое место кольчуги между ключиц. Пробил. Тот захрипел, но не упал. Помочь! Щитом в грудь. Завалился.

А Первуша опережает. Расправился уже с третьим. Шустер малец! Гунчак вроде тоже не отстает. Откуда-то имеет навык пешего боя. Это степняк-то! Ну да жизнь у хана богата на приключения, было где опыта набраться. И в пешем бою тоже.

Однако Первуша вырвался вперед. Нажать. Надавить на следующего врага. Благо это нетрудно, задние ряды соратников неудержимо толкают вперед. А булгары заметно подаются под напором. Видно, не ожидали такой прыти от кучки рязанцев.

Этот булгарин не упал, но пошатнулся и отступил на пару шагов назад. Остановился, тоже подпертый воинами из своих задних рядов, попытался уколоть Ратьшу в лицо, целя выше щита. Тот легко отбил удар. Отдернуть руку с мечом булгарин не успел – Первуша, только что расправившийся со своим четвертым противником, небрежно махнул мечом, удачно угодив сопернику Ратислава в локоть. Кольчугу не прорубил, но руку отсушил, заставив выронить меч. Булгарин, судорожно закрываясь щитом, начал пятиться, стараясь втиснуться между задними рядами своих соратников, ломая строй, раздвигая щиты.

Ратислав и Первуша не преминули этим воспользоваться, нажали крепче, расталкивая врагов, щедро раздавая и получая удары. Полученные, к счастью, бронь не пробили. Еще двое Ратьшиных противников, взвыв от боли, сползли в образовавшейся давке вниз, под ноги сражающихся.

Чутьем бывалого воина Ратислав понял: враг поколеблен, достаточно совсем небольшого усилия, и он побежит. Ударив ногой в нижнюю часть ростового щита очередного булгарина и заставив его чуть приоткрыться, ткнул острием меча в белеющее в темноте лицо, навалился, опрокинул. Стало просторнее. Оборотился назад, к прущим следом соратникам, прокричал, перекрывая шум боя:

– Наша берет! Надави! – И с удвоенной силой набросился на булгар.

Рязанцы надавили. И враги не выдержали, начали пятиться все быстрее и быстрее, раздаваться в стороны. Кто-то уже оборотился вспять, подставляя спины под удары.

– Г-ха! – взревел Ратьша, рубя смятенных булгар.

– Г-ха! – подхватили боевой клич его воины, усиливая напор.

И враги начали разбегаться, видимо, позабыв в ужасе близкой смерти, какое наказание их ждет от теперешних хозяев.

Два-три запаленных вдоха, три надрубленные спины, и перед Ратиславом земляная насыпь, на которой высится огромный, освещенный яркими факелами камнемет. Он вздохнул глубоко несколько раз, пытаясь восстановить хоть чуть-чуть дыхание, и кинулся вверх по насыпи. Но и тут его опередил Первуша. Жив парень! Молодец!

Насыпь, к счастью, оказалась не слишком высокой. Около камнемета сгрудилась кучка бездоспешных людей в теплых запашных халатах, треухих мохнатых шапках, желтолицых, узкоглазых, похожих на покойного Ли-Хая. Богдийцы, понял Ратьша. Этих надо бить в первую очередь, без них пороки просто бесполезное дерево и железо. Ратислав, даже не переведя дух, кинулся к богдийцам, успев бросить Первуше:

– Бей желтолицых!

Тот кивнул и побежал за своим боярином, опять опережая его. Никакого почтения к старшим! Богдийцы, однако, ждать приближающуюся смерть не стали, порскнули в темноту, только их и видели. Бежать за ними, удирающими налегке, одоспешенному, запаленному боем бесполезно. Да и кто знает, кто там таится в темноте. Значит, надо заниматься уничтожением пороков. Тем более площадку уже заполняли рязанцы. Да и до двух соседних тоже добрались. Вот только толкутся бестолково, словно и не слышали перед вылазкой, что дальше делать.

– Масло! Паклю! – заорал Ратьша. – Чего встали! Поливай! Жги! Веревки руби! Железки курочь!

Раздался стук топоров. А вскоре и полыхнуло. Сначала справа, потом слева. Загорелся порок и на площадке, где находился Ратислав. Но любоваться, как горят камнеметы, было некогда, еще не захвачены остальные площадки с угрожающими рязанским стенам орудиями. И их не меньше десятка. Вот только Ратьшины воины потеряли строй, скучившись у захваченных камнеметов. Да и осталось их чуть больше пары сотен. Недешево далась победа над булгарами. Однако продолжать начатое было нужно.

Ратьша огляделся. Верный Первуша стоит рядом, глядя на него и ожидая приказаний. Раскраснелся, иней на юношеской бородке и усах растаял, дрожа прозрачными водяными каплями. Тут же неподалеку был и Гунчак. Тоже разгоряченный боем, стряхивающий еще не загустевшую кровь с сабли.

– Хан, тебе с Первушей вести людей вправо. Не спорь! – Это уже вскинувшемуся меченоше. – За Гунчаком могут не пойти, а тебя знают.

Первуша кивнул и огорченно покачал головой. Гунчак просто кивнул.

– Быстро делим людей, и вперед, – приказал Ратислав.

Поделили воинов на две примерно равные части.

– За мной! – махнул мечом Ратьша своим и начал спускаться с насыпи.

Добравшись до соседнего, захваченного его воинами и уже пылающего камнемета, Ратислав собрал сгрудившихся здесь рязанцев и повел их дальше, к следующему пороку. Однако дойти им до него было не суждено, с двух сторон ударила свежая татарская пехота. Были это уже не булгары. Таких воинов Ратьша раньше не встречал. Крупного плетения кольчуги до колен, усиленные оплечьями, металлические круглые щиты, островерхие шлемы с защитными полумасками. И была это не спешенная степная конница, непривычная к пешему бою, была это именно обученная пехота.

Рязанцам, потерявшим строй, сразу стало солоно. А когда с насыпи, к которой они стремились, сверху встречь ударил еще один отряд таких же воинов, они начали пятиться и вскоре забрались обратно на площадку с пылающим камнеметом. Здесь, кое-как выстроившись по краю, сумели остановить лезущих снизу татар.

Ратьша отступил за задние ряды своих воинов и осмотрелся. Справа, там, куда ушли со своим отрядом Первуша и Гунчак, тоже слышались звуки боя. Звуки приближались. Похоже, и они вынуждены отступать. Так и оказалось: вскоре из темноты показались спины пятящихся рязанцев.

– Сюда! – что есть сил закричал Ратьша. – Лезьте сюда к нам!

Его услышали. Воины из задних рядов повернулись к насыпи и, закинув щиты за спины, кинулись вверх по склону. Взобравшись на насыпь, они быстро выстраивались по краю, беря щиты в боевое положение. Еще часть отступающих, уже из бывшей середины строя, проделали то же самое. Лишившись опоры, передние ряды ускорили отход и скоро оказались у подножия насыпи. Развернуться и взобраться наверх бегом им не давали напирающие татары, потому добрались до площадки, пятясь и отбиваясь от пытающихся их добить преследователей, далеко не все. В их числе, к немалому своему облегчению, Ратислав увидел Первушу. Гунчак тоже уцелел. Только правый глаз ему заливала черная в свете пожара кровь.

Ратьша окинул взглядом оставшихся у него под рукой воинов и оценил их количество сотни в полторы. Все они выстроились по сторонам насыпи, прикрывшись щитами и ощетинившись мечами, готовясь дорого продать свои жизни. Татары, получив отпор, отошли к основанию склона и пока в драку не лезли.

– Что делать будем, воевода? – смахнув с лица кровь, спросил подошедший к Ратьше Гунчак.

Ратислав молчал. Ясно, что добраться до остальных пороков нечего и думать. Их тут ждали. Большая удача то, что, хотя бы три порока удалось спалить. А теперь надо пробиваться назад в город. Правда, это легче сказать, чем сделать: насыпь со всех сторон окружают татары. Но, кроме прорыва, больше ничего не остается. И начинать надо прямо сейчас, пока к врагу не прибыло подкрепление. Тем более из темноты со стороны татарского стана уже полетели пока еще редкие стрелы.

– Прорываемся назад, в Рязань, – озвучил он свое решение Гунчаку и подошедшему Первуше. И тот и другой только кивнули. – Слуша-ай! – перекрикивая треск пожара от горящего камнемета, крикнул Ратислав. – Идем в город! Стройся в ежа!

Строй ежа предназначался как раз для прорыва, когда враг теснит со всех сторон. Как правило, он представлял собой прямоугольник или клин, окруженный стеной щитов, а если противник засыпал ежа стрелами, то закрывались щитами и сверху. Сломать такой строй было непросто, желающих это сделать встречали мечи или копья, метко колющие через щели между щитами.

Построились быстро, все же народ для вылазки подбирали бывалый. Ратьша и Первуша снова встали в первом ряду. Рядом с ними опять хотел пристроиться Гунчак, но Ратьша прогнал половца в середину строя, так как кровь из рассеченной брови не успокаивалась, продолжая заливать тому глаз, а с одним зрячим глазом биться неспособно: плохо понимаешь расстояние до бьющей сабли или меча, да просто до супротивника. Гунчак буркнул что-то недовольное, но послушался. Кто-то из рязанцев протянул ему чистую тряпицу. Хан кивнул благодарно, прижал ее к ране.

Тем временем стрелы из темноты летели все гуще. Воины в центре строя вскинули вверх щиты. Дальше ждать было нельзя.

– Вперед! – приказал Ратислав и шагнул вниз с насыпи.

Весь передний ряд, в центре которого стояли он и Первуша, сбив щиты в единую линию, шагнул вместе со своим воеводой.

– Бегом! – добравшись до середины склона, крикнул Ратьша.

Чтобы пробить плотно сомкнувшихся татар-пешцов, бить нужно было только с разбега, вложив в удар всю тяжесть строя. Ратьша почувствовал, что в спину ему уперся щит воина из заднего ряда, надавил, заставляя ускорить бег. Он знал, что в спину этого заднего воина уперся своим щитом воин, бегущий следом, а за этим – следующий, и так до конца строя. Все они теперь составляли единое целое, готовое пробить своей сокрушающей массой любое живое препятствие.

Удар! Первые три ряда татар рязанцы просто сбили с ног и затоптали. Еще ряда три-четыре, сохраняя набранный разбег, опрокинули, перекололи мечами. А вот дальше… Врагов оказалось очень много, и они тоже знали секрет глубокого пехотного строя. Движение рязанского ежа замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Татары окружили его со всех сторон.

Соратники, находящиеся позади, продолжали всей массой давить Ратиславу в спину. Но встречь ему давила такая же масса булгарских воинов. Щит, упершийся в щит противостоящего ему противника, впился рукоятью в грудь, стало трудно дышать. Правую руку, сжимавшую меч, придавил левым боком Первуша, тоже стиснутый в смертельной давке.

Неимоверным усилием освободив руку, Ратьша умудрился в обход щита противостоящего булгарина уколоть того острием меча в шею, целя в незащищенное место. Попал! Булгарин захрипел, забился, брызгая кровью из шейной жилы. Потом затих, но не упал, повис, подпертый своими и рязанцами. Чтобы убитый упал и не мешал добраться до следующего врага, Ратислав уперся ногами в утоптанный снег и умудрился, хоть и с хрустом в спине, податься назад.

Как только труп сполз под ноги, давая хоть какой-то простор, Ратьша рванулся вперед, ткнул ставшим свободным мечом в бок булгарина слева, на обратном ходе рубанул по шлему того, что справа. Бронь левого не пробил, но заставил согнуться от боли, и его добил рязанец, стоявший в строю слева от Ратислава. Правому попал хорошо, замаха хватило, шлем разрубил. Первуша тут же столкнул булгарина в сторону, туда, где расчистил немного места Ратьша. И его, и Ратислава тут же толкнули вперед, прижав к новым противникам соратники, давящие им в спины. Спереди нажали булгары, и снова Ратислава стиснуло в жуткой давке, в которой и вдохнуть-то было можно, только приложив усилие.

Не пробиться, понял Ратьша. Что ж, оставалось продать жизнь подороже. И вот тут… Тут впереди, куда пытались пробиться остатки рязанцев, послышался шум боя. Помощь? Откуда? Как откуда? А сотня? Та, что не успела пролезть через надолбы до начала обстрела с татарской городни! Стрелять по ним стало некому, и отставшие наконец-то преодолели надолбы, перелезли через частокол и ударили в спины булгарам, зажавшим отряд Ратьши.

Ко времени подоспели, ничего не скажешь. Очень скоро натиск врагов спереди заметно ослаб, зато прорывающиеся рязанцы, понявшие, что помощь идет, нажали с удвоенной силой. Булгары подались, смешали ряды, начали растекаться в стороны, пытаясь уйти с дороги прущих с двух сторон навстречу друг другу русских.

Ратьша, стиснув зубы, рубил направо и налево заметно потяжелевшим мечом, отбивал удары совсем уже неподъемным пехотным щитом. Упал ничком очередной враг, срубленный косым ударом в основание шеи, и из-за него возник распаренный, забрызганный кровью Годеня, под чьим началом в этой вылазке был десяток воинов.

– Жив, боярин! – воскликнул он, скаля из-под усов в радостной улыбке белые крупные зубы.

– Живой… – устало помотал головой Ратислав.

– Добро! Что дальше делать? Приказывай!

– В город! – возвысил голос Ратьша. – Возвращаемся в город. И не мешкая!

Годеня оборотился к своим воинам, крикнул:

– Развертайся! За стены уходим! За стены!

Его послушались. Видно, сотенный начальник был убит или ранен, и Годеня принял оставшихся под свою руку. Воины, ударившие булгарам в спину, развернулись, прикрылись щитами и быстрым шагом двинулись к татарской городне. Люди Ратьши поспешили следом, отбивая наскоки булгар с боков и сзади.

Через городню по снежному приступку перевалили быстро, но все равно потеряли около двух десятков отступающих последними. Не захотели хоробры быть убитыми в спину преследователями, перелезая частокол, а предпочли полечь лицом к врагу, прикрывая своих соплеменников.

Заминка произошла опять при преодолении первой линии надолбов. Но татарские стрелки подтянуться еще не успели, а булгары, получившие свое, преследовать рязанцев дальше городни не стали. Потому это препятствие преодолели без потерь. Вторая линия надолбов скрывалась в темноте. Прошли ее, потеряв двух человек ранеными: татары начали стрелять, но стреляли наугад, потому и зацепили только двоих.

Попрыгали горохом в ров. Теперь здесь места хватало всем. Уф! Можно было вздохнуть, последний рывок вымотал окончательно. Ратьша сбросил с онемевшей руки щит, сунул, не вытирая, окровавленный меч в ножны, расстегнул подбородочный ремень, стащил с головы шлем вместе с подшлемником, остужая голову. Сел, прислонившись спиной к бревенчатой стенке рва. Давно он так не выматывался. Немного отдышавшись, поднялся на подрагивающие ноги, осмотрелся. Рядом тут же возник Первуша, встревоженно оглядывающий своего боярина: не ранен ли?

– Все в порядке со мной, – похлопал по плечу верного слугу Ратислав. – Сам-то как? Не зацепили?

– Ништо, – махнул рукой парень. – Так, попятнали сквозь бронь чуток, но не пробили. Только синяки и будут.

– Гунчака не видел? Жив ли?

– Живой. Чего ему сдеется в середке-то строя. Вон там, чуток подале сидит, отпыхивается. – Первуша махнул куда-то вправо в темноту рва.

Подошел Годеня, размазывая кровь по лицу.

– Поранен? – спросил Ратьша.

Годеня глянул на измазанную кровью руку, вытер о полу полушубка, торчащую из-под короткой, но просторной копытной брони, сказал только:

– Чужая.

– Ладно, – кивнул Ратислав. Помолчав, добавил: – Уводите людей в город по тайным ходам.

Первуша и Годеня кивнули, повернулись, чтобы идти исполнять приказ.

– Погоди, Годеня, – остановил десятника Ратислав.

Тот остановился, обернулся.

– Пойдешь ко мне под руку?

– Кем, боярин?

– А при мне будешь. Меченошей.

– Пойду, – просто сказал Годеня, повернулся и скрылся в темноте рва, скликая отдыхающих ратников.

Ушли за стену довольно быстро, что не слишком-то радовало: мало осталось людей после самоубийственной вылазки. Пока проходили по тайным ходам, посчитались. Живых осталось всего две сотни и полтора десятка. Из них два с лишним десятка раненых. По счастью, не тяжело. Тяжелораненые остались за татарской городней, так как вынести их не было ни сил, ни времени.

За городской стеной Ратислава встречал сам великий князь. Был он угрюм и подавлен. Спросил хрипло:

– Сколько людей осталось?

Ратьша ответил. Юрий помолчал, потеребил заидевевшую бороду. Спросил еще:

– Видел, сумели все же пороки пожечь. Сколько?

– Три всего лишь… – Ратислав виновато склонил голову.

– Ты хоть три, да сжег. Остальные до них даже не добрались.

– Что, вернулись уже?

– Вернулись раньше тебя. – Князь откашлялся, сплюнул на снег. – Те, что напротив Ряжских ворот вылезали, даже городню перелезть не смогли: ждали их.

– Всех ждали. Я говорил о том, – не слишком почтительно встрял в речь Юрия Ратислав.

– Знаю! – вскинулся великий князь. И уже тише: – Теперь знаю… – Помолчал, продолжил: – Те, что у Ряжских, потеряли полторы сотни. Всех от стрел. Вернулись, не добравшись до городни. А вот те, что у Исадских, городню перелезли, вот только до пороков их не пустили, да еще и от города отрезали… Пять десятков всего назад пробились…

Ратислав сокрушенно покачал головой. Да, коли бы не Годенина сотня, то же было бы и с его людьми. Но князю он ничего не сказал. К чему? Что вышло, то вышло. Одно утешает: не зря его воины полегли, сожгли все же три камнемета. Вот только сильно ли поможет это городу? И не лучше ли бы пригодились погибшие его защитники на стенах? Но что уж теперь. Что сделано, то сделано…

– Да ты еле на ногах стоишь, – как сквозь вату донесся до Ратьши голос великого князя. – Иди отдыхать, воевода.

Юрий Ингоревич повернулся и зашагал в сторону Ряжских ворот в сопровождении свиты. Скоро они скрылись в темноте. Только скрип снега под их ногами еще долго разносился в морозном воздухе.

Снова навалилась невыносимая усталость. Ратьша с трудом удержался от желания усесться прямо на снег здесь, у городской стены, вытянуть гудящие ноги, закрыть воспаленные глаза. Хорошо, подошел, казалось, не знающий усталости Первуша. Парень сразу почувствовал состояние своего боярина, подставил плечо. Ратьша с облегчением оперся об него и, сцепив зубы, зашагал в ночь.

Далеко уйти не дал догнавший их Годеня. Посмотрев на измотанного воеводу, он решил:

– Нечего вам мотаться через полгорода. Заночуете у нас в осадной клети. Там и поесть чего найдется. Да и места теперь хватит. Проредили нас татары знатно.

Что-то отвечать не было ни сил, ни охоты, и Ратьша только согласно кивнул.