Текст книги "Время умирать. Рязань, год 1237"

Снизу полыхнуло. Пламя достало почти до середины башни. Запахло паленым волосом. Занялись оттаявшие шкуры? И тут же опять ударил дождь из стрел. Первуша, не обращая внимания на свистящие вокруг стрелы, продолжал сновать от котла к краю боевой площадки и опрокидывать во все разгорающееся внизу пламя черпак за черпаком. Стрелы пока что каким-то чудом миновали его. Потом он приостановился у котла, качнул его, ухватившись рукой за край.

– А ну, кто поможет! – крикнул он укрывшимся за щитами.

Поднялся один из княжичевых меченош. Воеслав. Тоже закинув щит за спину и вжав голову в плечи, в три прыжка подскочил к котлу. Он уже понял, что хочет сделать Первуша, и потому сразу ухватился за противоположный край котла. Поднатужившись, они подняли пустой на три четверти котел и потащили его к краю боевой площадки. Несколько стрел все же нашли и того, и другого, но доспех не пробили.

Вот и край. Трое или четверо рязанцев отскочили в стороны, чтобы не мешать, и Первуша с Воеславом перевернули котел, выливая его содержимое вниз, на крышу тарана. Полыхнуло так, что все, кто смотрел вниз, отшатнулись от ударившего снизу жара, заставившего затрещать волосы на бородах и усах.

– Теперь камни мечите! – снова рявкнул Ратислав.

На этот раз он показал, что делать, личным примером. Подскочил к куче камней, подхватил тот, который поменьше, чтобы не ждать помощника, поднатужившись, оторвал его от настила башни, с хрустом в спине разогнулся, засеменил мелкими шажками к краю. В нагрудник брони ударила стрела. Отскочила. Ратислав нагнул голову, пряча лицо от стрел. Вот и край. Где там таран? Внизу полыхало море огня. Часть смолы стекла на землю, образовав вокруг тарана огромную горящую лужу. В середку этого огненного озера Ратьша и сбросил камень.

Показалось или и в самом деле внизу что-то треснуло? Хорошо, если так! Он посторонился, давая двоим воинам, несущим камень, место у края. Те, пыхтя, качнули свою ношу, ухнув, сбросили вниз. На этот раз хруст раздался вполне отчетливо. Еще двое тащат следующий булыжник. Неодоспешенные. Эти зря полезли… Точно, уже у самого края один словил стрелу в бок, пошатнулся. Ратислав, стоящий в двух шагах, перехватил у раненого ношу. Скинули и этот камень. Громкий треск, сноп искр и крики боли снизу. Неужто пробили? Эх! Сейчас бы еще смолки добавить в дыру на крыше! Но чего нет, того нет. Тогда камни!

Очень быстро перекидали на крышу тарана всю кучу камней, имеющихся на боевой площадке башни. Потеряли при этом убитыми или ранеными всех неодоспешенных горожан и двоих воинов в бронях. Последние словили стрелы в незащищенные части тела. Один был убит стрелой, угодившей в глаз, второй ранен в голень: ноговиц он не имел. Понесенные потери оказались не напрасными: удалось проломить в нескольких местах полупрогоревшую крышу тарана, покалечить кого-то из раскачивающих его людей. Пока метали камни, кто-то снизу подсуетился, приволок на толстой жерди наверх новый котел со смолой. Очень кстати!

– Лей смолу! – указал на котел Ратислав.

Снова черпаком завладел Первуша, начал лить один за другим, целя в дыру на крыше тарана. Стрелы или миновали его, или бессильно отскакивали от брони, хотя сыпались теперь на боевую площадку буквально дождем. Они торчали из настила сплошным частоколом, и Первуше приходилось, двигаясь от котла к краю башни, ломать их десятками.

Смертельно опасный труд его увенчался успехом: несколько черпаков угодили внутрь сруба, который прикрывал таран. Внутри полыхнуло. Послышались крики боли и ужаса. Из-под сруба полезли черные фигурки – татары. Было их немного, не больше десятка. Невольники, раскачивающие бревно, не бежали. До Ратьши дошло, что те, скорее всего, к нему прикованы и сейчас сгорают там заживо. Волосы под шлемом зашевелились. И тем не менее дело надо было доводить до конца.

– Лей! Лей! – чувствуя, как по хребту скользит холодная волна, хрипло проорал он.

Запыхавшегося Первушу сменил Воеслав, и новые потоки горячей, вспыхивавшей при соприкосновении с пламенем смолы хлынули внутрь сруба тарана. Ратислав с трудом удерживался от того, чтобы не заткнуть уши от страшных криков, раздававшихся оттуда…

Внезапно поток стрел, секущих воздух над башней и со стуком втыкающихся в дерево, прекратился. Затихли и крики сгорающих заживо людей. Что еще? Ратислав глянул в сторону татарской городни, которая стала довольно хорошо видна. Что, неужто уже светает? Так и есть, чернота ночи сменилась нарождающимися утренними сумерками. Небо на юго-востоке посветлело, обещая скорое появление дневного светила. Но стрелы в защитников Ряжских ворот перестали лететь, конечно, не поэтому. За городней грозно шевелилась непроницаемо черная толпа татар, готовящихся к новому приступу.

Глава 26

Но татары медлили. С чего бы? Ратислав высунулся из-за пехотного щита, приколоченного к краю боевой площадки, осмотрелся встревоженно. Еще чего-то придумали проклятые степняки?

Было видно, что приступ прекратился по всей длине напольной части крепостной стены. Но что это? Заскрипели натягиваемые канаты татарских пороков? Так и есть! Опять камни? Коли так, надо людей с боевой площадки башни убрать и самому со своими людьми убираться. Тем паче таран сожгли, и делать тут теперь особо нечего. С вала начальные люди тоже должны сообразить воинов убрать, укрыть на крышах осадных клетей за остатками стены.

– Все вниз! – приказал он не слишком громко, но в наступившей тишине его услышали все и, прикрывая на всякий случай спины щитами, потянулись к прорубу, ведущему на нижние ярусы башни.

Они успели спуститься вниз и выйти под открытое небо, когда из-за стены раздался грохот сработавших татарских пороков, и почти сразу предрассветные сумерки окрасились багровым пламенем. Это еще что за… Ратьша задрал голову вверх. Отсветы пламени исходили оттуда. Потом с неба раздался гул. Так, но все же не совсем, гудели приближающиеся к городу камни, летящие из пороков. А затем раздались гулкие хлопки, и пламя озарило уже стены и башню. Сверху, с боевой площадки башни Ряжских ворот, вниз полетели крупные огненные брызги. Толпящиеся у ворот люди шарахнулись в стороны.

Пару мгновений спустя через разрушенную стену перелетело несколько огненных шаров, оставляющих после себя черный дымный след, проблескивающий багровым огнем. Ударившись в городские строения, они полыхнули ослепительным пламенем, и еще через миг дома, в которые они попали, объял жаркий, всепожирающий огонь.

– Горшки с огненной смесью мечут! – выкрикнул Гунчак. – Надо уйти от стены и башни! И людей отвести!

– Первуша, беги одесную! – приказал Ратислав. – Воеслав – ошуюю! Предупредите людей, пусть уходят с вала!

Меченоши метнулись, один – направо от башни, другой – налево. Ратьша с остальными быстрым шагом отошли от стены и глянули на проломы. Там царила тревожная суета. Начальным людям хватило ума убрать воинов из пролома и укрыть их за остатками стены на крышах осадных клетей. Ни один горшок с адским пламенем, слава богам, туда пока не попал, но сколько-то угодило на срубы остатков стены. Там теперь в нескольких местах гудело пламя, порождая густые клубы черного маслянистого дыма. Огненные брызги, должно быть, угодили на людей, прячущихся за остатками стены, заставив их заметаться в ужасе перед огненной смертью. Кто-то уже сбегал по лестницам с вала, кто-то съезжал по заснеженным склонам на задах. Были это горожане и селяне-беженцы, помогавшие на валу подносить боевой запас, относить убитых и перевязывать раненых. Воины, прикрывшись от огненных брызг щитами и пока не получившие приказ на отход, стояли на месте.

– Чего медлит… – зло процедил Ратьша, имея в виду начальника, командовавшего здешней обороной. – Уводить надо людей, уводить…

Было слышно, как за стеной заскрипели вновь натягиваемые канаты пороков. Да где же посланные с приказом меченоши? Ратислав уже собрался было сам взбираться на вал, разгонять народ, но тут наконец его приказ дошел. Или сами начальники додумались до того. Воины зашевелились, начали разворачиваться и двигаться к лестницам.

– Да быстрее же, быстрее! – поняв, что скрип канатов татарских камнеметов смолк, крикнул Ратьша. Вряд ли кто его услышал, и воины все так же, не слишком торопясь, продолжали спускаться с вала.

– А ведь не успеют, – обронил за спиной Годеня.

Ратислав тоже понял: не успеют. Не успели! Грохнули об упоры рычаги пороков, снова небо озарили багровые отсветы, раздался гул приближающихся кувшинов с адской смесью, глухие хлопки емкостей, разбившихся о наружный склон вала, вспышки на остатках стены в проломах… И несколько кувшинов угодили на крыши осадных клетей в проломе, в том, что правее воротной башни, прямо туда, где все еще толпились воины, ждущие своей очереди к лестницам, ведущим с вала.

Кувшины лопнули громадными огненными клубами, охватывая жидким пламенем темные фигурки людей, разбрызгивая вокруг горящие брызги. И тут же раздался крик. Страшный крик сгорающих заживо людей. Такой крик Ратьша только что слышал из горящего сруба тарана, но сейчас он был громче и страшнее.

Толпа воинов на валу прянула в стороны от очагов пламени, и люди горохом посыпались вниз с заснеженного склона. Многие катились по склону живыми факелами и, достигнув подножия, оставались лежать черными дымящимися куклами. Кто-то из горящих, съехав вниз, продолжали кататься в снегу, пытаясь сбить негаснущее пламя. Им помогали, забрасывая снегом.

А в стены продолжали лететь огненные подарки. Несколько попало на боевую площадку башни Ряжских ворот, и теперь там разгорался большой пожар. Тушить его было бесполезно, да и нечем, не ведрами же воду туда по лестнице таскать. Тем более, похоже, что и в наружную стену башни угодило несколько кувшинов, и она тоже занялась огнем. Горели остатки стен в проломах, горела часть уцелевшей стены рядом с проломами, горели крыши осадных клетей, и занимались уже сами клети. Люди, те, кто спасся от огня, отхлынули от вала на полсотни саженей и в растерянности и страхе смотрели на разгорающийся пожар.

Новый залп. На этот раз большая часть огненных снарядов полетела в город. Вспыхнули дома и надворные постройки. Засуетились, забегали вокруг них жители, пытаясь погасить огонь и вытащить из домов самое ценное. Заголосили бабы, заревела встревоженная скотина. И над всем этим реял гул всепожирающего пламени.

Обстрел продолжался недолго, татары сделали всего несколько залпов – видать, берегли дорогие снаряды. Но бед наделал он изрядно. Около часа тушили пожары. Сгорели остатки разрушенной камнями стены, бутовка в них осыпалась, и теперь вал в проломах венчала не довольно высокая ровная площадка, с которой можно было, встав плотным строем, уверенно обороняться, а неаккуратная осыпь из глины и полусгоревших бревен, на которой и строй-то толком не поставить. Сгорели прилежащие к проломам осадные клети и лестницы, ведущие на вал. Лестниц, правда, накидали, срубив по-быстрому, головешки, оставшиеся от клетей, расчистили, но помощь дерущимся на валу подавать стало труднее.

Самое же плохое – до сих пор горела воротная башня, и погасить ее пока никак не удавалось. Два верхних яруса уже сгорели и осыпались головнями и глиной стеновой бутовки. Сейчас горел последний, нижний ярус с воротами. Занялись было бревна, которые наложили торцами к внутренним воротинам, но их вовремя растащили.

Правда, оставшийся нижний ярус воротной башни горел плохо, подпертый с двух сторон городскими валами, и вскорости его должны были погасить. Но башня теперь сравнялась высотой с валами, и ворота в ее остатках перекосились. Решетка, перегораживавшая башенный ход, потеряв опору, упала, опершись верхним краем на остатки сгоревшего второго яруса. Выбить ворота теперь можно было довольно легко. А выбив, так же легко взобраться по упавшей решетке на бывший второй ярус, а оттуда – на гребень вала. Хорошо, что таран сожгли, а другого осадники что-то не припасли.

Татары обстреляли огненными горшками и другие участки напольной части стены в тех местах, где они к ней приступали. Башню Исадских ворот толком поджечь им не удалось, и ее быстро потушили, а вот остатки стены в проломах были сожжены повсеместно. В самом городе сгорело больше трех десятков домов и под сотню надворных построек. От огня погибли и получили ожоги более двух с половиной сотен человек. В основном воинов, не успевших вовремя убраться с валов.

Пока горело, приступов не было. Но стоило огню подугаснуть, вновь волна за волной враги покатились на стены. Теперь плотный строй на остатках осыпавшейся стены стоял плохо. Увеличились потери от татарских стрел, стало больше павших в рукопашной.

К полудню пришлось ставить на стены горожан и беженцев-смердов, одоспешенных в снятую с убитых и раненых броню. Приступы шли один за другим. Татары гнали на рязанские валы своих союзников, постоянно меняя потрепанные отряды свежими или успевшими отдохнуть и оправиться. Рязанцы пока тоже могли подменить совсем уж обессилевших, но запасных становилось все меньше.

Первый прорыв случился у Ряжских ворот, когда на сражающийся город начали опускаться ранние зимние сумерки. Ратислава, не спавшего уже более суток и прилегшего вместе со своими присными на часок в усадьбе сбежавшего торгового гостя, разбудил Дарко.

– Вставай, боярин! – влетев в комнатенку, где расположились Ратьша и Первуша, закричал сотник. – Беда! Татары наших со стены теснят!

Только что уснувший Ратислав очумело затряс головой, приходя в себя. Но опомнился быстро.

– Где? – натягивая кольчугу, спросил он.

– У Ряжских ворот.

– Людей уже послал?

– Послал. На конях.

– Езжай сам. Мы тоже сейчас будем. И пока свою сотню придержи! – крикнул уже вслед. – Меня дождись!

Дарко кивнул и, грохоча сапогами по ступеням, скатился вниз по лестнице. Первуша тем временем помогал застегнуть Ратьше нагрудник и подвязать ноговицы. В соседних каморках, гремя сброей, спешно собирались его ближники. Снарядились, похватали оружие, выскочили из дома, вскочили на уже оседланных лошадей. Со стороны напольной стены доносился шум сражения. Шпоря коня, Ратислав прислушивался: не приближается ли шум? Но с облегчением понял: нет, продолжают драться вблизи пролома. Держатся.

Гремя подковами по вымостке, пронеслись по улицам Стольного города, обгоняя бегущих в сторону валов кое-как оружных горожан. Вот и стены, все еще чадящая башня Ряжских ворот, проломы пообочь нее. Проломы теперь вровень с гребнями валов и вровень с остатками башни. Можно сказать, один сплошной пролом. Только высокие валы и пока еще держащиеся ворота берегут город от лавины врагов. Ну и, само собой, защитники.

Вот только защитники сейчас сплоховали: не удержались на гребне вала, попятились. Попятились те, что сражались правее башни; те, что дерутся левее, пока держатся. А те, которых потеснили, частью продолжают биться на месте сгоревших осадных клетей, частью уже скатились с вала и пытаются сдержать сыплющихся за ними сверху татар у его подножия, создав жиденький неровный строй. Им на помощь сбегаются воины, стоящие до поры в запасе, а со стороны городских улиц спешат плохо оружные ополченцы. Но сверху по склону вала продолжают кучами съезжать все новые враги и сразу вступать в бой. Не могут рязанцы удержаться, прогибается непрочный строй, даже рвется кое-где.

Правее того места, откуда вылетел Ратислав с ближниками, на открытом месте строится конный отряд. Сотни Бирюка и Власа? И Даркова сотня тож? Так и есть. Молодцы сотники, не стали бить растопыренными пальцами по еще не накопившейся татарской силе, дождались воеводу. Что и говорить, опытные вояки!

Ратьша вылетел на разгорячившемся от скачки коне перед строящимися для удара воинами. К нему тут же подъехали сотники.

– Ставьте людей! Равняйте, но не торопитесь! Выждем! – перекрикивая шум сражения, обратился к ним Ратислав.

Те понятливо кивнули. Все правильно, пусть волна штурмующих полностью втянется на вал, съедет по склону сюда, на эту сторону, и вот уж тут три тяжелые конные сотни и ударят. Копий у степняков нет, остановить конницу им будет нечем. А задачей пешцов тем временем будет ударить по находникам с боков вдоль стены, перебить держащих гребень вала татар, отрезать прорвавшихся в город и не дать новой волне штурмующих прийти на помощь своим соратникам.

Прорвавшиеся осадники продолжали съезжать по склону вала и давить на ошеломленных защитников города. Ждать! Ждать! Ратьша, сам едва сдерживаясь, чтобы не погнать жеребца в бой, осаживал рвущихся вперед всадников. Рано еще!

Татары тем временем прорвали неровный строй рязанцев примерно посередине. Оставшиеся две половинки начали загибаться вправо и влево, а часть прорвавшихся кинулась вперед, но сразу же замешкалась, увидев впереди сомкнутый строй конников. В конце концов татары совсем остановились, начали сбиваться плотней, прикрываясь щитами, выставляя из-за них прямые, довольно длинные мечи.

«Вот уж этим тяжелую конницу не сдержать», – зло усмехнулся Ратьша.

Решил: пора! Поток скользящих вниз по валу татар почти иссяк, волна штурмующих вся втянулась в прорыв. Ждать еще – значит дать время татарским военачальникам бросить на стену подмогу, которую будет уже не удержать. Хорошо бы воевода, командующий здешней обороной, додумался ударить запасными вдоль стены, сбросить с вала забравшихся на его гребень татар, отрезать прорвавшихся, достойно встретить новую волну находников, которая не преминет поспешить на помощь своим соратникам. Должен сообразить, не зря же его князь начальным человеком поставил. Должен!

Все! Пора! Он повернулся к своим воинам, крикнул:

– Вперед! Насадим на рожны ворогов!

Развернул коня, опустил копье, снял с крюка щит, вздел на руку, дал шпоры. Скакун взял с места вскачь. Сразу же позади раздался грохот сотен кованых копыт. Расстояние до сгрудившихся татар проскочили очень быстро. Казалось, миг – и черная куча закрывшихся щитами и ощетинившихся мечами степняков оказалась совсем близко, вплотную.

Конь под Ратиславом, вместо того чтобы грудью ударить в татарский строй, взвился на дыбы. Да, это не Буян. Буяна Ратьша пока приберегал, тот отстаивался в конюшне сбежавшего купчины. Конь, на котором сейчас он шел в бой, был обычным строевым скакуном, неплохо выезженным, но, видать, слабо испытанным в битвах.

Конь взвился на дыбы. Татары (или кем там были прорвавшиеся?) имели опыт боя пеших против конных и понимали, что спасти их может только тесный строй. Они сбились плечом к плечу, передние слегка присели, прижались спинами к задним, те прикрыли их и себя круглыми коваными щитами, образовав почти сплошной металлический панцирь.

Конь опустил копыта на этот панцирь с глухим звоном, пробившимся даже сквозь рев и грохот боя. Татарин в первом ряду, на которого пришелся удар копыт, а потом обрушилась огромная тяжесть коня и всадника, рухнул на землю, но успел, судя по всему, вонзить свой меч в незащищенное брюхо жеребца. Тот бешено взвизгнул и прянул в сторону, сбив с ног еще одного татарина в первом ряду. Ратислав, бросивший копье, застрявшее в одном из щитов, отбил мечом меч, нацеленный ему в правое бедро, закрыл щитом левую ногу и бок.

Раненый конь начал разворачиваться влево, пытаясь уйти от сыплющихся на его шею и голову ударов. Здесь он был защищен доспехом, но какие-то удары все же достигали цели.

Тут подоспели чуть отставшие конники, которых возглавлял Ратьша. Одна из лошадей, выскочивших из-за его спины, толкнула грудью в левое плечо Ратьшиного коня, заставив того вновь повернуться мордой к вражескому строю. А потом несущиеся скакуны подперли его и справа, и слева, потащили вперед на железный панцирь щитов. Управлять конем теперь можно было и не пытаться. Их несло живой волной, дышащей ненавистью и жаждой крови.

Татары заметно подались назад, еще больше уплотнились. Бежать им было некуда. Оставалось держаться до последнего, надеясь, что подоспеет помощь из-за стен города. Рязанцы ударили в строй, ломая его грудью коней, пробивая щиты и доспехи тяжелыми копьями, рубя врагов прямыми обоюдоострыми мечами. Татары продержались недолго. Были бы у них длинные пехотные копья, другое дело, а мечом против тяжелого всадника много не навоюешь.

Скоро строй разбился на куски. Вначале крупные, но быстро становящиеся все меньше и меньше. С боков надавили опомнившиеся пешцы… Бежать татарам некуда: впереди, справа и слева – враг, позади – крутой склон вала. Кто-то из самых отчаявшихся пытался вскарабкаться на него, но, преодолев пару-тройку саженей, съезжал вниз, под мечи рязанцев. Задние ряды рязанских всадников, которым не хватило места для рубки, взялись за луки и азартно сбивали стрелами карабкавшихся по валу.

Пленных не брали, ни к чему они. Да и хотелось потешить ожесточившиеся сердца. Перебили всех. Потом дорезали тех, кто еще подавал признаки жизни. За это время запасные и подоспевшая из города подмога сбросили или перебили тех татар, что оседлали вал, а затем отбили новую волну штурмующих, брошенную на помощь прорвавшимся. Отбили довольно легко. Видно, эти не ожидали особого сопротивления, думали перескочить вал одним махом. Не вышло. И они, потерявшие боевой дух, дрались вяло, откатились назад быстро, несмотря на удары монгольских плетей, гнавших их в бой.

А Ратиславу в этой схватке не повезло. Все ж многое в бою зависит от коня, а ему коняшка попался так себе… Не вовремя поднявшийся на дыбы и раненный в брюхо в самом начале, конь очень скоро начал припадать на передние ноги. По здравому разумению, нужно было бы выйти из боя и поменять лошадь, но теснота и давка были такими, что об этом нечего было даже думать. Раненого скакуна и Ратислава на нем несло в первых рядах рязанских всадников в самую гущу схватки. И когда на пути встала живая стена еще не сломленной кучки татар, конь упал. Упал, когда уже врезался в эту стену. На этот раз правильно, защищенной доспехом грудью. Нанесли ему еще одну рану при этом, или просто утекли вместе с кровью последние его силы… Так ли, иначе, но жеребец, подогнув передние ноги, грянулся на землю, сминая телом стоящих на пути врагов.

Ратьша уже был готов к тому и успел выпростать из стремян ноги. Но на ногах не удержался, кувыркнулся в самую гущу татар. Расталкивая их щитом и разя мечом, сразу вскочил, но его тут же стиснули со всех сторон тела врагов: сзади давили рязанские всадники, впереди не давал никуда деться откос вала. Ратислав дернулся – бесполезно. В лицо ему жутко скалился татарин, обдавая смрадным дыханием. Справа проорал что-то другой и попробовал достать Ратьшу ножом – взмахнуть мечом в такой тесноте было невозможно. Нож скрежетнул по нагруднику. Не пробил. А потом сзади на него обрушился страшный удар, и наступила тьма.