Текст книги "Разбойничья Слуда. Книга 4. Рассвет"

Часть пятая

Июнь 1941 года

Сквозь приоткрытое окно доносились приглушенные трамвайные звонки и гул ленинградских автомобилей. А возникающие в городском шуме паузы обязательно заполнял своим резким посвистыванием маневровый труженик Витебского вокзала. Он словно ждал этих редких мгновений тишины, чтобы проявить себя в полной мере. И когда представлялась такая возможность, с молодецким задором вытягивал пронзительные однотонные трели. Затем где-то что-то скрипнуло и лязгнуло. Наконец, весь уличный гвалт стих и напряженная тишина, словно перед раскатом грома, накрыла собой всю округу. Только копошившаяся на окне муха была единственной, кто пытался ее нарушить. И тут же громогласный и могучий властный пятитонный рев подходящего к станции поезда разорвал городское молчанье. Вспугнув стайку суетливых голубей, до этого дремавших на подоконнике, он ворвался в комнату на Звенигородской.

Ульяна вздрогнула и закрыла окно. Взглянув на улицу, девушка с удовольствием отметила, что от вчерашнего проливного дождя не осталось и следа. Почти не спящее в это время года утреннее июньское солнце постаралось и заполнившие накануне городские улицы лужы все уже высохли. Она повернула оконную ручку и подошла к зеркалу.

– Мам, ну мне как-то неудобно даже. Уж больно платье красивое, – проговорила Ульяна, аккуратно поглаживая его на своих боках, стараясь при этом как можно больше выпячивать грудь. – Даже страшно в таком выходить. Ну, где ты такую красоту взяла? Крепдешиновое. Как у нашей классной, но красивее. Васильки, как живые. И резиночка на талии и рукав-фонарик. Какая ты у меня все-таки мастерица.

Ульяна уже добрых полчаса расхаживала по комнате в обновке, то и дело, останавливаясь перед зеркалом и разглядывая себя со всех сторон.

– Воротничок вот только не очень. Хотела «под горло»…

– Ой, мам, да все хорошо! И пуговка сзади, как слезка.

– Благодари Яниса.

– А он тут причем?

– Не велел говорить, но уж ладно. Только ты меня не выдавай.

– Ну, мам, – Ульяна дотронулась до плеча матери.

– Он купил. Только просил не говорить. Так что ты меня не подведи.

– Ого!

– Жаль, туфельки только старые, – проговорила Анна Акимовна, бросив взгляд на ноги дочки. – Все откладывала, думала что-то покрасивее куплю. А когда собралась, то и те разобрали.

– Ничего удивительного. Люди лучше жить стали, мама. Есть, значит, на что купить. У нас классная говорит, что отсутствие товара в магазинах, означает, что у народа денег много. Вот и скупают все, – отозвалась Ульяна, не отрывая взгляд от своего отражения. – Могут позволить себе.

Мать взглянула на дочку, словно хотела что-то возразить. Но тут же опустила глаза и промолчала, лишь едва заметно покачав головой.

– Девчонки обзавидуются. И этому, – она покосилась на разделявшую соседнюю комнату стенку. – Тоже понравится.

Последние слова девушка произнесла чуть слышно, почти шепотом. В ее глазах блеснул озорной огонек, а выступивший на щеках румянец, выдал ее истинное отношение к тому, кто за стенкой проживал. Правда, проживанием это можно было назвать несколько условным, потому как Янис Пульпе с тех пор как стал курсантом пехотного училища, там бывал очень редко.

– Мам, Янис обещал сегодня в увольнительную отпроситься. Как думаешь, отпустят?

Анна Акимовна знала об увлечении дочери и ничего против этого не имела. Янис ей нравился. Однако, в отличие от Ульяны она прекрасно понимала, что никаких ответных чувств к дочке у него нет. Но говорить что-то в такой ситуации, считала не уместным и даже вредным. Ее собственный опыт подсказывал, что от первой влюбленности ее дочь сможет вылечить только время.

– Если обещал, значит отпустят. Но он к вечеру только хотел быть.

– Ну, да, к вечеру. У нас как раз вся обязательная программа в школе закончится и можно будет погулять, – с надеждой произнесла Ульяна.

– Не рано ли гулять-то? – в голосе матери послышались строгие нотки.

– Мам, ну как ты не понимаешь! Я же десять классов закончила. Десять! Все, учебе конец! Дальше взрослая жизнь. Сегодня выпускной, а завтра… Завтра двадцать второго июня начнется новая жизнь!

– У кого-то начнется…, – женщина не договорила, промокнув повлажневшие глаза.

– Ну, мама! Оптимизма в тебе ну вот нисколечки! Ну, и чего ты… Чего реветь-то! Я школу закончила, а ты ревешь.

– Я от радости, Уля. Не обращай внимания, – она поднялась из-за стола. – Пойду на кухню праздничный завтрак готовить.

Девушка подскочила к матери, обхватила руками и прижалась к ней.

– Я, мам, если честно, то сама боюсь завтрашнего дня. А вдруг завтра уже день будет не солнечный. Нет. Я не то хотела сказать, – всхлипнула дочка. – Вдруг будущее не такое, как мы себе представляем. Вдруг и товарищ Сталин хоть чуть-чуть ошибается? Так страшно, мама, становится взрослой. Так хочется и страшно. У тебя так же было? – Ульяна подняла голову и посмотрела на мать.

– У всех так, Уля. Всегда чуть чуть, но страшновато. Неизвестность пугает. Но это быстро проходит. Вот увидишь. Начнешь готовиться в институт…

– Ой, мама. От этого мне еще страшнее. Там же все незнакомые! И не по восемь лет, а по восемнадцать. А вдруг я им не понравлюсь?

Мать улыбнулась. Она-то думала, что девочка у нее уже выросла. И что сомневаться в ее самостоятельности ей вряд ли когда придется. А тут.

– Какая ты еще у меня маленькая. И почему таких маленьких из школы так рано выпускают?

– Ну, мам, – в голосе дочки послышались капризные нотки.

– Все. Хватить хандру разводить. Я на кухню, а ты пока сними платье, а то кашей не дай бог запачкаешь.

***

Оказавшись за воротами училища, Янис остановился. Взгляд невольно задержался на Гостиных дворах, где как обычно суетливо сновали горожане. Нравилось ему тут постоять. И дело было даже не в нарядных с причудливыми арками торговых рядах и отличавшейся здесь особой чистотой улицей 3-го июля. Нет. Бесконечное, на его взгляд, двухэтажное здание ему тоже нравилось и поражало своей неброской красотой. Да и улица, на которой находилось пехотное училище, по его мнению, не уступала в привлекательности проспекту 25 Октября. Но удовольствие курсант Пульпе получал тут совсем по другой причине.

В увольнительных за год учебы ему доводилось бывать не часто. А в первые полгода и совсем из стен училища выйти не довелось. Но постепенно казарменная жизнь налаживалась, и теперь Янис как минимум один-два раза в месяц бывал в городе. И даже пару раз доводилось отлучаться с ночевкой. Приезжим такой поблажки не было, а вот местным мальчишкам время от времени ночевать дома дозволялось. Каждый раз, уходя в увольнительную, Янис выходил из учебного заведения и ненадолго останавливался у пропускных ворот. В любую погоду. Стоя спиной к изящной ограде Воронцовского дворца, он с удовольствием вдыхал городской воздух, мысленно предвкушая предстоящее безделье. От ощущения пусть и временной, но такой желанной свободы, по всему телу растекалась приятная ленивая истома.

Но сегодня размышлять о предстоящем времяпрепровождении он не стал. Да и некогда было. Хотя увольнительная и была подписана с трех часов пополудни, но вырваться из казармы удалось лишь двумя часами позднее. Махнув на прощание рукой кому-то из таких же, как он счастливчиков, Янис повернулся и зашагал домой. До Звенигородской от училища было не больше получаса ходьбы, и вскоре он уже звонил в дверь коммуналки.

– Янис! – обрадовано проговорила, открывшая дверь Анна Акимовна. – Пришел. Отпустили. Проходи. Сейчас что-нибудь на стол соберу.

– Здравствуй, тетя Нюра. Вот. Только удалось вырваться, – проговорил Пульпе.

С удовольствием отметив стоящую в квартире тишину, он шагнул в прихожую. Улька бы не утерпела и сразу выглянула. Из любопытства. А сосед Витя, любящий до неприличия громко распевать бравурные марши, обязательно тем себя и выдал бы. Янис разулся, отыскал свои дежурные тапки и прошел в свою комнату. Как обычно сразу же плюхнулся поперек кровати и прикрыл глаза. То, что Ульяны не было дома, его обрадовало. Можно хоть немного побыть одному. С «Липучкой», как он про себя называл младшую Панину за навязчивость, вряд ли такое было бы возможно.

Янис до сих пор так и не решил, как относится к привязанности соседки. Ему казалось, что Ульяна видела в нем какого-то придуманного ею же героя и все ее чувства предназначались не конкретно ему, а тому выдуманному парню. Однажды, он набрался наглости и прямо ее спросил об этом. Но девушка словно и не расслышала его вопроса и как болтала о своем, так и продолжала это делать дальше. Больше он подобных вопросов не задавал, решив, что со временем все само образуется. Но вскоре понял, что само оно никуда не денется. Если сначала он относился к Ульяне, как к назойливой девчонке, которая видела в нем взрослого защитника, то в последнее время стало понятно, что планы у девчонки в отношении его значительно больше. И что с этим всем делать Янис не имел ни малейшего представления.

Нет, девчонка она была не плохая. Красоты особой, конечно, в ней Пульпе не видел, но и дурнушкой назвать никогда бы в голову не пришло. Было в ней что-то такое, что сразу не каждый смог и разобрать. Словно две девицы в одной уживались. Одна – ласковая и заботливая. Другая – вредная и надоедливая. Как-то приятель по училищу, встретив его с Ульяной, позже поделился с ним своими ощущениями. Назвав ее «девушкой на вырост», он тут же пояснил причину такого определения.

– Понять и узнать, что получится из таких как твоя соседка возможно, но много позже. В них все еще не раз поменяется: и характер, и внешность. Из лягушек иные превратятся в королев и примерных жен. Или наоборот, так жабами и останутся, – со знанием дела отметил курсант. – Конечно, можно что-то по родителям определить, но не факт. Иногда дети очень далеки от своих родичей по всем показателям.

С Ульяной они сблизились все после тех же событий, из-за которых впоследствии он и стал курсантом военного училища. Когда после истории у Витебского вокзала ему на работе вручили пригласительный билет на торжественное фабричное мероприятие, он и представить себе не мог, что из этого всего впоследствии выйдет. К тому, что на том собрании директор лично отметил его поступок и при всех собравшихся пообещал дать ему направление в военное училище, он отнесся довольно спокойно. Приятно, конечно, но направление еще не означает, что он уже стал курсантом. До лета сорокового еще много времени и все еще могло перемениться. А вот такой реакции от Ульяны, расцеловавшей его в тот момент прямо в зале и принародно, он совсем не ожидал. Девчонке в тот день как-никак исполнилось семнадцать лет, а внешне она выглядела и того старше. На пару годков как минимум. И такое учудить с ним. Он тогда чуть со стыда не сгорел. Подумал еще, что никакого направления в училище после такого ему не видать. Но ничего не произошло. Кто-то лишь не удержался и прыснул от смеха, да откуда-то сзади раздалось вечное:

– Ну и молодежь нынче пошла. Ни стыда, ни…

Остальное он уже не услышал, потому, как не сдержался и, оставив Ульяну, выбежал из зала. Однако, постояв на декабрьском морозце, чуть успокоился. «И что, в конце концов, произошло? Обычная девичья шалость и только, – успокаивал он себя. – Но откуда у этой девчонки такая смелость, чтобы вот так, в присутствии всех его расцеловать? Может, и правда, она в него влюбилась? А он, как мальчишка, убежал. И кто в таком случае из них соплюшка?» Янис еще какое-то время казнил себя то за трусость, то за малодушие. А когда окончательно успокоился, ему стало стыдно. Он тогда нашел силы, чтобы вернуться в зал и сесть рядом с ней. С того вечера и засело внутри него непонятное чувство некой обязанности к этой соседской девчонке. Появившееся чувство вины перед Ульяной, с тех пор прочно засело внутри его, заставляя поступать по отношению к ней вопреки своим истинным желаниям.

– Ульяна недавно прибегала. Справлялась о тебе. Сказала, что у Невы с классом будет. Место назвала, я не запомнила. Сказала, что знаешь где, – приоткрыв дверь в его комнату, проговорила Анна Акимовна, чем оторвала его от нахлынувших воспоминаний. – Переоденься и давай за стол. Булочки в фабричной столовой брала. Вкусные.

– Значит, они в саду Трудящихся6565
  Александровский сад


[Закрыть] будут. У Адмиралтейства, – переключившись, ответил Пульпе и поднялся с кровати.

Он быстро переоделся в свой единственный костюм, а курсантскую форму аккуратно повесил на самодельные плечики. Проходя мимо кухни, услышал характерный шум работающего примуса. Войдя в женскую комнату, прошел к столу и присел. Огляделся. Ничего не изменилось. Беспорядок житейский. Лишь на этажерке рядом с кроватью стояла Похвальная грамота.

– Ульяну за отличные успехи наградили. На обороте весь класс расписался. Аттестат зрелости сегодня вручили. Я в комод убрала. Руки вытру, так покажу. Должна где-то фотокарточку еще принести, – проговорила Панина, ставя на стол чайник. – Ты с ночевкой?

– Да, завтра в десять в училище должен быть.

– Примус посмотри, если успеешь.

– Хорошо, хорошо. Сегодня и посмотрю. К Ульяне сбегаю сначала, поздравлю, – ответил Янис и вдруг неожиданно даже для себя добавил: – А вы в комнату нашу переезжайте. Я все равно почти не бываю. А Прохор демобилизуется, там… Там видно будет. Ульяна уже большая стала. Учиться пойдет, ей тишина нужна заниматься.

– Ой, Янис. Я вся испереживалась за нее. Десятый я деньгами еще осилила, а в институт поступит, тоже платить нужно. И много больше. А если что со мной случиться, как она?

– Да, что с вами случиться!

– Что, что. На прошлой неделе у нас ткачихе станком руку отдавило…

– Ой, скажешь тоже, тетка Нюра!

– А за комнату спасибо. Но пусть пока все останется, как было.

– Ну, я так сказал. Если что, то въезжайте. Кстати, мне что-то Прохор давненько не писал ничего. А вам?

Панина вздохнула. Прохор и ее не баловал письмами.

– Неделю назад было письмо. Перебросили их часть в район Гатчины. Куда точно не пишет. Нельзя, видать. Не болеет. Осенью должен домой. Не дождусь никак. Лишь бы ничего не случилось, – голос Анны Акимовны дрогнул. – В газетах пишут кругом война.

– Не боись, тетя Нюра. Наша очередь еще не пришла. У нас в училище говорят, что с немцами договор подписан взаимный. А остальные нам не страшны.

Почему он не пошел кратчайшим путем, Янис так и не понял. К Адмиралтейству доводилось ходить не раз. По Дзержинского до него полчаса спокойным шагом. А тут, зачем-то за Мойкой свернул на Герцена, а дойдя до Труда, словно вспомнил, куда ему нужно и свернул к мосту Лейтенанта Шмидта. Дойдя до Невы, Янис огляделся. Тусклым светом в лучах катящегося к закату солнца, блеснул купол Исаакиевского собора. По набережной всюду прогуливалась нарядная молодежь. Где-то совсем рядом играл духовой оркестр. Пульпе подошел к стоящей неподалеку афишной тумбе. В «Октябре» катили «Фронтовых подруг». Фильм Янис видел и снова смотреть о финской войне ему не хотелось. А вот в «Штурме» шел «Пятый океан» с его любимым Петром Алейниковым. И сеанс был подходящий по времени. Как раз успеют еще с Ульяной немного погулять.

– Нинка, ты представляешь, через сто лет, как родился Лермонтов, началась война. Первая мировая. А в этом году сто лет будет, как он погиб, – услышал он позади себя девичий голос. – Говорят, снова что-то может случиться.

– Ой, Клава, ты опять старух у парадного наслушалась, – перебила ее подруга. – Лучше скажи, куда Пашка с «Васьки» подевался.

– Куда, куда. К дядьке в Киев уехал. Еще на прошлой неделе. Дядька же у него шишка большая. Завтра стадион там открывать будут. Сказал, что поглазеет и вернется, – ответила Клава. – А ты чего спрашиваешь?

Янису стало неудобно слушать девичью болтовню и он, не оглядываясь, пошел вдоль набережной. Сделав буквально несколько шагов, Янис услышал все тот же Клавкин голос. Только теперь Пульпе не мог не обернуться.

– Помогите! Там человек тонет! – худенькая рыжеволосая девушка рукой показывала вниз.

Янис повернулся, куда смотрела Клава. Недалеко от берега кто-то барахтался, но почему-то сам на помощь не звал. Раздумывать Янис не стал. Скинув ботинки и пиджак, быстро спустился по бетонным ступенькам к воде и прыгнул в реку. Спустя несколько минут он выволок на берег мальчишку лет десяти и опустил его на землю. Паренек моргал глазами и что-то показывал на пальцах.

– Мальчонка-то глухонемой, – проговорила подошедшая Клава.

Теперь и Янис сообразил, почему тот не кричал и не звал на помощь.

– Да, похоже, – согласился Пульпе.

– Он весь промок. Давайте мы его с подругой в больницу отведем. Тут рядом. Пусть посмотрят, может, ушибся.

– Да, конечно. Но как его угораздило? – поразился Янис. – Чего он в воду-то полез?

– Так вон! – кивнула в сторону моста девушка. – Видите, как сорванцы по мосту ползают. А сорвется. А, если как этот плавать не умеет?

Тут подошла ее подруга, положив на землю ботинки и пиджак Яниса.

– Нинка, парня в больницу отведем. Потом догуляем, – проговорила Клавдия. – А вы храбрый. Не военный случаем?

– Нет. Слесарем работаю, – соврал Пульпе и тем самым видимо прервал интерес к своей персоне.

– Ну, мы пошли что ли, – проговорила Клавдия, помогая мальчишке подняться.

– Идите, идите, – согласился Янис. – Я обсохну немного.

Пульпе расстегнул пуговицы и попытался стянуть мокрую рубашку.

– Мама, это же тот парень! – голос сверху набережной показался ему знакомым.

– Какой еще тот? – голос матери Янис узнал сразу.

Он сидел к ним спиной и не спешил оборачиваться. Ему и так тут пришлось задержаться, и терять время на новые разговоры не хотелось.

– Здравствуйте! – снова послышался девичий голос. – Я вас узнала!

Не повернуться было уже нельзя. Не притворяться же глухим. И Янис обернулся. У парапета стояла та самая женщина, у которой в декабре тридцать девятого грабитель пытался украсть сумку. А рядом заметно повзрослевшая девчонка, что была тогда с ней у Витебского вокзала.

– Вы мне? – спросил Янис, хотя кроме него у воды никого не было.

– Я знала, что мы с вами обязательно встретимся. Я – Катя! А это моя мама – Татьяна Ивановна.

Женщина едва заметно дернула дочку за рукав и, склонив голову в ее сторону, что-то негромко сказала.

– А чего не прилично? – по своему отреагировала дочь на слова матери. – Мы так и не отблагодарили его за тот случай, а он уже снова геройский поступок совершил!

Татьяна Ивановна слегка подернула плечами и снова что-то сказала дочке. Затем оперлась руками о парапет и громко крикнула:

– Молодой человек! Может, вы подниметесь к нам. Не кричать же на весь Ленинград.

– Да, хорошо. Я сейчас, извините, – согласился Янис.

Он кое-как натянул на мокрые носки ботинки и, подхватив пиджак, поднялся наверх. Подойдя к ним, смущенно улыбнулся и подмигнул девчонке.

– Янис, – глядя на женщину, представился Пульпе. – Влажность высокая, плохо сохну, – попытался он пошутить.

– Катя, – расплывшись в счастливой улыбке она шагнула вперед и протянула руку.

Янис как-то неловко дотронулся до ее пальцев и тут же отдернул ладонь.

– Мы тут гуляли. Столько красивых ребят кругом. Выпускники. А я семь классов закончила…

– Татьяна Ивановна, – перебила ее Озолс, бесцеремонно разглядывая мокрого парня.

– Мама, мы должны напоить Яниса чаем, – тоном, не терпящим возражения, произнесла Катя.

– Ой, нет, спасибо. Ну, куда я в таком виде, – запротестовал Пульпе.

– Ну почему? – счастливая улыбка сошла с ее лица.

О том, что его недалеко ждет девушка, он на минуту забыл. Вспомнив, хотел было об этом сказать, но тут казавшаяся ему до этого строгой и даже надменной Татьяна Ивановна неожиданно улыбнулась, чем несколько сбила его с толку.

– Молодой человек! Вы ведете себя не по-мужски. Вас дама просит, а вы капризничаете. Как девчонка.

И уже, обращаясь к дочке, проговорила:

– Катюша, сходи, скажи Ивану, чтобы сюда подъехал, – она снова обвела взглядом Пульпе и добавила: – Хоть Янис и герой, но даже героям не прилично в таком виде ходить по городу.

Когда девочка скрылась из виду, Татьяна Ивановна добродушно улыбнулась.

– Вы, наверное, думаете, какая у девочки…, – она сделала паузу, вероятно подыскивая нужное слово. – Какая строгая мать?

– Совсем нет, – слукавил Пульпе – Ничего такого не думаю.

– Вам спасибо, молодой человек. За тот случай у вокзала. У меня же тогда в сумочке была очень дорогая для меня вещь. А живем мы тут недалеко. Пятнадцать минут на машине. И много времени у вас не отнимем. Я скажу водителю, он вас потом куда нужно отвезет. Муж еще в командировке. У вас с ним размер, думаю, один. Я вам сухую одежду подберу.

– Да, что вы. Я же…

– Нет, нет. Никаких возражений. Моя Катенька, хоть и мала еще, а в людях уже неплохо разбирается. Она после того случая уж сколько меня просила вас разыскать, – и заметив смущение на лице Яниса, чуть наклонилась к нему, заговорщицки добавила: – Понравились вы ей. Определенно понравились. Но вы простите ее. Пятнадцать лет. Да и то осенью еще исполнится. Такой возраст…

– А вот и я, – выкрикнула запыхавшаяся Катерина. – Иван Карпович уже едет.

Она не успела договорить, как совсем рядом раздался сигнал подъехавшего автомобиля.

– Ну, только на полчаса, если, – проговорил Янис и шагнул к знакомой машине.

Когда через два часа «Эмка» привезла Яниса к Адмиралтейству, шел уже десятый час. Солнце зависло над Васильевским островом, словно раздумывая опуститься еще или так и остаться на всю ночь. Поблагодарив водителя, он немного прошелся вдоль Невы, разглядывая гулящих по набережной людей и стараясь прийти в себя после вечерних событий. Мысли путались и Янис оставив размышления до лучших времен, свернул в сад Трудящихся в надежде быстро найти Ульяну. Обойдя его, вышел на площадь Воровского и, чуть поразмыслив, вернулся обратно. Он был в полной уверенности, что не заметил девушку среди большого числа народу. Янис шел неспешно, иногда останавливаясь у лавочек, вокруг которых с юношеской безмятежностью веселилась молодежь. Обогнув сад, понял, что Ульяны нет.

– Пульпе, ты, ну, наконец! Не прошло и суток! Тоже мне кавалер. Полдня тебя Ульяка ждала, – непонятно откуда перед ним выросла розовощекая подружка Паниной. – А тебя и не узнать. Костюмчик на тебе ничего себе такой. Где так прибарахлился?…

– Зойка! Ну, куда вы запропастились! – обрадовано воскликнул Янис. – Я уж час тут вас ищу! Где Ульяна?

Девушка с ответом явно не торопилась. Она поправила накинутый поверх платья цветастый платочек. Вытянув его кончики, смерила их между собой и только потом, выразительно взглянув на Пульпе, пожала плечами.

– Ушла она. Ждала тебя, ждала и ушла, – в голосе ее Янис уловил нотки равнодушия.

«Опять поссорились, – подумал Пульпе, хорошо зная о взаимоотношениях подруг».

– Понятно. Дома увижу.

Зойка чуть склонила голову на бок и, смерив его выразительным взглядом, хмыкнула и с наигранной гнусавостью произнесла, слегка растягивая слова:

– Ага. Ждет тебя не дождется… У двери калачиком.

Янис пристально посмотрел на девушку. «Да она же выпивши. Ну и девки нынче пошли! – он чуть отступил назад, испугавшись, что та может позволить себе какую-нибудь выходку». А то, что Зойка способна отчебучить что-нибудь этакое, он прекрасно знал. Как и то, что отец у нее сильно не ладил с законом и благодаря этому два года возводил народный Беломорканал.

– Не боись, – заметив движение парня, проговорила девушка. – Я маленьких не обижаю. Но, а Улька вряд ли дома. С Мишкой Велиховым в киношку ушла. На последний сеанс, между прочим.

– В кино? – Пульпе не смог скрыть удивления.

– Ага. Ну, пока, товарищ командир. Меня тоже ждут. Не одного тебя, – она сделала характерный жест пальчиками и поспешила в сторону шумной компании.

Растерянность прошла также быстро, как и пришла. Янис даже немного обрадовался, что так случилось. Перспектива несколько часов бродить по ночному городу его не очень привлекала. Он еще какое-то время раздумывал, что делать дальше. Мысль о том, что до казармы училища идти намного ближе, чем до дома, появилась неожиданно.

Отметив, что по большому счету на «свободе» ему больше делать нечего, он с сожалением отметил, что все-таки зря переоделся в гражданскую одежду. К тому же и она осталась сохнуть на балкончике его новых знакомых. Оглядев хорошо сидящий на нем темно-синий костюм, Янис пожалел, что поддался уговорам Татьяны Ивановны и согласился его надеть. «Сейчас бы в своем махнул сразу в казарму, чтобы утром не плестись, – с сожалением подумал он. – А так придется еще утром забежать за своей одеждой, отдать костюм отца Катерины и только потом, переодевшись в курсантское обмундирование, возвращаться в училище. Да и у тетки примус нужно посмотреть».

Домой Пульпе вернулся к полуночи. Он был несколько удивлен тому, что тетка не вышла его встретить. Однако, удивление тут же сменилось облегчением и даже каким-то подобием радости – не нужно было ничего ей объяснять и рассказывать. Особенно, почему он вернулся один. Янис аккуратно прошел в свою комнату, разделся и лег на кровать. В какой-то момент ему показалось, что за стенкой кто-то разговаривает, но он, не придав тому значения, прикрылся подушкой и постарался уснуть.

Выскочившая из часов кукушка попыталась исполнить свой долг, но механизм прошипел и все. Больше ничего не произошло. Лесная красавица скрылась в своем домике, так и не проронив ни звука. Немецкая птичка до этого исправно проделывавшая свою работу на этот раз замолчала. Янис выругался на потерявшую дар речи игрушку и повернулся на другой бок. «Простудилась что ли пичужка среди жаркого лета? – усмехнулся он своей шутке. – И зачем тетка каждый раз их заводит, когда я прихожу! Стояли бы и стояли. Так нет, обязательно заведет, когда у меня увольнительная, – распалялся он все больше».

Спать расхотелось совсем, и Пульпе уселся на кровати, обхватив подушку руками. Белая ночь неплохо освещала его комнату. «Странный день, – подумал он. – Все не так». Тикавшие часы показывали начало первого ночи. Янис откинулся к прохладной стене и тут же события прошедшего вечера накрыли его с головой.

– Зря ты Ульяна так с парнем, – проговорила Анна Акимовна. – Мало ли что могло случиться. А ты сразу и обиделась. Ну, обиделась еще ладно. Но зачем подружку свою надоумила парня обмануть. Янис с тобой так бы не поступил, – она поправила на дочке одеяло, присела чуть ближе и положила руку на спину.

– А чего он…, – девушка придвинулась к стене, за которой сидел на кровати Пульпе. – Сам виноват.

Дочка вернулась, когда не было еще девяти. Анна Акимовна сразу почувствовала неладное и попыталась выяснить, что именно. Однако, Ульяна молчала и ничего не говорила. К тому же вскоре она улеглась на кровать и отвернулась к стенке. И только после того, как вернулся Янис, дочка повернулась к матери и рассказала о причине своего поведения.

– Ладно, спи. Утром помиритесь. Ему в училище к десяти. Успеете.

Всю дорогу пока ехали, Катерина очень красочно рассказывала водителю о том, как Янис спас тонущего мальчишку. Слушая ее рассказ, Пульпе даже засомневался, что именно о нем идет речь. Со стороны он и на самом деле выглядел героем.

– А ты, серьезный парень! – проговорил Усов, когда Катерина закончила рассказ. – И тогда у вокзала. И сегодня. Таким делам научить нельзя. Как говорит товарищ майор, дано только тому, кому дано. Заставить себя совершить смелый поступок нельзя. Даже, если перед этим заучишь все, что нужно делать. Как говорит товарищ майор, слаб в коленках – слаб в поступках, – он подмигнул Янису и остановил машину.

– А кто такой майор? – не удержался тот от вопроса.

– А ты у Катерины и спроси, – водитель кивнул в ее сторону.

– Отец мой, – глядя в боковое окно, проговорила девушка.

Когда они поднялись в квартиру, Янис с удовлетворением отметил, что одежда на нем почти высохла. Однако, он не стал протестовать, когда Татьяна Ивановна вручила ему комплект одежды и отправила в ванную комнату. Уже там Пульпе понял, что в доме проживает военный. Порядок был, как у них в казарме. Все бутылочки и баночки разные стояли на полках ровнехонько, рассортированные по размеру. Белье, даже то, что приготовлено для стирки, сложено аккуратными стопочками. Зеркало висело точно посредине раковины, а сама комната сияла чистотой и свежестью.

Выйдя из ванной, его сразу позвали ужинать. На хорошо сервированный стол он старался не смотреть, чтобы не выдать свое удивление разнообразием того, что там стояло.

– Янис, а кто твои родители? Чем они занимаются? Чем ты занимаешься? Работаешь? Учишься? – укладывая на его тарелку кусок жареной куриной грудки, спросила Татьяна Ивановна. – Мы с удовольствием бы тебя послушали.

– Мам, ну ты чего? Пусть Янис покушает, – не удержалась, чтобы не возразить матери Катя.

Пульпе, предполагал, что дойдет дело и до этого, но все равно, просьба прозвучала несколько неожиданно.

– А что я такого спросила? Вполне приличные вопросы. Я же должна знать, кто к нам пришел в дом? Не думаю, что это какой-то секрет, – твердо проговорила Татьяна Ивановна и, повернувшись к Пульпе, приветливо улыбнулась.

– А секретов у меня нет. Также как и родителей, – разглядывая фотографии на противоположной стене, произнес Янис. – Зовут меня Янис Пульпе. В августе исполнится двадцать. Я латыш. По маме. Хотя отец русский. Но он давно погиб. Мать… О маме после ее ареста в тридцать седьмом ничего не известно. До этого мы жили в Архангельске. Потом меня в Ленинград забрала тетя Нюра. Она мне не родная. Но мы жили вместе когда-то в Архангельске. В настоящее время курсант военного пехотного Краснознаменного училища имени Кирова. Сегодня нахожусь в увольнительной, – всматриваясь в один из снимков, отрапортовал Пульпе и замолчал.

Молчали и хозяева. Татьяна Ивановна, явно ожидавшая услышать несколько иное, промокнув губы полотенцем, смотрела на графин с водой так, будто видела его в первый раз. Катерина сидя посредине между матерью и Янисом, поочередно смотрела то на нее, то на него. А Пульпе на возникшее замешательство не обратил внимания, рассматривая заинтересовавшую его фотографию.

– А это кто? – наконец, повернувшись к Кате, спросил он.

– Отец, – девочка, наблюдавшая за ним, сразу сообразила, о ком тот спрашивает. – Иварс Озолс. Мой отец. А что? – насторожилась она.

Теперь растерялся и Янис. Мужчина на снимке ему был знаком. Он видел его и раньше. Правда, был тогда совсем еще мальчишкой, но запомнил. Было это в Архангельске. Он очень хорошо помнил его имя и то, что тот когда-то работал с матерью. В разговоре с теткой Нюрой она частенько упоминала о своем начальнике. Они даже несколько раз встречали его на городских улицах во время прогулок. А однажды тот потрепал Яниса по голове и сунул ему конфету. Последнею встречу с матерью по ее словам устроил именно он.