Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том 4"

Не отбивайся от стаи – пропадешь!

Усть-Кут

Видел охоту ястреба.

В сером, затянутом дождевыми тучами, небе летела стайка коноплянок, маленьких, меньше воробья, птичек. Вдруг откуда-то налетел ястреб и, совершая резкие маневры, стал метаться внутри стайки, пытаясь схватить то одну, то другую, то третью птичку. Но ничего у него не вышло – стайка улетела.

Когда дичи много, внимание у хищника распыляется. И добыча может легко ускользнуть.

Через несколько мгновений в небе появилась ещё одна птичка, она, вероятно, отбилась от своих. И летела она как-то зигзагами, видно, смертельно боясь ястреба. Но судьба её уже была решена. Неожиданное пике, стремительный бросок хищника – и от птички осталось только несколько перьев.

Жаль маленькую.

Но нельзя отбиваться от своих – пропадешь!

Птичья реанимация

Моргудон

В погожий сентябрьский день на даче мы с Любой копали картошку. Была суббота, и нам хотелось закончить работу, чтобы не оставалось на воскресенье.

Часа в три пополудни послышался крик, точнее, трещание сороки. Мы работали, уткнувшись в землю, ни на что не обращая внимания. Когда крик усилился и превратился в непрерывный и беспокойный треск, я поднял голову и увидел сидящую на оголенном электрическом проводе сороку. Она издавала громкие тревожные звуки, хлопала крыльями и как бы порывалась что-то прокричать другой сороке, которая почему-то висела вниз головой на другом проводе. Эта, вторая птица, казалась мертвой: её крылья были бессильно опущены, голова болталась как привязанная на ниточке. Вероятно, её крепко стукнуло током. Первая сорока продолжала неистово кричать, и было видно, что она хочет помочь пораженной подруге: движения её крыльев и крики были не беспорядочны, а направлены в сторону второй птицы.

Но вот появилась ещё одна сорока, которая тоже с громкими стенаниями то приближалась к пострадавшей, то удалялась. На их крик прилетели ещё несколько сорок и все вместе они подняли невообразимый гвалт. Непрерывно кружа вокруг места происшествия и издавая тревожные крики, каждая из птиц стремилась как можно ближе подлететь к той, что безжизненно висела вниз головой. В их действиях прослеживалась какая-то заданность.

Так продолжалось с полминуты.

Неожиданно их несчастная, казавшаяся мертвой, подруга чуть шевельнула крыльями, затем головой. Потом она вся вздрогнула, встрепенулась и отцепилась от провода. Но … не упала на землю, а – что было совсем неожиданно – полетела! Сначала она летела, немного заваливаясь набок, потом всё ровнее и ровнее. Рядом с ней летела первая сорока. Так они вдвоем и летели, пока не скрылись в ближнем лесочке.

Остальные, как ни в чем не бывало, устремились в разные стороны, видимо, торопясь по своим делам.

Вот это солидарность! Сороки спасли свою подругу.

По-видимому, мы были свидетелями птичьей реанимации.

Баба Тамара и птицы

Братск

Вечереет.

Вместе с голубями и воробьями жду, когда баба Тамара откроет створку окна и начнет рассыпать своим питомцам пшено. Обычное время кормежки – за час до захода солнца. Голуби в нетерпении толкутся на газоне, взлетают на жестяные отбойники у окон, садятся на ветки деревьев, воркуют. Не могут дождаться. Большая стайка воробьишек обсела ветки тополя и гулко чирикает. Они тоже изнемогают от ожидания. Самые нетерпеливые взлетают и садятся прямо на стену дома, ловко цепляясь серыми лапками за мелкие выступы железобетонных панелей.

А когда, наконец, сверху проливается благословенный дождь из пшенной крупы, все птицы дружно устремляются вниз, на газон и быстро-быстро жадно начинают клевать. Удивительно, что большие голуби не давят мелких воробьев. Но места всем хватает, корма тоже.

После ужина начинается сплошное воркование. Голуби-самцы кружатся вокруг самок, призывно гулят и неутомимо преследуют приглянувшихся голубок.

Любовь. У них наступает пора любви.

Некоторые поругивают бабу Тамару: дескать, птицы гадят на тротуар и газон.

«Но им же тоже жить хочется», – говорит сердобольная соседка.

Тяжелой походкой на своих ревматических ногах она два-три раза в неделю ходит на рынок и покупает птицам корм из скудной своей пенсии.

Сегодня, против ожидания, она окно не открыла, а вышла сама на крыльцо. В руке – увесистый, с полтора килограмма, целлофановый пакет с пшеном.

– Куда, – спрашиваю, – направляетесь, Тамара Макаровна?

– Да вот – подальше от крыльца и от тротуара, на стоянку для автомобилей.

– Никак кормить своих любимцев?

– А то как же. Пока нет машин, покормлю.

– Дороговато они вам обходятся?

– Да я уж привыкла. А тут повезло еще: то я все на базаре купляла, да по двадцать семь рубликов за килограмм, а вчерась в нашем магазине стали пшено давать по двадцать. Ну, я возрадовалась и накупила поболе.

– Святая вы женщина …

– Не-е-ет! Я грешница. А вот птички небесные – они безгрешные. Они – божьи твари. Когда накормлены – им хорошо. И у меня радость на душе.

Пока мы с бабой Тамарой разговариваем, «божьи твари», узнав свою кормилицу, взлетают всей стаей и давай летать вокруг нее. Да все кружат и кружат, не переставая.

– Ишь, какие настырные! – говорит она.

Говорит и идет на площадку, подальше от дома и начинает разбрасывать корм. Ненасытная небесная орава, громко хлопая крыльями, тут же приступает к трапезе и, как всегда, с жадностью и невероятной быстротой начинает клевать. Баба Тамара подсыпает отдельно воробьишкам, садится рядом на лавку и с улыбкой смотрит, как взрослые воробьи кормят своих неопытных желторотых трепещущих слабыми крылышками птенцов.

Видеть такое со стороны – радость.

Да не оскудеют дающие руки бабы Тамары!

Бездомный пёс

Братск

Бездомный черный пес в ожидании стоял под окнами бабы Тамары и чего-то ждал. Он стоял минуту, две, три. Ничего не происходило, но пес всё стоял и стоял, весь вытянувшись и непрерывно глядя в окно. Он не гавкал, молчал, просто терпеливо ждал. Минут через десять баба Тамара открыла створку и что-то бросила. Видимо, съестное. Пес ловко на лету цапнул брошенное и мгновенно проглотил. И снова замер в ожидании.

– У этой собаки двухцветные глаза, – сказала баба Тамара, – правый глаз голубой, а левый карий. – Сказав это, старушка закрыла окно.

Пес постоял еще некоторое время и, поняв, что подачек больше не будет, потрусил по дорожке. Увидев его ближе, я понял, что баба Тамара ошибалась: правый глаз у собаки был не голубой, а белый, то есть слепой, с бельмом. Пес был инвалидом.

Подарки Чипа

Братск

У меня появился приятель – пёс Чип, рыжий беспородный кобелёк, каких немало в нашем доме, особенно, у одиноких, пожилых, людей. Есть в доме, конечно, и несколько ценных псов высокого происхождения, которых на поводках выгуливают по утрам и вечерам дородные дамы и озабоченные мужчины. Но большинство – простые дворняжки, которые гуляют иногда сами по себе и держатся ближе к своим подъездам, изредка потявкивая, чтоб понятно было, что они, как положено, несут сторожевую службу.

Чип, внешне малорослый и неказистый, выделяется среди них своей независимостью: он гуляет, где ему вздумается, и делает то, что ему хочется. И жильцы, и собаки признали за Чипом его особое привилегированное положение. Похоже, что сам он чувствует себя вожаком вольного собачьего сообщества и хозяином двора …

Ещё года два назад, когда я подходил к дому, Чип с напускной свирепостью бросался на меня, громко лаял и норовил приблизиться к моей ноге с оскаленными зубами. Соседи утверждали, что таким способом он напугал нескольких прохожих. Недавно пуганул чужого мужика, который унизил его. Но то был чужак, покусившийся на высокий статус Чипа, дающий ему, как видно, считал сам пес, исключительное право всех обнюхивать и обгавкивать. Мужик нанес Чипу оскорбление тем, что, проходя мимо, ругнул авторитетного пса матом и в ответ на рычание даже пытался пнуть его ногой.

Что поделать: в разгуле собачьей демократии повинны и мы, собачьи хозяева.

Я же был свой, давнишний знакомый, совсем не агрессивный.

Возможно, Чипу не нравился запах, исходящий от меня. Дома я общался с любимцем нашей семьи котом Барсиком и, наверное, был пропитан его запахами. А, может, Чипу не нравилось что-то в моем поведении? Так или иначе, причина его недружественного лая была непонятной. Но как-то не верилось в его озлобленность: уж больно осмысленными глазами пес поглядывал на меня. Полает-полает – потом вопросительно смотрит. После короткой паузы опять лает. И опять смотрит. И так несколько раз. Потом, как бы спохватившись – «некогда мне», – разворачивается и, больше не обращая на меня внимания, по-спортивному галопируя то на четырех, то на трех лапах, удаляется по своим делам.

Однажды я шел из магазина. В моей сумке были хлеб, молоко, кружок колбасы. Увидев приближающегося Чипа, я отломил кусочек колбасы и предложил ему, прежде чем он начал лаять на меня. Чип принял угощение благосклонно. Каково же было мое изумление, когда на следующий день пес, издали увидев меня, дружелюбно завилял хвостом и устремился ко мне. По дороге он нашел небольшую щепочку, бережно взял её зубами и пошел рядом со мной к подъезду. Перед дверью он остановился и положил щепочку к моим ногам; при этом его хитрая морда светилась от счастья, а задняя часть туловища часто и энергично вибрировала, приводимая в движение мощными взмахами лохматого хвоста. Как мне объяснила бабушка, его хозяйка, таким способом Чип проявлял изменившееся в лучшую сторону отношение ко мне.

После этого события, встретив Чипа, я иногда угощал его чем-нибудь вкусненьким, и наши отношения стали переходить в стадию взаимной доверительности. Пес с достоинством приветствовал меня и после обмена любезностями приносил мне щепочку или клочок бумажки и благосклонно разрешал мне почесать свою грязноватую шею. Он не всегда ел мое угощение, видно, не всё ему было по вкусу. Но неудовольствия своего никогда не проявлял. Было ясно, что он оказывает любезность мне в ответ на признание его авторитета …

Вчера на улице было морозно. Чипа среди собак не было. Но когда я вошел в дом, то увидел его на площадке второго этажа. Я нажал кнопку лифта и тихо позвал своего приятеля: «Чип! Чип!»

Чип степенно сошел по ступенькам на первый этаж, по пути нашел «подарочек» – замусоленную бумажку – и в зубах принес мне. Я принял бумажку. По правилам хорошего тона это означало, что пакт дружбы между нами скреплялся навечно.

Живучие весенние коты

Братск

Сегодня теплый день. Настоящая весна. Ребятишки шумно играют во дворе в догонялки.

Из подвальных отдушин вылезли трое котов. Они разлеглись на мягкой земле газона – греются на солнце. Один, большой, толстый и пушистый, видно породистый, огненно рыжего окраса тянет кверху мордочку и зажмуривает глаза – ему хорошо и двигаться неохота. Черненький с белой грудкой дремлет поодаль от рыжего, опустив голову на лапки. Третий дымчатый, самый худой и, наверное, самый молодой, решил заняться охотой на голубей. Те большой стаей слетаются к месту, где их прикармливает баба Тамара и, наступая друг на друга, бестолково суетятся.

Дымчатый ме-е-дленно-ме-е-е-е-е-дленно ползет по земле … и тихо, совсем бесшумно подползает к глупым птицам … Ближе, бли-и-иже …

Прыжжж-о-ок!.. И…

Голуби тут же все враз взлетают, шумно хлопая крыльями.

Ах, не повезло! Мимо! Кот разочарованно отворачивается, нехотя отходит и садится. Недоволен собой, его хвост нервно подрагивает. Но через несколько минут – голод не тетка – голуби снова слетаются и опять начинают суетиться в поисках бабушкиных зернышек. И снова идет охота … Опять – по-пластунски, ти-и-ихо-ти-и-и-и-хо … незаметно … ну, вот же она, добыча … только бы не спугнуть … Опять – прыжок!.. И …Они, подлые, снова дружно взлетают! Опять – мимо! Что ж, ладно, подождем … Только вот жрать сильно хочется. Ох, пожрать бы чего-нибудь!

И в третий раз прилетают голуби, и в третий раз кот близко подползает к добыче и совершает сильнейший прыжок. Но, увы!.. Видно, сегодня – не его день. Не котячий. Дымчатый ложится рядом с рыжим и погружается в весеннюю дремоту.

А черный кот с белой манишкой уходит подальше от приятелей и, озираясь по сторонам, как шпион, начинает рыть землю передними лапами, Что-то ему надо. Вырыв небольшую ямку, он присаживается над ней и … Справив нужду, снова оглядывается – заметил кто-нибудь или нет? – потом начинает быстро-быстро работать всеми ногами, загребая землю, чтобы зарыть какашки. Работает долго, с минуту, пока не убеждается, что дело сделано. Теперь враги не догадаются, где зарыты его запахи.

Весеннее солнышко продолжает пригревать.

Удивительно, что животным удалось пережить слякотную осень, сильные морозы, бескормицу, многодневный голод. Это само по себе – чудо. Потому что они были обречены на верную гибель: люди наказали их за нехорошее поведение и выбросили вон из теплых жилищ.

Но они, брошенные и никому не нужные, все же выжили!

Охота

Погожий день в начале лета. Двое тощих подвальных котов, серый и черный, вышли на охоту. Голод и инстинкт направляют их к цели. Они крадутся по газону к стайке беззаботных голубей, которые дружно тюкают клювами зернышки пшена, рассыпанные бабой Тамарой. Крадутся коты по-пластунски бесшумно, сливаясь с кочками. Ползут тихо-тихо. Голуби продолжают клевать, котов не видят.

Главное при охоте – скрытность. И внезапность.

Еще немного. Птицы по-прежнему не замечают хищников. Они клюют быстро и жадно.

Терпение …. Еще чуть-чуть … Ну – вот … Вот она – добыча …

В-о-о-т. Совсем близко.

Рядом!

Пры-ы-жжжо-о-ок!!

Ах, ах!..

Мимо! У серого не получилось: птицы тут же рванули вверх. Они хоть и голодные, и жадные, но тоже ученые.

Однако черному повезло: в удачном прыжке он успел цапнуть за голову сизого голубя. Цапнул и – ходу! Попытался бежать.

Да куда там: голубь попался крупный, крыльями бьет, и кота заносит из стороны в сторону. Шатаясь как пьяный, все ж птица слишком сильная, черный с трудом вылезает на бетонную отмостку. Голубь всё еще пытается махать крыльями, трепыхается, но кот ещё крепче сжимает в клыках его голову. И сопротивление птицы ослабевает. Кот мечется по отмостке туда-сюда, с трудом таща добычу.

Наконец, он подползает к отдушине с трофеем в зубах и с трудом, но все же запрыгивает в свою черную дыру. Домой, к своим.

Яд – средство выживания

В природе, как выяснилось, выживает не только тот, кто сильнее, а тот, кто лучше приспособился. Некоторые животные, такие как медузы, змеи, лягушки, пауки и другие, приспособились использовать яд не только для самозащиты, но и для охоты.

Яд – средство выживания, но оказывается, чем труднее условия обитания, тем больше яда нужно. Поэтому, например, яд полосатой морской змеи сильнее, чем яд кобры, так как охотиться и выживать ей труднее.

Больше яда накапливает тот, кому чаще приходится защищаться от превосходящих его по силе врагов.

Свободу коровам!

Многие животноводы и фермеры считают, что крупный рогатый скот, в том числе, коровы должны содержаться малыми группами, без привязи, в условиях свободного выпаса.

Практический опыт убеждает, что если животным предоставлены нужные условия для жизни, они будут здоровы, спокойны и продуктивны. Им нужны комфортные места обитания с постоянным доступом к укрытию от непогоды, свободный выпас с наличием чистой воды и хорошей еды, свобода от стресса и определенный уровень стабильности.

«Коровы – это личности, – считает Розамунд Янг, владелица самой известной в Великобритании органической фермы, – также как овцы, свиньи и куры и, смею сказать, все существа на планете … В течение многих лет мы были свидетелями глубины эмоциональной и физической привязанности, которую испытывают друг к другу коровы и телята …Сделать животных счастливыми, позволить им вести себя в соответствии с природными поведенческими инстинктами – это вопрос не только морали и этики. В этом есть и финансовый смысл. Счастливые животные растут быстрее … Мы попытались на своей ферме создать условия, обеспечивающие всем животным свободу общения или же, напротив, уединения, по их собственному выбору».

Относительно свободный образ жизни коров, пребывание на свободном выпасе влияют на качестве их молока и мяса. В их мясе содержится более высокий уровень полиненасыщенных масел и более низкое соотношение жира к белку в сравнении с мясом тех животных, что были выращены так называемым интенсивным способом.

На холмах Грузии …
Попутные зарисовки

Мы с Мишей – он в Москве, я в Братске – долго готовились к этому путешествию. Целый год мечтали, строили фантастические планы, выдвигали взаимоисключающие предложения, спорили, переносили сроки поездки. Я предложил Мише обратиться в надежное турагентство и возложить решение всех проблем на проверенного оператора. Но сын заявил, что у него в Грузии масса знакомых и друзей, которые и помогут, и подскажут интересные маршруты и варианты подешевле. Я вынужден был согласиться с ним, но порекомендовал не только искать дешевые отели и туры, а подумать и об элементарных бытовых удобствах. Уровень комфорта должен тянуть хотя бы на две звезды, лучше – на три. Миша с энтузиазмом взялся за самостоятельную разработку всех деталей наших маршрутов и пансионов. Однако предусмотреть удалось не все, в результате наше путешествие получилось весьма насыщенным экзотикой, но со всякими неожиданными поворотами.

Мы много слышали о красотах Большого Кавказа, традиционном гостеприимстве горцев, чудесных грузинских винах, острых и необыкновенно вкусных яствах. И наши ожидания с лихвой оправдались. Впечатляло всё: крутые местные пейзажи, саперави и чача, хинкали и хачапури, но больше всего – люди. Путешествуя по Военно-Грузинской дороге и оказавшись однажды на Крестовом перевале на высоте около двух с половиной километров, я вдруг почувствовал, как удивительно легко и свободно дышится в горах. Наверное, подумалось, здесь вольно живется орлам и похожим на них аборигенам.

Тамара

Батуми

От вокзала мы ехали по длинным приморским улицам мимо неказистых домов старой постройки, мимо мохнатых пальм, растущих по обочинам, и высоченных эвкалиптов с лысыми ободранными стволами. Вдали сверкали небоскребы из стекла и металла. Море, к которому наше такси иногда приближалось, сильно штормило.

Было жарко, душно и, казалось, вот-вот прольется дождь из черных, низко висящих туч.

Но вот, шофер резко отвернул влево в тенистую прохладу деревьев, густых кустарников, и мы поползли в гору по извилистому серпантину. Временами крутизна узкой гравийной дороги была такой, что, казалось, наша легкая «тойота» непременно опрокинется. Но Бог миловал, и водитель Джамал – так он назвался – продолжал невозмутимо крутить баранку, время от времени отпуская шуточки типа: «Дэржись крэпче! За воздух!».

Наконец, въехали на площадку перед белокаменным строением.

– Приехали, – сказал Джамал, и мы стали выгружаться.

Это был наш отель, который назывался «Кура». Со всех сторон он был окружен субтропической зеленью. Поодаль на склоне горы располагались другие отели и пансионаты. Мы оказались на окраине города в районе Квареати. Наш отель примостился на высоте метров примерно 600 над уровнем моря, до которого, по уверениям шофера, было всего 1300 метров.

Отель располагался вдоль склона на трех уровнях, соединенных между собой длинными лестницами. На каждом уровне, помимо спальных и функциональных помещений, были устроены обширные террасы, облицованные мозаичными полами и огороженные красивыми балюстрадами. На террасах – пальмы в больших кадках, декоративные кипарисы в горшках. Скромно и уютно.

С виду – рукотворный рай местного значения.

Это – на первый взгляд. На самом деле многое оказалось не совсем таким, как мы ожидали …

Далеко внизу бушевало суровое море, на пляжах не было ни души.

Встречала нас очаровательная хозяйка Томар, по-русски – Тамара, дама лет под пятьдесят, с породистым горбоносым профилем и аккуратной короткой черноволосой прической. На ней почему-то было широкое балахонистое темно-синее платье, в каких обычно ходят женщины в интересном положении. Хозяйка вряд ли была в таком положении.

– Ви – папа? – спросила она меня.

– Да.

– Харашё! А Миша – сын?

– Да.

– Ви и ваш сын уместе. Очинь харашё!

Первым делом она угостила нас белым вином. Таков здешний ритуал.

Я ожидал, что хозяйка отправит нас для регистрации на рицепшен. Но оказалось, ничего этого не нужно. Тамара была единоличной властительницей и распорядительницей: она была и хозяйкой, и администратором, и бухгалтером, и кассиром, и метрдотелем. Днями и вечерами она зорко следила за всем, что происходило в ее хозяйстве. Обычно она находилась на первом уровне за столиком в ресторане. Перед ней лежал плоский черный кейс, в котором она держала наличность в долларах и местной валюте, лари, а также свою памятную тетрадку с записями. Она бегло глянула в паспорт Миши, что-то черкнула у себя в тетрадке и приняла от нас плату за проживание. Тут же поменяла доллары на лари: за 100 долларов выдала мне, как положено по курсу, 258 лари. От официанток она принимала плату за обеды. Весь денежный оборот шел через Тамару, но никаких кассовых аппаратов, чеков или квитанций не было. Никакого видимого учета. Все распоряжения немногочисленным рабочим, водителям, поварам, официанткам, горничным – как потом выяснилось, в основном ее родственникам – отдавались кратко, властно и беспрекословно исполнялись.

Такое это было индивидуальное частное предприятие – ИЧП.

В Грузии ИЧП развиваются достаточно свободно. Их не кошмарят, как у нас, многочисленные надзирающие органы, – это, конечно, вызывает восхищение. Но, видимо, и не очень-то проверяют, – а это немного удивляет. По опыту мы знаем, что проверять все же нужно: сфера обслуживания не может работать бесконтрольно, а гостиничный и ресторанный бизнес – особенно.

Главный бич таких предприятий – низкая квалификация персонала. Многие работники – не профессионалы. Например, Нико, прелестная девушка лет двадцати трех, официантка, была просто малограмотна: писала с трудом, а считать вовсе не умела. Другая официантка Роза путала блюда: вместо куриного бульона могла принести обычный суп с курицей. Но эти недочеты выявились позднее.

У Тамары многое компенсировалось тем, что она за всем надзирала сама, видела всех и всё. И была всегда на месте со своим кейсом.

Мой сын рассыпался в комплиментах: он в восторге от отеля, его архитектуры, окружающей природы и уютности номера. Я помалкивал: меня эти прелести не очень радовали. Даже в молодые годы я выбирал места для поселения более комфортные. Наш номер оказался на третьем, самом верхнем уровне, и был совсем крошечным, с двухместной кроватью супружеского типа. (Перед поездкой я просил Мишу заказывать номера с раздельными кроватями, но то ли по невнимательности, то ли от небрежной торопливости он не внял моим пожеланиям.) В результате мы четыре ночи спали затылок к затылку и поочередно слушали оглушительный храп друг друга. Полы в номере были гладкие пластиковые, прикроватных ковриков не было. Я ходил, держась за стены, боясь поскользнуться. Вдобавок все постельное белье – простыни, пододеяльники и наволочки – было нейлоновым, чего даже в моей бедной юности никогда не было.

Миша, к сожалению, не понимал, что такие «блага» мне противопоказаны. Сам он по молодости нашим бытом был доволен и сразу после обеда побежал смотреть море. Отчасти его можно было понять: в своей московской жизни, особенно, в последние годы хорошего он видел мало.

Вечером вдруг погас свет. Внезапно, во всем поселке. Жизнь во тьме продолжалась часа четыре. Никаких резервных дизель-генераторов ни в одном отеле, а их здесь много, не было. Но ресторан работал, кухня тоже, вероятно, на дровяных или газовых плитах, и клиентам на столики были поставлены свечи. Местные, видать, к таким неожиданностям привычны.

После первых суток стало понятно, что наш отдых в Батуми организован не лучшим образом. Само путешествие по Кавказу было интересно, привлекали экзотика гор, древняя культура, гостеприимство простых людей, но наш курортный быт был устроен неважно, а кое в чем – просто плохо. Отель «Кура» был слишком удален от моря, поэтому возможность любоваться прибоем, пусть даже штормовым, для меня была исключена. Удручало отсутствие лифтов и подъемников для передвижения с одного уровня на другой, а лестницы, покрытые скользкой плиткой, были настолько круты и длинны, что без помощи Миши по ним двигаться я не решался. В номере была горячая вода – большой плюс, – но в душевой были скользкие полы, не было поручней или скоб, за которые можно было держаться, поэтому я боялся мыться. Полки, держатели и крючки прикреплены к стенам на соплях, всё быстро отваливалось. В коридорах полы по бетону были покрыты гладким пластиком и керамическими плитками и – никаких ковровых покрытий … Словом, при внешнем благополучии внутренняя отделка и убранство помещений были не удовлетворительными. Неуместная дешевка.

Я имел глупость поделиться своими впечатлениями с Мишей и сказал о том, что многое в нашем отеле не соответствует элементарным гостиничным стандартам, но, видать, власти в здешних местах смотрят на все это сквозь пальцы. И был немало удивлен тем, что мой сын слушать меня не хотел. Не понимал. Сердился на то, что я выражаю свое недовольство.

Обильные обеды и ужины оказались чуть ли не единственной радостью за все время нашего гостевания у моря. Цены тоже были сносными: во всяком случае – ниже московских.

Хорош был суп харчо по-аджарски. Великолепны были местные хинкали с острой начинкой в собственном соку, а также печеные на живом огне свиные ребрышки с жареной картошкой и молодыми стручками фасоли. Все это запивалось мягким запашистым саперави. Но шедевром кулинарного искусства оказался шашлык из свинины, испеченный на большом мангале. Автором шедевра был пожилой угрюмый мужчина в длинном поварском фартуке, изредка появлявшийся на ресторанной веранде.

Всем этим хозяйством правила царица Тамара.

В случае малейшего недовольства каким-то блюдом она тут же вызывала повариху.

При мне клиентка, проходя мимо стола Тамары, сказала:

– Харчо пересолен.

Хозяйка тут же закричала:

– Зовите Валико!

Появлялась повариха Валико.

– Нэси харчо!

Через полминуты Валико несла ложку харчо. Тамара попробовала и вынесла заключение:

– Харашё! Нэси дуругой!

Повариха принесла еще ложку, из другого котла. Тамара снова попробовала:

– Харашё!

– А соль?

– Нармално. Дабав кинзу.

Но случались иногда истории, для меня малопонятные.

Однажды, пока Миша бегал к морю, я, потеряв терпение от долгого ожидания, самостоятельно доковылял до ресторана и заказал чашку кофе. Время было послеобеденное, в дальнем углу сидели пожилые мужчина и женщина и пили чай, а против входа на своем обычном месте сидела хозяйка за ноутбуком. Она время от времени перебирала клавиши и смотрела на экран. В какой-то момент, я не заметил, когда, к ней подсел мужчина в шортах с открытым загорелым торсом. Мужчина был совсем молодой, лет двадцати двух, может, двадцати четырех. Он сел на стул против Тамары и что-то, улыбаясь, стал ей говорить. Потом по-хозяйски обнял ее. Женщина не сопротивлялась. Напротив, улыбалась, видно, была довольна. Юноша не был похож ни на сына, ни на брата. Возможно, это был любовник: его объятия были откровенно эротичными. На виду у публики и персонала он открыто ублажал женщину. И она не отвергала его. Официантки быстро проходили мимо, не глядя в сторону хозяйки.

Необычное кино продолжалось недолго, минут пять-семь. Потом юноша встал и быстро исчез.

Картина совсем не характерная для местного общества, в особенности, для кавказских женщин. До сих пор я теряюсь в догадках, не понимая, что же это было такое?

Впрочем, на работе персонала необычное поведение хозяйки, думаю, не отразилось.

Мы прожили в отеле «Кура» пять дней и четыре ночи. По ночам шли затяжные дожди, днем изредка выглядывало солнце. Я проводил время то в номере за чтением, то под грибком на террасе, а Миша, даже несмотря на неспокойное море, пробовал купаться, правда, только в прибрежных волнах.

Я долго терпел все неудобства и на четвертые сутки все же решил рискнуть. Рано утром, пока Миша спал, надумал принять душ. Полез в полуванну, которая располагалась высоко над полом. Туда я кое-как залез. Тщательно намылился, помылся. Все было хорошо. Но после мытья нужно было выбираться из полуванны. Весь мокрый я пытался, прежде чем вылезти, для страховки за что-нибудь уцепиться. Попробовал взяться за трубку, на которой висело полотенце, но она тут же отвалилась. Больше хвататься было не за что. Я с трудом выставил правую ногу, ту, что поздоровее, на скользкий пол, а потом попытался вытащить из полуванны левую, больную. Но вдруг поскользнулся и грохнулся всей тушей левым боком о ребро унитаза. Боль была невыносимая. Я, вероятно, сильно закричал или застонал, потому что тут же возник сын. С трудом, опираясь на унитаз, я все же поднялся. Держась за стены, с помощью Миши добрался до кровати, рухнув на которую, пролежал до вечера.

Миша поначалу не на шутку испугался. Не отходил от меня, лечил обезболивающими таблетками. Но к вечеру его испуг трансформировался почему-то в досаду. Превозмогая боль, я собрался к ужину и сказал сыну, что вроде дело пошло на поправку. Завтра постараюсь быть в форме. Сожалею, что так по-дурацки утром шандарахнулся. Вся беда, пояснил я, была в том, что душевая устроена не совсем нормально, нет даже скобы, за которую можно было держаться, нет резинового коврика, куда можно было бы ступить, не боясь поскользнуться. Потому я упал и сильно ударился.

Сын от моих объяснений почему-то занервничал и вдруг совсем истерично выкрикнул:

– Всё тебе плохо, да?

– Ну, что ты?

– Всё ворчишь, ворчишь … По-твоему, все – неладно, всё – некомфортно. Всё – не по тебе!

– Что ты? Ну, что ты?

– Да, да, ты чересчур требователен и всем недоволен!

– Ты ошибаешься, друг мой, в данной ситуации я просто пострадавший …

Реакция Миши меня ошеломила. Он еще не понимал, что травмы, которые я получил не столько по своей вине, от немощи, сколько от бытовых неудобств, – очень серьезны. Впоследствии выяснилось, что было сломано ребро и сильно ушиблены селезенка и поджелудочная железа. С этими болячками я промаялся больше двух месяцев.

Однако в стоячем и сидячем положении боль была терпимой. Я молчал и терпел.

И потому наше путешествие можно было продолжать.

На следующий день мы уезжали.

Про мое падение в санузле мы не стали говорить Тамаре. Зачем? Разве мои жалобы смогли бы что-то изменить?

Прощаясь, хозяйка лично провожала нас с Мишей до машины Джамала. Когда мы садились в «тойоту» она, лучезарно улыбаясь, спросила:

– Ну, как папе понаравился у нас?