Текст книги "Аркус. Маг из низшей касты"

– Мелочи? – переспросил я.

– Нет, преступление вопиющее, и нет тебе прощения, – поправился Роланд с нервным смешком, – но неужели нельзя было спокойненько прийти в деревню, когда ты ничего не подозревал, и взять тебя? Зачем эти тысячи листовок даже там, где ты никак не мог появиться? Говорят, часть листовок кораблём из Траектуса отправили на острова.

На несколько секунд я потерял дар речи. Масштабы моего розыска впечатляли.

– На острова? – повторил я и оглянулся на Роланда, рискуя свалиться с коня.

– Ага, – ответил он и снова коснулся двумя пальцами полы шляпы.

– Да ничего ужасного я не совершал… – пробормотал я.

Роланд хмыкнул.

– Одно из двух. Либо они хотят сделать что-то интересное, и для этого им нужен именно ты, либо ты просто козёл отпущения. Вокруг ненависти к тебе и страха перед Хаосом Белые жрецы решили сплотить людей, напомнить им, что отсутствие войны и возможность колдовать – огромная заслуга белой касты.

– По-вашему, это правильно? – спросил я, прощупывая собеседника. – Я никак не мог понять, Роланд восхищается Белыми жрецами или чем-то недоволен.

– Это умно и правильно, если хочешь сохранить власть не только внешне, но и в сердцах людей, – ответил Роланд. – Без радужных артефактов и Белых жрецов мы ни на что не годимся. Ты и сам это понимаешь.

– Я хотел бороться против Хаоса и не заметил, как сам им стал, – пожаловался я.

– Ничего, на Стене у тебя будет такая возможность, – засмеялся Роланд. – Можно сказать, мы осуществляем твою мечту.

– Спасибо, что спасли меня от этого ужасного кляпа, – от души поблагодарил я.

– Ты, Марк, не дурак, с тобой есть о чём поболтать, – похвалил меня Роланд. – И, если я прав, что ты тот самый козёл, думаю, потом я смогу тебе помочь. Но сам понимаешь, триста тридцать серебряных монет получить я обязан. Тридцать прогуляю, а на триста куплю дом.

– Что уж тут непонятного, – ответил я, хотя в жизни не видел больше десяти монет одновременно.

Затем Роланд потрепал коня по гриве и добавил:

– А тебе, дружок, достанется десять мешков лучшего овса.

Конь тихонько заржал, идея ему понравилась. Возможно, чёрная зверюга теперь поняла: лишнего человека она тащит не зря.

* * *

Меня иногда кормили. Порой по настоянию Роланда два раза в день.

– Смотри, какой он худой, – отвечал Фрас. – Ему много не надо.

– Пускай решают Белые жрецы, наши отцы и хранители, что делать с Марком, – говорил Роланд и касался шляпы. – Наша задача – доставить его живым, а не заморить голодом.

– Деньги за его еду мы вычтем из твоей доли.

– Не забывай, кто раздобыл коней, – в голосе Роланда появились металлические нотки. – Без меня вы бы их купили втридорога.

Фрас поджал губы, словно недовольная старушка на рынке. Он искал ещё какой-нибудь колкий довод, чтобы ужалить Роланда. Но первым заговорил обгорелый, урезонивая Фраса:

– А будь нас трое, мы могли бы с ним вообще не справиться. Забыл, как свалился в первую секунду боя?

Я сидел с таким лицом, будто вовсе ничего не слышал.

– Марк, иди сюда, – громко позвал Роланд.

Я подошёл и принял из рук деревянную тарелку с комом перловой каши и двумя маленькими, зажаренными над костром рыбками.

– Спасибо, – сказал я и вернулся на своё место.

Две дюжины мелких рыбёшек наловил кто-то из отряда, коротая время в дозоре. Даже меня задела жадность Фраса, ведь еда им досталась, считай, бесплатно. А дешевле перловки и вовсе ничего нет.

Избавившись от рыбьих голов, я принялся за костлявые тельца. Кто-то додумался добавить соли и пряных трав, шалфея и гвоздики, завтрак получился что надо. Кони тоже не теряли времени даром: щипали молодую траву и изумрудные листья с редких кустов.

Через четверть часа я оказался в привычном состоянии – на коне, впереди Роланда. Начинался пятый день пути. А ещё два часа спустя я увидел Стену. Пока это была лишь полоска на горизонте, но с такой скоростью мы подойдём вплотную если не к обеду, так к вечеру. Значит, самое позднее завтра я расстанусь с Роландом и услышу приговор.

Глупое спокойствие исчезло, появился страх. Может, снова сбежать? Теперь это легче лёгкого. Можно даже коня украсть… Или наконец, как все, отдаться на милость потоку судьбы? Или поток судьбы – это синоним слову «бездействие»? Хотя часто ожидание – лучшее решение. И самое трудное.

Стена надвигалась и удивляла с каждой минутой сильнее. Она оказалось зигзагообразной. Где-то в Стене были километровые впадины, захватывающие территорию бесцветных, а иногда встречались огромные клинья, которые впивались в землю Аркуса. По высоте Стену пытались делать одинаковой – метров восемь-десять. Кое-где прямо на Стене виднелись башни, сторожки или даже целые дома, ширина позволяла.

Самым странным для меня оказался материал. Вперемешку, без всякой системы лежали стволы деревьев и россыпь булыжников. Огромный, метра три в поперечнике, гранитный валун мог лежать на охапке тонких веточек, такие я собирал для розжига костра. Иногда встречались одинокие глиняные кирпичи. Они словно заблудились в этом безумном строительном лесу.

Я всматривался до боли, каждый миг ожидая увидеть ещё один строительный материал – тела мёртвых каторжников и бесцветных. Но нет, до этого, видимо, не дошло.

Стена на поверку оказалась уродливым гибридом непонятно чего непонятно с чем, сделанного из всего, что попалось под руку.

– Почему она такая… – я на секунду запнулся, подбирая слово, – неровная?

– Захватывают кусок земли, ставят перед ним новую стену и по диагонали достраивают до старой, основной Стены. А бывает, начинают потихоньку старую переносить… – затем Роланд махнул рукой, мол, какая разница?

Что ж, такое объяснение проливало свет на странную зигзагообразность Стены. Но каменно-деревянная каша – этого я понять не мог. Роланд, видя моё замешательство, сжалился и продолжил объяснения.

– Основная защита не нагромождение камней и деревьев, – усмехнулся Роланд и дважды стукнул по шляпе, подтверждая значимость сказанного, – а заклинания, которыми их сцепляют друг с другом. Для того и нужны Зелёные строители.

Я кивнул. Нужна была бы ровная стена из кирпичей, скреплённых клейким раствором, нагнали бы толпу Фиолетовых.

Чёрный конь Роланда шёл легко и уверенно, Стена его ничуть не страшила. Чувствовалось, что скакун в этих краях частый гость. «Хотя такая зверюга, – улыбнулся я, – и тигра не испугается».

Белая резиденция и Стена с убогими постройками находились в разных мирах. По крайней мере, так смотрелось. Казалось, что дворец вырезали из цельного куска белого мрамора. Каменные стены вгрызались в землю, словно когда-то он целиком, во всём белоснежном великолепии, рухнул с небес.

Около ворот, украшенных вязью из белого золота и инкрустированных белыми самоцветами, мы спешились. Отряд остался на улице, а я и Роланд вступили под своды дворца.

Холл оказался теснее, чем представлялось. Видимо, стены были очень толстыми.

Одна из дверей распахнулась сама, стоило нам сделать пару шагов от порога. Мы расценили это как приглашение. Я едва не засмеялся. Я, пленник, иду на собственную казнь с охотником за головами, словно с хорошим приятелем. Марк Фостер, ты разучился удивляться? Или бояться? Я заглянул в себя поглубже. Всё как раньше: вопросы, сладкий страх и желание что-то поменять.

Белый жрец сидел в высоком кресле, капюшон наполовину прикрывал высокий морщинистый лоб. Борода и бакенбарды – белые как снег. Именно такими я всегда и представлял себе Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

– О, так быстро? – удивился жрец, увидев нас на пороге. – Хорошая работа, хорошая… э-э… Роланд, верно?

– Да, господин, – склонив голову, ответил Роланд.

– Мы думали, Марк подольше побегает, – улыбнулся жрец. – Возьмите награду.

Он показал на пристенный столик около двери. На нём лежали два кожаных мешочка-близнеца. Правда, второй был раз в десять меньше.

– Оба-оба, – подсказал Белый. – Второй лично вам, но придется оказать ещё одну услугу.

– Ради Аркуса и Белых жрецов, – монотонно сказал Роланд, и я понял, что это устоявшееся выражение, вроде пожелания «лёгкой недели» или «жрецы, наши отцы и хранители». Надо запомнить.

– Отведите Марка в восточный сектор Стены, в Орлиную крепость – там как раз мало людей.

– Передать его кому-то лично?

Белый жрец так нахмурил лоб, что аж капюшон задвигался. То ли вспоминал, то ли прямо сейчас узнавал что-то новое.

– Так получилось, что там командир – девушка, – развёл руками жрец и сказал: – Идите.

Я не понимал, что происходит. Как? Всё? А где приговор, где наказание? Или эта Орлиная крепость с командиром-девушкой и есть моя каторга?

Что ж, посмотрим.

Делёжка вознаграждения заняла минут десять. Я думал, сейчас все переругаются, начнётся кровопролитие… такие деньги! Но нет. Каждый забрал по триста тридцать три монеты, а две оставшиеся со смехом отдали мне. Мол, заслужил, тебя ж продали.

Роланд подхватил меня, и я снова оказался верхом на коне. Человек в шляпе улыбался. Я подумал, что мыслями Роланд уже в новом доме. Конь – в просторной конюшне, а кругом – свежее душистое сено и элитный овёс. Я едва не засмеялся: «элитный овёс»!

А я – в Орлиную крепость. Тоже звучит неплохо.

Глава одиннадцатая
Орлиная крепость

Я увидел замок-крепость, воздвигнутый в паре километров от Стены. Он был всего в три этажа, но его башни взметались высоко-высоко – для увеличения обзора. Я подумал, что это и есть Орлиная крепость. Но Роланд проехал мимо замка, даже не удостоив его взглядом.

Оставив за спиной десяток поселений и ещё три такие же крепости, насмотревшись на сотни изгибов Стены самой причудливой формы, я перестал гадать, называя каждую сторожку Орлиной крепостью.

До неё мы добрались в странное время: для одних это был поздний вечер, для других ночь. В домике на Стене горел свет. К шестиугольной башне, стоящей на гранитном постаменте, вела лестница. Было ли что-то на тупоносом куполе, я не видел. Зато рассмотрел, что окошки-бойницы, из которых тоже сочился свет, закрыты стёклами.

Мы подошли ближе, и тут ночь разрезал дружный заливистый смех.

– Похоже, не спят, – сказал я.

Чувствовал я себя неуютно. Шутка ли – новая компания, от которой никуда не деться, и вся она – сплошь из каторжников. Ржут ещё…

Роланд помог мне спешиться, сам он слазить не собирался. К Стене прилегала высоченная приставная лестница. Выглядела она довольно хлипко. Не успела моя нога оказаться на первой перекладине, а сердце уже стучало вдвое быстрее, выдавая испуг.

– Надеюсь, она закреплена, – скривился я.

– Скоро проверишь, – усмехнулся Роланд. Затем дотронулся до шляпы. – Если что, постараюсь поймать тебя.

Легче не стало, но я всё равно поблагодарил охотника за головами. Он оглушительно свистнул. Чтобы не лишиться слуха, я, как учил кузнец Брут, приоткрыл рот.

Послышались топот, перешёптывание, и на Стене обозначился квартет силуэтов.

– Кто такие?! – раздался женский голос. Чувствовалось, что девушка пытается придать ему грозности.

– Пополнение вам привёл, – громко ответил Роланд.

– Ну пусть лезет.

День бесповоротно ушёл в прошлое.

– Луцет, – сказал я, чтобы вырезать из темноты небольшой кусочек. Браслет ярко засветился, и я, помянув и жрецов, и Хаос, полез по хилой лестнице.

– Ещё свидимся, – бросил мне на прощание Роланд.

– Спасибо за чудесный плен, – ответил я с нервным смешком. – Желаю найти хороший дом.

Я осторожно оглянулся и увидел, как Роланд приподнял шляпу.

К середине пути я поборол страх, точнее отвлекся от него, и добрался до вершины почти бегом. Мне протянули руку и помогли выбраться на широкую, шагов в десять, Стену. Ладошка была небольшой, нежной, но твёрдой и уверенной. Передо мной стояла высокая стройная девушка со стрижкой каре.

– Уршула, – представилась она.

– Марк, – ответил я.

– Убийца?

– Не-е, – заверил я, ошарашенный вопросом.

– Тогда пошли в дом. Убийц я обычно сразу скидываю обратно, неуютно мне рядом с ними, – объяснила Уршула.

– Не терпит соперничества, – со смешком добавил один из парней. Голос у него был звонкий и весёлый, словно к нему в городской парк развлечений приехал старый друг.

Я молча пошёл за Уршулой. Остальные гуськом двинулись за нами. Когда мы зашли в освещённый домик, я рассмотрел Уршулу: светло-русые волосы, на голом правом плече татуировка в виде кинжала. Опасная девушка, хотя с виду не старше сестры, лет девятнадцать. Я представил такую татуировку у Анны и едва не засмеялся.

Я сразу определил: все старше меня. А что я ожидал увидеть на Стене? Толпу сверстников, библиотеку и замок со всеми удобствами? Ты на каторге, парень. Хотя о том, что буду делать, я пока не имел ни малейшего представления.

Интересно, в башне ещё кто-то есть? Я потушил свой браслет и мельком посмотрел на чужие. Все четверо были из голубой касты.

Я ждал расспросов. Но Уршула скользнула по мне серыми глазами и представила остальных.

– Шут, – показав на невысокого парня, сказала она.

– Орёл, добро пожаловать в Орлиную крепость, – сказал Шут. – В оплот вечности и последнюю надежду Белых жрецов, наших отцов и хранителей, в войне против Хаоса.

Если бы сарказм был осязаемым, он заполнил бы весь дом. Ещё бы и на улицу вытек.

– Это Таратор, – продолжила Уршула, махнув на самого старшего. Наверняка у меня с ним была разница лет в десять.

Мой мозг с трудом восстанавливал проглоченные Таратором звуки. А некоторые словосочетания он произносил так, словно это было одно слово.

– ПриветМарк менянасамомделе зовутнетак, – сказал он.

– Зови его Нетак, – засмеялся Шут, – раз он просит. А третьего твоего нового брата-орла зовут Сорняк.

Я беспомощно посмотрел на Уршулу. Она махнула рукой, мол, что с дураков взять?

– Я, значит, очень рад, что ты здесь, – сказал Сорняк, но это было только начало. – В смысле я не рад, что тебя, конечно, отправили на каторгу, даже если это и заслуженно, хотя я всё равно этого не знаю. Вот. Так вот я имел в виду, что рад знакомству, новому человеку в нашей компании. Ты понял?

Я кивнул. Похоже, передо мной не самые страшные преступники Аркуса.

– Они все меня бесят, – засмеялась Уршула, видя моё замешательство. – Может, хоть ты нормальным окажешься?

Я пожал плечами. Критериев нормальности я не знал.

– Я был Фиолетовым, стал Голубым и оказался на Стене. Это нормально? Если да, то я нормальный. Вот, в принципе, и всё мое преступление. Может, слышали, Марк Фостер?

– Я, значит, так понял, что ты вроде как получаешься этим, приспешником Хаоса, – сказал Сорняк. – Я не хочу тебя обидеть. Просто мне, как бы сказать, интересен твой приговор, что ли. Ты понял?

Я понял его ещё полминуты назад, но вежливо не перебивал. Я боялся, что парень, с таким трудом оформляющий мысли, вовсе зависнет, если его прервать.

– Ничегомынеслышали, – сказал Таратор и быстро, словно в припадке, раз десять мотнул головой из стороны в сторону.

– Привыкай, сюда новости доходят раз в месяц, – пояснила Уршула. – Принесут одну-две газетки да надсмотрщики что-то расскажут. Если есть кому письма тебе писать, пусть про Аркус тоже пишут.

– А то мы его защищаем, – подмигнул Шут, – а что там происходит, уже лет десять не знаем. Так что готовься к разговорным пыткам.

– Если это самый страшный момент каторги, я готов, – пошутил я в ответ.

– Я, значит, сразу скажу другие обязанности. Ещё раз в пять дней тебе нужно будет ночевать в Башне и не спать, – добавил Сорняк. – Ты понял?

– Без проблем.

– Ещёпохозяйствудежурства, – добавил Таратор. – Готовить. Убираться.

– Без проблем, – повторил я с улыбкой.

Шут осклабился и сказал мне заговорщицким шёпотом, который слышали, наверное, и в столице:

– Если Таратора и Сорняка смешать, а потом разделить – как раз получатся два нормально разговаривающих человека.

Я дипломатично сдержал смех.

– Даидиты.

– Я, значит, думаю, что ты, Шут, когда-нибудь дошутишься. Ты понял?

– А как ты думаешь, за что меня на каторгу отправили? – взметнув брови, спросил Шут. А затем снова подмигнул.

* * *

День шёл за днем. По вечерам мы ненадолго все вместе собирались в доме на ужин, хотя по уставу оставлять башню пустой было запрещено, чтобы не проворонить нападение бесцветных. Как-то раз я спросил:

– А часто они нападают?

– Вообще – часто, – ответила Уршула, – но на Орлиную крепость…

– Шестьлетназад, – ответил Таратор. – Уршулы ещёнебылоздесь.

Я задался вопросом, долго ли они все на Стене? Шут что-то говорил о десятке лет, но ему верить… Я постеснялся спрашивать, решив выяснить всё потом.

Иногда мы собирались в башне и пили брусничный компот. Точнее, в основном пили они, а я – болтал. Мне нечего было скрывать, а моя история была по-настоящему интересной. Тем более для тех, кто годами не покидал одно и то же место. Максимум, что разрешалось, – погулять по Стене на километр-другой влево вправо. Начал я историю с нападения волков и чудесного спасения меня медром, хозяином леса. А закончил вторым пленом и приездом в Белую резиденцию. На рассказ вместе с вопросами Сорняка ушла неделя.

Каждый день, проведённый на Стене, я ждал, когда же придут Белые жрецы и сделают меня бесцветным. Но каждый прожитый час убеждал меня, что стоило мне оказаться на Стене, и обо мне сразу забыли. Вроде мусора, выброшенного на помойку. Зачем о нём вспоминать? Никуда он уже не денется. Он на своём месте. Была ещё надежда, что ко мне присматриваются, решают, что со мной делать. Но то был слабый голосок гордости, которому я не особо верил.

Так, наверное, даже лучше. Ведь, когда я сам решил идти к Стене, я этого и хотел. Оказаться здесь, побыть невидимкой, стать воином, дозорным, хранителем Аркуса. Белые жрецы, сами того не зная, выполнили моё желание.

Часто получалось, что, если я общался с кем-то наедине, это была Уршула. Я любил сидеть в башне, нести дозор и почитывать два десятка книг, пожертвованных для каторжников. В углу стоял ещё один ящик «со старьём каким-то», как сказал Шут. Книги тут, похоже, любил только я.

Уршула часто приходила отвлечь меня от чтения. На Стене было по-настоящему скучно. Тем более тем, кто не читает.

– Решила научиться стрелять из лука, – с порога заявила она.

– А я люблю магию, – ответил я. – Хотя был у меня нож-артефакт, но в бою я им пользовался всего раз – магические верёвки разрезал.

Я с грустью вспомнил о Цертусе. Когда же он ко мне вернётся?

– Заморозка твоя, конечно, крутая. Но сколько врагов ты сможешь остановить? Двух? Трёх? Сотню? А если ещё и щит надо постоянно обновлять? Стрелы порой веером летят, – живописала ужас битвы Уршула. – А нападёт на тебя отряд некроманта Зота – пиши пропало. Окутает облаком тьмы и переварит живьём. Или вовсе в своего воина-зомби превратит.

– Ты очень прозрачно намекаешь на то, что знаешь какое-то боевое заклятие? – улыбнулся я. – Или что мне тоже надо учиться стрелять из лука?

Уршула критически осмотрела меня, словно каждую выпирающую косточку пересчитала.

– Лучше колдуй, – улыбнулась она.

Я взглянул на себя, развёл руками и спросил со смехом:

– Всё так плохо?

– Всё отлично, – ответила она, серые глаза сверкнули. – Зато ты проворный. И умный.

Это было приятно, но я почувствовал себя виноватым. Сразу всплыл образ голубоглазой Алисы с длинными тёмными волосами. Он пытался затмить реальную сероглазую Уршулу со светло-русым каре. У Алисы получалось.

– Марк, ты чего завис? – спросила командир Орлиной крепости.

– За что вы здесь? Шут, Сорняк, Таратор…

– Иногда мне кажется, что они не преступники, – грустно улыбнулась Уршула. – Просто от них родители отказались.

– А ты спрашивала?

– Как-то не довелось. Что Сорняка, что Таратора сами жрецы, наши отцы и хранители, не поймут.

Здесь она права. Можно было заснуть, хорошенько вздремнуть и проснуться, а Сорняк будет только в середине своего увлекательного рассказа о том, как он сегодня готовил завтрак.

– Я тоже особо ничего плохого не сделал, – вздохнул я, – но буду пожизненно коптить небо на Стене.

– А мне ещё два года, – присев рядом, поделилась Уршула. От неё пахло ягодами. – Жду не дождусь, свалить хочу.

– А отряд твой? Им долго?

– Эти? – одна бровь Уршулы прижалась к глазу, другая взлетела. – Да все год уже как свободны. Никуда не хотят, говорят, привыкли. Да и некуда им идти.

– Значит, нет у них родителей, – легко сделал вывод я. – Ни братьев, ни сестёр, ни близких друзей.

– Стена стала домом, – кивнула Уршула. – Одиннадцать лет – большой срок. Кстати, Таратор пишет матери письма. И Шут пишет, только ему никогда не отвечают.

От последней фразы у меня сжалось сердце. Год за годом писать письма, зная, что не получишь ответа. Пожалуй, такая пытка достойна ада. И как ему удаётся шутить?

Уршула вскочила на ноги, словно и не было тяжёлого разговора.

– Я как командир крепости обязана обучить тебя боевым навыкам на случай нападения бесцветных, – бравым тоном возвестила она. – Будешь нашим штатным боевым магом.

– О-о! – только и сказал я.

– Запоминай заклинание. Высвобождающие слова: долор дамнум висум.

– И что оно делает?

– Человеку кажется, что его голова сейчас взорвётся от боли, он начинает панически кричать, а глаза застилает тьма – враг теряет зрение.

Я передёрнул плечами, как наяву представив жертву атакующего колдовства.

– Я слышал о страшном заклинании игнис, когда жертву окутывает облако огня и начинает сжигать заживо, – поделился я. – Но твоё боевое заклятие не менее страшное. Не знаю, смогу ли я запустить им в живого человека…

– Зрение обычно возвращается. Меня Шут один раз так достал, я в него и стрельнула. Ничего, всё видит, не жалуется, – Уршула потёрла руки. – И ещё: когда в тебя полетят стрелы, камни, сгустки тьмы, огненные шары, сразу вспомнишь великие слова: долор дамнум висум.

Я кивнул.

– Отличие этого заклятия, что мыслеобраз не надо создавать каждый раз заново. Можно один раз представить и атаковать раз за разом, только успевай высвобождающие слова повторять. И энергии много не надо. Говорят, даже с голубым браслетом маги по пятнадцать-двадцать бесцветных могут обезвредить, и это при постоянно обновляемом щите!

– Мыслеобраз? – лаконично поинтересовался я.

– Нужно вспомнить самую страшную головную боль, которая когда-либо у тебя была. Как темнеет в глазах… Знаешь, бывает, засидишься, вскочишь резко, и всё начинает плыть перед глазами, словно тёмную ширму поставили.

Вошёл Шут.

– Что-то наш командир совсем размяк, как только появился новый боец. Не командует, в башенке сидит…

– О, а вот и живая мишень! – кровожадно воскликнула Уршула. – Давай, Марк, опробуй.

Шут поднял руки и задом выскочил обратно на лестницу. Я засмеялся, и Шут решился вернуться.

– И тебя научила пыточному заклинанию? – спросил он. – Мы тут все боевые маги. Самое частое заклинание – луцет.

За всё время я ни разу не видел, как колдует Сорняк. Я улыбнулся, представив, как тот говорит: «Я, значит, хочу, чтобы это, светло стало. Луцет. Ты понял?» А Таратор, наверное, и заклинание из десяти слов за секунду произнесёт.

– Когда отрабатывал заморозку, я обижал бездомных котов, – сказал я. – А пробовать заклинание боли и слепоты я не стал бы даже на крысе.

– А на змее?

– Она и так слепая.

Шут махнул рукой, дескать, и бесцветные с ними. И перевёл тему:

– Мы тут с Сорняком мило поболтали. О том, о сём, ну знаете, как он любит. Марк, замечательная логика у тех, кто тебя сюда отправил. Приспешник Хаоса в наказание защищает своих судей от Хаоса. Каково, а?

Я ответить не успел. Вмешалась Уршула:

– А почему бы и нет? Например, вор хорошо защитит от других воров. Опыт-то есть.

– Сомнительные параллели, – покачав перед собой ладонью, заметил Шут.

– Встретимся на ужине, сегодня я повар, – уже с лестницы сказала Уршула. Она была не в настроении спорить.

– Ага, – зевнув, сказал Шут, – как раз успею вздремнуть.

И я остался один. Читать не хотелось, и я решил наконец-то написать письма: успокоить родителей, деда, Алису. Да, мне повезло с компанией на Стене, но ничто не заменит родных и любимых.

Бумаги было мало, потому я писал мелкими печатными буковками.

«Мама, папа, сестрёнка, дед, привет! Я жив-здоров, всё хорошо. Я был у Белых жрецов, наших отцов и хранителей, наказание оказалось несуровым.

Я в крепости на Стене, в глухом районе. В гарнизоне ещё четыре человека, все приятные ребята. Тут есть книги, еды вдоволь, лишь скучновато и новостей нет. Вы мне пишите, что там в Аркусе происходит. Как деревня? Как вы поживаете?

Кстати, мне оставили голубой браслет. Может, я всё-таки достоин? Ради Аркуса и Белых жрецов буду служить хорошо, может, когда-нибудь отпустят домой.

Лёгкой недели вам!

Ваш сын, брат и внук Марк».

Я перечитал письмо. Вроде всё понятно, ничего лишнего. Я взял следующий клочок бумаги, обмакнул железное перо в чернильницу и заскрипел им по бумаге.

«Алиса, красавица моя, привет! Как поживаешь? Как мама? Хранители порядка не достали из-за меня?

Я был у Белых жрецов, наших отцов и хранителей, и мне оставили голубой браслет. Не знаю, надолго ли, но обо мне как будто забыли. Живу я сейчас на Стене, в Орлиной крепости. В гарнизоне вместе со мной пять человек. Мы подружились с первого дня.

Очень скучаю по тебе, по нашим прогулкам у реки, по школе. Как там Гай? Рад, что не стал пить зелье из мяты и подорожника?

Размышляю над двумя вещами: как научиться разговаривать с любой кастой и как заслужить амнистию. С одной стороны, я уверен, что застрял тут пожизненно, с другой, что добьюсь прощения. А как думаешь ты?

Но жалею я только об одном: что не поцеловал тебя, Алиса.

Марк».

* * *

– Курт и Том приехали, – послышался голос Шута. – Марк, вставай.

– Кто это? – спросил я сонно.

– Надсмотрщики, – бросила Уршула.

– Марк, отвечай им кратко, чётко, не спорь, – сказал Шут. Пожалуй, я впервые видел его серьёзным. – Даже если они тебя обидят, не отвечай. Иначе нам всем пятерым достанется.

Надсмотрщик вошёл в домик, когда я только сел на постели. Второй, наверное, отправился в башню.

– Это что за лентяй тут спит? – грубо спросил он.

– Марк, это Курт, – представила его Уршула, – наш смотритель.

Её голос изменился до неузнаваемости – сам ангел спустился с небес.

– Здравствуйте, – сказал я, вставая.

– Заткнись, – поморщился Курт, подходя вплотную.

Я почувствовал неприятный запах чеснока у него изо рта. Он размял пальцы на правой руке, я продолжал стоять как истукан, напрягши каждую мышцу.

– Костлявый, – вынес вердикт надсмотрщик. – Сдохнет, наверное, скоро.

И пробил кулаком под ребра. Меня согнуло, затем я выпрямился. Первые вдохи вышли сиплыми.

– О, новенький, – сказал вошедший Том.

К запахам в доме добавилась кислая вонь пота, помыться ему точно не мешало бы.

– Боишься нас? – поинтересовался Курт, глаза его блестели от предвкушения.

Я лихорадочно подбирал правильное слово.

– Опасаюсь, – ответил я.

– А должен бояться, – неприятно улыбнувшись, сказал Курт. – Сагитта тимор.

Я затравленно оглянулся. Разумность цеплялась за сознание, как человек цепляется слабеющими пальцами за край пропасти. И я рухнул. Бездна животного, первобытного ужаса поглотила меня, как пучина штормового океана деревянную лодку.

Я заметался по комнате, сбивая по пути стол и стулья, цепляя стены. Я бросился к выходу, но там стояли Курт и Том. Кажется, я закричал. «Последний шанс, последний шанс…» – как заведённый повторял я мысленно, бросившись к самому широкому окну, но там путь преградила Уршула.

Она поймала меня, сжала в тисках объятий. Всё тело, накачанное ватой страха, затрепыхалось, как выброшенная из воды рыба.

– Тише, тише, всё хорошо, – словно маленького ребенка, успокаивала меня командир Орлиной крепости.

Дрожь постепенно уходила, дыхание выравнивалось, я почувствовал тепло Уршулы.

Какое ещё издевательство придумают эти вонючки?

Раздалось два властных стука, и через миг в дом вошёл Роланд. Шляпу он снимать не стал.

– Скверно выглядишь, Марк! – сказал он. – Тяжело на каторге? Или эти шалопаи тебя достали?

Роланд кивнул на надсмотрщиков, которые незаметно пятились к выходу.

– Да всё нормально, – наконец подал я голос, – рад тебя видеть, Роланд.

Вечно скрытые кожаными перчатками пальцы дотронулись до тёмно-коричневой шляпы. С последней нашей встречи она заметно потрепалась.

Я поднял опрокинутый стул и предложил Роланду сесть. А девушке шепнул:

– Спасибо, Уршула. Ты меня спасла.

Она улыбнулась.

Я, откладывая главный вопрос: «Зачем приехал?», спросил у охотника за головами:

– Ну что, купил дом?

Роланд махнул рукой – лучше не спрашивай.

– Деньги… – всё-таки пробормотал он. – Легко достались, легко ушли. Ты чего напрягся? Думаешь, я за тобой приехал?

Я без обиняков кивнул.

– Нет, поболтать заехал. Наш отряд всё-таки переругался, – поделился Роланд, – я снова решил работать в одиночку.

– Уже есть новое дело? – усмехнулся я. – Кто следующий счастливчик?

– На дом мне денег уже не хватит, а вот на жизнь – хоть на год, – ответил Роланд, – так что я не тороплюсь с новой работой.

– Роланд, а ты за Стеной бывал?

– Нет, но хотел бы, – отхлебнув из фляжки, сказал он. – Аркус я вдоль и поперёк объездил, а вот в землях Хаоса не бывал. – Роланд засмеялся. – Что, и тебя туда тянет, приспешник Хаоса?

Я пожал плечами.

– Стою на дозоре, пялюсь туда час за часом, а что там – не знаю.

– Люди без браслетов там, – задумчиво сказал Роланд. – Чем они живут? – Спросил он и сам ответил: – Войной с нами, страхом перед своим предводителем – некромантом Зотом, страхом перед Белыми жрецами, нашими отцами и хранителями…

Час шёл за часом, мы вышли на Стену. Небо то закрывали облака, и мы о чём-то спорили, то из-за них показывалось тёплое солнце, и мы беспечно замолкали.

Надсмотрщики слиняли сразу, как приехал Роланд, а Роланд отбыл вечером. Я же остался в Орлиной крепости.

М-да, денёк!

Хорошо, что я написал письма до знакомства с надсмотрщиками. Иначе они не выдались бы столь оптимистичными.

* * *

Через три дня пришло время отправки писем. Мы спустились по лестнице к подножию Стены. Там на повозке с десятком деревянных коробов ждали Курт и Том. Надсмотрщики на время стали почтальонами.

Первыми отдали письма Шут и Таратор, затем два листка протянул я. Курт и Том начали разворачивать наши письма и читать.

– Они их читают? – с ужасом спросил я Уршулу.

– Мы же каторжники, – пожала она плечами. – Вдруг ты бунт затеваешь?

Том засмеялся, в руках он держал моё письмо. Он начал тыкать пальцем в какую-то строчку, призывая Курта прочитать её.

– Но жалею я только об одном: что не поцеловал тебя, – словно на спектакле, Том и Курт повторили строчку из моего письма и расхохотались. Курт аж подавился, а Том начал икать.

Сейчас мне очень хотелось запустить в обоих заклинанием, которому меня обучила Уршула. А затем поджарить тупых отморозков игнисом. А потом заморозить. Но я знал: стоит мне произнести хоть звук, и письма никогда не дойдут до адресатов. Пришлось проглотить и это унижение.