Текст книги "Истории Дальнего Леса"

ИСТОРИЯ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Сказка о Серебряном озере и странностях любви

На самом краю Дальнего Леса, слева от вновь отстроенного и сверкающего белизной и изяществом линий особняка норки Анфисы есть огромное озеро удивительной красоты. Норка часто прогуливается там со своим песцом и всякий раз поражается отражению от воды: каждый раз оно совершенно другое, ни на что прежде виденное не похожее.

Меняется настроение, или судьба делает крутой поворот – меняется и отражение на водной глади Серебряного озера. Многие жители Дальнего Леса тоже заметили эту удивительную особенность: когда смотришь на свое отражение в зеркало озера, то всякий раз видишь себя по-иному. И дело совсем не в одежде или выражении лица. Озеро как бы намекало о будущем: порой предупреждало, порой радовало. Но плохо, если ничего не было видно и вода становилась мутной. Тогда – жди беды или какой-то неприятности. Такое случалось довольно редко. Каким-то таинственным образом озеро чаще предсказывало хорошее.

Никто не знал, почему это происходит. Далеко не все решались на встречу со своим будущим. Жители сказочных миров, может быть, и свыклись с каждодневными чудесами, но боятся судьбы так же, как и многие жители нашего мира. Особенно им нравились прогулки поздним вечером в ясную погоду, когда хорошо был виден вздымающийся вдали силуэт кратера давно остывшего вулкана на соседнем острове, а мириады вышедших на ночное дефиле звезд отражались в почти недвижимых водах озера.

И вот однажды, в такую звездную ночь, норка Анфиса и песец Геннадий остались у озера и увидели, что ровно в полночь вышла из озера похожая на русалку девушка с длинными серебристыми волосами и огромными голубыми глазами. Она молча села на большой камень. Увидев норку, внимательно посмотрела на нее долгим и печальным взглядом и через мгновение исчезла в озере.

На следующий день они снова встретились. В этот раз Анфиса рискнула подойти к русалке и заговорить с нею. Так от русалки и узнали жители Дальнего Леса историю города, находящегося на дне Серебряного озера.

…Давным-давно на границе Вестбинского королевства и Дальнего Леса на месте этого озера стоял красивый богатый город. Жители его не думали о том, что с ними может что-то случиться. От Океана Страстей, с его бурными водами и внезапно возникающими штормами, город был защищен системой плотин и шлюзов. Строили их далеко не сказочные инженеры в стародавние времена.

Правил городом старый барон. И была у него дочь – ну просто писаная красавица. Только жениха у нее не было. Больше всего отец красавицы боялся, что его дочь влюбится в какого-нибудь недостойного ее горожанина. Да и вообще боялся, что она влюбится. Ведь Океан Страстей совсем рядом. Боялся барон неожиданной беды: казалось ему, что настанет время и вырвутся из берегов страстные океанские воды…

Приезжали свататься иноземные принцы, да вот только никто не устраивал: одни не нравились барону, другие просто раздражали его дочь. Но не этого боялся барон – боялся он страсти. Она была запрещена в городе. Страшно боялись наводнения в городе. Все знали, что Океан Страстей рядом и любая страсть только добавляет нагрузку на плотину, – так что если она в один недобрый день не выдержит, то океан затопит город.

И вот появился однажды в городе продавец воды: открыл лавку и продавал чистую воду. Многие смеялись: какой же бизнес и какую прибыль можно сделать на воде, стоящей несколько сантимов. Но вот заметил барон, что стала заезжать в эту лавку его дочь. И всякий раз, когда она приезжала от торговца водой, была она какая-то просветленная и веселая.

Стал торговец популярен в городе, и был он настолько добр, что давал чистую и вкусную воду в долг. Да дорого ли стоит вода! А торговец мило улыбался всем и записывал все в синюю тетрадочку. Время неспешно шло, и почти уже весь город был должен деньги улыбчивому торговцу водой. Но никто не переживал, да и торговец был сама любезность. Вот только с тетрадочкой своей никогда не расставался. Двор правителя города тоже привычно заказывал воду у этого торговца, а он только смеялся в ответ на разговоры об оплате. А вода была действительно вкусная и кристально чистая.

Время неизбежно утекало с водами быстрой реки, делившей город на две части. Надо заметить, речная вода сильно отличалась от чистой воды торговца, к которой все уже давно привыкли. Меж тем старый барон решил обновить свой замок и построить новый гостевой домик. Но, открыв хранилище, он с удивлением обнаружил, что городская казна почти пуста. Тут уж ни на что не хватит, надо срочно находить деньги.

Пригласил барон торговца в свои покои. Разговаривали они о прекрасной погоде да окружающих красивых лугах и полях. И зашла речь о воде. Ведь это была настоящая беда города. И тогда торговец сам предложил за свой счет очистить воду. И нужно-то было ему всего лишь получить доступ к шлюзам. Засомневался правитель, но делать нечего, и в конце концов согласился. Но только ключи не пожелал выпускать из своих рук и решил сам показать устройство шлюзов торговцу водой. С интересом осмотрел все торговец и вежливо откланялся.

Только не знал правитель, что его дочь уже давно каталась по ночам в карете торговца. И во время одной из прогулок рассказал торговец о своем разговоре с правителем. Рассказал торговец, с печалью в голосе, что мог бы подарить всем горожанам чистую воду. Вот бы ему достать ключи от шлюзов! Но из-за недоверчивости ее отца это никогда не произойдет.

Долго думала влюбленная девушка, боролась в ней любовь с чувством долга и преданности к отцу. Но в конце концов на очередную ночную прогулку она принесла ключи от шлюзов, оправдывая себя тем, что дает ключи своему любимому, а жителям города – чистую воду. И не догадывалась девушка, что полюбила она настоящего принца, сына правителя Океана Страсти. А принц в ту же ночь он открыл шлюзы и выполнил свое обещание – подарил жителям города чистую воду. Много-много чистой воды. Вот только жителям города показалось, что ее слишком много.

Принц не хотел гибели людей, он дал им время покинуть город. В ночной час тысячи маленьких лодок и больших плотов уносили бывших горожан прочь от родных мест, а появившиеся на темнеющем небе звезды указывали им дорогу на материк надежды. Только дочь правителя не смогла покинуть своего любимого. Так и осталась она жить в Океане Страсти, который поглотил город. А вместо города образовалось Серебряное озеро, воды которого сообщались с Океаном Страсти.

И лишь по ночам выходит дочь бывшего правителя затопленного города на берег Серебряного озера и смотрит на далекие звезды, вспоминая отца и прежнюю жизнь…

Иногда долгими лунными ночами норка Анфиса приходила на берег озера и ждала свою русалку. Так она звала принцессу подводного царства. Жизнь в подводном царстве научила принцессу многим чудесам. О них, да еще о странностях любви частенько говорили они с Анфисой. А с небес на них загадочно смотрели далекие звезды и мигали в такт загадочной мелодии, льющейся с невероятной высоты. Звезд было много-много, но выделялись две самые яркие звезды.

Норке Анфисе так хотелось думать, что это два влюбленных сердца, разделенные миллионами световых лет. Они встречаются по ночам и дарят друг другу свет любви.

Но вот однажды, беседуя со своей русалкой, Анфиса заметила, что одна яркая звезда пропала. А свет второй стал еще ярче, но изменился. И она решила следующей ночью спросить свою собеседницу, не знает ли та историю этих звезд.

– Почему-то одна из двух ярких звезд на небосклоне стала тускнеть и погасла, – печально сказала Анфиса принцессе. – Наверное, она просто устала любить. Так бывает…

– Глупая ты, норка, – усмехнулась в ответ принцесса. – Она и не любила никогда. Она просто хотела выделиться, и ей это в конце концов удалось.

– А вторая звезда? – с любопытством спросила Анфиса. – Ее свет изменился. Но почему-то он кажется добрым и печальным.

– Занятно, – ответила принцесса. – А знаешь, ты почти права. Хочешь, я расскажу тебе историю этих звезд? Они обе думали, что любят. Они обе хотели счастья, вот только шли к нему разными путями. Слушай.

…Когда-то, очень давно, до того, как хорек Василий появился в Дальнем Лесу, а в самой чащобе жил охотник и его еще не посетила любовь, каждую ночь на небосводе зажигалось столько звезд, что от их света было так же светло, как от солнца. Ночь словно соревновалась с днем, и каждая звезда старалась показать, что она самая большая и яркая, и каждую ночь у них, на радость жителям Дальнего Леса, происходила феерия фестиваля света.

Самыми большими и яркими были две звезды – Симок и Дальнезорка. Говорили, что эти две звезды – два влюбленных создания. Они обе были влюблены в проносящегося на огненной колеснице по небесам бога Герпена. Вот только был он занят своими божественными и неотложными делами и совсем не замечал их. Очень уж далеко они были от него, да и по ночам у него было немало забот в Архипелаге Сказок. Так часто случалась несуразность то там, то здесь. А помощника у этого бога еще не было. Вот и приходилось все решать самому.

Каждая из звезд решила добиться любви бога Герпена.

Симок, звезда из созвездия Дальнекратского Льва, привыкла считать себя первой во всем. Вот только ей казалось, что она расходует свои силы понапрасну. Она думала, что нельзя ей больше так ярко светить. Решила она накопить силы, чтобы потом, став большой и могущественной, просто ослепить Терпена своим великолепием. И начала Симок поглощать мелкие звезды из соседних созвездий. Вот только чем больше она поглощала, тем меньше и меньше светила сама. Но она верила, что стоит ей накопить еще немного сил, поглотить еще пару звезд и ей не будет равных на небосклоне. И тогда все увидят, что она самая яркая звезда. Это произойдет очень скоро, вот только не могла звезда Симок уже остановиться. И светить ей уже совсем не хотелось – так долго копила силы. И теперь, думала она, глупо их расходовать понапрасну. Она поглощала и поглощала все новые звезды и галактики до тех пор, пока не перестала понимать, что с ней происходит.

Звезда по имени Симок всегда хотела быть значительной. Чтобы все сразу замечали и боялись ее могущества. Она решила ослепить своим светом богов, а не просто быть одной из несметной когорты ночных звезд и туманных галактик. Так оно и получилось, она стала непохожей на остальные звезды. Симок превратилась в черную дыру, наводящую ужас на обитателей небосвода. Ее боялись и избегали. Вот только никто не любил. Так всегда бывает: нечто, доведенное до иступленного и безумного абсолюта, выбивается из ряда быстротекущих банальных и легко объяснимых событий и превращается в свою противоположность.

А Дальнезорка не ставила перед собой никаких задач. Она просто светила изо всех сил, веря, что кому-то там, далеко, за пеленой туманностей и мерцающих звезд, нужен огонь ее сердца. Она любила бога Герпена, который ее не замечал. Ей хотелось верить, что чья-то ночь стала чуть-чуть светлее. И однажды ее свет поможет Терпену в его ночных путешествиях найти дорогу к любви. Она никогда не рассчитывала свои силы и не накапливала энергию. И когда силы были на исходе, просто погасла навсегда. Но яркий свет ее доброты до сих пор все идет и идет к планетам и галактикам. И будет идти еще долгие годы, освещая дорогу путникам в туманных и неласковых мирах…

Наступила звенящая тишина, и лишь где-то далеко прокричала одинокая выпь.

– А как же бог Герпен? – наконец спросила норка Анфиса. – Он так ничего и не узнал. Значит, любовь и жизнь Дальнезорки были напрасны и бессмысленны.

– Глупая ты все-таки, норка Анфиса! – добродушно ответила принцесса, откинув волосы назад. – Неразделенная любовь порой сильнее и чище взаимной. И истинная любовь никогда не бывает бесполезной, от ее света становится светлее и теплее. Дальнезорки уже нет, а свет ее любви еще долго будет идти к нам. Смерти нет, просто одно земное или небесное состояние сменяется другим. И Герпен много раз находил дорогу домой благодаря доброму свету далекой и незнакомой ему звезды. Правда, о ее чувстве он ничего не знал. Такая у них судьба…

Так бывает в жизни – океан страсти может безжалостно затопить нашу прежнюю жизнь. Любовь, если она настоящая, всегда стихийное бедствие. Она сводит с ума, и влюбленные кажутся окружающим сумасшедшими. И жить по-прежнему, спокойной каждодневной суетой, они уже не могут. На них можно сердиться и обвинять их во всех смертных грехах. Это легко и даже весьма привычно. Гораздо труднее попытаться понять и принять неизбежность перемен.

Порой любовь приносит счастье. А бывает – просто дает силы жить, и любящий дарит всем свет своего чувства. А мы и не знаем, что чья-то любовь спасает нас в сумерках судьбы…

ИСТОРИЯ ПЯТНАДЦАТАЯ
Напасть Лесная

Однажды глубокой осенью, когда занудливый недотепа и забавный несмышленыш, чудо природы по кличке «мелкий дождичек» из огромной и печальной серой странницы-тучки весь день находился в настроении смыть свою нежданно налетевшую печаль по проходящему теплу и плакал за окном. В то же самое время восточный ветер из семейства Голдстрим с каким-то особым рвением гонял разноцветные листья по лесным чащобам и опушкам в отсветах и бликах угасающего дня.

А я пережидал непогоду в домике охотника на западной окраине Дальнего Леса. Дождичек, неспешно посылая говорливые капли вниз, только учился своему нужному мок-рому ремеслу, но прекращать сегодняшний затяжной урок явно не собирался. Ему нравился сам процесс, ведь это так романтично – неспешно отправлять прозрачные горошины в удивительный полет! Да и ветер особо не настаивал на приглашении пройтись по лесу. Поэтому очень не хотелось оставлять такую уютную и теплую лесную избушку, оказавшуюся долгожданным островком спокойствия и благословенного уюта посреди буйства природной стихии и вредной противности мокрого безобразия.

Мирно трещали сухие поленья в камине, даря приятное тепло. Оно для меня в те дни было таким непривычным, особенно после долгого осеннего путешествия сквозь пустынные земли восточной оконечности Вестбинского королевства в самый таинственный сезон затяжной печали и ежедневного плача тяжелых грозовых туч над полными какой-то непонятной грусти неприкаянными степями.

Но это осталось позади, в недалеком прошлом. А настоящее радовало приятной компанией исконных жителей волшебного Дальнего Леса и его окрестностей. Это были мои добрые и немного смешные приятели: старинный Хранитель Леса, крепкий старик без возраста и жалоб на жизнь, и его неизменный спутник, благодарный слушатель правдивых лесных историй и собеседник в долгие темные вечера и тихие бессонные ночи – Лесное Эхо.

Почти всем обитателям этих сказочных красивых мест казалось, что Хранитель Леса жил в нем всегда. В жизни бывает так: кто-то или что-то настолько естественно вписывается в наш мир, что кажется – именно всё так и было испокон веку. Представить лес без того, кто его знает и бережет, на самом деле сложно. Хранитель уже давно перестал пугать обитателей этих заповедных краев и продолжал обживать домик охотника и окрестные места. Лесное Эхо, намаявшись за целый день с птичьим гомоном да почти потерявшимися в чащобе бобрами, благосклонно добавляло годы жизни наивным гостям леса, спрашивавшим об этом окрестных кукушек, да негромко повторяло мне наиболее интересные места длинного и, как всегда, очень правдивого рассказа старого Хранителя Леса. А речь зашла в этот час заходящего солнца про недавнее удивительное происшествие.

Чудеса, подобно многим удивительные событиям, начались в обычный серый день уходящей осени.

Хранитель Леса по имени Абакум, старожил сказочных мест и собиратель лесных историй, тайн и легенд, заварил знатный малиновый чай. Он был ничем не хуже знаменитого чайного напитка норки Анфисы. И получился очень прилично без всякой магии и длинных заговоров. Старик деловито разлил чай по изящным китайским чашкам, подаренным ему вестбинским монархом, и начал свой рассказ.

День тот, по воспоминаниям Абакума, с утра ему не задался, или, как бы сказал хорек Василий, случился природный катаклизм средней степени вредности. Невесть откуда пришедшее к западному ветру семейства Голдстрим странное беспокойство да известная стервозность уходящей осени сделали свое дело: поднял ветер целую бурю, разгулялся не на шутку. Желтые и красноватые рваные листья разноцветным калейдоскопом осени кружились по лесу.

Смотрел на это все безобразие Абакум и качал головой: вот ведь какая природная несуразность, сущая напасть! И тут ветром принесло нечто необычное. Старик даже и не знал, что с этим делать. Перед Абакумом появилось странное существо – оно легко меняло форму: становилось то высоким, то маленьким и незаметным, оно то появлялось, то исчезало без всякого следа, звука или запаха.

– Ты кто такой будешь? – спросил Абакум существо, не совсем веря, что оно способно говорить. Уж больно непонятным, даже по сказочным меркам таинственного Дальнего Леса, оно ему показалось.

– Ты что же, старый пень, не узнал меня? – весело ответило существо, становясь снова большим. – Вот еще что надумал. Что я тебе, тварь какая бессловесная или этот ваш философ-несуразец?

– Эй, не балуй! – испуганно воскликнул Абакум. – Э-э-эй!..

– Если ты не будешь меня бояться так, я и не буду расти больше. Попробуй, это же так просто! – прокричало существо.

Абакум подумал о том, что все, что так часто нам кажется простым, отдает изрядной долей коварной вредности, но собрал всю свою волю – и произошло истинное чудо: существо вдруг перестало расти, даже немного уменьшилось в размерах.

– Ну вот, видишь, – весело сказало существо, – какие же вы все странные! Зовете и зовете меня к себе несколько раз в день. А как только я приду, так и начинаете бояться. Зачем ты звал-то меня?

– Да не звал я никого. Вот ведь какая несуразность. С утра день не задался. Прямо напасть какая-то, – ответил Абакум. – Чистая напасть – и всё.

– Вот. Сам же сказал. И меня позвал. Напасть я.

– Как это напасть? Зачем напасть? Как напасть? На кого напасть?

– А вот так. Ни на кого не напасть, а сама по себе – единственная и неповторимая, несказанно прекрасная. Зовусь, чтоб ты знал, Напасть Лесная. Иных лесных напастей нет! Я бываю разной: такой, какую ждут, но обычно люблю быть вредной в размерах умеренной несусветности. Не поймешь ты… Бываю доброй и неугомонной, бываю таинственной и недоступной. Порой даже злюсь на всяких растяп лесных. Вот только скучной не бываю, это я могу тебе обещать.

– А сейчас ты какая?

– Я всегда такая, какой меня ждешь Так что все от себя самого зависит. Со мной легко – всё как в обычной жизни, только еще красивее.

– Вон оно как.

– Да.

– Ну, тогда будешь доброй, потому что настрой у меня сегодня удивительно умиротворенный. Вот. Буду звать тебя Напой.

– А что, Напа мне даже нравится. Меня так еще никто не звал в этих диковинных местах. Пожалуй, соглашусь погостить немного в этом Лесу. Я ведь по природе своей изначальной Лесная Напасть, вот только в последнее время все по городам езжу – там всевозможных напастей больше требуется. В городах многоликие несусветности встречаются на каждом шагу. И не переживай, меня никто не увидит, только ты. Нельзя любому видеть напасть невооруженным глазом, даже добрую. Если все меня будут видеть – то это и не напасть уже, а какая-то непонятность. Статус совсем другой и состояние иное – глуповатое и скучное. Явно не мое.

– Не хочу спорить: ведь раньше я никогда не видел напасть, ни лесную, ни болотную, так близко и не разговаривал с ней, – беззлобно ответил Хранитель Леса, – так что сиди в своем статусе, если тебе так хочется.

– Ну и прекрасно, вот и не спорь со мной, давай прогуляемся. Вот только никакая я не болотная. Ишь чего удумал! Я думаю, тебе понравится, если я немного изменюсь. Подумай, какой ты меня хочешь видеть. А впрочем, не надо. Я могу прочесть твои мысли и так.

Лесная Напасть вдруг стала еще меньше и начала приобретать форму прекрасной обнаженной девушки.

По мере того как вырисовывались детали и нескромные изгибы ее притягательной фигуры, Хранитель Леса сначала покраснел, потом побелел и стал оглядываться по сторонам. Благо никого рядом с ним не было.

– Чего ты испугался? Неужели не понравилась! Мысли-то твои, мое только импровизационное воплощение. Да не бери в голову, все равно, кроме тебя, никто меня не видит. Для этого особый талант нужен.

– Так я и не думал, что именно эту, самую потаенную, мысль ты изобразишь, – проговорил старик, неотрывно глядя на нее. – А все равно не совсем похоже.

– Ты, старичок лесной, меня не зли, вредоносно это, – назидательно проговорила Напасть Лесная. – Мысль эта твоя никакая не потаенная, а прямо у тебя на поверхности лежит. Уже не первый десяток лет. И это хорошо, – в твои-то годы у многих даже и мыслей таких уже нет. А вот с деталями ты не прав, для твоего возраста этого вполне хватит, даже в чем-то перебор. Считай, это для чис-того и возвышенного эстетического удовольствия и уважения к твоему особо почтенному возрасту, с учетом твоих реальных возможностей. Вот только не сердись: все равно тебе эти интересные подробности безо всякой практической надобности, что же я буду тебя дразнить понапрасну. Тебе же будет одно расстройство всего организма. А понадобятся, так и прорисуются сами детали те немудреные. Ладно, пойдем смотреть твои угодья. И не переживай, мне совсем не холодно. У напастей простуды не бывает, они сами могут кого хочешь простудить ненароком.

– Вот ведь напасть-то какая, – машинально, по привычке буркнул Хранитель Леса.

Он решил, что теперь поосторожнее надо быть с мыслями. Хорошо, если эта напасть попалась вменяемая. А если бы нет? Да и кто же ее знает, кажется вменяемой, но гарантий-то никаких!

– А кто же еще, напасть я и есть. Но хорошая я сегодня. И вменяемая, как ты хотел. Только не зли меня, какие тебе еще гарантии нужны от Напасти Лесной. Ты что, совсем свихнулся от радости? И так у меня еще дела в лесу – не один же ты меня звал.

Они шли по лесной тропинке, и никто Напасть Лесную, прозванную стариком нежно Напой, не видел, – только сам Абакум. Но о ее присутствии все равно скоро стало известно и другим жителям Дальнего Леса.

И пока Абакум переваривал то, что сказала его странная гостья, она заметила хорька Василия. Абакум тоже увидел его и смутился даже:

– Зря ты так, Напа. Прикрылась бы чем-нибудь. У Василия точно таких мыслей нет.

– Не бери в голову, старик, – невозмутимо ответила напасть, – я же говорила тебе. Василий у вас философ, ему и видеть меня не надо совсем. К нему напасти приходят в голову без картинок. Но с ним – просто беда. Я у него музой по совместительству работаю. У Василия музой только напасть и может быть. Чтобы понять, что он такое верещит, надо специальный словарь читать. Это теперь я понимаю его витиеватую речь, и никакой природной несуразностью меня не удивишь. А первое время, как я у него появилась, просто беда была с ним, кошмар, одним словом.

– Вот ведь как. А я и не знал – мне его инсталляции всегда сами напастью казались. Это прямо и было, уж извини, чистой напастью.

– Да. С ним на самом деле непросто. Вдобавок к его словесам и выражениям, у него еще и ударное вдохновение.

– Как это ударное?

– Да просто. Ударить его надо. Не сильно только, но чувствительно.

– Вот оно как. А не жалко его, болезного?

– Сам ты болезный и смешной такой. Хорек зверь крепкий. Да и искусство требует жертв. Слышал такое?

Удивился Абакум, но спорить не стал. Кто же спорит с напастью, пусть и доброй местами. А Напа, меж тем, легонько пошлепала Василия по разным мягким местам и, убедившись, что до того дошло и он начал ваять, повернулась к Абакуму с довольной улыбкой.

– Теперь можем идти, – довольно проговорила она. – Ваш гений начал творить свои безобразия. Ему ведь главное – толчок творческий дать. А дальше само все пойдет.

Так и ходили они по лесу: старик – Хранитель Леса по имени Абакум – и его напасть. И было им удивительно хорошо вдвоем. Абакум не ожидал от напасти никаких особых подарков. А Напасть Лесная просто отдыхала и развлекалась.

Абакум с удивлением узнавал, что напасть может быть музой Василия, водить пером совы Василисы и помогать делать магические превращения норке Анфисе. А потом до него дошло, что подлинный, сермяжный талант – это всегда напасть. Есть в нем, настоящем таланте, сумасшествие и несусветность.

Они шли по лесу, и совершенно неожиданно напасть стала опять меняться.

– Ну а теперь-то что случилось? – поинтересовался Абакум.

– Не мешай старичок, мне надо к сове Василисе заглянуть. А сова – она персонаж особый. С недавних пор стала литератором. Только трудно ей – взялась какого-то сказочника на лесное наше наречие переводить.

– Ага. Спит полдня и летает по ночам к своему филину. Знаю-знаю. Вот ведь какая катавасия, настоящее природное ехидство – творец образовался просто на пустом месте. Ей бы еще на стихи замахнуться! Беда с этими пернатыми сочинителями, просто беда.

– Ну и я о том же. Надо помочь. А о стихах ты зря, ей просто поднапрячься надо – и польются стихи. А что, это мысль…

Напасть меж тем становилась все меньше и превратилась в филина. Поправила крылья, довольная собой.

– Ты что, на самом деле – филин? – удивился Абакум. – А это еще зачем? Что за метаморфоза с тобой приключилась?

– Ну, это ненадолго. Я ведь могу любым музоподобным существом обернуться. Меня просто попросили заменить филина на время. Я и раньше сове помогала. Но вот с недавних пор вдохновляет ее только филин. А сам он внезапно улетел по своим крылатым делам. Это, старик, даже посильнее напасти будет. Есть такое чувство, на беду или на радость данное богами, похожее на меня. Скорее на беду дано оно…

– Ну-ну… – улыбнулся Абакум. – А вот я слышал, что филин в охотника превратиться может, а сова в девицу какую-то. И, мол, там между ними…

– Ну уж нет, – спешно прервала его напасть, – это уж как они сами хотят. Я вдохновить, конечно, могу. Работа у меня такая, да и нравится мне дарить и возбуждать создание художественного образа или намек какой-нибудь самозваным творцам дать. Особенно люблю шепнуть о чем-то притягательном и необычном или изобразить столь непривычную в нашей обыденной жизни особую приятность. Но никакого секса и банальных физических превращений. Не по мне это совсем.

Прилетит филин – тогда и попробует свои силы. А уж если сове совсем уже невтерпеж, а филина и след простыл – так сама природа простой выход подсказывает: пусть сова яйца откладывает, как все добропорядочные птицы исстари делают. Без всяких там новомодных извращений. И нечего их, глупых, баловать.

– Ну, ты прямо разошлась. Я же просто спросил, безо всякой задней мысли.

– Ты старичок меня не серди, говорила тебе уже. Про секс с кем другим поговори – вон у вас девицы-куницы. А я все-таки Напасть Лесная, приличный магический персонаж. Но что на самом деле правда – бываю жутко вредной. Иногда даже сама удивляюсь степени своей несказанной вредности. Берегись!

Ухмылялся Абакум, и шли они дальше молча. Но недолго. Пока не встречался им на пути очередной творческий персонаж Дальнего Леса. Хранитель Леса, весь в путах каждодневной суеты и тревог, даже и не предполагал, сколько же творцов развелось в Дальнем Лесу. И было их видимо-невидимо, и у каждого собственная метода. И искра божья в каждом таланте высекается неповторимая. А напасть одна всех вдохновляла, и каждого по-своему!

Так что напасть теперь стала частым гостем в этих сказочных местах. Оглядитесь вокруг себя: так бывает везде. Где художник – там и напасть. Сложно с ней жить, а без нее – совсем нельзя. Почти как без женщин. Но напасть – это совсем другое, она и беда, и вдохновение. А женщина чаще беда, хотя и бывают прекрасные исключения, только подтверждающие правило. Однако это тема другой истории…

Есть между всяким хотя бы мало-мальски талантливым и самобытным творцом и напастью тонкая и невидимая нить, не видимая не вооруженному добротой и прозорливостью глазу. И порвать ее никак нельзя…