Текст книги "Все думы – о вас. Письма семье из лагерей и тюрем 1933-1937 гг."

Письма о внуке

24 марта 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.III.24. Дорогая Наташа, получил одно Ваше письмо. Надеюсь, что Вы бережете себя и ребеночка¹. Как я писал уже Вам, я сердечно рад его существованию и чувствую, что люблю его. Жаль мне только, что не увижу его собственными глазами. Но Вы впоследствии скажете ему, что его дед любил его, когда его еще не было под солнцем. Но было бы грустно, если бы Ваши занятия музыкой прекратились надолго. Очень неудобно, что у Вас нет инструмента дома – и для упражнения, и для радости. В моих бумагах была составленная мною по разсказам родословная Вашей семьи. Попросите кого-нибудь из наших переписать ее, чтобы она была и у Вас. Я считаю, что знать прошлое своего рода есть долг каждого и приносит много пользы для самопознания и исправления или предупреждения возможных ошибок в жизни, т. к. дает возможность учесть свои прирожденные склонности, способности и слабости. Мне же в особенности хочется, чтобы Ваши дети были вооружены этим материалом самопознания, – конечно в будущем, которое наступит еще не скоро. Сообщите мне, когда собирается появиться на свет маленький. Соловки, по какой-то врожденной антипатии, бывшей у меня еще с детства, мне глубоко чужды, несмотря на то, что было бы конечно нетрудно найти и привлекательные стороны их. Хорошо знаю, в частности, что здесь во многих отношениях лучше, чем во многих других местах – и все же выталкивается у меня из сознания этот остров. Напр<имер> до сих пор я не был в Соборе ², даже стыдно признаться, но нет желания, и это несмотря на мою страстную любовь к древнему искусству. Монастырь очень живописен, а не радует. Единственное, на что еще смотрю, это на закаты: краски тут исключительно разнообразные и нежные, сокровище для хорошего колориста. Еще смотрю на северные сияния; красивое и поучительное зрелище. Когда-то мне казалось, что увидеть северное сияние составляет венец человеческих желаний; но когда это пришло, то жгучий интерес уже погас. Так и все в жизни: осуществление желаний приходит слишком поздно и в слишком искаженном виде. Всего хорошего, берегите себя и будьте здоровы.

Наталия Флоренская. Крым. Фотография. 1934 г.

1. Имеется в виду ожидавшийся тогда внук о. Павла Флоренского.

2. Спасо-Преображенский собор (XVI в.) – главный храм Соловецкого монастыря.

8–9 апреля 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.IV.8–9. Соловки. N 56. Дорогая Аннуля, получил сегодня твое от 30 марта, N 12. Отвечаю на вопросы. Спрашиваешь о водорослях. Нельзя одною фразою ответить на твои вопросы. Водорослей существует 13 классов, причем в Белом море из более примечательных 4-х классов найден 121 вид и 129 форм, найден уже в 1925 г., а число находимых видов все возрастает. В настоящее время практич<еское> значение находят гл<авным> о<бразом> бурые водоросли (к которым относятся разные виды ламинарий и фукусов) и багряные (к которым относится анфельция). Мне приходится работать с этими тремя родами. Из ламинарий (и отчасти фукусов) добываются иод, альгин и др<угие> вещества, а из анфельции – агар-агар. Спрашиваешь, как их вылавливают. В большинстве случаев не вылавливают, а просто собирают на берегу. После штормов берег покрыт выбросами, берега Бел<ого> моря буквально завалены водорослями, и валы выбросов тянутся на много километров, при высоте в 50 см и более и ширине от 1 м и значит<ельно> более. Ежегодно выбрасывается на одних только Соловках не менее 25 тысяч тонн, да и то это не все выбросы, а наиболее полезные – «морская капуста» (ламинарии), «тура» (фукусы), «мошок» (анфельция). Водорослевые запасы Бел<ого> моря исчисляются в 1 ¹/₂ миллиона тонн, причем возобновление запасов считается в 3 года. На 1 кв. м поверхности дна (у берегов) вырастает ок<оло> 5–6 кг ламинарий и 9—10 кг фукусов, – но, конечно – там, где они вообще могут расти. Величина ламинарий оч<ень> различна, в зависимости от возраста и разных условий. Малые – 50–75 см. Крупные экземпляры до 350 см ростом, при толщине ствола в 3,5–4 см. Сейчас передо мною лежит такой экземпляр. 5 растений присосались своими ризоидами («подобие корней») к одному камню – куску гранита в 20 кг. Держатся на камнях они так прочно, что не оторвешь, только ножом можно подрезать. А чем держатся – непонятно, т. к. ризоиды лишь сверху камня, как бы приклеены к нему. На камне всякие жители моря: мелкие водоросли, розовый налет – вероятно тоже водоросли, полипы, губки, ракушки, икра, морская звездочка и т. д. Стебли гладкие, тугие, совершенно без волокон и сосудов, словно резиновые. К середине они неск<олько> потолще, слегка изогнуты волнистой линией, лежат как клубок змей. Стебель составляет 1/2 длины водоросли, другая половина – нечто вроде листа. У ламинарии дигитаты это как бы рука с длинными пальцами – их много, этих пальцев <в письме пропуск>. Свежевытащенные из воды или выброшенные водоросли из бурых – бурого цвета, но на воздухе примерно через сутки становятся темно-зелеными. – Кроме сбора водоросли добываются и драгировкой. Драгированные водоросли свежее и выше по качеству, но драгировка нелегка. И сбор и драгировка производятся летом, т. е. с весны по осень включительно. Но т. к. мне понадобились свежие водоросли, то сделана попытка драгировать их не с лодки, а из-подо льда, и водоросли драгировали уже неск<олько> раз. Требуется их конечно много, даже для опытов по 100 кг в день, а для производства – тонны и десятки тонн. – IV.9—10. От свежих водорослей приятно пахнет – сыростью и морем, но при гниении запах делается противный. – На зиму водоросли надо сушить, если имеется в виду добывать из них различные полезные вещества. Если же добывать только иод, то водоросли сжигают – либо в ямах, либо в особых печах, частью осенью и летом, частью весною – перепрелый материал, «консервированные» водоросли; и в том и в другом случае перед пережогом приходится водоросли подсушивать, а это нелегко, особенно в здешних условиях, при сырости воздуха и отсутствии солнца, т. к. водоросли мясисты и водянисты, содержат не менее 4/5 воды. – Мешок тоже подсушивают, после промывки; сушить его легче, он суше и слоевище его состоит из тонких волокон. – Довольно о водорослях. Об имени для Васи и Наташи я не писал, потому что меня не спрашивали, а навязывать свое мнение не хочу. Очень трудно об этом вопросе говорить вообще, не конкретно. Ведь имя само по себе не дает хорошего или плохого человека, оно – лишь музыкальная форма, по которой можно написать произведение и плохое и хорошее. Имя можно сравнить с хрией, т. е. способом распределения и соотношения основных частей и элементов сочинения, но не именем создается тема сочинения или качество его. А далее необходимо рассуждать, отправляясь от конкретных условий времени, места, среды, пожеланий и т. д. и делать вывод о пригодности или непригодности имени к этим условиям. Положительное имя, т. е. без внутренних надломов и осложнений, но зато и без вдохновения, Андрей. Горячее имя, с темпераментом и некоторой элементарностью, Петр. Из кротких имен, на границе с благой простотой, Иван. Извилистое и диалектичное, с соответственными противоречиями и динамикой, – Павел. Тоже по-своему сложное, но с уклоном к вычурности и искусственному, безкровному подходу к жизни, завивающееся около случайных явлений – Феодор. Огненное по возможности и очень духовное имя по своей природе, но могущее в неподходящих условиях давать тяжеловесность и неуклюжесть (как рыба на суше или точнее – как намокшая птица), – Михаил. Александр – самое гармоничное имя, имя великих людей, но становящееся претензией, если нет сил заполнить его надлежащим содержанием. Алексей – близко к Ивану, но с хитрецой, несколько себе на уме. Приятное имя, но не из высших, Роман. Георгий дает активность, в лучшем случае объективно направленную на высшие цели, в худшем – на устройство собственных жизненных дел. Николай – тоже активность, но несколько элементарно устремленную; имя хорошее в отношении помощи окружающим, т<ак> сказать помощи нижайшей. Сергей – имя тонкое, но неск<олько> хрупкое, без стержня, и Сергею требуется какая-то парность, без этого он не может развить полноту своих энергий. Люблю имя Исаак, но у нас оно связано с ассоциациями, которые затрудняют жизненный путь. Славянских-скандинавских имен брать, мне кажется, не следует. Они пахнут чем-то выдуманным, каким-то маскарадом под «истинно русское». Кроме того они по молодости недостаточно обжиты, вероятно мало устойчивы и во всяком случае плохо изучены и распознаны – Всеволод, Олег, Игорь, Святослав, Ярослав и т. п. Я предпочел бы имя надежное, испытанное и существенное. Женских имен вообще мало. Лучшее конечно – Мария, самое женственное, равновесное и внутренне гармоничное, доброе. На втором месте стоит Анна, тоже очень хорошее, но с неуравновешенностью, преобладанием эмоции над умом. Юлия имя капризное и взбалмошное, с ним очень трудно. Елена – не плохо, но с хитрецой. (Анна соответствует Иоанну). Наталия – честное имя, но жизнь трудная. Варвара – взбалмошное благородство, демонстративное великодушие, преувеличенная прямота, жизнь Варвары трудная по собственной вине. Нина – легкое имя, женственное, слегка легкомысленное, т. е. скорее не глубокое. Пелагея – кроткое имя. В Дарье распорядительность, не совсем женственная. В Валентине – мужские черты, к женщине очень не идущие. Прасковья – внутренняя строгость, имя хорошее, но скорее монашеское. София – распорядительность, организацион<ные> способности и в связи с этим привычка стоять над другими, окружающими. Вера – имя трагическое, с порывами к самопожертвованию, но обычно ненужному, выдуманному из разгоряченного воображения. Ну, всех имен не переберешь. Для мальчика, если не иметь в виду каких-либо специальных условий и желаний, я остановился бы на Михаиле или Петре, или Иване, для девочки на Марии, Софии или Анне. Да, еще из мужских имен доброкачественное Адриан, спокойное и солидное имя, без надломов, но не глубокое. При выборе – трудность в решении вопроса, чего хотеть: сравнительно спокойного, ровного существования, но без внутреннего блеска, или рисковать на глубину и возможную силу, но с возможными срывами и неудачами. – О Кириной работе тебе писал: она мне нравится, но проверить ее я не могу за отсутствием у нас соединений ваннадия. Впрочем, пусть проверяют другие, опытные аналитики. – Получил книжку Н<ины> Жковлевны>¹, благодарил за нее и остался очень доволен изяществом и четкостью ее изложения, не идущими в ущерб глубине мысли, даже наводящими на углубленное рассмотрение вопросов графики. Надо вам всем усвоить эту книжку, т. е. не просто прочесть, а изучить с карандашом в руке. Рад успехам М<арии> В<ладимировны> и ее детей, но скажи ей, напрасно она жалеет, что не посвятила себя всецело живописи: теперь плакала бы, как в свое время плакала Н<ина> Жковлевна> от обратного, жалея о неимении детей кроме Адриана, хотя Адриан во всех отношениях образцов и не оставляет желать лучшего². Мирового М<ария> В<ладимировна> не создала бы, а написала бы несколько десятков картин, допускаю, что очень недурных, и упоминалась бы в каком-нибудь справочнике, в 2 строках. Неужели из-за этого стоит терять личную жизнь? Что же до творчества в собств<енном> смысле слова, то оно же ей никогда не было заказано и вырвалось бы, если бы было (в собств<енном> смысле слова!), несмотря ни на какие препятствия. Ведь это большая разница – способности и творчество. Способности у многих, творчество у единиц на десятки миллионов, да и то не всегда такие единицы появляются. Если у М<арии> В<ладимировны> есть Никита и Ваня³, то это для художества совершенно достаточно и можно отойти в сторону спокойно, остальное – от самолюбия. О разных знакомых, когда ты пишешь, я вспоминаю, сам же ничего не помню: это и ослабление памяти и реакция защитная организма, – чтобы не подавать лишнего повода к грусти. Что касается до ваших писем, то они – единственное, чем я живу здесь, и чем больше их, тем лучше. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля. Кланяюсь М<арии> В<ениаминовне> и бываю рад узнать, что она заходила к вам. Ее метеорный характер приходится принимать как факт, т. е. брать каждое ее появление само по себе и не делать никаких расчетов и выводов на будущее. Еще раз целую.

Павлик на руках у Тики, рядом: Ваня и Маша Фаворские.

Загорск. Фотография М.П.Фаворского, 1936 г.

1. Нина Яковлевна Симонович-Ефимова (1877–1948), – близкий друг семьи Флоренских, художник-график, автор книги «Записки петрушечника» (М., 1925), предисловие к которой было написано о. Павлом (опубликовано в издании 1966 г.), автор портретов П.А. Флоренского.

2. Речь идет о сыне Н.Я.Симонович-Ефимовой – Адриане.

3. Сыновья В.И. и М.В.Фаворских.

21–22 апреля 1936 г., быв. Кожевенный завод

[1936.IV.21–22. № 58]. Дорогая Наташа, получил Ваше письмо от 13.IV.1936. Радуюсь маленькому и хочу Вам сказать, что не стоит Вам печалиться о временном прекращении занятий: они придут своим чередом, да и не они – самое важное в жизни. Но конечно следует довести начатое до конца. Ввиду Вашего интереса к вышивкам, присылаю в письме образец шитья,¹ как будто бывшего когда-то недурным; – попался мне случайно в тряпках для обтирания химической посуды. Об именах я писал, Анне Михайловне, но, очевидно, письмо не дошло. Если это только пока, то подождем, а если совсем, то напишу снова. Против своего имени не возражаю, а характеристику его найдете у меня в рукописи, подробную. Есть такая же у моего тезки, П<авла> Жковлевича>². Вообще, почитайте мои «Имена»³. Что же до женских, то кроме написанного в письме и в «Именах», об Елизавете скажу, что несмотря на общую доброкачественность его, оно трудно по судьбе – как-то нескладно и потому неуютно. Елена – не плохо, но лучше Марии все равно не найти, а почему же не дать лучшее, что можно, если только нет каких-либо особых мотивов против. Снимок лучше всего сделать не в фотографическом ателье (там они всегда выходят плохо), а дома, и домашняя фотография, даже при плохой технике, всегда передает человека лучше, чем сделанная в чуждой обстановке, чужими руками и с искусственными ухищрениями. Как-то мне потребовался фотоснимок. Один знакомый повел меня к одному из лучших московских фотографов, и тот, по знакомству (а согласно здешней терминологии «по блату»), особенно постарался. Получилось изображение, от которого я, по прошествии лет 12-ти, до сих пор краснею, а ночью, проснувшись и вспомнив его, чувствую приступ тошноты. Вполне понятно, что наряду с музыкой Вас интересует шитье. Ведь узор есть отвлеченная формула каких-то мировых процессов, либо внешних, либо внутренних, а точнее сказать: внешних, поскольку они прошли чрез внутреннее освоение, внутренних, поскольку они выразились в каком-то последовательном ряде движений: – эмоциональное движение, жест, рисунок, запечатление рисунка шитьем и т. д. Музыка – та же мировая формула, но запечатленная иным способом (да и не совсем иным, ибо нотная запись сама есть орнамент и, помимо своего звукового содержания, имеет значимость и зрительную), так что шитье – это музыка и музыка – шитье. Скажете, что шитье не всегда таково. Нет, оно всегда таково, но оно бывает натуралистично, или формалистично, или некомпозиционно, или плохо выполнено. Конечно, но ведь все эти пороки могут быть и у музыки. Поэтому будем равняться по высшим проявлениям. В частности, было бы любопытно дать стилистическое сопоставление шитьевого орнамента и музыки по эпохам и векам. Я уверен, что обнаружится параллелизм. – Всего хорошего Вам и малышу, о котором я все время думаю.

1. В конверт была вложена вышивка-ришелье на лоскутке белой льняной ткани. О рукоделии, ручном труде о. Павел Флоренский пишет в «Воспоминаниях»: «В произведении руки человеческой, каково бы оно ни было, в самом грубом, всегда есть таинственное мерцание жизни, как непосредственно чувствуется это мерцание в какой-нибудь раковине, камне, обточенном морскими волнами, в слоистости агата или сердолика, в тончайших сплетениях жилок листа. Машинная же вещь не мерцает, а блестит, лоснится мертво и нагло. Ясно помню, хотя и не всегда умел отчетливо сказать, но непосредственно, почти физиологически, – как состояние своего тела, – ощущал я с полною живостью качественную разницу ручного и машинного» («Детям моим», с. 60). Интерес П.А. Флоренского к художественному шитью продолжал традиции рода Сапаровых – в семье хранились ковры кавказской работы и редкие ткани, образцы золотошвейного шитья. Работа в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры обогатила его представления о древнерусском и византийском шитье. Изучением орнамента занималась и его двоюродная сестра – Тамара Аркадьевна Арманд. В ее книге «Орнаментация ткани» (М.-Л.: Academia, 1981) приведены интересные стилистические сопоставления орнаментов разных стран и эпох, но вне соприкосновения с музыкальным искусством.

2. Павлинов Павел Яковлевич (1881–1966) – художник, друг и коллега о. Павла Флоренского по ВХУТЕМАСу. Иллюстрировал его работу «“Диэлектрики” и их техническое применение» (М., 1924).

3. Имеется в виду книга «Имена»; впервые полностью: Флоренский Павел, свящ. Имена. М., 1993. Труд о. Павла «Имена» содержит как исследование природы и смысла имени вообще, так и развернутые характеристики ряда имен.

24 мая 1936 г., быв. Кожевенный завод

Дорогая Наташа, письмо Ваше я получил, благодарю за сообщения о Васе, которые дали мне знать то, о чем другие не пишут, вероятно потому что сами не знают. Как мне хотелось бы помочь всем вам, но увы помощь невозможна. Я не знаю, когда ожидается маленький; полагаю, что скоро. Однако, напишите точнее. Полагается просить об осторожности с собою в ожидании маленького. Однако припоминаю, как далекий как бы родственник, старик 80 лет, Пекок, Готлиб Федорович, прислал мне письмо, когда Анна ждала Васюшку и убеждал остерегаться пожара и бешеных собак. Опасаюсь, не вышли бы мои просьбы и советы в таком же роде, и потому молчу. Для Вас эти события – давно прошедшее, праистория, для меня же – вчерашний день, и все бывшее тогда помнится с такою яркостью, как будто буквально было вчера. Даже больше, вчерашний день забывается, и мне трудно вспомнить, что я делал или говорил вчера, а тогдашнее живо в малейших подробностях. Васю, только что родившегося, представляю как будто он сейчас предо мною в пеленках и тюфячке. Впрочем эти пеленки и тюфячок Вы тоже можете представить, т. к. наверное Анна передала их Вам для нового маленького. Будьте здоровы и бодры, жду известий, кланяюсь Вашим родителям и всему семейству.

24–25 июня 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.VI.24–25. Соловки. Дорогой Васюшка, от мамочки получил известие о рождении маленького¹. Надеюсь, что здоровье Наташи неплохо, однако хотел бы узнать об этом точно. Мне хотелось бы также, чтобы маленький прожил хотя бы лето дома, т. е. в Посаде, тем более, что там хороший воздух и ближе к природе. К сожалению, я не знаю, что есть у меня и потому не могу ничего подарить ему. Но ты сам выбери, что найдешь подходящим и подари от меня. Тебе же надо воспользоваться летним солнцем и хорошенько отдохнуть к зиме, а также предаться размышлениям, чтобы накопление знаний и опыта не было загромождением и обременением памяти, а действительно обогащало общее миропонимание. О судьбе твоих работ я так и не знаю. Главное, мне представляется необходимым фиксировать их, чтобы не были нагромождением, которое легко выветривается, забывается и не оставляет прочных следов. Старайся по возможности подводить итоги составлением таблиц, схем, диаграмм, – это не только фиксирует, но и придает материалу легко обозреваемый вид, необходимый для сопоставлений и выводов. Кроме того подобная координация материалов и данных служит хорошим пособием для преподавания, даже если схемами и прочим не пользоваться как непосредственно показываемым пособием, – т. к. мысль и изложение приобретают достаточную четкость. У нас в стране и раньше и теперь мало кто умел излагать четко, а этому между тем учиться особенно важно. Сейчас, например, читаю «Пегматиты» Ферсмана² и нахожу, что изложен материал на редкость тяжеловесно, неоформленно и неусвояемо: типично-немецкое изложение, с которым надо всячески бороться. Вернадский, несмотря на свои французские симпатии, тоже излагает свой драгоценный материал совсем не так, как следовало бы и как изложил бы его любой француз, даже на много голов ниже Вернадского. Должно быть живое чувство архитектоники произведения и его ритмики, а для этого нужна внутренняя ясность мысли. Среди различных работ я занимаюсь, правда очень медленно продвигаясь вперед, проблемою морфометрии. Наметил один путь, кажется он должен дать хорошие результаты, но для него необходима большая предварительная проработка ряда математических вопросов. К этой проработке я подбираюсь, пока же вывожу ряд формул. К сожалению, намеченный мною путь аналитически сложен и представляет математические трудности, в возможности преодоления которых при наличии весьма скудных, почти детских пособий и отсутствии других, хотя бы скудных, я далеко не уверен. Однако, выводимые мною формулы вероятно будут полезны и сами по себе, если бы и не удалось использовать их по прямому назначению. – В «Полном собрании сочинений» И.Ф. Рылеева (Academia, 1904, стр. 297, № 88)³ я нашел заметку «Об Острогожске». Острогожск, «ныне» уездн<ый> город Воронежской губ., был главным городом Острогожского слободского полка. Он построен в 1652 году и первоначально населен по указу царя Алексея Мих<айловича> заднепровскими казаками, в числе 1000 человек, пришедшими с полковником своим Дзеньковским… и т. д.» Это сведение заинтересовало меня в связи с одной из могил в б<ывшей> Тр<оице>-Серг<иевой> Лавре, в которой погребен житель Острогожска, – по всем данным из числа потомков этих казаков. – На ближайших днях думаю проехать к выходам коренных первично метаморфических пород, м.б. найду что-нибудь интересное и полезное. Видимо там имеется выход пегматитовой жилы. – Постарайся воспользоваться летом и побольше побыть с малышом и мамочкой, бабушками, Олей и Тикой, чтобы наверстать упущенное за много лет. Кроме того побольше гуляй и вспоминай о своем папе. Когда мой отец приехал на один день в Посад, он был в восторге от видов и растительности, все твердил – «Это просто парк», – а он видел много на своем веку. Крепко целую тебя, дорогой.

Наталия Флоренская с сыном Павлом.

Загорск. Фотография. 1936 г.

Дорогая Наташа, приветствую маленького и радуюсь его появлению. Надеюсь, Вы будете его растить в музыке, чтобы он пропитался насквозь ее ритмом. Я уже писал, что хотел бы слышать о Вашем нахождении летом в Посаде, и чем скорее – тем лучше, – чтобы не терять короткого теплого в наших широтах лета. Передайте мой привет Вашим родителям и прочим членам семьи. – Читая В.А. Бильбасова «Историю Екатерины Второй» (т. 1, 1895, стр. 229), я сделал заметку, которая может быть заинтересует Вас. Бильбасов рассказывает, что 17 июня 1745 г. Вел. Кн. Петр Федорович был объявлен совершеннолетним и вступил в управление Голштинским герцогством. В 1746 г. был образован при П<етре> Ф<едоровиче> особый Совет для управления Голштинией. Секретарями Совета были назначены ф. Брэмзен и Цейс⁴. Сообщаю Вам это сведение, т. к. исторические мелочи нельзя собрать сразу, они накопляются, для образования цельной картины, годами и с большим трудом. Советую и Вам копить их, записывая на лоскутах или в общую тетрадь, но тогда под номерами, чтобы можно было после составить указатель имен и предметов. Теперь, после рождения сына, на Вас эта обязанность культурного накопления ложится уже со всею тяжестью. Но Вы молоды и, надеюсь, энергичны. Поэтому не раскисайте и не откладывайте на завтра то, что можно и должно сделать сегодня. А именно записывайте, то, что прочтете по истории из необходимого, чтобы установить свое (в лице своего рода) место в историческом прошлом, разспрашивайте, выжимайте сведения из кого можно, – да, выжимайте, ибо, как Пушкин сказал с горечью «мы нелюбопытны», а нелюбопытство к своему прошлому есть порок. Мы же, к сожалению, не только не любопытны, но всегда стараемся забыть о прошлом и потому не научаемся в настоящем и повторяем ошибки прошлого. – Живя в Посаде, надеюсь, Вы будете играть, это полезно <не> только для Вас, но и для всех, особенно же для малыша. Всего хорошего, поправляйтесь и радуйтесь.

1. Внук о. Павла родился 7 июня 1936 г. В честь деда он был назван Павлом.

2. Ферсман Александр Евгеньевич (1883–1945) – советский химик и минералог, один из основоположников геохимии. «Пегматиты» (1931) – его фундаментальный труд.

3. Описка о. Павла – речь идет о собрании сочинений Кондратия Федоровича Рылеева.

4. Брэмзен Генриетта Густавовна – бабушка Наталии Ивановны по линии отца.