Текст книги "Все думы – о вас. Письма семье из лагерей и тюрем 1933-1937 гг."

24–25 сентября 1935 г., быв. Монастырская кузница

1935.IX.24–25. Соловки. № 31. Дорогая Аннуля, пишу тебе ночью и в крайней спешке: завтра утром последний срок письма, а между тем надо срочно переселяться в Кремль, собирать вещи, укладываться¹. Видишь, как мучительно в моем положении иметь лишние вещи². А у меня библиотечные книги, казенное кое-что носильное, матрац, и обо всем надо думать, куда это девать и как нести. Хорошо еще, что нести недалеко. Сегодня получил твою посылку с луком, маслинами, папиросами, тетрадью и блокнотами, а 2 дня тому назад – с яблоками. Все дошло вполне хорошо, яблоки не испортились, кроме десятка. Хотя все это было приятно получить, потому что от Вас, но мне мучительно думать, как вы лишаете себя последняго, тогда как у меня всего наверно во много раз больше, чем у вас. Нужно тебе думать о детях и о себе. Письмо твое получил (№ 31 от IX, 23). Дорогая Аннуля, я же понимаю, что тебе трудно, тяжело, безпокойно и грустно. Но все же надо стараться с большим душевным миром воспринимать окружающее, а главное – близких. Я верю в своих детей, и разные шероховатости пройдут в свое время. Это дело возраста. А кроме того, им ведь тоже не легко дается жизнь. Вот Васюшка, бедный, дожил до 24 лет, а не видел спокойной жизни и радости. Если может хотя бы некоторое время порадоваться, то старайся радоваться за него и с ним. Другие – тоже. Тика, пишешь, болезненно застенчива. Как ясно я понимаю ее состояние: это и наследственное, и благоприобретенное, от постоянных ударов. Я рос в иных условиях, да и то не могу справиться с таким же чувством, только стараюсь носить маску, как будто застенчивости нет. Старайся же вовлечь ее в какие-нибудь занятия и игры, чтобы она не так ощущала свое одиночество, пусть в ней разовьется немного уверенности в себе. Ты ошибаешься, что у нее нет памяти: это растерянность в мире, от постоянной неуверенности в себе и в окружающем. Как только она почувствует свои силы, так и безпамятство пройдет. А для этого надо добиться, чтобы хоть что-нибудь маленькое она усвоила настолько твердо, чтобы неуверенности быть уже не могло. Ей непременно надо помогать в уроках, хотя бы часть делать за нее. Стоит ей заработать 2–3 поощрения, как она развернется и дальше дело пойдет само собою гладко. Попробуй взяться за какую-нибудь из ее ошибок в арифметике или в орфографии и множество раз, невзначай, спрашивать ее на эту тему, чтобы правильный ход она усвоила досконально, совсем твердо. Затем возьми еще что-нибудь. Когда у нее образуются в сознании отдельные твердые точки, опоры, появится и уверенность, и она дальше сама станет укреплять также другие слабые места. И тебе надо быть активнее. Постарайся вовлечь детей в игру – припоминать немецкие слова и фразы, мотивы, сравнивать и т. д., например, кто вспомнит больше слов на такую-то букву или с таким-то окончанием, кто вспомнит и подберет больше мотивов и т. д., если будут делать ошибки, это неважно, пусть поправляют друг друга и даже пусть остаются с ошибками. Главное – это развить привычку, главное – постоянное упражнение, и это в любой области. Одним натиском ничего не сделаешь. Пусть Вася и Кира показывают детям минералы, называют их и характеризуют; очень важно характеризовать со стороны применения или каких-нибудь ярких особенностей. То же – с растениями и т. д. И Тику обязательно вовлекать сюда же, сообщая ей то, что ей может быть интересно и доступно.

Крепко целую тебя, моя дорогая, не унывай.

1. Речь идет об очередном переезде, на этот раз в Никольский корпус Кремля, что связано с новым ужесточением режима.

2. Об этом же – Р.Н. Литвинов (1935.VI.4): «…Очень жалею, что взял с собой так много вещей. Во-первых – было тяжело, во-вторых, их разокрали, в-третьих, я ими, в сущности, и не пользуюсь. Самой существенной вещью оказалась книга, которую я использую на письма. Бумага тут остродефицитна, так что из книги снабжаю сожителя, который сидит без бумаги (действительно, письма П.А. Флоренского этого времени написаны на линованных листах из амбарной книги. – Ред.). При математических наклонностях можно было бы вычислить, на сколько времени ее хватит. Но существует столько непредвиденных возможностей, что расчеты, наверное, не оправдаются. Да, из других развлечений тут существует еще печатная газета (собственная типография). В ней я недавно поместил статью о возможностях организации химической промышленности на нашем острове. Кроме того, приезжало высокое начальство и нас с сожителем вызвали к 12 часам ночи (было совсем светло, и закатная заря переходила в рассветную), и мы беседовали с ними часа три о возможности создания новых производств. Личных выгод от этого ждать пока нельзя. А если придется в самом деле ставить эти производства, то мне придется солоно. Сравнительно спокойный образ жизни и мирную работу в лаборатории придется сменить на проэктирование? Стройку, монтаж, пуск в ход и эксплуатацию. А тут? К сожалению, лиц пригодных к этому <…> кроме меня нет. Но так как дело это требует довольно заметных капиталовложений, то можно пока что и не волноваться. Да ты знаешь, что я к волнениям не очень склонен…»

30 сентября 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус

1935.IX.30. Соловки. № 32. Дорогая Аннуля, вот я снова переменил место своего жительства. Сейчас обитаю в Кремле. В камере множество людей, что-то и счета им не знаю¹. Конечно, при таких условиях не только занятия, но даже и письмо становится невозможностью, тем более, что писать не на чем, т. е. нет стола. Работаю в проектном Бюро, занятия дважды в день, так что возвращаюсь после вечерних занятий часов в 11 с чем-то. Хорошо хоть то, что люди в камере приличные, из Бюро. X.01. Пока писал это письмо, пришло время вновь переселяться, вероятно завтра. В камере нас будет пятеро, а может быть и четверо. Тут теперь явна уже близость зимы: хотя деревья стоят в золотом и бронзовом уборе, однако иногда идет снег, правда скоро тающий. Временами дуют холодные свирепые ветры, а потом сразу прекращаются. Ты интересовалась моей едой: обедаю и завтракаю в ИТР-овской столовой, готовят там хорошо и, на мое счастье, мясная еда, которую мне приходилось кому-нибудь отдавать, теперь бывает редко. Вообще я вполне сыт, и мне тяжело думать о том, что вы не обезпечены даже необходимым. На службу мне из Кремля ходу минут 8, дорога идет по набережной Святого озера, и за ним – красивый золотой лес. Озеро глубокое, уровень воды все время разный, так как воду то напускают через шлюзы из других озер, то спускают для нужд электрической станции. В ветер по озеру бегут настоящие волны, разбивающиеся о каменную облицовку набережной. Досадно мне, что я, почти закончив первую песнь «Оро», не могу из-за переселений доделать эту вещь. В неоконченном виде я читал ее одному знакомому, знатоку ДВ и Забайкалья и получил от него одобрение. Хотелось бы, чтобы она была прочитана вами, так как пишется только для вас. Недавно узнал о высокой технике здешних древних построек: в каменной стене, толщиною в 1–1 1/2 метра, устроена тепловая и противосыростная изоляция из слоя древесного угля. Здание начала XVI века. X.03. Сегодня получил письмо от мамы, но не знаю, получила ли она мое. Сообщает, что Кира все еще не приехал. Надеюсь, что ты сообщишь мне обратное. Вчера переселился в новую квартиру. Сейчас нас там четверо, но будет и пятый. Эта комната, размерами <…> для четверых, довольно свободная.² Большинство зданий здесь старинные, с толстыми каменными стенами. У нас, с чердака, деревянные кровати; по вырезанным ножом надписям видно, что кровати сделаны в первых годах ХХ века, конечно домашней, самой простой работы, именные, т. е. с именами старых владельцев. Однако, не знаю почему, в Кремле и в Кремлевских помещениях ничуть не чувствуется старина, нет никакой поэзии древности – бездушно все и трупно. А казалось бы, должно быть иначе. Это впечатление у меня не только не проходит, но усиливается. Крепко целую тебя, дорогая.

Никольский корпус Кремля. Общая камера.

Кадр из фильма «Соловки» из фондов СГИАПМЗ 1928 г.

1. Флоренский описывает общую камеру на III этаже Никольского корпуса Кремля.

2. Очередной переезд из общей камеры на III этаже в камеру на 4–5 человек на II этаже Никольского корпуса.

Водорослевое производство тогда же перевели в поселок, в здание бывшего кожевенного завода. Об этих переездах пишет и Р.Н. Литвинов (1935.Х.7): «…ты уже знаешь, что мы покинули Био-сад, который вспоминается как приятный и нереальный сон. Потом мы жили вне Кремля в кузнечном корпусе. Внизу там была старинная монастырская кузница. Здание любимого мною стиля – громадные своды, как на картинах, изображающих средние века и алхимиков, а наверху монашеские келии, в которых жили монахи-кузнецы. В одной из них жил я с двумя инженерами. Все это стояло на берегу б. Святого озера, очень большого и красивого. На его берегу стоит и Кремль. Но в один печальный и дождливый вечер пришло распоряжение перебираться в Кремль. На следующий день после работы мы перетащились в камеру на 32 человека, мебелированную в стиле вагона III класса. Общество там было совершенно прилично. Исключительно работники проектного бюро, в котором я работаю. Впрочем, житье тут тоже не было длительным. Через дней пять я совершил переход в этаж пониже, уже в келию, где нас 4 человека. Первый из них – твой муж, которого бы ты не узнала, такая у него длинная борода, второй – мой сожитель по Био-саду, ученый-математик и философ. И еще два инженера. Один из них очень интересен. Долго жил в Америке – лет десять, жил в Австралии, плыл девяносто дней на парусном корабле, видел очень много и умеет об этом рассказывать. При этом нужно сказать, что, конечно, у нас оказались общие знакомые, очень давно потерянные мною из виду. Таким образом, я узнал много о судьбе людей, которых считал совсем ушедшими с моего горизонта. Поэтому с каждым новым знакомым стараешься договориться – нет ли общих знакомых.

Утром на работу нужно к 9 часам. Потом обед (забыл сказать, что утром перед работой завтрак из двух блюд). К 5 часам после обеда отдохнешь, а потом опять в бюро. Работа в бюро достаточно интересна. Мы сейчас проектируем кирпичный завод. Проект интересный, но трудный, так как очень мало материалов. Вобщем я доволен работой. Там я что-то вроде маленького начальства. Получаю в месяц около 40 рублей. Теперь можно даже расходовать эти деньги. В бюро есть буфет. В буфете выбор небольшой, но есть. Простокваша – 20 к. стакан. Круглая булка размером с кулак – 43 к., коврижка размером 6х12х4 сантиметра (приблизительно), прослоенная брусничным вареньем, – 30 к. В ларек привезено много дынь. Продаются они 75 к. кило. Мы купили и слопали 3 штуки. Очень хороши…» З/к, который жил в Америке и Австралии, вероятно, – Гендлин Евгений Исаакович (1890 —?), путешественник, член РСДРП с 1904 г., окончил Гарвардский университет США, после революции работал там в посольстве СССР, вернулся на родину и работал в Госиздате. В 1931 г. арестован и осужден по статье 58—7 (вредительство). Отбыв срок, в 1941 г. освобожден и работал в Карелии.

21–22 ноября 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус

№ 38. 1935.XI.21–22. Соловки. Дорогая Аннуля, наконец-то получил твое письмо, № 37, от 5 ноября. Начну с ответа на твои вопросы. Присылать журнала мне не надо: читать один журнал – все равно, что ничего не читать, да и держать его негде. Все равно за наукой следить мне не приходится, уже и сейчас я безнадежно отстал. Мне ясно, что моя научная работа закончена и что вернуться к ней я никогда не смогу. Ведь научная мысль требует непрестанной и упорной работы над собою, и плоды появляются лишь в итоге жизненного накопления. Мое же накопление все разсеяно, заниматься же наукою кое-как считаю недобросовестным и безцельным занятием.

Никольский корпус Кремля.

Фотография С.В. Веретенникова. 2002 г.

Спрашиваешь о посылке С<ергея> А<лексеевича>¹. Я получил за последнее время 2 посылки, одну папиросную, другую – с консервами и т. п., а ранее получил яблоки (одна посылка) и лук с маслинами (другая). Которая из них С<ергея> А<лексеевича> – не знаю. Во всяком случае поблагодарил его за внимание и память. Впоследний раз в посылке содержались буковые орешки, напомнившие мне детство и Кавказ. Откуда они? А главное, зачем лишаешь детей последнего и присылаешь мне, то, что хотелось бы передать им. Еще раз прошу, если хочешь заботиться обо мне – заботься о детях и о себе, в этом мне гораздо больше радости и поддержки. – Если Е<лена> В<ладимировна>² сообщит тебе о своем замужестве, поздравь ее от меня. Относительно чтения: мне не хотелось бы этого, т. к. там только отрывки, а у меня 1-ая песнь написана почти вся, и это гораздо больше и цельнее, чем то, что у тебя. Когда закончу совсем, то перепишу для тебя и, если будет возможно, пришлю.³ С Тикой, да и прочими также, старайся как можно чаще писать диктанты, каждый день, хотя бы по нескольку строк, и потом разбирай ошибки. В короткое время грамотность придет, если будешь делать так. Я уверен, что у Тики не неспособность и не безпамятство, а неуверенность в себе и отсутствие настоящей школы. Музыка, изобразительное искусство, архитектура могут стать прочными элементами образования, если произведения не просто воспринимать, но и активно продумывать. Для неподготовленных поэтому очень полезно обсуждать совместно (хотя бы даже делая ошибки), анализируя вещь, находя слова для охарактеризования тех или других моментов, усваивая терминологию и строя различные схемы произведения, как целого. Это относится ко всем отраслям: надо научиться охватывать целое, а для этого надо научиться характеризовать его, как целое, в первом приближении, затем во втором и т. д., детализируя и осложняя свое высказывание дополнительными моментами. Даже такие примитивные ответы, как «роман состоит из вступления, изложения и заключения», по-видимому пустые, уже дают нечто, ибо заставляют подумать о каком-то, хотя бы в самом первом приближении, расчленении. 1935.XI.22. Рад за тебя, что ты занимаешься насаждениями в саду или во дворе. С детства я страстно любил растения, разговаривал с ними и жил как с самыми близкими друзьями.⁴ Может быть именно потому я не стал специально изучать растения, это казалось слишком холодным. Но всегда жила тайная мысль когда-нибудь впоследствии, ликвидировав все то, чем должен заниматься, обратиться к растениям и пожить с ними тесно, как в детстве.

Семья Флоренских. В саду дома в Загорске. Василий, Кирилл, о. Павел, Тика, Ольга, Мик на руках Ф.М. Флоренской, на заднем плане: К.А. Гиацинтова и Н.П. Гиацинтова. Фотография. 1933 г.

Мечтал о том же мой отец. Мечтал о том же дед. Но никому не удалось осуществить это желание. Поэтому я доволен, что осуществляешь его ты, хотя бы частично. Жаль только, что в нашем, московском, климате большинство растений интересных или не акклиматизируется, или требует для акклиматизации больших знаний и еще больших усилий. – М.б. тебе интересно узнать об одном роде японской керамической техники, о которой редко приходится слышать. Это – сацума, мозаика по фарфору. Она составляется из мельчайших кусочков чего-то, вероятно цветной глазури, величиною примерно в 1/10 булавочной головки и потом подвергается обжигу. Понятно, такие изделия дороги и встречаются не часто. Вообще, высокое совершенство китайской и японской техники основано гл<авным> обр<азом> на чрезвычайной длительности технического процесса и потому в настоящее время утрачено самими китайцами и японцами. Вещь делалась ранее тремя-четырьмя поколениями. Напр<имер>, для лучшего китайского фарфора каолиновая масса, тесто из каолина с разными добавками – «гнило», – т. е. выдерживалось в погребах при постоянном уходе, в течение примерно сотни лет. Знаменитые японские лаки накладывались тончайшими слоями очень большое число раз, после полного просыхания, затвердевания и созревания каждого отдельного слоя, и на наращивание сколько-нибудь толстой лаковой пленки уходило много десятков лет. Вероятно и сацума требует микроскопической работы, а следовательно – и большого времени. Современная техника старается придумать вместо старинных медленных <фраза не окончена. – Ред.>. XI.23. Дорогая Аннуля, сегодня я отправил тебе 60 рб. – скопилось из так называемого премвознаграждения. Конечно, ясно представляю себе ничтожность этой суммы при вашей сложной жизни, но хотелось послать хоть что-ниб<удь>, не как помощь, а как знак, что я все время думаю о вас. Х1.24. Сегодня получил посылку: <нрзб.> гранаты, масло, баранки и что-то в мешечках – я еще не успел посмотреть. Все дошло хорошо, даже еще не дозрели. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля, будь бодрой. Напиши мне, как твоя рука и вообще здоровье. Еще раз целую.

1. Голованенко Сергей Алексеевич — ученик о. Павла Флоренского по Московской Духовной Академии. До своего ареста посещал семью о. Павла в Загорске.

2. Дервиз Елена Владимировна (1890–1973) – пианистка, родная сестра Марии Владимировны Фаворской (1890–1959), жены художника В.А. Фаворского.

3. Речь идет о поэме «Оро».

4. В воспоминаниях о. Павел пишет: «…цветочное царство в целом – любил до самозабвения и считал, что не могу не любить его, если даже моя фамилия, – как я тогда думал, – происходит от Флоры, богини цветов» («Детям моим», с.113).

17 февраля 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус

1936.II.17. Соловки. № 49. Дорогой Васюшка, только что вернулся из Кремля: ходил в лабораторию, а главное – посмотреть на северное сияние. Оно началось вероятно в 9-м часу. Я был в библиотеке, когда мне сказали о явлении. И действительно, стоило посмотреть. Представь себе, что с неба спускается ряд приблизительно параллельных между собою завес, направленных широтно и занимающих почти всю северную гемисферу. Завесы эти – словно из тончайшей ткани, вроде газа. Они сходят на нет кверху и сгущаются, оплотневают к нижнему, резко ограниченному краю, который кажется как бы распухшим – вроде как если бы ткань была сложена (подрублена) широкою каймою. Завесы драпируются широкими складками, образуя извилистые линии у своего края и колышатся, так что складки перебегают по завесе, а самые завесы то смещаются параллельно себе к северу, отступая, то наступают, к югу. Временами они меркнут и принимают вид освещенных расплывчатых облаков, временами же свечение усиливается, и тогда они, как это было сегодня, светят ярким зеленым светом. Между усилениями света проходит 5–6 минут. Затем завесы померкли, но засветился северный горизонт, и из расплывчатого свечения стали подыматься резко очерченные световые лучи, вроде прожекторных, но не совсем прямые и лишь приблизительно параллельные между собою. Около луча, выброшенного расплывчатым сиянием, возникает другой, который становится все ярче, затем оба они слабеют, но возникает на некотором разстоянии третий и т. д. Длина лучей примерно 45 градусов, направление их меридианное, цвет голубовато-зеленоватый, но не выраженный ярко. После лучей («столбов») сияние стало ослабевать и осталось лишь общее расплывчатое свечение. II.21. 18-го опять было сев<ерное> сияние, говорят замечательное; я не видел его. 19-го, идя в баню, наблюдал сев<ерное> сияние, очень красивое, но совсем отличное от бывшего 17-го. В сев<ерной> части небосвода появился темн<ый> сегмент, а над ним светящаяся дуга, голубоватого цвета. Над нею появилась еще дуга, затем третья, четвертая, пятая и до восьми. Последняя дуга уже перевалила за зенит в южн<ой> части небосвода. Все небо было в широких светящихся дугах, очерченных довольно правильно, но не вполне, не геометрически. Из дуг, особенно первых, стали выбрасываться световые столбы, которые смещались, скользя своим концом (корнем) по дуге. Явление развивалось очень быстро, минут 20. Затем дуги стали передвигаться к югу, утрачивая при этом свою форму. Через некоторое время промежуточные дуги исчезли, осталось свечение на севере и длинные облакообразные, неопределенной формы образования в зенитной части, неск<олько> к северу от нее. Эти формы можно было бы принять за странные облака, освещенные прожектором.

Никольский корпус Кремля.

Фотография В. П. Столярова. 2002 г

Постепенно все свечения померкли. Забыл сказать, что все дуги шли в широтном направлении. – Эти дни стояли морозы, небо было ясное, при северном сиянии можно было наблюдать и звезды, хотя они и не блистали особенно ярко. – Недавно, в постели, придумал новый аппарат – термосифонный экстракционный аппарат для экстракции веществ почти не растворимых при обычной или пониженной температуре и обладающих некоторою растворимостью при температурах повышенных. Он основан на экстракции горячей жидкостью, которая, стекая, охлаждается и выделяет экстрагированное вещество, а после фильтрации вновь нагревается и снова направляется в экстрактор. Эта непрерывная циркуляция жидкости осуществляется автоматически охлаждением нисходящего столба жидкости и нагревом восходящего, причем возникающая от разности температур разность гидростатических давлений (от температурного изменения удельного веса и изменения концентрации) ведет к непрестанному движению тока жидкости. Кажется, такого аппарата еще не было предложено. По подсчетам, при спирте и разности температур в 70° (80° и 10°) на каждый метр высоты холодного столба спирта (при 10°) превышение его уравновешивающего теплого (при 80°) будет 9,6 см, если принять в расчет изменение концентрации некоторого растворенного вещества. – Как идут твои занятия? Пишешь ли что-нибудь? Не помню, писал ли я тебе о книжке Лобко¹ по стандартизации физических единиц. Там имеется список основных физическ<их> величин (правда не полный), который, соответственно восполнив, можно было бы положить началом для книги по микрофизике, т. е. по списку начать тематически подбирать методику определения величин. Постарайся наладить свою жизнь в отношении питания, сна, неперегруженности занятиями – чтобы наиболее рационально использовать силы и время. Старайся не делать лишних движений, которых можно избегать. Крепко целую тебя, дорогой.

1. Лобко И.А. Стандартизация физико-математических единиц и величин. Термины, обозначения и определения. М.-Л., 1935.