Текст книги "Все думы – о вас. Письма семье из лагерей и тюрем 1933-1937 гг."

18–19 декабря 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.XII. 18–19. № 84. Соловки. Дорогая Аннуля, только что вернулся из посылочного бюро, где получил твою посылку. Что же тебе сказать о ней? То же, что и раньше говорил? Дала бы ее содержимое детям и себе самой, насколько было бы это мне радостнее. Вчера тоже был в посылочном бюро – отправил вам свою посылку.¹ Однако опасаюсь, что без объяснений она не покажется вам достойной внимания. В частности, водоросли, наложенные безобразной массой сверху, очень интересны. Их вид до известной степени вы сможете воспринять, если размочите водоросли или части их в воде. Уложить более аккуратно и снабдить определениями я не смог, так как не было места в ящике. Впрочем по мере присылки моих рисунков вы будете узнавать, как называется та или иная водоросль. Яйца – пестренькие чайки, гладкое – гаги, пух гагачий из гнезда. Розовый кварц положи на память обо мне себе на стол; найден этот минерал на Соловецком острове, валун, большие куски которого лежали у меня, а один – на столе передо мною (помнишь Олино ожерелье из розового кварца?). Слюда – с Кузовых островов. Крабы и морские звезды Соловецкие. Гранаты – выбиты из амфиболитовых валунов, тут встречаются такие со множеством красных включений. Большая водоросль – маленький экземпляр Laminara digitata (они бывают длиной более 3 м), повесь ее на стене. Из этой водоросли добывают иод, бром, мнит, альгин, пектиновые вещества, калийные соли, водорослевая целлюлоза. Черная палочка – «стебель», то есть ножка, такой же ламинарий, но довольно большого размера, ссохшийся, он был толщиной около 3 см. Сделайте из него хотя бы ручку или еще что-нибудь. Водоросли и их части обязательно смотреть под микроскопом, только тогда открываются их красота и интересность. Раковины и губки – Соловецкие. Белые и розовые наросты и корки на раковинах и на некоторых водорослях – это известковые водоросли семейства Corallinaceae, подсемейства Melobesieae – мелобизиевых. Коллекцию хотите – сохраняйте как она есть, хотите – поделите между собою, лишь бы доставить вам всем маленькую радость. Шапку посылаю Васюшке, а если не пригодится, Кире; впрочем делай, как знаешь сама. Надоела она мне очень – 3 года сплю на ней, заложив в свою импровизированную подушку, и совсем истрепал, хотя и не носил. Морской пейзаж – это Кузова, написан знакомым художником по моей зарисовке; впрочем он был и сам на Кузовах, но в другое, более зеленое, чем я, время, поэтому и вышел пейзаж слишком обыкновенный, веселый, земной, тогда как на самом деле он должен быть неземной, величаво-дикий, первозданный. Это впечатление, к сожалению, на изображении не передано. Если будете делить коллекцию, то не забудь дать что-нибудь Наташе и маленькому. Да, еще: перья – чаек, крыло, кажется, гагарки (тут есть гаги, гагары и гагарки – все это разные птицы). – Пейзаж повесь себе, вспоминая, что изображение места очень пришлось мне по душе (я писал вам о них летом – перечти соответствующее письмо. Я чувствую большую благодарность руководству отделением и цензору, разрешившим послать вам эту коллекцию; конечно, она, коллекция, не представляет научного интереса, но мне хотелось вещественно связать вас с предметами моего внимания и работы, а также ввести детей в круг объектов, для них новых. Дорогая Аннуля, из твоих писем, особенно из последнего, на меня повеяло чрезвычайной усталостью и унынием. Я ощущаю твое настроение, сквозящее между строк, которое меня пугает. Разговорами тут не поможешь, но ты должна принять меры. Прежде всего ты недоедаешь и недосыпаешь, неужели нельзя сделать что-нибудь, чтобы улучшить эти условия. Старайся не тратиться на то, без чего можно обойтись, но питайся лучше. Вот, я боюсь, Тикины головные боли не от недоедания ли? Надо повысить ей и всем количество жиров, это непременно, во что бы то ни стало. То же относительно Мика. М.б., и раздражительность его от недостаточного питания. Что же касается до нравственной усталости твоей, то мне она конечно вполне понятна. Но вспоминай почаще, что я всегда думаю о вас, думаю больше, чем если бы был с вами, и внутренне всегда забочусь о вас. Может быть тебе будет легче. С душевной усталостью можно и должно бороться. Непременно читай, что-нибудь хорошее, слушай музыку, смотри картины, рисунки. Вообще делай свою жизнь заполненной предметами более достойными. Нельзя опускаться и распускаться, нельзя суживать свой кругозор на одних мелочах жизни. Кстати, получив твою посылку, я не получил объяснений к ней. Там, например, содержится красивое вышитое полотенце, но я не знаю, кто его вышивал. Кто шил платки? Оля спрашивала в письме, следует ли Тике ставить отметки поснисходительнее или построже?

Так как в письме к Оле не осталось места, то пишу тебе. Конечно, надо Тику по возможности ободрять и внушать ей уверенность в себе. Поэтому надо возможно больше помогать ей в приготовлении уроков, по много раз спрашивать их у нее, не только вновь пройденное, а и старое, в разбивку, невзначай, чтобы знания не лежали в голове мертвым комом. Отметки ей надо ставить пощедрее, чтобы создать в ней легкое и бодрое настроение, а тогда дело наладится и пойдет далее само собой. Ты не писала мне, получили ли вы в № 80 стихи; сообщи. Хочется послать вам еще, но нет места. Целую тебя, дорогая Аннуля, заботься о себе и о детях и будь веселой, главное же старайся отдыхать. В этом письме посылаю контуры некоторых характерных растений Приполярья и рисунок известковой водоросли с трубочками.

1. Посылка, отправленная о. Павлом, дошла, и некоторые из предметов, находившихся в ней, хранятся до сих пор в семье Флоренских, а сама коробка – в музее П.А. Флоренского в Москве.

3–4 января 1937 г., быв. Кожевенный завод

1937. I. 3–4. Соловки. № 86. Дорогая Аннуля, хотелось мне написать вам ночью, при наступлении 1-го числа нов<ого> года, но не удалось. Но я особенно усиленно думал о вас и радовался мыслию, что вы в это время собрались вместе¹. Получил твое № 36 от 21 дек<абря>, и быстро – 30 дек<абря>. Буду отвечать по порядку твоего письма. Рисунки на восковке тебе напрасно нравятся. Ведь это просто копии с книги, и притом очень плохие, т. к. у меня нет хорошего пера и, кроме того, на восковке нельзя провести тонкую линию. Рисунки же на бумаге – с натуры и, кажется, таких рис<унков> вообще нет; кроме того они точны, т. к. все делается по точному промеру и в масштабе. Посылаю 4 таблицы по штудированию водоросли полисифонии – Polysiphonia urceolata, formaroseola, эту же водоросль Гоби назвал Polysiphonia pulvinata. Невзрачная и небольшая, она обладает однако весьма замечательным строением (состоит из отдельных, сросшихся пучками и заключенных в общий футляр трубочек-сифонов, стенки которых покрыты красным пигментом), а главное глубокою древностью своего происхождения: ее относят к докембрийским временам, т. е. к началу зарождения жизни и формирования современной земной коры². Кроме того присылаю 2 зарисовки на Кузовах с лишаев: лишаи (черное и зеленое – лишаи, розовое и серое – обнажен<ная> камен<ная> порода) растут циклически, концентрическими нарастаниями, это очевидно годовые кольца их, когда в благоприятный сезон развиваются массивные участки слоевища. Я не успел зарисовать, но наблюдал там же случаи 7-ми концентрических колец, правда не всегда полных. Не знаю, делалось ли подобное наблюдение как-нибудь, но скажу, что в других местах эта цикличность дается лишь намеком и невнятно, лишь на Кузовах я видел, но повсюду там, выраженной ярко. Не знаю, стоят ли чего мои рисунки, но делая их, я все время думаю о вас и для вас их делаю.

Спрашиваешь, что такое альгинат. В бурых водорослях (ламинариях, фукусах и нек. др.) содержится в свободном виде и в виде соли кальция особая, больше нигде не находящаяся, органическая кислота, называемая альгиновой, т. е. водорослевой, или просто альгином. Соли этой кислоты называются альгинатами, с добавкою названия того металла, с кот<орым> кислота связана. Что такое химич<еский> альгин, до сих пор точно не установлено, но есть данные и утверждения, что это осложнение маннуроновой кислоты. Впрочем это тебе ничего не говорит. Альгин не растворим ни в воде (в ней набухает), ни в других растворителях, но растворяется в растворе соды или щелочей, химически переходя в альгинат натрия или калия. При доливании минеральной кислоты альгиновая к-та теряет свой металл и выделяется в виде полупрозрачных клецок – совсем медуза. То же происходит при введении в альгинат натрия или калия солей тяжелых или щелочноземельных (кроме Mg) металлов: образуются нерастворимые, но набухшие, студнеобразные их альгинаты. На этом превращении основан ряд применений альгината натрия: его наносят в виде раствора, а затем превращают в альгин или в нераствор<имый> альгинат, получается по разбухании упругая, нерастворимая, прозрачная пленка, не вспыхивающая на огне. Вот напр<имер> бумага, на которой нарисована была анфельция в виде кустика или ризоиды³ ламинарии – она сделана мною из фильтровальной путем пропитки альгинатом натрия и обработки кислотою: получилась нерастворимая в воде проклейка. Пока достаточно. Пишешь о маленьком⁴ и о моем отце. Мне кажется, по некоторым данным, он всегда был в тревоге и когда я был маленьким, а под конец жизни – в непреодолимой тревоге за маму и за нас, и попытки успокоить его вызывали сильное раздражение. Это было болезненное состояние, отчасти вызванное физическою болезнью, но может быть последняя сама обострялась от тревоги нравственной.⁵ Но не будем заглядывать в будущее, никому неведомое. Пусть маленький растет, окруженный любовью и лаской, пусть питается культурно и живет, не зная заботы. Наше дело взять заботы и тревоги на себя. А кроме всего, ведь жизненная задача – не в том, чтобы прожить без тревог, а в том, чтобы прожить достойно и не быть пустым местом и балластом своей страны.

А.И. Флоренский с детьми Ольгой и Александром.

Фотография. 1891 г.

Если попадаешь в бурный период исторической жизни своей страны и даже всего мира, если решаются мировые задачи, это конечно трудно, требует усилий и страданий, но тут-то и нужно показать себя человеком и проявить свое достоинство. Что же, были мирные и спокойные периоды. Но разве большинство использовало эти годы спокойствия? Конечно, нет, занимались картами, интригами, пустословием, делали очень мало достойного внимания. Были ли удовлетворены? Нет, томились от скуки, куда-то рвались, даже кончали самовольно счеты с жизнью. Оглядываясь назад и просматривая свою жизнь (а в моем возрасте это особенно надлежит делать), я не вижу, в чем по существу я должен был бы изменить свою жизнь, если бы пришлось начинать ее снова и в прежних условиях. Конечно, я знаю за собою много отдельных ошибок, промахов, увлечений – но они не отклоняли меня в сторону от основного направления, и за него я не упрекаю себя. Я мог бы дать гораздо больше, чем дал, мои силы и по сей день не исчерпаны, но человечество и общество не таковы, чтобы сумело взять от меня самое ценное. Я родился не вовремя, и если говорить о вине, то в этом моя вина. М.б. через лет 150 мои возможности и могли бы быть лучше использованы. Но, учитывая историческую среду своей жизни, я не чувствую угрызений совести за свою жизнь в основном. Скорее наоборот. Раскаиваюсь (хотя это раскаяние не доходит до глубины), что относясь к долгу страстно, я недостаточно расходовался на себя, – под «на себя» разумею вас, в которых ощущаю часть самого себя, – не умел радовать и веселить вас, не дал детям всего того, что хотелось бы дать им. – О Тике. Я уверен, что ее малые успехи происходят вовсе не от недостатка способностей, а от растерянности, неуверенности в себе и застенчивости, а также от недостаточного развития внешнего. Надо ее ободрять, помогать ей, так чтобы она стала на ноги уверенно, разговаривать с нею, читать ей и заставлять читать – пусть читает, что ей нравится, хотя бы и не первого сорта – лишь бы привыкла к чтению. Надо разрыхлить ее знания, а для этого заставлять комбинировать их в различных и дальних сопоставлениях, ну хотя бы путем фантазии. Пусть, например, рассказывает воображаемое путешествие, решает казусы из разных областей. О Мике. Он переживает переходный возраст, который всегда дается нелегко, а при нервности и одаренности особенно трудно. Нисколько не сомневаюсь, что Мик будет тебя радовать, что он выровняется. Пока же надо, не распуская его и относясь с твердостью, просто ждать, ждать терпеливо и с надеждой. Он стремится из дому, т. к. ищет впечатлений. Постарайтесь дать ему таковые, пусть Вася и Кира приучают его разбираться в коллекциях, делать кое-какие наблюдения и опыты, записывать, чертить, собирать материал по вопросу, который его более или менее занимает, например по фотографии. Это и пригодится ему в будущем, и введет в русло в настоящем. Старайся завести в доме привычку (хотя бы отдельными фразами) к иностранному языку, только так можно освоить язык. Пусть это будут, наконец, отдельные слова, пусть не совсем правильно: надо разбить внутреннее сопротивление и одомашнить язык, который воспринимается не как нечто применяемое, а лишь как школьный предмет. В этом – вся беда. Пусть же он будет в употреблении, хотя бы и неумелом. – Птичку попроси подкрасить для маленького Никиту⁶, для этого ему надо не более четверти часа и можно сделать на месте. – О тебе. Я писал вовсе не о кухонно-квартирной твоей нужности (тоже важной, впрочем), а о твоей необходимости для детей, как источнике тепла, любви, как о связи их между собою. Они же все тебя очень и очень любят, но по обычаю людскому относятся небрежно, потому что это уже есть у них. Откуда приезжает Ел<ена> Вл<адимировна>?⁷ На Наташу напрасно досадуешь, было бы плохо, если бы она отбросила все, что получила от матери, какова бы та ни была (я ее не знаю и не представляю себе). Но пусть Наташа видит лучшее, тогда усвоит. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля и еще раз целую.

1. Новый год отмечали и на Соловках. Вот как это описывает Ю.И. Чирков («А было все так…». М., Политиздат, 1991, с.133–134): «Новый, 1937 год мы встретили еще в библиотеке, а накануне состоялся прекрасный новогодний концерт – последний в истории соловецкого театра. Все исполнители, предугадывая это, играли так, как перед смертью, отдавая все свои силы и вдохновение залу. Как пел Привалов, как исполнял Брамса и Рахманинова (2-й концерт) Выгодский! Все были растроганы, очарованы. (Кстати, Рахманинов, как белоэмигрант, был запрещен для исполнения, и его подали как Чайковского). Какие миниатюры новогоднего содержания разыгрывали комики-эстрадники и артисты оперетты! Конферансье Андреев смешил публику до слез, в том числе и руководство лагеря, восседавшее в “правительственной” ложе. Экспромты Андреева были весьма смелыми и острыми. Например, он передал разговор двух чаек, соловецкой, прилетевшей на зиму на юг Европы и французской. Соловецкая чайка так хвалила Соловки, что французская захотела туда полететь весной. Соловчанке стало жалко француженку: “Ах! Ты болезная, да ты иностранка, тебе же пе ша пришьют (подозрение в шпионаже) и нас подведешь под монастырь (под монастырем расстреливали), не придется полетать над монастырем. Да и кого смотреть – монахов нет – Монахов есть”. Француженка огорчилась и прощебетала: “Ну ваши Соловки к монаху”.Начальство тут не смеялось. На другой день Андреев получил трое суток ШИЗО.

Второго января пришел начальник колонны и объявил о переезде всех жителей библиотеки в колонну. Мне опять досталась 11-я камера во второй колонне, где кишело 80 человек».

2. О хозяйственных делах и увлеченности водорослями Флоренского пишет Р.Н. Литвинов 1937.I.9: «…Нужно сказать, что по существу тут кормят достаточно, а готовка пищи и глубокий интерес к этому процессу вызваны, должно быть, просто желанием создания чего-то личного, создания своего хозяйства, чего-то вроде очага. Мне-то лично лень заниматься этими делами, а главное я очень не люблю мыть посуду, да и времени вообще не хватает. Но, быть может, я уговорюсь на это дело. Приятель мой, с которым мы ведем вместе элементы хозяйства, т. е. получаем вместе хлеб, ходим вместе обедать и у которого я съедаю мясные кушанья (о. Павел, действительно, не ел мяса. – Ред.), а взамен отдаю ему винегрет, давно уже уговаривает меня перейти на самоготовку. Но я опасаюсь, так как он человек рассеянный, и, когда начнет, например, сушить себе хлеб на ржаные сухари, очень им любимые, обязательно их сожгет. Он увлекается ботаникой водорослей. Смотрит в микроскоп, иногда показывает мне. Красиво, но не интересно. Как-то не тянет меня к ботанике».

3. Ризоиды – нитевидные образования у водорослей, выполняющие функции корня.

4. Так о. Павел называет внука Павла.

5. В своих воспоминаниях о. Павел много пишет об отце, о том, что из семейной жизни он хотел создать рай: «Я сказал слово “рай”, ибо так именно понимаю своего отца – на чистом поле семейной жизни возрастить рай, которому не была бы страшна ни внешняя непогода, ни холод и грязь общественных отношений, ни, кажется, сама смерть… Все тяготы жизни отец нес на себе, но вносить их в семью не хотел; и, не выдержав тяготы одинокого несения труда, и горя, и неприятностей жизни, ради того, чтобы семья была избавлена от них, он надломился и, когда увидел неосуществленность своей жизни, потерял равновесие и телесное, и духовное… семья была его идолом, его богом, а он – ее жрецом и жертвою» («Детям моим», с.25). Причины этой неосуществленности о. Павел видел в том, что «…их (родителей. – Ред.) мировоззрение, бывшее попыткою семьею преодолеть нигилизм, их окружавший в дни их юности, само таило в себе “яды нигилизма”» (с. 26), поскольку семья строилась именно «на чистом поле», без связей с прошлым, с предками, с верой. Восстановление этой связи будет уже сознательным делом жизни о. Павла.

6. Фаворский Н.В.

7. Дервиз Е.В.

У входа в театр СЛОН.

Фотография. 1920 гг.

4 декабря 1937 г., быв. Кожевенный завод

XII.4. Дорогой Мик, хорошо, что в Загорске построен дом пионера и притом нарядно и занимательно украшенный. Но грустно, что развелись автомобили, грузовики и прочие источники порчи воздуха и тишины. На моих глазах, с 1904 г., когда я впервые попал на место нашей жизни, тихий, с чудными окрестностями Посад постепенно перерождается в шумный Московский пригород Загорск¹, и все милое, ради чего я держался Посада, уходит в воспоминания. Уже нет ни прежних лесов, ни прежних грибов.

Читальня библиотеки СЛОН.

Кадр из фильма «Соловки» из фондов СГИАПМЗ 1928 г.

Ни прежних озер (кажется), ни прежней непуганой птицы и белок, ни прежнего изобилия рыбы. Особенно резко пошло это изменение с 1914 года, когда в Посаде расположились войска, переглушили рыбу, распугали птицу. Человек – враг самому себе, и где он появляется, там начинает портить условия своего собственного существования: мусорить, грязнить, истреблять. Но к сожалению, так было испокон веков и нужна очень высокая степень культурности, чтобы задерживать эту вредностность человеческой деятельности. Посмотри, у нас: никто не хочет закрывать за собою дверь, хотя самому же будет холодно. Никто не хочет подумать, что истребляя (без нужды!) цветы, деревья, птиц – он сам же лишится всех этих красот. Никто не заботится о чистоте – бросает всюду бумажки, жестянки, стекло, тряпки – а потом самому тошно смотреть. Такое же отношение и к обществен<ному> имуществу, и к обществен<ному> порядку. Лишь бы вот, сейчас, себе, без труда, урвать что нужно и даже не нужно, а последствий никто не учитывает. Поступай так, чтобы твое поведение могло бы стать правилом для всех. Если взвесишь, что вышло бы, если бы все стали поступать так же, как ты сам, то убедишься, что общество начало бы разрушаться и вообще жизнь наступила бы невыносимая для всех и в том числе для тебя. Поэтому старайся вести себя так, чтобы твое поведение, повторенное каждым, дало бы жизнь если не совершенную, то хотя бы сносную. – I.6 Как видишь, дорогой, это письмо весьма задержалось: отчасти по недосугу, отчасти потому, что хотелось послать вам рисунки, а закончить все не мог. Сегодняшний вечер особенно вспоминаю о вас, тем более, что на Соловках теперь невыразимо уныло и мертво. Море начало подмерзать у берегов, и вероятно на днях будет последний пароход; зима настоящая и бодрая еще не наступила, температура колеблется около нуля, то на неск<олько> градусов ниже, то слегка выше; дует неприятный холодный ветер, свистя и завывая в окнах, плохо замазанных, проносясь по комнате; в комнатах холодно; солнца не видно, все небо серо и неприглядно. Трудно поверить, что теперь декабрь, даже январь, впрочем, и это у полярного круга. Эта зима напоминает мне Черноморское побережье, лишь несколькими градусами температура ниже того, что привычно мне с детства. Однако там зима тянется 1–2 месяца, а тут – до июня… Письмо опять прервалось: ходил послушать начало курса по векторному и транзитному анализу появившегося здесь математика. Пошел, но был раздосадован. Лектор² читает бойко, как 1-й ученик, наизусть выучивший урок. Но когда слушаешь его быстрый пробег понятий, то возникает мысль: что за ненужная наука математика, какой-то сплошной произвол, лишенный как мотивировки, так и целеустремленности. С этим направлением я боролся всю жизнь. Математика самая важная из наук, образовывающих ум, углубляющая, уточняющая, обещающая, связывающая все миросозерцание в один узел; она воспитывает и развивает, она дает философский подход к природе. А у нас ее излагают как никому не нужную, мертвую дисциплину и отпугивают от нее учащихся. Да и учащихся ли только? Подозреваю, что и учащиеся, бойко владея буквою математики, не понимают смысла этой буквы – и не подозревают его. Крепко целую тебя, дорогой Мик. Не забывай папу.

1. Сергиев Посад, где семья Флоренских жила с 1910 г., а сам П.А. Флоренский поселился в 1904 г., после поступления в Московскую Духовную Академию, в 1930 г. был переименован в Загорск, в честь революционера В.М. Загорского (наст. фамилия – Лубоцкий, 1883–1919).

2. Вероятно, это з/к Зеликман Виктор Григорьевич, математик, г.р.1911, расстрелян в 1937 г.