Текст книги "Привет! Это я… Happy End"

Возлюбленный или друг

– Ода, вы с Кристианом пара? – вдруг спрашивает Элизабет во время урока норвежского, наклонившись над партой и глядя мимо Агнес.

– Нет, – отвечаю я.

– А многие так думают, – сообщает Элизабет.

– Пожалуйста, – говорю я спокойно. (Потому что меня не интересует, что думают о Кристиане и обо мне!)

– Я только это и хотела сказать, – замечает Элизабет. – Что про вас болтают.

– Спасибо, – говорю я обычным вежливым тоном.

– И вовсе не так много тех, кто болтает об этом, – вдруг вмешивается Агнес. Мы с Элизабет смотрим на нее. (Элизабет в шоке.)

– Да нет же, люди болтают об этом! А думают еще больше! – говорит Элизабет.

– Вот как раз ты и болтаешь… – говорит Агнес, и я не верю ушам своим: она сказала это!!!

Элизабет, похоже, тоже не верит своим ушам. Она смотрит на Агнес гневно и долго, но больше ничего не говорит ни мне, ни ей. Она (Элизабет) продолжает делать упражнение по норвежскому. Агнес смотрит на меня, и мне кажется, что она сейчас закатит глаза! (В ответ на то, что сказала Элизабет…) Я не знаю, во что верить, не знаю, правильно ли я поняла Агнес, и вообще, станет ли она закатывать глаза? Она может сделать что-то другое, откуда мне знать? Или ничего не сделать? (С девочками DREAM Team всё всегда непонятно.) Агнес ничего не делает со своими глазами и с другими частями тела тоже, а занимается упражнениями по норвежскому. Я вынимаю дневник, кладу его поверх учебника и откидываюсь назад, так, чтобы никто не видел, что я делаю.

Дорогой дневник!

Я давно думаю о парах: парень – девушка и друзья. Странно тут все. Например, до осенних каникул у меня был парень-куряка Ларс и мы были вместе довольно долго; в каком-то смысле я была влюблена в него или, если сказать по-другому, увлекалась им. Хотя потом это прошло. Но у нас не было НИЧЕГО общего!!!

А теперь я провожу с Кристианом ВСЕ ВРЕМЯ, мы с ним СУПЕРХОРОШИЕ ДРУЗЬЯ. Но при этом нисколько не влюблены. Мы просто друзья. Хотя у нас МНОГО общего и МНОГО тем для разговора!!! Так почему я была влюблена в Ларса, а не в Кристиана?.. Кристиан – ОТЛИЧНЫЙ парень, один из лучших, кого я знаю. Тому, кто влюбится в него, ДИКО ПОВЕЗЕТ. Я ничего не понимаю. Как все это СТРАННО!!!

И еще одно: почему ДОЛЖНЫ все и ВСЕГДА говорить о влюбленности и о парах? Неужели нельзя хорошо думать о человеке и не чувствовать ничего другого, и чтобы посторонние не сочиняли всякие глупости? Разве парни и девушки не могут быть просто друзьями???

(Ответ: Могут.)

Когда звенит звонок, Элизабет встает и идет к двери. Наверняка чтобы встретиться, как обычно, с девочками DREAM Team. Но в дверях она оборачивается, потому что Агнес все еще сидит за партой.

– Ты идешь? – строго спрашивает Элизабет.

Мне становится жаль Агнес, с которой ее лучшая подруга говорит таким тоном. Агнес не отвечает. Вместо этого она смотрит на меня и улыбается. (Или… мне только кажется? Я не уверена.)

– Идем! – говорит Элизабет очень сурово, и тогда Агнес поднимается и идет следом.

Стихи

– Круто, Ода, стихи классные! – говорит Кристиан и поднимает глаза от моего дневника.

– Ты так думаешь? – спрашиваю я.

– Да! Обалденные! – говорит он.

Мы сидим в тайном убежище в школьной библиотеке, которое стало нашим тайным местом. Моим и Кристиана. Мы часто сидим тут на перемене или если нет какого-то урока, особенно теперь, когда на улице стало холодно. (Скоро ноябрь!) Я только что разрешила Кристиану прочитать мои стихи. Самому первому человеку в мире, кроме меня. И он прочитал их все! А я во время чтения чувствовала себя супернеловко и по-настоящему нервничала. Потому что я… РАСКРЫВАЛА себя!!!

– Ты это не просто так говоришь? – спрашиваю я.

– Нет, я так считаю! – говорит Кристиан.

И я ему верю. Я не могу спрашивать его миллион раз, нравятся ли ему стихи, когда он как минимум три раза сказал, что нравятся! Я знаю, что Кристиан не будет врать мне прямо в лицо. Я улыбаюсь. Чувствую радость и облегчение! Ему нравятся мои стихи. Он сказал, что они классные! Обалденные! Какое ВЕЛИКОЛЕПНОЕ чувство! И у меня вдруг появляется желание написать гору стихов и дать их почитать Кристиану!

– Ты должна представить одно из стихотворений на литературный конкурс! – говорит Кристиан.

– НЕТ! Никогда в жизни! – говорю я. – Ни за что!

О, великий фараон, ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНКУРС! Я совсем забыла о нем! А срок – 10 ноября, это скоро… уже через несколько недель!!! Нет, я НИЧЕГО не буду представлять.

– Ау! – говорит Кристиан и машет ладонью перед моим лицом.

– Что? – говорю я и смотрю на него.

– Почему нет? – спрашивает он.

– Ты о чем? – спрашиваю я.

– Почему ты не можешь представить на конкурс одно из своих стихотворений? – спрашивает он.

– Просто не могу, – отвечаю я. – Они такие плохие…

– Да нет же, они отличные, Ода! – говорит Кристиан, наверное, в тысячный раз. (Но говорит это без раздражения.)

– А что, если они нравятся только тебе одному? – спрашиваю я.

– Это не так, – отвечает Кристиан.

И хотя он на самом деле не может знать этого, поскольку он единственный в мире человек, который прочитал мои стихи, я больше ничего не говорю. Потому что не хочу давить на него, не хочу спорить. И, несмотря на это, я стихи на конкурс не отправлю.

– Не хочу, – говорю я.

– Но… – начинает Кристиан.

Я его обрываю:

– Забудь об этом! Отстань!

– О’кей, о’кей! – говорит он и выставляет руки перед собой, и мне неловко. (Потому что в моих последних словах прозвучали злость и грубость.)

– Сорри, что я сказала «отстань», – говорю я. – Я этого не хотела.

– Нуль стресса, – говорит Кристиан.

К счастью, у меня нет впечатления, что он обиделся, и мы начинаем говорить о чем-то другом.

Лучше, чем у Шекспира

Мы с Кристианом приехали домой к его педагогу по фортепьяно. Я жду в коридоре, а потом мы с Кристианом поедем домой к нему. Я снова читаю «Ромео и Джульетту», потому что книга оказалась в моей сумке. Она числится за мной уже почти два месяца. Один раз я ее продлевала, потом дала почитать Кристиану, позавчера собиралась вернуть, но забыла дома. Вчера и сегодня она лежала у меня в сумке, и я опять забыла ее вернуть! Хотя мы с Кристианом много раз бывали в библиотеке! (Надо не забыть вернуть завтра.) Но, во всяком случае, сейчас мне есть чем заняться, пока я жду, и это прекрасно.

К тому времени, когда Кристиан выходит в коридор, я успеваю прочитать ужасно много. (Только хорошие и интересные куски, а скучные я пропускаю.) Но в каком-то смысле книга все еще мучает меня, не могу перестать думать о ней!

По дороге к автобусу я говорю:

– Одну вещь я не понимаю. Считается, что это самая известная в мире история любви, и все в диком восторге от нее, особенно взрослые, но ведь в конце Ромео и Джульетта умирают?!!

Я смотрю на Кристиана и широко раскрываю глаза, чтобы показать, что я от этого просто в шоке.

– Согласен, – говорит он. – Это не очень оптимистично.

– А хуже всего то, что им всего лишь четырнадцать и пятнадцать лет или почти так, и они сами убивают себя?!! Потому что не могут быть вместе?!! – продолжаю я. – Я хочу сказать, что они свихнулись. Они ведь только подростки! Это же идиотизм – так делать!

– Полный идиотизм, – соглашается Кристиан.

– Они что, не слышали о гормонах влюбленности? – говорю я. – Влюбленность часто проходит, они вполне могли бы влюбиться в кого-нибудь еще!

– И вообще влюбленность не единственная важная вещь в жизни, – замечает Кристиан.

– Какая прелесть; подумать только, я могла убить себя, когда моим парнем не стал Стиан?!! Или тогда, когда со мной расстались Эрик и Альфи? – говорю я. (Сама мысль о такой возможности кажется мне сумасшедшей!!!)

– Тогда ты была бы чокнутой, – подтверждает Кристиан.

– Да, и мы не встретились бы и не стали друзьями! Подумай об этом! – предлагаю я.

– Ты была бы суперчокнутой, – повторяет Кристиан.

– Точно, – соглашаюсь я. – Суперчокнутой и супермертвой.

Мы смеемся. Хотя нехорошо, даже жутковато смеяться над смертью.

– Вот как хорошо, что мы намного умнее этих Ромео и Джульетты, ты только посмотри на них, – продолжает Кристиан и берет у меня книгу. (Он открывает ее на первой попавшейся странице и читает на ходу.)

– Да, или мы умнее Вильяма Шекспира, – подхватываю я. – Это он написал книгу. И вообще это вымысел, к счастью, на самом деле этого не было, Шекспир все придумал.

– Ты пишешь гораздо лучше, чем тут написано, – говорит Кристиан. – Твои стихи в тысячу раз лучше, чем у Шекспира. – (Он закрывает книгу и дает ее мне.)

– Ты так думаешь? Спасибо! – говорю я.

Кристиану кажется, что я пишу ЛУЧШЕ ШЕКСПИРА!!!

По правде говоря, мне это тоже казалось, много раз, но теперь-то это кажется не только мне!!! Значит, мои стихи, возможно, не в тысячу раз лучше, но они, уж конечно, более понятны, чем то, что пишет Шекспир. У моих стихов, может быть, не такая удачная концовка, но по-любому они не кончаются так трагически, как «Ромео и Джульетта»… (PS: Все это я не говорю Кристиану, потому что не хочу казаться воображалой.)

– Но все-таки знаешь что? – говорит Кристиан и смотрит на меня.

– Что? – говорю я.

– Может быть, ты представишь одно стихотворение на литературный конкурс? – спрашивает он.

– НЕТ, я сказала! – говорю я как можно строже. Не настолько строго, чтобы это показалось наглым, но настолько, чтобы он прекратил давить на меня.

Папа – выдумщик

Худшее в Галактике – это когда твой папа вдруг вмешивается в твою жизнь. Хотя ты его не просила. Именно так мой папа делает сейчас. Я узнала об этом вчера. Мы завтракали тихо-мирно, и тут он сказал о том, что он сделал. Но менять это было поздно…

Сегодня могла быть самая обыкновенная пятница, для многих она – лучший день недели, потому что потом идут суббота и воскресенье и уроков нет до понедельника. Но сегодня не очень хорошая пятница, во всяком случае для меня. Хотя и сияет солнце. Хотя мы с Кристианом встретим в городе после уроков Хелле, Грету Софию и Махмуну. (Дело в том, что мы с Хелле собираемся представить другим наш чудесный багет с мясом!) Но вернемся в класс, где я сижу и жду неизбежного. Смотрю на учительницу. Знаю, что это произойдет скоро, потому что в любой момент может раздаться звонок с урока. И вот она откашливается и говорит:

– А сейчас Ода Андреа вам что-то скажет перед переменой.

Я смотрю на нее и страстно желаю, чтобы она угадала, о чем я именно сейчас думаю!!! О том, что я совсем ничего не буду говорить классу. Или чтобы она сказала: «Забудьте, я все же не хочу слушать Оду, в этом нет необходимости, потому что это совсем не важно».

Но, конечно, она этого не говорит, а говорит:

– Ода Андреа? Выходи сюда. – (Именно эта учительница зовет меня Ода Андреа, а не Ода.)

Весь класс смотрит на меня. Я знаю, что если я буду сидеть, то привлеку к себе еще больше внимания. Но мне стыдно! Папа вчера позвонил учительнице, и я уже не могу отказаться. Надо сказать. Иначе она это скажет…

– Ну встань хотя бы, – говорит учительница немного нетерпеливо. (ВСЕ смотрят.)

Тогда я встаю и говорю как можно быстрее:

– Папа приглашает весь класс прийти на экскурсию к нему на работу.

Делаю выдох. Я сказала. Жду, что класс засмеется с презрением, потому что только у меня папа организует для своего ребенка (я хочу сказать, для подростка) экскурсию по своей работе. Кто так делает?!!! Только мой папа… Но никто не смеется. Тогда я догадываюсь, что никто не знает папиного места работы! Того места, где он отработал уже целых две недели!

– А где он работает? – спрашивает Сондре. (Вот и задали вопрос, которого я боялась…)

– На… шоколадной фабрике… – говорю я.

– Блеск! – говорит Сондре.

Похоже, многие согласны с Сондре: кто-то улыбается, все переглядываются. Но может быть, это связано с тем, что работа у моего папы самая нелепая. И одноклассники счастливы, ведь их родители работают врачами, адвокатами, архитекторами, инженерами… а еще астронавтами, чемпионами мира и боссами? Откуда мне знать? Родители по-любому не работают на дурацкой фабрике, как мой папа! Я смотрю на Элизабет. Как я и думала, она смеется. Или неприятно улыбается, глядя на меня, как будто радуясь, что я оказалась в неприятном положении перед всем классом. И я мысленно посылаю папе ироническое «СПАСИБО за помощь!». (Это прямо противоположное благодарности, если ты меня понимаешь, а совсем не благодарность.) Потому что я не понимаю: почему ему взбрело в голову все это?! Я уже почти забыла про фабрику, другие тоже, как мне кажется. И вот ему надо было напомнить о его идиотской работе.

– Хорошо, больше мы об этом не говорим, – говорит учительница, и я сажусь.

– Когда мы туда пойдем? – спрашивает Карина.

Я смотрю на учительницу. Она сказала, что мы об этом больше не говорим, и мне это очень подходит. Я надеюсь, что все забудут эту историю, заодно папа и учительница, и никакого похода на фабрику не будет.

– Во вторник, это обязательно для всех, мы пойдем вместе после большой перемены. У нас в распоряжении два урока математики в конце дня, – объявляет учительница, а мне стыдно. Многие в классе радуются, но только тайком, негромко, потому что урок еще не кончился. Особенно рады отмене двух уроков математики во вторник. Конечно, им хорошо, но только не мне. Лучше бы я просидела на двух математиках, чем позориться перед всем классом, потому что моему папеньке захотелось что-то организовать. Он думает, будто все вдруг пожелают взглянуть по-новому на фабричных рабочих? Будто все вдруг решат, что это фантастика? Не знаю. Я сейчас плохо понимаю папу…

О скейтбордах

Сегодня суббота, пришел Кристиан. Это не очень большая новость – мы часто ходим друг к другу. Он пришел ко мне, и мы на улице. (Хелле сегодня уйдет к Махмуне.) Мы сходили к курам, сейчас идем к Фьорду, а когда проходим мимо станции, видим Альфи!!! Со скейтом! Не успела я ничего сделать, как Кристиан подошел к нему, и они о чем-то заговорили.

Странно было бы, если бы я не подошла к ним, поэтому подхожу. Мы стоим и разговариваем. Вернее… Кристиан и Альфи говорят, а я не знаю, что сказать. В голову ничего хорошего не приходит! Надеюсь, что Альфи не замечает, как странно я себя веду, не замечает, что я молчу! (В последнее время мы не очень много разговаривали. Все больше «Привет!» и «Как жизнь?» при случайных встречах.)

– Давно катаешься? – спрашивает Кристиан и кивает в сторону скейта Альфи.

– Несколько лет, – отвечает Альфи.

– Ты классный, – говорит Кристиан.

– Спасибо, – говорит Альфи, и я вижу, что он рад. – Хочешь попробовать?

Альфи подталкивает скейт Кристиану.

– О’кей, – кивает Кристиан и прыгает на скейт.

Не знаю, почему я удивлена. Я и не думала другого о Супер-Кристиане, который мастер во всем! Может быть, не такой большой мастер, как Альфи, но близко к тому. Я тоже пробовала кататься, давным-давно, но до сих пор помню, как трудно было удерживать равновесие.

– Вау! – Альфи в полном восторге. – Ты катался раньше?

– Да, немного, – говорит Кристиан. – На длинном.

– Круто, – говорит Альфи. (Я не знаю, какие бывают «длинные», – видимо, это скейтборды, но побольше. И, судя по словам Альфи, кататься на них круто.)

– Хочешь попробовать, Ода? – спрашивает Кристиан и элегантно ставит доску между Альфи и мной.

– Не-ет, – говорю я, зная, что у меня не получится так же хорошо, как у них.

– Попробуй, я тебе помогу, – предлагает Альфи и подталкивает мою руку (!), и тогда ярким пламенем вспыхивает мое лицо…

О, ВЕЛИКИЙ ФАРАОН! ОН ТОЛКНУЛ МОЮ РУКУ!!! Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО УМИРА-А-А-А-Ю!!!!!!!!

(Информация: Эти мысли крутятся у меня в голове, когда я стою, опустив глаза. Смотрю на свои кроссовки. И надеюсь, что Альфи не видит, как я покраснела…)

– Вот, – говорит Альфи и ставит скейт передо мной. – Если хочешь, могу поддержать тебя.

– О’кей, – говорю я и встаю на доску. (Это единственное, что я могу сделать! Если хочу, чтобы на мое ярко– красное лицо обращали как можно меньше внимания!)

Альфи держит меня за руку, я еду, сильно раскачиваясь при этом.

– Отлично! – говорит Кристиан.

– Да! – говорит Альфи.

И отпускает руку! Я еду сама! И даже не падаю! (Э-э-э-э-э-эх!)

Когда движение замедляется, я спрыгиваю и останавливаю доску ногой. (Кажется, я сделала это изящно.) И чувствую за себя гордость. Получилось! Может быть, это не было суперклассно, но получилось же! А ведь я почти НИКОГДА в своей жизни не стояла на скейте!!!

Опять встаю на доску, отталкиваюсь и качусь в сторону Альфи и Кристиана, широко улыбаясь. Мне так весело! И я страшно горжусь собой!

Почти так же хорошо

Дружба – это непотопляемый корабль!

(Эту пословицу я нашла сама, причем только что.)

Мы с Кристианом идем по Крокклейве, потом он поедет домой. И он толкает меня все время.

– Перестань, Кристиан! – говорю я, но не всерьез, и Кристиан это понимает, потому что я иду с улыбкой и тоже толкаю его.

Кристиан тоже улыбается, и я знаю точно почему. Ведь мы катались на скейте вместе с Альфи почти два часа! Нам было прикольно! Если вспомнить, я не разговаривала с Альфи с тех пор… с тех пор, как… Я даже не помню, как давно!

– Я прекрасно вижу, что ты в него влюблена, – говорит Кристиан.

– Видишь? – спрашиваю я.

– Да, он классный, – отвечает Кристиан.

– Это точно! – говорю я. – Жаль, что у него есть девушка…

– Да, – соглашается Кристиан.

Я вздрагиваю. Потому что представляю себе фантастическую, милую, очаровательную Шарлотту с кудряшками, думаю, что Альфи как раз в эту минуту звонит ей, просто чтобы поздороваться, чтобы сказать, что ему не хватает ее. Его девушки. Или только чтобы услышать ее голос, откуда мне знать…

– Но ведь видно, что ты ему нравишься, – замечает Кристиан.

– Что? Видно? Ты так думаешь? – спрашиваю я и изумленно смотрю на него. – Ты думаешь, что я нравлюсь Альфи?

– Да, но, может быть, только как друг. Как мне, например, – добавляет Кристиан.

– Да, – говорю я разочарованно. – У него же Шарлотта…

– Но при этом вы с ним можете быть друзьями? – уточняет Кристиан.

– Но даже если бы он не был вместе с ней, не факт, что он снова влюбится в меня, – говорю я. – Потому что сейчас он не влюблен…

И неожиданно получается так, что мы в каком-то смысле говорим о разных вещах. У нас диалог, мы что-то говорим друг другу, а может быть, в пустоту, но только Кристиан говорит об одном, а я – о другом. Я говорю о Шарлотте, а он… О чем он, собственно, говорит?

– Что ты сказал? – спрашиваю я и смотрю на Кристиана.

– Я сказал, – говорит он, – нет никаких препятствий, чтобы вам не быть друзьями. Хотя у него и есть девушка. Это же лучше, чем совсем не разговаривать?

Кристиан прав. (Он ужасно часто бывает прав.) Потому что друзьями быть очень хорошо. Особенно если этот друг – Альфи. Было бы потрясно хорошо. И, как мне сказала мама, гормоны влюбленности в конце концов не решают все на свете. Так что, может быть, из нынешней ситуации получить максимум возможного?

– Да, – признаю я. – Лучше быть другом, чем никем.

– Вот видишь! – говорит Кристиан и кладет руку мне на плечо, как делают друзья. Мы пришли на автобусную остановку.

Дорогой дневник!

Отлично, значит, я не могу быть девушкой Альфи, потому что, как видно, в жизни нельзя получить все, что хочется. Но быть ему другом ПОЧТИ так же хорошо, как быть с ним парой. Если почти, то это тоже хорошо.

На шоколадной фабрике

Вторник наступил слишком, слишком скоро. Промчались уроки перед большой переменой, автобус от школы ехал чересчур быстро, и вот мы уже на шоколадной фабрике, где папа проводит экскурсию. По своей работе. Шоколадом запахло задолго до того, как мы подошли, воздух был пронизан сладким ароматом. Многих моих одноклассников охватил восторг, особенно мальчиков. Они чуть с ума не сошли от этого запаха. Сондре сказал:

– Осуществилась моя самая большая мечта!!! Аллилуйя!

Мы стоим в гардеробе фабрики; верхнюю одежду и сумки положили в шкаф, который папа запер. Теперь он выдает всем затычки для ушей, голубые сетки для волос, белые халаты и синие бахилы, чтобы надеть поверх уличной обуви.

– Вот это надо надевать? – спрашивает Элизабет, глядя на сетку для волос.

– Да, надо, – отвечает папа.

Элизабет закатывает глаза и кладет сетку на голову.

– И спрячь под сеткой все свои длинные красивые волосы, – говорит папа, потому что она надела сетку как шляпку или кепку, а волосы торчат во все стороны.

Мне кажется, я сейчас умру. Папа сказал, что у Элизабет «длинные красивые волосы»!!!

Все (кроме, может быть, меня и Элизабет) смеются и дурачатся, одеваясь в специальную фабричную одежду. Выглядим мы, надо сказать, очень странно. Кристиан в синих бахилах изображает как бы лунную походку, а сетка на волосах придает ему еще более нелепый вид.

– Все готовы? – спрашивает папа. – Вы должны быть одеты так, чтобы ни волосы, ни что-либо другое не попадало в шоколад или, например, в тянучку. Только представьте себе! Вы едите тянучку, полную волос!

– Фу-у-у! – говорит кто-то.

А мне кажется, что папе хорошо бы помолчать.

– Еще кое-что, прежде чем мы пойдем смотреть на машины, – продолжает папа. – Я пойду впереди, а вы следом. И до машин могу дотрагиваться только я. Хорошо?

Папа смотрит на нас, и все кивают, или отвечают «Хорошо!», или делают и то и другое.

– Прекрасно, – говорит папа и дает нам несколько пустых белых коробок.

Они похожи на двухлитровые контейнеры для продуктов.

– Я буду класть сюда шоколадки и конфеты, сколько хотите и какие хотите, – объясняет папа. – Если вам чего-то не надо, говорите; если что-то нравится, тоже говорите. Можете есть, пока мы идем.

Несколько человек широко раскрывают глаза – похоже, они не верят увиденному и услышанному.

– МЫ ПОБЕДИЛИ!!! – кричит Сондре и поднимает коробку над головой, словно золотой кубок.

Все громко кричат и нетерпеливо переминаются с ноги на ногу. Они как коровы, которые ждут, когда же их приведут в стойло на дойку, думаю я. Вымя набухло! И удивляюсь сама себе, как мне пришло в голову именно сейчас сравнивать моих одноклассников с КОРОВАМИ. Как-то это нехорошо.

– Так мы идем? Туда, где сладости? – спрашивает Карина.

– Идем, – отвечает папа.