Текст книги "Аркус. Маг из низшей касты"

– Да, будем тренироваться, – сухо подвёл я итог.

– Может, переночуем под крышей? – предложил Шут. – Так утомили зомби.

– Особенно тебя, – скривила губы Уршула.

– Мы потеряем три-четыре часа, остановившись раньше сумерек, а вдруг именно их не хватит, чтобы добраться до портала? – снова взорвался я. – Белые жрецы ясно дали понять – нужно добраться как можно скорее. А лучше – ещё быстрее.

– Ой, да не ори ты, – отмахнулся Шут, – плевать мне и на жрецов, и на портал, и на всех Бесцветных. Я с друзьями пошёл!

– Путь и так может занять недели три, – все-таки пробурчал я, – а за то, что пошёл – я благодарен.

– Мы и так словно на конной прогулке, – поддержала меня Уршула, – пора бы ускориться.

Я посмотрел на неё с благодарностью.

– Я, значит, не хочу спать, как зомби, ну там, где эти зомби были, вы поняли?

Кивать и говорить «понял» надоело.

– Мы уже уехали, – ответил я.

* * *

Левую ногу свело сразу в трёх местах – икра, бедро, ягодица – я взвыл от боли. Обманчиво тёплый вечер, целый день в седле, ночное похолодание и крепкий сон без движения сделали своё подлое дельце. Я, превозмогая боль, перевернулся на другой бок и с рычанием начал выпрямлять и понемногу сгибать ногу.

Рядом стоял Сорняк и с неподдельным интересом наблюдал за моей утренней агонией. Через пару секунд на корточки присела Уршула и начала растирать моё бедро. Сразу стало легче. «Прости, Алиса», – мелькнуло в голове.

– Спасибо, – выдохнул я, с трудом возведя себя на колени.

– Я, значит, думал, в тебя вселился Хаос какой-нибудь там, ну ты так… поняли?

Мои брови сами поднялись вверх. Я покачал головой, удивлённый своеобразной работой мозга Сорняка:

– Мы все по уши в Хаосе, Сорняк, мы в Бесцветных землях.

Нога ныла до самого вечера, Роланд предложил наложить болеутоляющее заклинание, но я отказался – хотел быть в курсе проблемы.

Готовая еда кончилась два дня назад, остались мешочки с зерном, сушёная рыба, вяленое мясо да две сайки ржаного хлеба из настолько грубой муки, что в темноте можно было перепутать хлеб с камнем.

– Шут, а твою историю мы услышим?

– Давайте не сегодня, совсем настроения нет.

– А ты, Таратор?

– Я посленего.

– Да ты быстро расскажешь, – надавил я. – Жалко, что ли?

– Нуладно. Меняпросто скем-то перепутали, блин.

– Ясно, мордой не вышел, – хохотнул Роланд.

– И всё? – я от удивления выпустил поводья.

Яблоня оплошностью хозяина не воспользовалась. За эти дни мы бесповоротно сдружились. Лошадка прощала мне неопытность, словно знала, что она у меня первая.

– Всё, – подтвердил Таратор, задумавшись на долгие три секунды.

В эту ночь я закутался так, что под утро вся одежда была мокрой от пота – зато нога прошла. Жутко хотелось искупаться, но корыто с тёплой водой стало несбыточной мечтой, а встречающиеся ручьи словно брали начало из ледников – даже пить холодно было, не то что купаться. Так что гигиену мы соблюдали так же, как наши кони – обтирались губками, смоченными в разогретой воде. И пахли соответствующе, как кони.

– Септентрио коллинио, – я по привычке наколдовал компас. Хотя трудно сбиться, когда солнце по полдня напролёт указывает путь. Да и я стал ощущать направление, словно гончая собака, взявшая след оленя. И направление это было – к порталу Хаоса. Будто он сам влёк меня к себе. Я надеялся, что мне кажется, что подобные чувства – от безделья. А взвинченные нервы – от тоски по дому и близким людям. Бесцветные меня разорви! В чём бы я себя ни убеждал, я всё равно знал, что портал Хаоса – там. И рушащаяся Печать – не выдумка Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

Я подошёл к Яблоне. Есть не хотелось, потому я решил, что и остальные позавтракают на ходу. Вытащить из сумки полоску вяленого мяса и сухари, на которые мы разделили последние буханки хлеба, сможет и самый поганый наездник.

Прогалины среди густой травы, где паслись лошади, полностью перешедшие на подножный корм, смотрелись, как полотна зелёного бархата. Без зерна лошади уставали быстрее, потому шли мы в основном шагом, лишь редко переходя на тихоходную рысь.

С каждым днём я скучал по Аркусу сильнее. Там осталось всё. Здесь, в Бесцветных землях, даже цвет касты не имел значения. Я хмыкнул, потому они и Бесцветные. От этого вся проделанная мною работа, все преступления против жрецов, все мечты Фостера-древнего подёргивались серой дымкой безразличия, неважности, пустоты. А мысль, что из-за прыжка между кастами я не могу видеться с Алисой, буквально сжигала изнутри. Я пытался потушить пожар двумя оправданиями: Алису, когда она повзрослела, могли бы забрать куда угодно, как Анну; если я вернусь из-за Стены, то либо Алису, либо меня сдвинут в голубую касту. И мы будем вместе. Уже навсегда.

Я закрыл глаза. «Алиса, услышь меня!» Пусть это сообщение передаст хоть Радужная сфера, хоть Радужный жезл, но услышь: я люблю тебя и не хотел бросать. Тем более тебе не стоит беспокоиться о том, что в отряде есть девушка, она просто ещё один воин, согласившийся идти выполнять поручение Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

Скорее добраться бы до этого портала, бесцветные его забери, чтобы вернуться к Алисе! Иметь возможность общаться с родителями хотя бы через письма! А как там дед? Ведь он не вечен. Хотя, пожалуй, доволен, как слон, что внук теперь – Зелёный. У него хотя бы цель была, и он её добился.

Я пытался утешить себя, что без меня это «всё», что я люблю, может исчезнуть вместе со мной. Но когда вторую неделю трясёшься в седле, то как-то перестаёшь в это верить. Что бы нам ни говорили, а Бесцветные земли по-прежнему оставались огромными. Тысячу лет шла война, и почему-то я решил, что именно сейчас Стена упрётся в море на самом юге континента. Наивный. Столько всего со мной было, а я – наивный.

– Роланд, когда вернёмся из-за Стены, будешь строить дом? – решил отвлечь я сам себя разговором.

– Если вернёмся, – уточнил охотник за головами. – А чё, можно, женюсь на Уршульке, сложим вознаграждение моё и её, заживём по-человечески, а не как бродячие псы.

– Какое вознаграждение?

– Э-э, – Роланд смутился лишь на миг, – за поход.

– Деньги?

– А есть варианты? – засмеялся Роланд, дотронувшись до шляпы двумя пальцами. Несмотря на жару, её и чёрные кожаные перчатки он не снимал. – Цвет я менять не хочу – у меня куча друзей и среди Синих, и среди Зелёных. Плюс я и так знаю пару спецзаклятий, чего ещё надо? Деньгами, дружище, только деньгами. И желательно в особо крупном размере.

Не успел я ответить, как буквально из-под земли появилось человек пятнадцать. Похоже, приметили они нас давно и подготовились с толком. Мы шли по пересечённой местности, вдали от дорог, но всё равно наткнулись на засаду.

«Не маги, – мелькнуло в голове. Все держали топоры или луки. – Хотя один без оружия и в балахоне».

Секунда, и раздалась дюжина заклятий скуутум – так должно было быть, если б моя прошлая взбучка не пропала даром. На деле Уршула спрыгнула перед собственным конём и наколдовала один щит. Сорняк поднял левую руку и молчал. Чтобы начать произносить заклятия с нормальной скоростью, ему требовался прилив адреналина – и полутора десятка бесцветных разбойников, выпрыгнувших как черти из табакерки, для этого, видимо, не хватило.

– Тегминтеста, – произнёс Роланд и добавил к высвобождающему слову широкий, неизвестный мне жест, но я догадался, что он каким-то образом взял в единую кокон-скорлупу себя и Смерча. Разумно, учитывая количество противников – они легко могли нас окружить. Всё же я обошёлся двумя простыми щитами: на себя и на Яблоню.

Таратор, как всегда, действовал непредсказуемо.

– Фригус, фригус, фригус, – выпалил он, и трое лучников оказались на земле.

Уршула поморщилась, как от сильной головной боли, и дважды прокричала страшную высвобождающую фразу:

– Долор дамнум висум! Долор дамнум висум!

У первого из ушей пошла кровь, он упал и заорал, но из горла раздался только хриплый сип, словно кто-то сжимал ему шею. Второй завизжал, схватился за глаза и начал кататься по земле.

– Не вижу, не вижу! Мои глаза! – пробивались сквозь визг слова.

Эффект был произведён: бесцветные грабители растерялись, словно дети, решившие зло подшутить, но в последний миг струхнувшие. Оставшиеся стоять опустили оружие и начали пятиться назад.

– Цветные…

– Я говорил! Откуда у беженцев обалденные кони!

– Породистые, разномастные! – поддакнул кто-то с завистью и страхом.

Заговорил тип в балахоне:

– Прошу прощения, мы ждали… других.

– Тех, кто не сможет дать сдачи?! – рыкнул Роланд и начал произносить заклятие убийства, мыслеобраз которого, по долгу службы охотника за головами, из всего отряда знал только Роланд. Своим церберам жрецы разрешали многое.

Марк ударил Роланда по предплечью, сбивая прицел.

– Нельзя, чтобы они сбежали! – рыкнул Роланд.

– И что ты предлагаешь? Убить целую толпу? Стражникам, если они тут вообще есть, мы всё равно не сможем их сдать.

– Мы не причиним вам вреда, – продолжил вкрадчивым голосом человек в балахоне, – вряд ли люди с топорами справятся с шестью магами. Мое имя Трайд, и я даю вам слово: мы больше не встретимся вовсе или только как друзья.

– И будем пить эль, – засмеялся Роланд, – с бесцветными!

– Увас ячто-то топора невижу, – заметил Таратор.

– К сожалению, оружием не владею.

– Языком тоже так себе, – направляя руку с браслетом на Трайда, сказала Уршула.

– Уршула, нет! – приказал я. И обратился к бесцветным: – Если вы обещаете не переходить нам дорогу – можете идти. Но поскорее!

– Обещаем, – с полупоклоном ответил Трайд.

Разбойники взяли под руки вялых, едва связанных с реальностью раненых товарищей и трусцой засеменили на запад.

– Марк, это не благородство, – покачал головой Роланд, – это – слабость. Жрецы сделали ошибку, поместив тебя в зелёную касту.

– Обманули, какдитя, – добавил Таратор, провожая взглядом толпу мужчин.

– Наверняка у них неподалеку спрятаны кони, – сказала Уршула, – иначе как они держали наш темп?

Я сказал худшее, что мог сказать предводитель отряда:

– Я так решил.

С другой стороны, я взял всю ответственность на себя.

– Я, значит, не понял, как они узнали, рыть канавы где, ну чтобы нас, вы поняли?

– Да мы идём, словно по верёвке натянутой, ни разу направление не поменяли, – усмехнулась Уршула.

– Такую маскировку за десять минут сделать можно: земля мягкая, трава густющая, – подтвердил Роланд.

«Да вы и правда подходите друг другу, – с неприязнью взглянув на Роланда и Уршулу, подумал я. – Развлечётесь тут, денежек нагребёте. Может, вам вовсе плевать и на людей, и на Аркус?»

– Мы не бесцветных убивать пришли, – твёрдо сказал я.

Роланд не стал возобновлять спор – чувство собственного достоинства у него всегда было на высоте.

– А если придётся? – невесело спросил Шут.

– Марк правда надеется на конную прогулку, – ответила Шуту Уршула, словно меня и вовсе не было рядом.

– Мы идём к порталу Хаоса, – процедил я. – Пошла! Но!

Яблоня, видимо, устав от нашей болтовни, сразу сорвалась в галоп.

«Не думал, что буду осуждён за то, что никого не убил».

Глава четырнадцатая
Почти у цели

– Я всю жизнь был пасынком, отца не помню, – такого грустного голоса у Шута мы ещё не слышали. – Мать даже рассказывать о нём не хотела. Показывала на отчима и говорила: «Вот твой папа». А этот «папа» без всякого повода любил отвесить пинок и напомнить: «Ты для меня никто, щенок драный».

Шут нервно дернул плечом и продолжил:

– Мне было шестнадцать, когда я на это решился. Ну как решился – психанул. Любил отчим пива дома набраться, и за ночь пару раз выходил по нужде. Я выкопал яму на дорожке. «А что? – подумал я тогда. – Может, пёс какой-нибудь устроил во дворе раскопки».

Мы шли так близко друг к другу, что почти касались стременами. Звонкий голос Шута звучал непривычно глухо, и весь отряд ловил каждое слово.

– Отчим ногу сломал. Хорошо так сломал, очень больно, – хмыкнул Шут, – на всю улицу орал. Мать в исподнем выскочила, а я не спеша, вроде как сонный, вышел на крыльцо глянуть на эту тварь, насладиться правосудием, так сказать. Мать посмотрела мне в глаза, словно поняла, что я покалечил отчима. Может, она заклятие какое шпионское шепнула, кто её знает?

– Есть такие, – тихо поддакнул Роланд.

– Костоправ недёшево обошёлся, да и отчим работать не смог. Я пахал за семерых, чтобы помочь матери, но только как стало ясно, что он скоро поправится… ладно…

Шут сделал глубокий вдох.

– Я вернулся после двойной смены: корабль разгружал с утра до ночи. Спину так ломило, что я разогнуться не мог. Суп, который я варил вчера, съели отчим с матерью. Не было сил даже ругаться. Я набил брюхо хлебом с водой и провалился в мутный сон. От переутомления часто просыпался, или мне казалось, что я просыпаюсь, от этого всё было как в бреду во время горячки.

Шут заболтался, но мы не перебивали.

– Двое Зелёных в строгих чёрных костюмах пришли около полуночи. Бесцветные их забери, почему этим сошкам правосудия не спится по ночам? Можете не отвечать. Они не любят приходить дважды и не любят лишних глаз. Но приди они хотя бы вчера – я бы уже не чувствовал себя таким неудачником: последний день на свободе я разгружал корабль и ужинал старым хлебом с водой! Спасибо, матушка. Что она им наплела?

– Мама?! – вырвалось у меня.

– Мать. Да, мать привела неопровержимые доказательства, и меня без всякого расследования отправили к Стене. Я пишу ей письма до сих пор. Конечно, реже и реже. Зачем? Не знаю. Я уже не ребёнок. Может, на раскаяние какое-то надеюсь? А может, и не мать она мне? Кто теперь разберёт…

К концу рассказа невысокий Шут как будто стал ещё ниже.

Первым моим порывом было утешить Шута. И на миг я даже захотел подарить ему Цертус. Но эгоизм заставил вовремя одуматься.

– После похода мы должны найти её, – уверенно сказал я. – Это…

– Это чудовищно, – подсказала Уршула и положила ладонь на плечо Шута. – Спасибо, что ты продолжаешь нас веселить каждый следующий убогий день.

– Ха, а говорила, что я тебя достал! – привычным голосом воскликнул Шут.

Уршула отдернула руку и, по-доброму усмехнувшись, ответила:

– Минутная слабость.

Уршула привстала на стременах, затем села и достала лук.

– Ждите! – и она пустила лошадь в галоп.

Со стороны, куда ринулась Уршула, явно слышался перестук множества копыт. Я сразу представил шайку бандитов, выросшую как минимум втрое: «Неужели я так наивен и сделал ошибку? – с ужасом подумал я. – Из-за того, что я пощадил кучку головорезов, весь Аркус и Бесцветные земли может поглотить Хаос?»

– Роланд, ты был прав? – то ли спросил, то ли констатировал я. Собственный голос звучал непривычно глухо.

– Неподкованные, мелкие, – покачал головой Роланд, – точно не всадники.

Через несколько минут Уршула скрылась за небольшим пригорком, нарастающий по громкости топот в одно мгновение стал затихать.

– Развернула стадо, – объяснил Роланд и тронул поводья.

Смерч, не спеша, двинулся по следу безымянной пегой лошади Уршулы. Мы, как послушные утята, зашагали за ним. Незаметно для себя я задержал дыхание и выдохнул, только когда вновь увидел бывшего командира Орлиной крепости. Позади Уршулы была перекинута рыжеватая туша сайгака со средними рогами и весом с четверть центнера.

– Мясо! – первым выкрикнул Таратор.

– Я, значит, готов помочь, чтобы тоже съесть мясо, вы поняли?

На весь отряд у нас осталось два мешочка овсянки.

– Умница! – воскликнул Шут. – Что меня утешит, так это кусок жареного мяса!

– Уршула, ты исполняешь желания? – я расплылся в широкой улыбке. – Только вчера думал: как же хочется нормальной еды!

– Бывает, даже тайные, – последнюю неделю я видел только усмешки, которые и с натяжкой не назовёшь весёлыми, а сейчас Уршула улыбнулась как самая настоящая девушка.

– Как ты его догнала? – спросил Роланд.

– От стада отстал, прихрамывал.

– Не жилец, – вынес вердикт Роланд.

Тушу привязали к ветке ближайшего дерева за задние ноги. Уршула достала кинжал, глубоко вспорола горло сайгаку и отскочила. Ещё горячая кровь окрасила белую шерсть на подбородке животного, земля и трава под обильными брызгами стали красными.

– Чего застыли? – подняв одну бровь, спросила Уршула. – Застрели, притащи, разделай и приготовь? Вы для этого взяли с собой женщину?

Я достал Цертус и посмотрел в потухшие глаза сайгака. Внутри появилось противное ощущение, словно к смерти приговорили невинного человека. Я брезгливо воткнул нож и начал вспарывать рыжую шкуру. Невероятно острый Цертус компенсировал неопытность, на миг мне снова показалось, что клинок живой и направляет мою руку.

Таратор достал небольшой ножик, которым постоянно пользовался для готовки, и начал срезать с бедра куски мяса и бросать на сковороду. Сорняк начал собирать сушняк вокруг дерева, Шут – на дереве. Роланд взял топорик и, наоборот, срубил живые ветки. Затем посмотрел на окровавленную тушу, перевёл взгляд на чёрные перчатки и, вздохнув, снял одну с левой руки.

Я впервые увидел его кисть: бледная, с выпирающими венами, неровными суставами пальцев, будто их не единожды ломали. «У Роланда ещё много нерассказанных историй», – подумал я.

Роланд на мгновение нагнулся и, словно фокусник, выудил из ниоткуда нож. Срезая ломти мяса в палец толщиной, он бросал их в кастрюлю и периодически посыпал солью и пахучей специей из толчёных гвоздики и шалфея.

– Сцинтилла, – послышалось рядом и сразу запахло дымком. В который раз я убедился, что единственное, что умеет нормально говорить Сорняк – это заклятия.

Роланд воткнул по бокам костра две рогатки и подвесил на них перекладину с нанизанными кусками мяса из кастрюли. Рядом на корточках сидел Таратор, держа над огнём сковороду на вытянутой руке. Неприятный запах нагревающегося сырого мяса спустя минуту сменился ароматом еды. Готовка была тем делом, где Таратор не спешил. Я отчётливо услышал, как Сорняк и Шут сглотнули слюну, но Таратор продолжал методично переворачивать румяные кусочки с бока на бок кончиком ножа.

Чуть поодаль на боку лежала Уршула, уперев ладонь в щёку, и разглядывала нас из-под отросшей светлой чёлки, словно довольная львица, впервые увидевшая, что её выводок становится самостоятельным. Я едва не рассмеялся, заметив, как пристально Роланд смотрит на перекладину с коптящимся мясом. От такого взгляда что угодно задымится и без огня.

Трещали поленья, шипел капающий в огонь жир, шкварчало прожаренное мясо, зазвенели о сковороду вилки и ножи. Ветер кружил около костра, словно наслаждался терпким и насыщенным от пряностей запахом еды.

От мяса внутри стало тепло, уютно и лениво. Я улёгся на траву и, глядя на осоловевших друзей и простирающуюся вокруг степь с редкими раскидистыми деревьями и заросшими ковылём пригорками, сказал:

– Надоело это однообразие.

– Этот сайгак лучшее, что с нами случилось, – хмыкнул Шут.

– После многихлет вОрлиной крепости немогу двенедели путешествия назвать однообразием.

– Я начинаю терять ощущение, что мы в Бесцветных землях, – задумчиво сказал Роланд.

– Я, значит, спросить хотел о том, как нам идти сколько, вы поняли?

– Полпути прошли, но скоро будет сложнее: чем дальше от Стены, тем чаще будут попадаться поселения, – сказал я. Хотел добавить, что я уже начинаю чувствовать портал Хаоса, но вовремя прикусил язык – незачем отряду забивать голову. Я и сам пока не разобрался, что это значит.

– Судя по карте Белых жрецов, скоро будет река Аргура, – сказала Уршула. – Два моста охраняются, придётся искать брод. Река отделяет где-то четверть Бесцветных земель, и Некромант Зот надеется, что эта часть суши никогда не станет Аркусом. – Девушка вытянула губы трубочкой и покачала головой. – Странно, что его резиденция не защищена Аргурой и находится в восточной части Бесцветных земель.

– Что-то ты знаешь много такого, о чём я даже не слышал, – нахмурился я.

Щёки Уршулы зарумянились. Я поднял брови, всем своим видом требуя объяснений. Заодно вспомнился разговор с Роландом, прерванный разбойниками.

– Я смотрю в карту и говорю то, что вижу, – сухо ответила Уршула. – И я не один год была командиром форпоста: что-то да узнала о враге.

Целую вечность я пристально смотрел в серые глаза, но Уршула даже не моргнула. Я встал и обвёл взглядом сытый отряд.

– Надо ехать.

– Подходите, – подозвал Роланд и начал делить жарено-копчёное мясо. Себе взял больше всех, но у каждого чересседельная сумка потяжелела на добрый килограмм.

Уршула срезала верёвку, и истерзанная туша сайгака рухнула на чёрную от запекшейся крови траву.

– Пир для муравьев и падальщиков, – буркнула она.

– Ага, ты умница, всех накормила, – не преминул заметить Шут.

Во время стоянки лошади объелись ковыля, шкуры лоснились – никто не поленился поскрести четвероногий транспорт щёткой. Морды светились довольством. Удачный денёк. Для всех, кроме того сайгака. Хотя стрела Уршулы гуманнее, чем быть живьём разорванным степными волками. Накатили вспоминания, как почти год назад я провёл ночь на ежовом дереве, проклиная Синих, Белых и всю кастовую систему. Я думал, что меня слышат жрецы, а Радужная сфера, я усмехнулся, чувствует мысли, но продолжал ругаться… волки были страшнее. Сейчас я на дерево не полез бы: облачился бы в кокон-скорлупу и разобрался бы со всеми фригусом.

Внутри я по-прежнему чувствовал себя Фиолетовым. Я всегда сильно любил родителей и сестру, потому втройне проникся унижениями жизни в низшей касте. Очень многое поменялось, но что-то осталось неизменным. Я здесь, а они по-прежнему живут в нашей деревушке и остались Фиолетовыми. Настроение испортилось. Я глубоко задышал, пробуя утешить себя тем, что вряд ли им сейчас дают задания: все знают, кем стал Марк Фостер – Зелёным на попечении у Белых жрецов, отцов и хранителей Аркуса. Я почесал темечко и хмыкнул: а ещё я спасаю мир.

Чем ближе мы подходили к реке, тем гуще становилось разнотравье: качался на лёгком ветру тонконог, цвели василёк и донник, а шалфей – доцветал. Роланд слез со Смерча и начал пополнять запасы любимой приправы.

Отдельно стоящие деревья сменились просвечивающимися насквозь рощицами из ольхи и диких груш, по ветвям скакали озорные тёмно-рыжие белки. Торчали идеальные пеньки – профессиональную работу бобров ни с чем не перепутаешь. Без умолку гомонили птицы, словно им было лень летать, и они пытались докричаться до собратьев на другой стороне реки.

– Нехотелосьбы сидеть ночьюголыми.

– Да, – тут же подхватил Шут, – сушить вещи лучше на солнышке.

Роланд хмыкнул, надолго задержал взгляд на Уршуле, но промолчал. Я прикинул, сколько времени мы потеряем.

– Может, всё-таки сегодня? – спросил я. «Бесцветные! Разве командиры так говорят?» – тут же отругал я сам себя за неуверенность.

– Брод ещё найти надо, – Уршула всегда знала, как поступить, – сегодня поищем, а утром – на ту сторону.

– И будем сушить все-все свои вещи, – всё-таки не удержался от скабрезности Роланд.

Уршула улыбнулась одним уголком губ, махнула в сторону реки и тронула поводья. Роланд молча двинулся за ней. В груди появилась какая-то пустота, на несколько секунд стало тяжело дышать. Я почувствовал себя глупо. Ревность? Я люблю Алису, и когда Уршула, ещё в Орлиной крепости, недвусмысленно проявляла симпатию, я легко ей отказал. А теперь, стоило Роланду обратить на Уршулу внимание, как я распереживался. Тупица, нет чтобы порадоваться.

От реки веяло приятной, влажной прохладой. Шут расседлал Короля и расстелил около толстого ясеня, растущего на краю рощи, одеяло. Таратор и Сорняк, как по команде, сели по обе стороны Шута. Каждый засунул в рот по стебельку травинки и, опершись на ствол спиной, с блаженством прикрыл глаза.

– Идиллия, блин, – покачал головой я и полез на ясень – хотел осмотреться.

Я едва достал до нижней ветки, подтянулся, перехватился одной рукой за ветвь повыше, ещё раз проделал то же самое и наконец смог упереться ногами не в ствол, а поставить их на прочную ветку. Сухие почерневшие крылатки, не опавшие с прошлого года, медленно полетели на друзей. Никто даже не шевельнулся.

Да, это не ежовое дерево с жуткими шипами, которые переставали отрастать только в сильные морозы. Я забирался по ясеню, как по добротно сбитой лестнице. Я глянул вниз и чуть не сорвался – перед глазами всё поплыло. Когда я успел залезть так высоко?! Пальцы ослабели, и я крепко обнял ствол, словно Алису перед долгим прощанием.

С чего я взял, что раз справившись со страхом в критической ситуации, тогда, во время штурма крепости, я не обращу внимания на него в спокойном состоянии? Интересно, есть заклятие, дающее бесстрашие? Или, я хмыкнул, отключающее головокружение? Я же всё-таки Зелёный, центральная полоса Радужной сферы, стержень Аркуса… и шестнадцатилетний парень, боящийся спуститься с дерева.

«Глупая затея», – пытаясь найти просвет в густой листве, подумал я. Увидел реку, Роланда и Уршулу, стоящих бок о бок возле кромки воды, да полдесятка серовато-белых чаек. «Высота коня – мой предел, – с грустью убедился я, – хоть верёвку бы взял с собой. Хотя можно Таратора или Шута попросить забраться сюда с верёвкой, помочь мне спуститься… и в очередной раз доказать, что лидер из меня так себе».

Глубоко дыша, с полуприкрытыми глазами, я по памяти стал искать ветки. Полчаса – и я, взмокший, с дрожащими руками и ногами, снова на твёрдой земле. Я плюхнулся на свободный краешек одеяла и опёрся на ненавистный ствол. Рядом мирно сопели в шесть дырочек и переваривали сайгака три мага. Кони стояли на месте и лениво, едва двигая челюстями, пережёвывали траву. Да, мне есть чему поучиться! Уршула и Роланд занялись делом, остальные – отдыхают. И только я, бесцветные меня разорви, начал страдать ерундой.

– И чего вы тут расселись? – подняла брови Уршула. Я даже не заметил, как они подошли. Значит, мог подкрасться и кто-то другой.

– Ночью лагерь надо делать на открытой местности, – дотронувшись до шляпы, менторским тоном заявил Роланд.

– Я, значит, не знаю, точнее, как бы не ночь… – спросонья начал оправдываться Сорняк.

– Подкрасться из рощицы – плёвое дело, – перебил Роланд и подвёл Смерча за поводья к самой густой части луга.

– Вы там чё, спектакль репетировали? – сладко потянувшись, поинтересовался Шут.

– Вы брод нашли? – спросил я.

– Четверть реки перешли – коням по брюхо, – пожала плечами Уршула. – Завтра проверим.

Когда стемнело, мы отошли от деревьев на полсотни метров, костёр разводить не стали.

– Луцет, – сколдовал я не задумываясь. Браслет начал испускать неяркий зеленоватый свет. А когда-то приходилось напряжённо составлять мыслеобраз, заклятие не получалось, а браслет всё равно обжигал, словно резкая пощёчина от близкого человека.

Таратор сел на корточки и быстро привязал коней к стволу куста. Мы не боялись, что кони сбегут от нас, но в темноте они могли повредить ноги, провалившись в сусличью нору.

К ночи около реки стало не по-летнему холодно. Я лёг на бок и укрыл одеялом даже ухо. Назойливые комары пытались соснуть крови из открытых носа или лба. Пришлёпнул троих, и на пару минут наступил покой – этого хватило, чтобы заснуть.

Проснулся я от того, что кто-то ласково трепал меня по волосам. В раннем детстве так будила мама к завтраку, если её не успевал припахать Синий. Я приподнялся на локтях, горизонт был тёмен, но почти полная луна отлично подменяла солнце. Рядом присела Уршула с прижатым к губам указательным пальцем. Ещё не открыв глаза, я догадался, что это не ночной убийца решил нежно разбудить меня, перед тем как перерезать горло, но всё же я рад был увидеть именно Уршулу, а не, скажем, Сорняка.

Мы отошли к берегу и сели на прибрежный песок. Из-за поднявшегося ветра казалось, что воду хлещет лунный бич.

– Я и правда знаю чуть больше, чем ты. Но со мной может что-то случиться, и ты должен не забывать, зачем я покинула Аркус, – без вступлений начала Уршула. – Не только из-за вознаграждения. Хотя оно и правда огромное.

– Что пообещали? – уставившись на коленки Уршулы, тупо спросил я.

– Зелёный браслет, – взяв меня за запястье, начала перечислять Уршула. – Списывают все прошлые преступления, как будто их и не было никогда, полтысячи серебряных.

– На всю жизнь хватит, – буркнул я. И подумал: «Достали на мне деньги зарабатывать. Хоть поделился бы кто».

– Особенно, если половину положить в уважаемый банк, – Уршула секунд на десять замолчала. Наверное, поразилась тому, что купит на другую половину. Затем продолжила: – Я цитирую жрецов: «Цель первая – Марк не должен погибнуть, цель вторая – пусть думает, что командир он, но вести к порталу его должна ты, а то он любит во всякие не касающиеся его передряги влезать».

– Пусть думает, – повторил я и невесело хмыкнул.

– Ты переживал, что в Орлиной крепости я была командиром? – подняла бровь Уршула.

– Нет, конечно, – слишком поспешно ответил я. – Просто…

– Марк, от тебя зависит жизнь в этом мире как таковая, от тебя зависят все Бесцветные, Яркие и Тусклые, от тебя завишу я и даже Белые жрецы, наши отцы и хранители.

– А если я ничего не смогу сделать?

– Ты попробуешь. Жрецы сказали, что Марк разберётся.

– Хах, мне бы их уверенность!

Я склонил голову от незримого груза ответственности, словно на меня надели ярмо. Тяжко было вдвойне от того, что я не знал, что должен буду сделать. Да, я шестнадцать лет был Фиолетовым и каждый день, каждый час, да что там, каждую минуту не ведал, что со мной будет дальше. Но раньше от меня ничего не зависело! Меня наказывали, я мог погибнуть или стать изгоем, но когда тебе дают задание: «Иди туда и спаси мир», хочется хихикнуть и покрутить у виска.

Уршула молчала, наверное, ждала вопросов или обвинений. Я чувствовал благодарность.

– Отцы и хранители, – покачал головой я. Выдохнул, выпрямился и протянул ладонь. – Спасибо, Уршула. Можешь присматривать за мной.

Она пожала руку и подмигнула:

– У тебя не было выбора.

Небо начинало светлеть, знаменуя предрассветные сумерки. Я широко зевнул.

– Бесцветные, Уршула, зачем ты меня разбудила так рано?!

– Почувствуй себя в моей шкуре, – засмеялась Уршула. – Я просыпаюсь всегда рано и никогда не высыпаюсь. Это проклятье какое-то!

– Надеюсь, полтысячи серебряных принесут тебе немного покоя, – поддел я.

– Во-первых, их надо заработать, во-вторых, не завидуй, и в-третьих, к бесцветным этот покой. После первого года в Орлиной крепости я решила, что никогда не осяду на одном месте надолго. Да и вряд ли смогу.

– Люди считают удачей прожить всю жизнь на одном месте.

– Догадываюсь, что в Бесцветных землях это особенно актуально.

Я вспомнил, как мы сидели около реки во дворе Алисы, досадливо поморщился и зашагал обратно к лагерю. Быстрые летние сумерки прошли, и краешек солнца засеребрил, как невысохшие после рыданий щеки, покрытую росой траву. От резких порывов ветра казалось, что земля плачет.