Текст книги "Первая мировая глазами Третьей. Британия против США"

Вообще, нарушение нормальных коммуникаций между Россией и США началось автоматически, когда США пошли на непрямое нарушение своей же собственной доктрины Монро и решили вмешаться в дела Китая. Там они встретили в числе всех прочих акул и Россию. Общественное мнение США начало сильно разогреваться в антирусском ключе, в войне они умеренно поддерживали Японию, а ещё больше желали успеха революции 1905 (и потом Февраля). Демагогический предлог нашли легко. Это хорошо проверенная на Франции еврейская тема, грубо подменившая иудейскую для случая России. Дело в том, что у американцев и русских имелся долгосрочный (80-летний) договор о режиме наибольшего благоприятствования в торговле от 1832 года. Он создавал равные с местными условия для коммерсантов-гостей. То есть для американских купцов-иудеев (на евреев-христиан и т. п. ограничения не распространялись) предполагалась такая же черта осёдлости, как и для иудеев русских. Американцы же, поначалу не видевшие в этом проблемы, «прозрели» как раз в момент обнаружения русских в Маньчжурии и потребовали изменения правил. Получив отказ (несколько раз на протяжении примерно 10 лет), Палата Представителей по предложению некоего конгрессмена Зульцера (из Витебска) решили договор денонсировать (1911). К делу умело примешали и процесс Бейлиса5050
  Процесс ещё раз показал, что в России функционирует почти идеальная правовая система, а спустя 2 года в деле Лео Франка ещё раз выяснилось, что в США ничего подобного нет даже на горизонте.


[Закрыть]. В результате назрел скандал и нарушение взаимовыгодного сотрудничества (79 лет всё хорошо и вот опять), но президент Тафт выкрутился и объявил русскому правительству всего лишь о непродлении. На самом деле американцев вывел из себя провал плана Нокса по интернационализации русской и японской частей Маньчжурской железной дороги в 1910 году.

Тема дискриминации евреев в устах США – это неуклюжая попытка морализаторствовать ради пары центов, и в России знали о драконовском и расистском антикитайском законе, существовавшем в Америке, не говоря уж о наборе правил сегрегации по отношению к некоторым слоям граждан США.

Отчасти и поэтому скандал не получился, дело замялось (а тут на беду провокаторов и Бейлиса оправдали), и раскол во взаимоотношениях удалось купировать, но тут уже с другой стороны Тихого океана взвился небезызвестный проанглийский Гучков (он сам из раскольников). Тему нужно было обязательно продлить, и раскол углубить. Гучков сколотил союз с националистами и принялся орать, что американцев надо наказать 100% добавкой к пошлине, т.к. нету, мол, договора. Кретины объявили даже, что и Столыпин был убит «за строптивость русского правительства, не желавшего сдаться на капитуляцию». Столыпин, действительно, противился перезаключению договора на новых особых условиях. Дальше – больше. Пошла кампания бойкота американских сельскохозяйственных машин. Но тут нашла коса камень. Окорот дали свои же – с характерной статьёй «Удар по своим». Текстильные магнаты (Кноп, Рябушинские и пр.) яростно принялись защищать свой бизнес. Гучков и Рябушинские принадлежали вдобавок к разным политическим партиям. Гучков – тип зарвавшегося негодяя, грязный политикан, работавший по принципу кто больше даст5151
  Вероятно, завербованный англичанами в плену, то есть, с тех пор работал не только на Францию, но и на Англию.


[Закрыть], лидер фиктивной партии октябристов, а вот прогрессисты – люди серьёзные, понимавшие свой интерес и не без успеха ловившие крупную рыбу, в том числе используя англо-американские противоречия в бизнесе. В общем, прогрессисты и появились как отдельная фракция в результате кристаллизации американского скандала и как калька прогрессистов американских. Но в большой политике они были сущими детьми. Многие из них начали последовательный и необратимый дрейф в сторону набиравшей обороты Америки. Многие из тех многих за ренегатство поплатились.

Однако эта книга о противостоянии Британии и США, а Америка в этой проекции всё ещё почти под горизонтом. И это не случайно. Американцы вовсе не стремились сталкиваться с европейцами, тем более, у них дома, понимая, что их там уработают в два счёта. Посмотрим, как хитрого лиса выманивали из норы изоляционизма, за которым скрывается элементарный расчётливый страх.

Что такое было это навязчивое стремление Британии призвать США на поле боя, если могли победить и без них? С точки зрения России сущее безобразие: делить придётся на четверых (Италию и т. п. в глобальный расчёт не брали). Это в случае, если Николай не догадывался об истинной глубине, – что США вовлекают для их уничтожения в компанию к Германии и России – чтобы два раза не ходить. Даже на поверхности получалось так, что Россию хотят ограбить: её вес в разгроме общих врагов резко падал. Военная доля России в победе, очевидно, составляла на начало 1917 не менее 50%: на западе бились двое с половиной против, в основном, Германии, а на востоке одна Россия сдерживала троих.

После конфигурации, утвердившейся на конец 1914 года было ещё плохо понятно, как затянуть войну, и союзники провели Дарданелльскую операцию, которая была нужна для размывания одним махом русского контрольного пакета – неудачно; но потом пошли «снарядные» и т. п. кризисы, и войну пролонгировали автоматом. Впоследствии для той же цели (но якобы в помощь Сербии) придумали Салоникский фронт. Сербию спасти было невозможно, но ради сохранения решающего голоса в послевоенных раскладах русские и туда вынуждены были впихнуть свой контингент.

После вступления США в войну Россия была бы уже не нужна вовсе. Вдобавок, БИ на будущих мирных переговорах присваивала бы американский голос, а Франция, имея за спиной заокеанского родственника-республиканца, не нуждалась бы больше в союзе с «тиранической деспотией».

Это рассуждения. Рассуждения не верные, но таковыми они имели право быть, и таковые рассуждения русская дипломатия могла предъявить союзникам смело, хотя и неофициально. На самом деле, после войны британцы и французы отфутболили американцев обратно за океан без компенсации, и это была не худшая ария для заморского гостя. В России это понимали, потому что сами вели игру на повышение, а стульев на мирной конференции было меньше, чем участников. Кому не хватит – до Февральской революции было не ясно.

А она имела цель сделать союзника БИ полным вассалом через Временное правительство, временную Думу, временное Учредительное Собрание и прочие постоянные британские институты. Эти институты должны были вывести ослабленную, но не разгромленную страну из войны, всё ещё достаточно сильную, чтобы направить её в русло борьбы с США. Проблему заманить американцев в паралитически разбитую Францию БИ взялась решить сама. В целом, антиамериканский альянс в составе: БИ + Россия + Германия + Япония прорисовался к концу 1916, и американцы видели его мрачную тень. Более того, они различали две тени оборотня.

В британском Варианте А нужно было, чтобы Россия вышла из войны против Центральных держав на условии вступить в войну на их стороне в случае нападения на Германию третьей, пока не воюющей силы. Произойти это должно было до вступления американцев в войну.

То есть, пёс с ней, с Францией, с которой Россия не обязана была бы воевать: её добивали бы германцы с союзниками, но вот со вступившими в войну США русские воевать были бы обязаны. Что делала бы БИ? Не мешала бы громить Францию (то есть, союзника США, – как это они сделали потом в 1940), и не мешала бы войне Германии, Австрии и России (и прочих – пол-Европы) с США. При этом номинально они могли находиться в состоянии войны с германским блоком (но не с Россией и Америкой). Японию бросили бы на чашу весов последней, – если бы не хватало веса переломить хребет заокеанскому иноходцу. Вопрос с её переворотом мог быть решён путём, например, уступок части французского Индокитая. Впрочем, Японию постарались бы обнести, чтобы не делиться послевоенными услугами в Китае.

Могут сказать, что такой сценарий слишком причудлив: «тут воюем, тут не воюем, тут рыбу (договоров) заворачиваем», так ведь даже превосходящий по сложности сюжет был реализован двадцать лет спустя.

Вариант А в США конечно учитывали, но всегда доверительные отношения с императорской Россией позволяли быть уверенными в том, что сепаратного мира в таком драконовском формате не будет, и они смогут оставаться нейтральными до конца войны без каких-либо резких движений. Февраль неожиданно сделал этот вариант ненадолго более чем вероятным, и США сверхсрочно объявили войну, пока Россия находилась в ней же, чем снова пригасили пламя. Но у Британии в запасе имелся ещё Вариант Б, который отличался от А тем, что после сепаратного мира Россия не вступает в войну с новичком, а просто снабжает Центральные державы продовольствием и нефтью.

Тоже кажется чересчур сложно? Но хитроумный план почти удался!

До сих пор американцам удавалось ускользать из разнообразных британских ловушек, ни потопление британской «Лузитании» с американскими гражданами, ни эксцессы с собственно американскими судами не поколебали стремления США не вступать в невыгодную войну. Вопли Британии и Франции начинали непосредственно доходить до общественного сознания, не купируясь национальной администрацией, но общественное мнение все ещё делилось между европейскими врагами почти поровну (больше всё же было на стороне Германии: в США самая крупная диаспора – немецкая). Говорят про финансовый аспект: вернуть вложенные в Антанту деньги можно было только после победы, но это не так: полной победы достичь кому-либо было вряд ли возможно, а любой мир США устраивал полностью.

Проблемой Британии была необходимость не просто втянуть США в войну, а втянуть их немного позже заключения Россией сепаратного мира с Германией. Расчёт был на молниеносные действия февральских путчистов. Провокационная телеграмма Циммермана, которую некоторые считают «выстрелом в Сараево», была придержана Британией практически до Февральской революции, а опубликована американцами не случайно именно в дни этого, по сути, военного путча.

Роль этой телеграммы (возможно, фальшивой), вроде бы, преувеличена, но только в том случае, если рассматривать ПМВ через очки стандартной модели (одно очко заклеено красным флагом, другое треснуло от выстрела в Сараево), однако она позволила США изобразить казус белли. На самом деле, по таким ничтожным поводам войн не объявляют. Просто США при возникшем раскладе не могли больше ждать. Поясню.

Содержание этой телеграммы «идиотское». Германия предлагает Мексике потенциальный союз против США с последующим привлечением Мексикой (!) Японии (которая уже давно воюет против Германии и которая, на самом деле, уже взяла от Германии всё, что могла, в сущности, довольно мало). В награду Мексика получала бы финансовую помощь до войны и утраченные штаты после. Любому «здравомыслящему» наблюдателю непонятно, где Мексика купит оружие против США при полном контроле морей Британией. Но тем, кто понимает расклад БИ ясно, что это недвусмысленная угроза США: «Воюй или убирай с карты мира задницу». В этой телеграмме вскрыт расклад дальнейшей войны Франция/США против остального мира (кроме Британии, которая оставляла за собой право выбора). Мексика – это, конечно, смешно. А Канада – уже не смешно. Япония (и её кульбит) вроде бы ха-ха. А если плюс Россия? Зачем Британии это нужно было демонстрировать США? А затем. «Воюй на моих условиях или будет хуже». Или, чтобы было понятнее: «Плыви в Европу, или приплывут к тебе». Угроза более чем серьёзная. Британия к началу 1917 не только морской, но и сухопутный бронтозавр.

В сущности, счёт пошёл на дни. По плану А Временное правительство должно было заявить об одностороннем выходе из войны сразу (как потом это сделали большевики), а США объявить о вступлении в войну чуть позже. От прыти американского посла Дэвида Фрэнсиса (очевидно, предложившего Львову и Ко нечто важное, если временщики откажутся от идеи мира или хотя бы дождутся объявления войны США) Бьюкенен даже заболел, и два дня вёл консультации с кабинетом, после чего приплёлся вместе с Палеологом формально и официально убеждать ВП продолжать войну на прежних позициях. Тут надо отметить, что князь Львов (сотоварищи) был одним из друзей США, посещал эту страну, и имел прямые связи с истеблишментом5252
  Львов вдобавок был кузеном свекрови генерального консула США в Москве Мэддина Саммерса. Американец, таким образом, вмиг оказался в родстве и знакомстве с целой оравой новеньких, с иголочки, министров-капиталистов и был удостоен 15 минутами славы среди более высокопоставленных своих.


[Закрыть]. В 1918 году, например, ездил к президенту Вильсону. Это важно и говорит о том, что фронтмен влиятельной группы, имевший небольшую долю и совещательный голос, ясно понимал суть дела, в отличие от большинства дезориентированных деятелей Белого и т. п. движений, ориентировавшихся на профанаторов – Францию и Англию. Его генезис – партия прогрессистов, то есть партия крупного бизнеса, многие из членов которой вполне прагматично ориентировались на Америку. Деньги его Земгора вообще хранились в Национальном банке США.

Интересно, что формально Россия, вероятно, имела право на сепаратный мир в случае внутренних беспорядков. Это был устный страховочный пояс Николая против повторения революции 1905 – 7 годов, оговорённый заранее, но не закреплённый письменными соглашениями. Думается, Николай не упустил из виду, что Британии сепаратный мир России и Германии при определённых условиях может быть выгоден. Здесь, как всегда, был важен момент: вчера рано, завтра поздно. И эти моменты для России и БИ были разными. Если бы саботаж зашёл так же далеко, как и в 1905, Николай мог использовать рычаг союзников и после совместного масштабного (но не окончательного из-за внутренних проблем) летнего наступления 1917 получить от Германии эвакуацию Польши и эксклюзивные права на Балканы и Турцию и – выйти из войны насовсем. БИ первое было не нужно, но в принципе допустимо. Проблема была со второй частью, обусловленной вступлением в войну США, которое должно было состояться вот-вот, но это хроническое вот-вот всё длилось без катарсиса.

Вроде бы всех зайцев, ан нет…

Не всё пошло по плану А. Главное: февралисты отказались заключать сепаратный мир. Не только сразу, а – вообще. Это выяснилось довольно быстро. То есть, на словах за мир выступали многие, но когда понимали, что им фактически придётся сдаться Германии в канун победы над ней, врубали заднюю.

Зато на втором столе выпал джекпот: американцы Германии войну объявили.

От момента объявления США войны до начала боевых действий прошло полгода. Казалось бы, зачем объявлять войну и рисковать перемещением войск через океан? Не лучше ли передислоцировать вооружение, материалы (и хотя бы частично войска) до объявления войны, а то и спровоцировать на объявление войны противника? Конечно, лучше. Но необходимо было немедленно предотвратить сценарий русско-германского сепаратного мира по английскому сценарию. После объявления войны Германии, США автоматически стали частичным союзником России и Японии, в отношении главного противника (прочим державам Четверного блока войну не объявляли).

В работу немедленно пошёл план Б. К практической реализации привлекли немцев, как главную заинтересованную сторону. Их уговаривать не приходилось.

Германия продолжила дело БИ в отношении России по принципу «умри ты сегодня, а я завтра» и прислала большевиков (это не значит, что те разорвали с Британией как своей альма-матер).

Тут очень важна хронология: 14 марта – Временный комитет Думы, прогрессисты и Петросовет сформировали первый кабинет Временного правительства; 15 марта – американский посол неофициально явился в Думу; 22 марта – США первыми в мире признали левое Временное правительство; 28 марта – ультралевый и с виду очень решительный Петросовет (вторая рука власти) вместо призыва к немедленному миру издал расплывчатый манифест «К народам мира». Тут-то англичане убедились, что левых и ультралевых недостаточно, и нужно забирать за маргиналии; жернова сдвинулись: именно этим манифестом Петросовет подписал себе и Временному правительству приговор. Спустя трое суток, 31 марта, был расконсервирован аутсайдер революции Ленин, который телеграфировал Платтену о желании ехать в Россию через Германию; 2 апреля – Вильсон просил Конгресс объявить войну; 4 апреля – были подписаны условия транзита пломбированных вагонов с Лениным и Ко; 6 апреля – Конгресс объявил войну; 9 апреля – первая партия ленинцев отправилась из Цюриха.

Задача Британии по плану Б: помочь Ленину убрать мямлей-февралистов, и к этому моменту доставить войска США во Францию. Перед Лениным сфокусировали цель: захватить власть, сдаться немцам. Перед Германией задача: взять ресурсы в России, громить армию США в Европе, параллельно убиваясь самим. Далее войну можно было модерировать ещё месяцы или годы, ослабляя все стороны.

Можно смеяться или проверять, но кроме последнего пункта всё сошлось бухгалтерски точно.

Теперь об этом подробнее, ибо не всё в телеграфных тезисах может быть понятно.

Злостной ошибкой является рассмотрение русских революций 1917 года и последующей Гражданской войны в автохтонном ключе, где мировая война выступает мутным фоном: мол, ПМВ породила революционную ситуацию, а дальше пошло-поехало само по кривым рельсам. Причём в советской и постсоветской историографии события после Февраля в России вообще практически не привязываются к мировым. А связь там не верёвочками марионеток, – она железобетонная. На самом деле обе революции нужно рассматривать, как потасовку в буфетной театра мировых военных действий – гигантского передела сфер влияния, – и только в таком случае они станут доступны для дешифровки.

Я подчеркну: Февральская и особенно Октябрьская революции без понимания целей ПМВ для Британии не объяснимы сколько-нибудь достоверно – никак. А ранний этап Гражданской – вообще никак.

Так же чётко нужно понимать, что во время ПМВ только Британия имела существенную свободу военно-политического манёвра, что позволяло ей модерировать войну примерно в том же ключе, что и предыдущую, 1792 – 1815, против Франции.

Сепаратный мир – часть военной стратегии государств при столкновениях коалиций. Они могут быть превентивными, в формате пактов, а могут и теми, которых все опасаются. Это ещё не переворот альянсов, но вещь крайне неприятная. Заключение такого мира часто прямо запрещается международными договорами.

Однако практические санкции к дееспособному государству-нарушителю настолько маловероятны, что искушение сепаратного мира преодолевается только более выгодными долями в послевоенном разделе мира.

Посмотрим, как обстояло дело с сепаратными сделками в ПМВ. Многие не понимают, что толкотня вокруг русско-немецкого мира была вовсе не главной. И велась не сама по себе, а в рамках игры в паре Британия – США. И на полях этого противостояния США торговались за сепаратный мир с Германией – ещё до начала ПМВ.

Особенностью Первой Мировой является неясность её окончания. При том, что начало очень твёрдое. Это прямо противоположно Второй части этой войны, о начале которой идёт спор по сей день, но два змеиных конца сомнений не вызывают.

ПМВ выдохлась как-то вдруг, немцы, почти всё время провоевавшие на чужих землях, банально изголодались и попросились на перемену: немного подкормиться в бывшей Российской империи. Однако и там ситуация была уже из рук вон. Харчей удалось вывезти впятеро меньше плана.

США были странным коалиционером, сохраняя от других союзников полную независимость, что как бы отражало их географическую дистанцию. В то время как Россия, Британия, Франция и Италия были сцеплены целой связкой воровских обязательств, без чего европейская дипломатия жить не может. Например, соглашением Сайкса-Пико.

Американцы в делёж не лезли, пытаясь сохранить хотя бы уже нажитое, поэтому Вильсон принял облик лисы из басни о винограде и принёс от нашего стола вашему столу гремучий коктейль из четырнадцати пунктов.

Интересно тут то, что по сути предложения были сделаны в пространство, «всем-всем-всем», а не союзникам. Ибо американцы к тому времени прекрасно понимали подлинную суть Антанты под модерированием Британии. Ещё более выпуклым изоляционизм США выглядит, если помнить, что речь перед Конгрессом была произнесена на три дня позже аналогичного заявления о целях войны Англии, произнесённая Ллойд-Джорджем.

Хотя, конечно, какой же это изоляционизм: они пёрли на Тихом океане за двоих. Изоляционистами дразнили американцев те, кто желал втянуть их в большую войну. Думается, планы главного врага не являлись для них большим секретом. Воевать они, разумеется, не хотели. Имея наивысшие темпы роста и гигантскую ресурсную базу – кто захочет воевать по-крупному?

Просто таким образом практические американцы представляли собой третью сторону ПМВ. Именно в этом понимании заключена суть американского прагматизма. Далось оно не сразу. Своего специфического изоляционизма (от европейцев, а не вообще) они не утратили даже сражаясь бок о бок с французами. Или, если не терять чувства юмора, «блестящей изоляции». (То же было и в ВМВ, – по той же самой причине, – меж тем, как у Британии и СССР существовал полномасштабный союзный договор.)

Союзники узнали об американских инициативах из газет, одновременно с противниками, и на Вильсона потом ссылались обе враждующие стороны ПМВ, меж тем, как речь Ллойд Джорджа отправилась в исторический утиль.

Сказать, что Антанту заокеанская гоп-дипломатия бесила – значит не сказать ничего. Типа, расфуфыренный хлыщ предложил аристократам в картишки перекинуться. Или Некрасов собирает материал на вирши о русских женщинах из топ-20. Внутренняя переписка американских дипломатов о встречах с герцогинями и принцессами пестрит «ишь ты!» и «надо же!»

Даже войну они объявили медицински точно – одной только Германии, а не всему Центральному блоку, Австро-Венгрии, например, пришлось ждать своего черёда ещё восемь месяцев.

Вообще, стремление США во что бы то ни стало уклониться от войны видно ещё до её начала. С одной стороны спешки вроде бы не было (первоочередные цели – Германия и Россия были и пару лет спустя далеки от разгрома), но звонок звенел. И всё время третий.

Первый тур вальса «полковника» Хауза с европейцами состоялся ещё в мае – июне 1914, до мирового конфликта. Хауз не был ни официальным лицом, ни полковником, а просто числился в личных друзьях президента Вильсона. (А в ВМВ от Рузвельта по свету ездил неформал Гопкинс, которому, как и Хаузу, президентом была предоставлена квартира в Белом Доме.) В Потсдаме частник, например, был принят Вильгельмом, быстро и деловито обшарившим гостя на предмет «англосаксии» и расового родства.

Сразу после начала войны трио американских послов в тех же столицах сделало ещё один посреднический заход. Русские интересовались судьбой американских предложений, но Георг V ответил русскому послу, что они «весьма преждевременны» и их судьба оставаться без ответа.

А уже в октябре 1914 англичане выкатили американцам список требований к Германии, совершенно поражавший воображение, – он значительно превышал все реальные уступки по итогам войны. Американцы уже тогда понимали, что подобные амбиции означают попросту отказ от их посредничества в деле мира, но из компота территориальных нарезок Англии, Франции, России и т. д. и даже Австрии (!) не было ясно, рулит войной кто-то персонально или это традиционный хоровод европейских крыс, избалованных контрдансами Венской системы.

Для прояснения в 1915 Вильсон дважды отправил Хауза в туры по Европе, обставленные с максимальной секретностью, на которую тогда были способны американцы. Они всё ближе подходили к ясному пониманию, кто стоит за мировой войной. Состояния «глупо подозревать, когда совершенно уверен» они достигли осенью.

Тогда стало понятно, что США весьма уязвимы: по структуре войны (внутри союзов Германия работала на уничтожение Австрии, а Англия России) они поняли, что их собственный разгром возможен при вступлении в войну на любой стороне.

Сам факт визитов в Лондон, Берлин и Париж говорит о том, что прочие воюющие страны не воспринимались в США в качестве интересантов войны. В Петербурге зря обижались на такое пренебрежение, просто США от России не исходило никакой прямой угрозы.

Хотя исходила косвенная, и уже тогда в переговорах всплыла тема сепаратного замирения Германии и России. В случае затягивания США в войну на стороне Антанты, они могли оказаться под разгромным ударом немцев, подпитывающихся с востока. О другой стороне не хотелось и думать.

Хауза и Вильсона историография слишком часто выставляет дипломатическими парвеню, но в действительности оба действовали предельно логично. Надо только всерьёз воспринимать Америку, какой она была тогда, а не стала потом. А тогда с ней могли расправиться в два счёта.

Момент для зондажа был удачный: в 1915 союзники находились в скверном состоянии, испытывая острую нехватку всего. Снарядный кризис был повсеместным. Вопрос, поставленный Хаузом Эдуарду Грею, должен был вскрыть главного модератора войны. Действительно, если Англия впряглась за свою ненаглядную Бельгию, а Бельгию мы по соглашению с Германией эвакуируем, чего вам ещё надо? Наступил не просто катарсис: американцы сделали всё, чтобы англичане увидели его наступление из своих дипломатических окопов.

Говорят, что американцы могли легко добиться мира: стоило лишь заткнуть фонтан поставок военных материалов в Англию. Изнурённый остров пошёл бы с Германией на «мир без победы». Однако сами американцы так не считали. Трёхходовка читалась ими вот как: они прекращают поставки, англичане устраивают вооружённую провокацию, они обязаны ответить объявлением войны. Ответить реально было нечем. А англичанам было чем.

Это вовсе не преувеличение. Английские крейсера систематически грабили американские торговые суда, возившие грузы для Центральных держав. Что это, как не казус белли? Аналогичная конфигурация была в прошлую мировую, и в 1812 американцы войну объявили. Предпоследней каплей5353
  Вильсон даже называл её последней.


[Закрыть] была публикация Лондоном в июле 1916 санкционного «чёрного списка» из 85 американских компаний, с которыми подданным ЕВ запрещалось иметь дело. На сей раз не выдержала даже проанглийская «Нью-Йорк Таймс», в Конгрессе стоял дикий вой, британского посла бомбардировали нотами, но страна оставалась нейтральной. Почему? Да помнили, как «истощённые» двадцатилетней войной с Францией англичане приплыли и спалили Вашингтон. А вообще говоря, из той малой доли граждан, что вообще стояла за войну, большинство полагало нужным воевать именно с Британией. Во всяком случае, к выборам 1916 никто не понимал, на чьей стороне США вступят в войну, если вступят: страна занимала выгодное положение арбитра. Так или иначе, в сентябре Конгресс принял беспрецедентные ассигнования на развитие ВМС, – и никому, кроме Британской империи это не угрожало, а для ведения войны на стороне Антанты было просто лишним. В ноябре, на фоне выборов, выигранных с минимальным преимуществом, Вильсон запретил частным банкам предоставлять займы Британии и Франции под гарантии европейских правительств, без обеспечения фактическими ценностями или инвестициями за пределами этих стран. А их уже было слишком мало. Последние активы уходили в залог США, ненавистный фунт повалился вниз.

Постфактум автоматически считается, что Вильсон, вторично пришедший к власти под лозунгом защиты страны от войны, обманул избирателей и принялся к войне готовиться, развернув в какой-то момент оглушительную милитаристскую пропаганду. Но тогда у США были все основания опасаться не Германии, а Британии. Та нарастила армию до нескольких миллионов и молниеносно перебрасывала стотысячные контингенты между континентами. А у американцев имелось жалких двести тысяч бойцов уровня полисменов под некомпетентным командованием и совершенно недостаточный для обороны флот. Иллюзии того, что британцы заняты в Европе у Вильсона не было: если миллион солдат слонялся по Ближнему Востоку, то мог забрести и в Канаду.

Президент готовил общественное мнение к войне вообще, а не в Европе. Воевать можно было и дома. Нужен был массовый призыв и переход экономики под контроль государства. А цель ассигнований на ВМС и не скрывали, правда, догонять Англию приходилось едва ли не с нуля.

Очередной попыткой был проект конвенции с участием всех сторон. США как нейтральная страна обязывалась в нужный момент объявить о конференции. Нужный момент выбирала Антанта в лице Англии и Франции, а Германии подсовывался ультиматум: их отказ от участия делал вступление США в войну против них почти предрешённым (ключевое слово почти). На этот счёт существует меморандум Хауза – Грея. Вариант, предлагавшийся американцами, был и таким: войну Германии они объявляют, но… не воюют.

Ну, бли-ин!.. Склизкий морской гад опять ускользнул из цепких английских пальцев.

Сама по себе Парижская мирная конференция оказалась жалким подобием Венского конгресса. Чувство меры и вкуса оказались выхолощенными сборной игроков «за того парня», а шпиономания осталась как была. Вопреки дипломатической традиции был утверждён второй официальный язык – английский, и сами французы обвинили в этом билингвала Клемансо, прожившего по молодости несколько лет в США. С той поры многое в мировой дипломатии «исчезло при переводе».

Конференция трёх главных участников была полна импровизаций и велась людьми малкомпетентными, хотя и амбициозными. Профессионалы из МИДов были отстранены всеми сторонами, и это понятно в силу скользкости международной дипломатической гильдии, преследующей корпоративные интересы. Вильсон для затравки прислал вместо себя всё того же полковника Хауза. Клемансо не знал, как зовут его министра иностранных дел, неотёсанная деревенщина Ллойд-Джордж, похоже, был сам просто ширмой для владетельных аристократов и руководился Филиппом Керром, а сменивший Бальфура на посту главы МИД Керзон на конференции вообще не появился.

Это было общество дилетантов, но дилетантов отнюдь не блестящих, – каждый из них изощрённо владел политтехнологиями в своей стране, но дела мира решать не мог. Именно в силу приверженности к политтехнологиям, у каждого же были проблемы внутри страны. Вильсон предупреждал в своём кругу, что европейские переговорщики не представляют свои народы. Это была правда, но не вся.

Действительно, Ллойд-Джордж возглавил кабинет исключительно благодаря мощному газетному пиару и королевскому велению. И возглавлял его, не будучи не только лидером народа, но и лидером какой-либо партии. Этот казус можно было бы считать странным, если бы он не высвечивал всю суть британской властной системы, и если бы вдобавок во втором акте той мегавойны в такой же случай не угодил Черчилль, с той лишь разницей, что лидером партии его позднее сделали.

Клемансо был повсеместно известен, как человек, любящий Францию, но ненавидевший французов. Сравнение его с Наполеонами было самым мягким из всех. Но до любого из Наполеонов он дотягивал лишь амбициями.