Текст книги "Собрание сочинений в четырех томах. Том 4"

Братск

Лето еще не началось, а город снова в дыму. Не продохнуть. По радио говорят, что нынче наш Братский район занимает в области первое место по пожарам. В соседнем городе Вихоревке лесные пожары полыхают прямо на окраине у железнодорожного полотна. Что ж это за напасть такая?

Разговорились с Черваченко. Он депутат местной думы, успешный предприниматель, человек информированный.

– Везде орудуют «черные лесорубы», – говорит Черваченко.

– Вы думаете, в пожарах виноваты они?

– Много поджогов случайных и неустановленных. Но значительная часть лесных пожаров – дело рук «черных лесорубов».

– Информация достоверная?

– Да. Есть установленные факты.

– А как вы оцениваете тот факт, я услышал о нем сегодня по радио, что Иркутская область устойчиво занимает первое место в России по количеству незаконных рубок, а в 2016 году в нашей области бесследно исчезло более 1 млн кубов леса? А? Каково? Это всё те же «черные лесорубы»?

– Да.

– И что, их так трудно поймать, изобличить и наказать? Власти не могут это сделать?

– ???

– Не значит ли это, что кто-то очень влиятельный препятствует наведению порядка в лесных делах?

– Всё не так просто, – сказал депутат. – На борьбу с этими лесорубами брошены большие силы. Временами борьба идет не на жизнь, а на смерть. Наш мэр сказал, что объявляет войну поджигателям. Но пока мы имеем то, что имеем …

– Мы, простые обыватели, доверчивы и наивны …

– Почему вы так считаете?

– Хотя бы потому, что просто на слово верим мэру, который обещает объявить войну поджигателям. Ну, объявит, и – что? Она, эта война, на самом деле уже давно идет, а где результат? Ведь дело же не только в поджигателях. Это вам скажет сегодня любая пожилая домохозяйка, которая помнит, что почему-то еще 30 лет назад столько леса не рубили, да и пожары в лесах вокруг города были редким явлением. Почему, спрашивается?.. Можно строить на этот счет догадки, но правды мы пока не знаем.

– В те времена были мощные лесничества, лесоохрана. За лесом смотрели, его обихаживали, оберегали.

– Это так. Но дело не только в этом. Сегодня рубка леса ведется, на мой взгляд, хищнически, как «законная», разрешенная официально властями, так и «черная». Тайга выстригается без всякого плана и смысла. Уничтожаются ягодники, места обитания зверья. Не случайно в последние годы на дорогах появилось множество медведей, которые не могут в тайге найти себе корм. Уничтожаются болота, родники, ручьи, питающие реки. Заметно понизились уровни рек. Много мелких речушек просто высохло. А лес все рубят и рубят, везут и везут неизвестно куда.

Депутат задумчиво молчал.

– Встаньте на трассе Падун-Братск и постойте хотя бы полчаса. Вы увидите, что в течение получаса в сторону Братского ЛПК, 23-го разъезда и еще непонятно куда проезжают 4–5 крупных лесовозов с прицепами. В каждом – по 18–20 кубометров древесины. И так безостановочно, круглые сутки. Легально, на глазах у всех. Куда идет столько древесины? И сколько ее еще осталось в наших лесах?

– Проблема требует серьезного изучения. Очень серьезного, – сказал, прощаясь, Черваченко.

Я решил посмотреть, какая информация об этом имеется в интернете. Оказывается, есть много сообщений, пожалуй, избыточно много, в том числе видеосюжетов.

Официальные лица администрации Иркутской области с нарастающей тревогой в течение многих последних лет говорят, что лесной комплекс области малодоходен. А тут еще «черные лесорубы», которые дополнительно наносят ущерб. От них много бед: и незаконные рубки леса, и страшные лесные пожары. На днях в СМИ прошла информация: за 2016 год наша область только от незаконных порубок понесла ущерб на 3,5 млрд рублей (по другим данным на 5,4 млрд рублей). Цифры страшные.

Но если «черные лесорубы» такая большая беда, то, ясное дело, с бедой надо бороться. Бороться всерьез и беспощадно. Кто и как это делает?

Вот, репортаж тележурналистов («Вести. Дежурная часть. Иркутск») о ночном рейде под Иркутском. 4 часа утра. К пункту ДПС один за другим подъезжают груженые лесовозы, останавливаются, водители заходят зачем-то на пост, а через пару минут выходят и продолжают свой путь. Ночная жизнь кипит. Лес-кругляк везут в огромном количестве. Машин ночью почему-то больше, чем днем. Журналисты пытаются выяснить у постовых полицейских, в чем дело. Те помалкивают. На следующий рейд пригласили генерала полиции, и тот прямо стал пытать своих подданных: «У меня есть информация, что лесовозники останавливаются, чтобы заплатить вам на посту по 500 рублей. Так ли это?» «Это неправда, товарищ генерал-майор», – уверяют своего начальника его верные офицеры. Попробуй тут что-нибудь доказать. Не пойман – не вор. Ладно, смотрим дальше.

Вот, материалы о том, как все же поймали супостатов.

Baical-info сообщает: задержали банду незаконных лесорубов 29 человек. Ущерб от деятельности банды оценивается в 18 млн рублей.

IrkutskMedia сообщает: сотрудникам полиции при поддержке росгвардии пресекли криминальную деятельность организованной группы 14 нелегальных рубщиков леса в Куйтунском районе. У злоумышленников изъяли денежные средства в размере 2 млн рублей, технику, а также свыше 100 кубометров похищенного леса на сумму свыше 1 млн рублей.

Baical-info: в Нижнеудинском районе задержана группа лесозаготовителей и организаторов незаконного бизнеса. В полицию были доставлены 14 жителей города Алзамай. Было изъято 2,5 тысяч кубометров леса, шесть радиостанций, несколько бензопил, сотовые телефоны и другое. Нашли также спрятанные в лесу 8 автомобилей, оборудованных спецприспособлениями для автономной отгрузки спиленных бревен. Полицейским было известно, что злоумышленники используют различные методы оповещения и конспирации. В частности, применяют радиостанции дальнего действия, установленные в кабинах лесовозов. На подъездах к нелегальным лесным делянам находились сообщники, которые предупреждали подельников о приближении правоохранителей.

Подобных сообщений множество из Аларского, Осинского, Нижнеудинского, Черемховского, Куйтунского, Иркутского и других районов. На некоторых видео показано, как арестовывают пильщиков, конфискуют бензопилы, трелевочники, автомашины, даже бытовки. Все загружают на трейлеры и увозят.

Вроде бы, борьба идет. Бандитов успешно ловят.

В 2016 году в области было зарегистрировано 3166 преступлений – фактов незаконной рубки леса. Значительная часть преступников была схвачена.

Однако лес продолжают воровать и везти на продажу.

Вот, я открываю фильм, который идет около 5 минут, но, странное дело, без комментариев, без титров. Фильм называется «Воруй лес» в действии … И так каждый день» (NOFOLLOW) … Дорога, дорога, дорога. 6 часов утра. По дороге движется нескончаемый поток лесовозов, груженных брусом, доской и кругляком. Лесовозы идут с малой скоростью впритык друг к другу. Оператор их снимает. Номера машин наши, иркутские. Машин много, не меньше сотни. Подъезжают к какому-то населенному пункту. Лесовозы замедляют ход. Здесь что-то будет происходить. Что? Похоже, что населенный пункт – конечный пункт движения лесовозов … Никто ничего не комментирует – наверно, это не случайно. Но можно догадаться, что где-то поблизости – пункт приема-продажи древесины. Говорят, китайцы за каждый лесовоз платят по 70–100 тысяч рублей. Наличкой, тут же после разгрузки! Если помножить на 100 машин, получается 7–10 млн рублей. За одно утро! Размеры незаконного «бизнеса», как видим, фантастические!

Мы начинаем понимать, что дело пахнет организованным с большим размахом грабежом в невиданно крупных размерах. Соответственно для борьбы с ним нужны невиданно крупные силы.

Властям, вероятно, всё это известно. Областной министр лесного комплекса заверяет: «Мы вступили в войну с нелегальными лесозаготовителями». Намечен большой план мероприятий. Поставлены на учет все пункты отгрузки. Их 1236. Это позволит отследить всю цепочку купли-продажи, объемы древесины и породный состав. Придуманы особые способы маркировки и учета каждого спиленного ствола. Все это будет фиксироваться в системе. Ставится также вопрос о внесении изменений в лесное законодательство.

Казалось бы, вот оно, то, что надо.

Посмотрим, как комментируют действия правительства области пользователи интернета («Байкал Инфо»).

Леон: Да не в законах дело, а в крышевании лесного бизнеса местными прокурорами, главами администрации.

Аlcgeimer: Как правило, большинство теневых лесозаготовителей официальные, только рубят лес в разы больше, чем им выделено.

Алекс: Ехала с дачи по Александровскому тракту 27 мая в 10 часов вечера. В районе деревушки Парфеновка до поворота на пост ГИБДД невозможно было проехать. С двух сторон дороги стояли лесовозы, под завязку груженые лесом … Проезд был в одну полосу. Страшно было ехать в таком коридоре. Понятно, что ждут темноты либо «других пропусков» через пост ГИБДД. Были бы документы, они бы не стояли там. Неужели правоохранительные органы и местные чиновники не знают об этом?

Ух, ты: Наши правители давно и нудно борются и с коррупцией, и с преступностью, и с черными лесопильщиками, вот только успехов ноль. Не могут они сами себя побороть. При капитализме это невозможно.

Пенсионер: Раньше леспромхозы рубили лес, ветки за собой убирали, лесоделяны засаживали молодняком. Была ответственность, а сейчас государству с большой горы на природу наплевать. Как и на народ.

Игирминский: Лет 15–20 читаю об этой войне. Леса вокруг поселка все меньше.

Леонид: Если в 17 км от областного центра лес варварски вырубается, и это никто не видит, то что уж говорить о дальних районах области. Вся борьба – это очередное сотрясение воздуха.

Дмитрий: Много лет езжу по грибы в районы Ширяево и Лыковщины. Осенью просто обалдел: не то, что грибов, в лес зайти с дороги невозможно, все завалено вершинником и сучьями.

Один из авторов Newirkutsk Станислав Ковалев прямо пишет, что в Иркутской области орудует самое большое в России число «черных лесорубов». В вопросах незаконной вырубки леса региональные чиновники, лесные бизнесмены и правоохранители лучше всего наладили сотрудничество между собой.

Стороннему наблюдателю очень трудно разобраться во всем происходящем и давать какие-либо оценки. Одно ясно: «война», объявленная «черным лесорубам», пока не привела к победе над ними. Они продолжают делать свое черное дело.

Опять чуть не случайно я натыкаюсь на видеосъемки (Baikal Mining) без титров и без комментариев. Видео идет 5 минут 58 секунд. Анонимный оператор едет вдоль заснеженной дороги и снимает на видео многокилометровые штабеля пиленого леса. Дорога хорошо наезжена. Машина катится с горки на горку, и оператор снимет огромные штабеля, мелькающие справа и слева. Сколько там тысяч (!!) кубометров леса? Кому он принадлежит? Ответа нет. В конце пути небольшой базовый лагерь из примерно 20 мобильных бытовок. Дымы, курящиеся из труб домиков на колесах, свидетельствуют о том, что домики обитаемы.

А дорога не кончается, она тянется дальше за линию горизонта. Куда она ведет? В какие царства-государства? Для чего предназначены сотни этих штабелей? Никто ничего не комментирует.

Однако кому-то все же придется заниматься расшифровкой этих ребусов. Должно же это когда-нибудь произойти?

Лет до 50 я был почти уверен, что человеческое общежитие всё время совершенствуется, улучшается комфортность жизни, и, кроме научно-технического прогресса есть немало положительного, что способствует общекультурному росту.

В последние годы стал, напротив, замечать отрицательные тенденции. НТП на самом деле не очень способствует росту благосостояния человека: прогресс, несомненно, имеет место, но почему-то число голодных, бездомных, больных, увечных и несчастных в мире не уменьшается. Что касается моей страны, СССР-России, невооруженным глазом видно, что качество проживания на родной земле становится всё более ненадежным и дорогим. Мало того, что дорожают продукты питания, медикаменты, услуги ЖКХ, резко понизилось качество образования и здравоохранения.

Бюджетное обеспечение учебных заведений, тех, которые мне хорошо знакомы, ухудшается с каждым годом. (Власти называют этот процесс «оптимизацией».) Мотивация обучающихся падает. Мои бывшие коллеги, директора и преподаватели, от безысходности ругаются и воют в голос.

Ухудшение состояния страны и жизни простых людей стало уже закономерностью. А поскольку по времени оно для меня лично совпало еще и с отторжением от активной деятельности, с одиночеством и какой-то удушающей невостребованностью, то, если отдаться на волю всей этой обложившей меня со всех сторон серой стихии, можно, пожалуй, совсем свихнуться.

Нет, так дело не пойдет! Надо сопротивляться! Нужно бороться со всем этим сволочизмом, насколько хватит сил! Жаль только, что нет союзников. Я их не вижу.

Возможно, всеобщая деградация есть какой-то закон? Я пока не знаю. Однако уверен, в том, что в деградации моей страны и моего народа, повинны не какие-то объективные причины, а конкретные люди: в основном, это ренегаты типа «лучшего немца» Горби и забулдыги Ельцина, их последователи – «пятая колонна», а также – «родные» олигархи и обслуживающие их чиновники.

Притча

Житие мое стало однообразным и серым: сегодняшний день похож на вчерашний, а вчерашний на позавчерашний. И так изо дня в день, из месяца в месяц. Скучновато. Никаких радостей, никаких романтических поворотов и приключений. Начал я уставать от такого бытия. И все чаще стал задавать себе вопросы: зачем все это? В чем смысл жизни? Решил порасспрашивать знающих людей.

Соседка, весьма осведомленная дама средних лет, уверенно заявила:

– Смысл жизни, разумеется, в том, чтобы жить хорошо!

Я подивился её мудрости, столь редкой для женского пола, однако, поразмыслив какое-то время, предположил, что главная штука, вероятно, еще в том, что надо знать, как жить, чтоб было хорошо. А как узнать?

Может, спросить у народа?

Пошел я на улицу и на остановке троллейбуса стал громко спрашивать:

– Кто хочет жить хорошо?

Вопрос оказался жутко актуальным, и вскоре возле меня собралась небольшая толпа. Граждане, наверное, думали, что я буду что-то необычное проповедовать, а потом, как Жириновский, раздавать каждому по тысяче рублей. Но я просто задал наводящий вопрос:

– Скажите мне, что надо делать, чтобы жилось хорошо?

Известно, наш народ хлебом не корми – но дай поговорить за жизнь. Люди быстро сориентировались.

Первым выступил одетый с иголочки, хорошо отутюженный господин в зеленом галстуке.

– Надо завести выгодный бизнес, – решительно предложил он.

– Однако, – поучительно заметил гражданин с отвислым животом и массивной желтой цепкой на бычьей шее, – для начала надобно создать матерьяльную базу: построить хату двухэтажную за высоким забором, купить «мерс» и оборудовать пару-тройку торговых точек.

А юная особа в кожаных штанцах, обтягивающих малогабаритную попку размером с два детских кулачка, потупив глазки и сильно смущаясь, выразила свое мнение так:

– Нужно удачно выйти замуж.

После этого в разговор вступил тощий юноша в близоруких очках и мечтательно сказал:

– Хорошо бы после получения вузовского диплома сразу рвануть в Штаты.

– И еще нна-а-адо ввести свободную, как ззза-а-а бугром, про-о-одажу наркоты, – заикаясь, прокричал, словно боясь, что его не услышат, мужчина лет то ли тридцати, то ли семидесяти, с черными кругами под глазами.

– А по мне, главный кайф – бухло! – четко изложил свое кредо подошедший алконавт. – Только бухло спасает.

Высказывались еще многие: одни – за разрешение однополых браков, другие – за категорический их запрет; некоторые фантазеры предлагали увеличить пенсии, зарплаты и прочее.

Какое разнообразие народных чаяний! – подумал я после того, как массы, выразив свои суждения, разошлись кто куда. Пора было делать выводы.

Но тут подошел симпатичный парень и, улыбаясь золотой фиксой, сказал:

– У тебя, дядя, неплохой смартфон. Подари его мне.

– Зачем? – спросил я.

– Чтобы хорошо жить! – был ответ, и в левый бок мне уперся нож-выкидушка.

Я безропотно повиновался и добровольно передал владельцу выкидушки свой аппарат за 11 тысяч рэ. А что – пускай живет и радуется.

Однако после этого у меня отпала охота задавать кому-либо свои вопросы.

Братск

Ненормальный образ жизни, который я вёл последние годы, беспросветное одиночество, резко сузившийся круг общения всё же довели до депрессии. А когда начались жгучие загрудинные боли, вынужден был вызвать скорую, которая немедленно доставила меня в больницу. Так оказался я в палате интенсивной терапии (ПИТ) с подозрением на инфаркт. Меня подключили к каким-то аппаратам и начали вливать в вены неимоверное количество лекарственных жидкостей. Через сутки, когда помутившееся сознание стало понемногу проясняться, познакомился с врачом, очень милой Ириной Владимировной, и остальными обитателями палаты.

Евгений, 79 лет, лежит в ПИТе неделю с шестым по счету инфарктом. Как ему сказали, сердце его работает всего на 45 %, большая его часть не работает и состоит из рубцов соединительной ткани. В течение недели к нему никто не приходил, передач ни от кого он не получал. Хотя живет с женой и взрослой дочерью. Живет он в том же доме, что и я, во втором подъезде. До больницы я каждое утро видел его сидящим на скамейке у входа в подъезд. Знакомы мы не были. Все свои инфаркты он объясняет тем, что всеми забыт и заброшен.

Другой обитатель палаты Володя, толстый мужик лет 70. (Евгений с ним знаком по прежней работе и почему-то зовет его оскорбительным словом «бамбула», хотя говорит, что Володя был над ним начальником. Толстяк улыбается бессмысленной улыбкой юродивого, никак не реагируя на оскорбления.) Инфаркт у него второй и затяжной. Целыми днями и ночами в промежутках между капельницами он спит. Ведет растительный образ жизни. Иногда к нему приходит женщина с тяжелыми слоновыми ногами, рыхлым невыразительным лицом и гладкими волосами, выкрашенными в ярко-красный цвет. Говорят, его бывшая жена. Она приносит еду, произносит несколько фраз и уходит. Этот Володя выглядит как старый, никому не нужный, бездомный пёс.

Виктор, 47 лет. Инфаркт первый. Одинокий, но недавно «подженился». К нему приходит миловидная женщина лет 40. Как он «залетел» на инфаркт, не говорит, но судя по напряженному разговору с женщиной, причиной послужило сильное истощение организма в результате длительного запоя.

Четвертый пациент Виталий Тимофеевич. 74 года. Вдовец. Ему несколько раз в день звонит и по вечерам навещает его пышнотелая, розовощекая дочь. Именно дочь, когда у папы начался сердечный приступ (дело было на даче) немедленно нашла машину, быстро приехала к нему и увезла в больницу, где его сразу поместили в палату реанимации, потом перевели в ПИТ.

Пятый – я, 76-летний пенсионер. Ко мне никто не приходит.

Врачи – люди конкретики, они не любят философствовать; но наша Ирина Владимировна как-то во время утреннего обхода сказала: «Мужское одиночество – верный путь к инфаркту».

Мы задумались.

Инфаркт, как известно, – первый звонок оттуда, «сверху».

Мы, сердечники, лежим на своих койках, вставать нам не рекомендуется. Но разговаривать можно. После врачебного обхода мало-помалу возникает разговор о том, что надо делать, чтобы уйти от повторного инфаркта.

Виктор, крепенький с виду, еще сравнительно молодой, с модными усиками и бородкой, решительно заявляет:

– Секс может спасти. – Сразу понятно, что он ходок по дамам.

Пожилой Виталий Тимофеевич смотрит на соседа сердито:

– Какой может быть секс, если бабы нет? – резко возражает он. – С бардаками у нас тоже проблемы. Где найти бабу?

– А вы идите в ресторанчики, кафешки, и там всегда найдете одиноких дамочек.

– В моем возрасте не сильно походишь по ресторанам.

– Надо ходить. Сами женщины к вам не придут.

Да, подумалось, с этим у нас у всех проблемы.

– А у меня, – вдруг подает голос молчаливый Евгений, – интерес к бабам полностью отсутствует. И такая забота, как секс, сама собой отпала.

– Без женщин никак нельзя, – замечаю я. Затем проговариваю то, над чем думалось много раз:

– Конечно, и секс, и женщины имеют первостепенное значение в жизни мужчины, особенно, одинокого. Тут и спорить не о чем. Но всё-таки, всё-таки … Главное, что определяет здоровье в пожилом возрасте, – по-моему, востребованность и полезность человека, а еще – то, насколько он привязан к жизни … Если он чувствует, что призван делать еще какие-то дела, то и будет продолжать их делать, пока есть силы. И, думаю, не помрет до тех пор, пока не завершит начатое.

Евгений натужно вздыхает.

– Значит, я уже дошел до своей точки, – с трудом проговаривает он. – У меня больше не осталось никаких дел … – И, напрягаясь, судорожно, в несколько приемов вбирает в легкие воздух и вдруг добавляет:

– Я не хочу жить …

Повисает тягостное молчание, после которого говорить как-то не получается. Не можется. Потому, что мне и всем остальным жить всё ещё хочется.