Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том 4"

Планета Земля – место нашей жизни и самосовершенствования. Если мы хотим овладеть энергией любви, то следует знать, что для этого нам не дано никаких других способов, кроме учения и практической деятельности. Никакие магии, привороты, заговоры, не помогут. Любви мы можем только учиться, причем учиться долго и терпеливо. Наша задача – учиться миролюбию, жизнелюбию, человеколюбию, любви ко всем живым существам, любви к делу и употреблять приобретенные знания с пользой для себя и окружающих. Ценность каждого из нас определяется в зависимости от того, как мы выполняем эту задачу.

Каждому даны инструменты, при помощи которых можно понять мир любви. Эти инструменты – интуиция и совесть.

Все мы, живые существа, не можем жить без любви. Точнее, мы можем жить и работать только в атмосфере любви. Мы существуем только потому, что любим жизнь и, так или иначе, любим наш мир, хотя многие его явления нам не по душе. В меру своих возможностей мы любим друг друга, хотя и не всегда осознаём это. Рано или поздно любой человек приходит к пониманию того, что жизнь без любви ничто.

И мы начинаем понимать, что есть много оснований к тому, чтобы приступить к воспитанию Человека любящего, не медля, уже сегодня.

Мы провозглашаем основным законом нашей жизни закон первичности любви, согласно которому любовь как личностная способность первична в жизни человека, и она в значительной мере определяет характер его поступков. Если человек понимает это и ставит стремление любить на первое место, впереди любых своих действий, то он может добиться успеха. Закон первичности любви означает изначальность, первородность, первичность энергетического проявления любви как основы нашего бытия. Любовь есть космический принцип, лежащий в основе зарождения и эволюции жизни. Признание первичности любовного начала на практике означает установку на любовь как основу любого поступка, любого действия, любого творческого процесса. В педагогике это означает организацию воспитательного процесса на основе дружелюбия и равноправного товарищества. Для конкретного педагога (родителя) это означает установку на любовь к ребенку, к собственной работе, к окружающему миру.

Любовь проявляется посредством силы. Любовь без силы ничего не может, без силы она немощна и бесплодна.

Педагогическая любовь – это любовь сильного отца, сильной матери, сильного учителя к возлюбленным детям-ученикам.

Из сказанного вытекает следствие, принципиально важное для практической деятельности: человек, который хочет дать начало какому-то делу, т. е. стать творцом (демиургом) или воспитателем, должен приступать к акту творения или обучения только с любовью и светлыми мыслями и чувствами. Ничего нельзя делать, не любя или не во имя любви, потому что от светлой любви рождается новая любовь и гармония, а от чёрной ненависти рождается ненависть и хаос.

За долгие годы учительства и директорства я много раз задавался вопросом: что в нашем деле главное? И неизменно каждый раз, даже во времена неудач, крутых поворотов и тяжких испытаний судьба подсказывала один ответ: главное – быть нужным, полезным. Особенно это важно для руководителя.

Руководитель должен быть нужен своему коллективу, и его полезность должна быть наглядна и очевидна. На практике это означает:

хорошо знать дело, которое делает коллектив;

знать потребности подчиненных и способствовать их удовлетворению;

не навредить;

не ждать, когда тебя попросят о помощи падающие от усталости сотрудники, а вовремя самому предлагать свою помощь (но не навязывать); при этом избегать делать то, что могут делать подчиненные;

быть готовым взять на себя ношу больше, чем другие;

искать в людях хорошее и опираться на хорошее;

находясь во главе дела, брать на себя удары первым, а если случится неудача, отсчет виновных начинать с себя;

быть всегда на посту; быть на месте, в зоне досягаемости; не быть недоступным и неуловимым; степень доступности руководителя должна быть такой, в какой мере в нем нуждаются подчиненные;

терпеливо учить подчиненных; давать им право на ошибки и во время их ученичества (желательно, достаточно долгого) относить их ошибки на свой счет;

излучать доброжелательность;

помнить, что в конфликтах между руководителем и подчиненным неправ тот, кто сильнее, т. е. руководитель;

быть готовым, если понадобится, принести себя в жертву ради блага коллектива («душу свою положить за други своя»).

Поведение руководителя должно быть предсказуемо в той мере, в какой подчиненные должны быть твердо уверены в его порядочности, ровном и добром отношении ко всем и готовности прийти на помощь. Но и интрига тоже должна быть. Поэтому не нужно посвящать подчиненных во все свои секреты.

Не следует забывать, что одна из главных обязанностей лидера – вести за собой и устремлять подчиненных в будущее. А это возможно только при условии его высоких гуманистических качеств и понимания того, что он должен быть примером для подчиненных. Как утверждал известный врач и миссионер Альберт Швейцер, «пример – это не главное средство влияния… это единственное средство».

Каждая встреча с руководителем должна приносить не страх, не подавленность, не унижение, а ободрение, подъем и стремление к сотрудничеству.

Руководители бывают разные: компетентные и не очень, автократы и демократы, жесткие и мягкие. Таково разнообразие жизни.

Каждый коллектив достоин такого руководителя, какой у него есть. Я так думаю.

Естественно, что от того, в каких руках находятся вожжи управления, зависит успех работы организации.

Так же как влияние учителя, «властителя дум», является решающим в развитии учеников, влияние личности руководителя является решающим в развитии коллектива.

Речь идет, с одной стороны, о бесспорном признании определяющего влияния на организацию руководителя, особенно, первого, топ-менеджера, в силу его единоначалия и пребывания на вершине пирамиды власти. С другой стороны, руководитель должен строить стратегию управления, направленную на признание важности влияния каждого подчиненного на общую деятельность коллектива.

Что такое хороший, порядочный начальник? Думаю, что это руководитель: преданный интересам своего коллектива, сросшийся с коллективом всеми своими органами, любую боль коллектива, малейшее унижение, недостатки своей организации он воспринимает как свои собственные. Предельно честный с подчиненными, насколько это возможно. Каждый день он молится Всевышнему о благополучии своих непосредственных подчиненных.

Вот и академик Наталья Петровна Бехтерева, научный руководитель крупного института, говорит: «Каждое утро и каждый вечер я молюсь … Я обязательно должна это делать. Это для меня очень-очень важно … Это у меня всегда пожелания добра. Пожелания добра всем, кто жив, обязательно – своим близким. Пусть добро распространяется … От всего сердца желаю добра людям».

Рассказ

Бурканова Полина Аркадьевна – старожил нашего дома. Живет в нашем подъезде на четвертом этаже.

Многие годы она работала старшим преподавателем кафедры математики местного филиала Байкальского университета управления. После смерти матери жила в одиночестве, мучилась, тосковала, но разделить свои печали так ни с кем и не решилась по причине замкнутости и непривычки к доверительным излияниям. У неё не было наперсниц-подруг, а мужчины, потенциальные любовники, с годами перестали ею интересоваться. Я помню её в те годы. Она не была дурнушкой, напротив: благородный овал лица, прямой тонкий нос, губки, не слишком полные, но и не тонкие, чёрные брови, про которые говорят, вразлёт, и припрятанные в глазницах и существующие как бы сами по себе живые серо-голубые глаза. Очень симпатичная молодая женщина. Но всё это временами перечеркивалось гримасой не то брезгливости, не то недовольства, которая проявлялась на её лице. Студенты её побаивались.

Преподавательская работа удовлетворяла её во многих смыслах: она общалась с большим кругом людей, студентов и коллег, была уважаема, имела твёрдый, хоть и небольшой, заработок. Лекции свои, по отзывам кафедральных преподавателей, читала на подъёме. Выступая перед аудиторией, упивалась своим красноречием, изящной логикой изложения и очевидной мощью интеллекта, – всё это она демонстрировала очень артистично. Бывало, после блестящих лекций ей даже аплодировали. Она любила почести, которыми были окружены вузовские преподаватели, но к студентам, их запросам и повседневным интересам была равнодушна, в душе считая, что большинство из них примитивно тупы и не в меру увлечены всякой попсовой дрянью. Так и жила, оттачивая с годами свое лекторское мастерство и не вникая в дебри повседневной суеты, в которой барахтались её коллеги. Она пребывала как бы в стороне. На некотором возвышении.

Постепенно Полина Аркадьевна привыкла к одиночеству и считала себя личностью с сильным характером. Во всяком случае – неординарной.

Уже на излете своего бабьего века поехала она как-то в подшефный совхоз «на картошку» (проводились когда-то такие массовые социалистические мероприятия). Компашка молодых преподов, в которую попала Бурканова, оказалась простецкой. Каждый вечер после изнурительных полевых работ – выпивки «по чуть-чуть для поднятия духа» и групповые песнопения под гитару. Суховатая и не очень компанейская Полина Аркадьевна неожиданно поддалась очарованию вольной таборной жизни и под рыдания гитары вместе с молодыми коллегами душевно выводила:

 
Снегопад, снегопад, не мети мне на косы,
Не стучись в мою дверь, у ворот не кружи.
Снегопад, снегопад, если женщина просит,
Бабье лето её торопить не спеши.
 

После песен, конечно, – танцульки под портативную «спидолу». Ну, а где танцы-шманцы, там и лёгкий флирт, и обжиманцы. А потом всё произошло как-то очень просто и неожиданно быстро. Бурканова оказалась в гостеприимном спальном мешке преподавателя с кафедры менеджмента Петренёва, задумчивого гитариста и барда. Были жаркие объятья, шёпот торопливых слов, сладкие поцелуи и всё прочее. Полина Аркадьевна знала, что Петренев женат, у него трое детей, но это знание не помешало ей побывать в его мешке ещё раз, потом еще и еще. Месяца через полтора во время лекции у первокурсников её сильно шатнуло, и вскорости на приеме у гинеколога она узнала, что беременна.

В положенный срок она произвела на свет ребенка мужского пола со стандартным весом в три с половиной кило, краснокожего, сморщенного и сильно орущего. Как большинство младенцев.

Став матерью, Бурканова твердо решила воспитывать ребенка самостоятельно, без какого-либо вмешательства извне, в том числе – мужского. Воспитывать так, как считала нужным. Она сильно изменилась внешне – расцвела. Покрылись нежным румянцем щёки (раньше они были бледные с нездоровой серостью), заблестели глаза, которые вдруг приобрели фиалковый оттенок, и вокруг них исчезли гусиные лапки. Движения и походка стали более плавными и уверенными.

У неё появился не просто ребенок, а сын, которого она назвала Алексеем. И это стало придавать её жизни особый смысл. Потом с годами она стала думать о том, что да, действительно, в сыне – её счастье и смысл жизни. Были и другие смыслы, но он, сы́ночка, вытеснял все другие и стал превращаться в главный смысл и цель её существования.

Большую часть своей зарплаты Полина Аркадьевна стала тратить на ребенка. «Сы́ночка мой золотой! Дитё моё любимое! Мужчинка мой ненаглядный!» – ласкала она своё драгоценное чадо. Она покупала ему всё лучшее. Бельё – непременно фланелевое и батистовое и только гэдээровское, кроватка с особым матрасиком из морской травы – чешская, прогулочная коляска – как у особы голубых кровей.

В детском садике Полина Аркадьевна требовала, чтобы её Алёшеньке уделяли особое внимание, не забывали отмечать его успехи и не ставили в угол за непослушание. Годам к шести обнаружилось, что Алеша действительно очень развитой ребёнок (он умел уже читать), однако почему-то часто обзывает сверстников нехорошими словами (непонятно, где дошкольник мог набраться этих слов?), сдёргивает с девочек трусишки, чтобы посмотреть, что у них там. Мать оправдывала сына, утверждая, что у него прорезается мужской характер. В своих мечтах она верила, что у её такого умного и, несомненно, одаренного (так она считала) ребенка должно быть светлое и очень успешное будущее.

Бурканова по-прежнему преподавала курс математики, но порядки стали резко меняться. Поездок «на картошку» больше не было. В связи с переводом филиала на полную самоокупаемость иссякли бюджетные ассигнования, и теперь надо было крепко держаться за каждого обучаемого, который приносил в клюве немалую плату за обучение. Сильно изменился состав студентов: русских, точнее, русскоязычных, становилось всё меньше, это были, в основном, дети мелких предпринимателей и чиновников. Большинство были выходцы из кавказских и среднеазиатских республик; многие из них с трудом говорили по-русски и довольно плохо знали четыре арифметических действия. Беда была и в том, что посещаемость занятий была низкой. Часто на лекции присутствовало два-три студента, бывало – и ни одного. Но Бурканова аккуратно делала в журнале записи о проведении занятий даже тогда, когда «пару» приходилось просто отсиживать без студентов. Так требовала директриса филиала. Полина Аркадьевна безропотно приняла такой порядок, ведь сына Алёшу надо было поднимать.

В школе у сына поначалу дела шли неплохо: его хвалили за сообразительность и прилежание. В начальных классах он был круглым отличником, но если случалось получать оценку ниже пяти баллов, он вдруг впадал в истерику, из глаз его изливались горькие и злые слезы. Он считал себя незаслуженно униженным и был обижен на учительницу, которая снизила ему оценку. В пятый класс мать отвела его в другую школу, но там он неожиданно перессорился со всеми одноклассниками. Причина была всё та же: стараясь во всем быть первым, он ни во что не ставил своих товарищей, называя их дебилбонами и тупицами. В одиннадцатом классе его побили, правда, несильно, и как ни пыталась мать дознаться, за что, Алексей, отвернувшись к стенке, так и не сказал. Но с этого времени что-то стало резко меняться.

Алексей стал являться домой под хмельком, а однажды и вовсе не пришел ночевать. Стал пропускать занятия в школе. Мать не на шутку обеспокоилась, зачастила в школу. Но положение не менялось: загулы продолжались. С трудом удалось закончить школу: в аттестате зрелости большая часть оценок оказались «тройки» и очень мало «четверок». Куда с ними пойдёшь?

Пришлось устраивать сына на платное обучение в свой филиал. Но через несколько месяцев появилась новая проблема – армия. «Нам туда нельзя», – решила мать, наслышанная про ужасы дедовщины. Пришлось ей вбухать значительную часть своих сбережений, чтобы через нужных людей отмазать сына от солдатчины.

Прошло еще несколько относительно спокойных месяцев, и вдруг загулы сына стали учащаться с ужасающим постоянством. В квартире стали появляться, кроме собутыльников, и подозрительного вида девицы. «Ну, чего тебе не хватает?», – в отчаянии спрашивала бедная Полина Аркадьевна. «Купи мне мотоцикл, – однажды сказал сын, – «хонду». «Он же стоит почти как автомобиль. Где я найду такие деньги?» «Купи!»

Мать продала что-то из фамильных ценностей, залезла в долги, но «хонду» любимому сыну купила. Алексей получил в ГАИ права и в тот же день оседлал японское чудо. Вероятно, ни один кавказский джигит не был так горд и счастлив, вскочив в седло породистого скакуна, как был счастлив Алексей, усевшись в мягкое сидение мотоцикла и по-хозяйски взявшись руками за сверкающий руль. Мать от умиления чуть не плакала.

Но радости были недолгими.

Как-то поздним вечером, когда Полина Аркадьевна уже лежала в постели, обеспокоенно думая, где пропадает её сы́ночка, резко зазвонил телефон и незнакомый мужской голос сухо осведомился: «Вы родственница Алексея Бурканова?» «Да, – потерянным голосом ответила она, сразу почувствовав, что стряслось что-то непоправимое. – Что с ним?» «Он попал в аварию и сейчас находится в реанимации». «Где это?» «В первой больнице».

Уняв сердечное колотьё и часто дыша от наступившей вдруг нехватки воздуха, она вызвала такси и в ночь помчалась в больницу. В реанимационное отделение её, конечно, не пустили, но удалось переговорить с дежурным врачом, который объяснил, что пациент без сознания, его состояние стабильно тяжелое, диагностируются пока множественные ранения грудной клетки, сильное сотрясение мозга и перелом позвоночника, а также ушиб и опущение некоторых внутренних органов. «Первая операция на позвоночнике планируется на завтра», – сказал врач.

Что же делать, скорбно думала она, что делать? Коллеги утешали её, собрали какие-то деньги, но по-настоящему помочь не могли.

Что делать? Она поехала в церковь и встретилась со священником. Отец Анатолий, так его звали, благословил плачущую женщину большим серебряным крестом и посоветовал молиться. «Всё в руце Божией», – сказал он. Мать купила самую большую свечку, зажгла её, поставила перед ликом Спасителя и встала перед иконой на колени. Никогда в жизни она не молилась и не знала, как это делается. «Боженька, – взывала она, – пожалуйста, спаси моего сына! Сделай так, чтобы он остался живой!..» Она произносила еще много слов, плакала, смотрела на пламя горящей свечи и на образ Того, Которого звали Сыном Божьим, и понемногу успокаивалась. Ей показалось, что Он слышит её.

Вслед за первой операцией последовала вторая, потом еще две, и через три недели Алексея перевели в палату интенсивной терапии, а позднее, в общую палату.

Когда Полина Аркадьевна увидела сына после всех операций, из глаз её ручьём хлынули слёзы: она с трудом узнала своего любимого мужчинку в маленьком, худеньком мальчике, который на её появление отреагировал только шевелением пальцев рук и глаз. Нижняя часть его тела была полностью парализована. Говорить он тоже не мог, только мычал: «Э-э-э-э-э!» Она не понимала его мычания.

Всё, что можно было сделать, врачи сделали. Большего наша медицина не могла. Надо было думать, как жить с инвалидом, а главное, как обеспечить ему возможность дальнейшего существования в домашних условиях. О возвращении Алексея к нормальной жизни нужно было забыть.

Полина Аркадьевна поняла, что дома придется обеспечить сыну особый уход, и ей придется стать сиделкой. Она попросила в филиале сократить нагрузку, и ей пошли навстречу. Но через некоторое время стало ясно, что работу придется оставить: больной, точнее, инвалид требовал к себе повышенного внимания …

Прошло несколько лет. Сын Алеша по-прежнему лежал обездвиженный на своей кровати дома. Мама трижды в день кормила его с ложечки, делала ему уколы и поила морсами, чаем и лекарствами. Он уже не мычал, а довольно внятно нараспев произносил несколько десятков слов. Целыми днями он смотрел телевизор, особенно ему нравились музыкальные передачи с полуголыми певицами по каналу МУЗ-ТВ.

Мы почти каждый день встречались с матерью. Бурканова сильно постарела и была молчалива. Она жила на пенсию, которой вместе с инвалидским пособием сына, конечно, не хватало. Поскольку филиал университета навсегда расторгнул с нею контракт, ей пришлось искать подработку. А какую подработку может найти пожилая женщина? С трудом ей удалось устроиться в жэк уборщицей и мыть подъезды в нашем доме. Большинство старых соседей, те, кто её знал, вежливо здоровались с ней. Она сухо отвечала, но я заметил, что её поблекшие глаза, глубоко сидящие в темных, вероятно, от почечной недостаточности, глазницах, почему-то при этом вспыхивали недобрым огнем.

Сегодня утром я снова увидел Полину Аркадьевну. Она была в синем форменном халате, с ведром и шваброй. Мыла мозаичный пол на площадке первого этажа.

Я поздоровался:

– Здравствуйте, Полина Аркадьевна! Как поживаете? Как сын Алеша?

– Здравствуйте! – не очень любезно ответила соседка. – Как поживаю, спрашиваете? – Она прислонила швабру к стене. – Врагу не пожелаю такой жизни … – При этих словах её серое, еще не старое лицо покрылось белыми пятнами, а губы, в глубоких трещинах, посинели и округлились как куриная гузка. Без слов стало понятно, какая у неё жизнь.

Отвернувшись, глядя в стену пустыми глазами, она добавила:

– Сын? Что – сын? Что ему сделается! Сутками лежит как бревно. Успеваю только горшки из-под него таскать …

Я молча слушал.

А что тут скажешь?