Текст книги "Соблазны бытия"

Часть вторая

Глава 15

– Леди и джентльмены, предлагаю тост. За невесту и жениха!

Все подняли фужеры с шампанским. По залу поплыл гул, в котором различались слова «невеста и жених». Невеста лучезарно улыбалась. Жених тоже улыбался, но слегка неуклюже.

Невеста поцеловала жениха. Он ответил ей поцелуем, затем встал с довольно серьезным видом.

Венеция находила своего зятя обаятельным и очень сексуальным. Она всегда хорошо замечала и ощущала мужскую привлекательность. Его наполняла достаточно жесткая, постоянно подавляемая им самим энергия. Он был необычайно умен. Селия постоянно указывала Венеции на это его качество. Зачем? Естественно, чтобы ее позлить. Это доставляло Селии извращенное наслаждение. Однако зять Венеции действительно был умен. В этом она ничуть не сомневалась. Вот только он понапрасну растрачивал свое интеллектуальное богатство. Его нынешний род занятий требовал весьма скромных умственных способностей.

– Прежде всего я хотел бы поблагодарить мистера и миссис Уорвик за то, что они благосклонно приняли меня в их семью. Хочу заверить вас: я сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться об Элспет.

«Ты бы лучше позаботился о ней четыре месяца назад», – с раздражением подумала Венеция. Она и сейчас с трудом принимала замужество дочери.

– А еще я хочу поблагодарить моих родителей за все, что они для меня сделали, и за все жертвы, принесенные ими. Предлагаю тост за моих родителей: Дору и Роберта Браун.

Возникла неловкая пауза. И вдруг:

– За Дору и Роберта! Поздравляем. Вы вырастили прекрасного сына.

Голос лорда Ардена, прорезавший тишину, очень вовремя спас положение. Селия посмотрела на него через стол и впервые за многие месяцы вспомнила, почему ей хотелось выйти за него замуж. Точнее, почему она думала, что ей хочется выйти. Она тоже встала, улыбнувшись сначала ему, а затем чете Браун.

– За Дору и Роберта! – твердо проговорила она.

Гости подхватили тост. Родители Кейра были польщены и смущены, но искренне улыбались. Впервые за весь день.

* * *

– Банни, это было очень вовремя, – улыбнулась мужу Селия. Их разговор происходил уже в гостиной. – А то, боюсь, мы все туговато соображали.

Было шесть часов вечера. Новобрачные отправились в недельное свадебное путешествие по шотландским высокогорьям. Брауны поехали в скромный лондонский отель. Они собирались пробыть в Лондоне еще пару дней. Они хотели посмотреть достопримечательности столицы и показать их двоим младшим сыновьям. До сих пор никто из них в Лондоне не был. Венеция пошла наверх отдыхать после душевных травм этого дня. Оставшимся гостям Бой предлагал напитки.

– Ты о чем, дорогая? – не сразу понял лорд Арден. – А-а, тост. Да, конечно. Они такие милые люди. Очень милые. Мне особенно понравилась Дора. Очень умная женщина. Мы с ней так интересно побеседовали.

– И о чем же? – спросила Селия. – Банни, ты меня заинтриговал. Похоже, ты здесь времени даром не терял.

– Мы говорили про Суэц.

– Про Суэц? – удивился Бой.

– Да. Наша Дора прекрасно осведомлена о событиях в мире. Когда в их магазине не бывает покупателей, она читает газету. По ее мнению, Насер поступил очень правильно, национализировав канал. Должен сказать, я был в восторге от ее рассуждений.

– Никогда бы не подумал, – признался Бой.

– Почему? – спросила его Селия. – Бой, нельзя же быть таким ужасно ограниченным. Я тебе удивляюсь. Почему бы Доре Браун не быть умной? Ведь Кейр свои мозги от кого-то унаследовал. И если человек беден и малообразован, то это еще не значит, что он глуп. Мать Барти едва могла расписываться, а ее отец и вовсе не умел читать. Но посмотрите на Барти.

– Да, – вздохнул Бой, – посмотрите на Барти.

* * *

Известие о том, что Барти выходит замуж, вновь вызвало в семье заметное разделение.

Романтики радовались и говорили, что Барти заслужила счастье. Реалисты были настроены скептически. Они подчеркивали, что у будущего мужа Барти нет ни денег, ни серьезной работы. К тому же он на несколько лет моложе Барти и у него есть дочь от первого брака.

Себастьян и Кит оба искренне поздравляли Барти. Им было особенно приятно, что они первыми узнали эту новость, если не считать девчонок, пришедших в неописуемый и неуправляемый восторг. Правда, впоследствии, летя домой, они обменялись мнениями, и мнения совпали. Замужество Барти почему-то настораживало обоих, но еще больше их настораживала личность Чарли Паттерсона.

Иззи – главный романтик – искренне, с полной верой в то, что говорит, защищала Чарли от чужого скептицизма. Она утверждала, что знает Чарли лучше, чем кто-либо, называла его прекрасным человеком и ничуть не сомневалась в его настоящей любви к Барти. Иззи негодующе отрицала все утверждения, будто Чарли женился на Барти из-за денег.

Эту невообразимую, крамольную мысль впервые высказали вслух мальчики – работодатели Иззи.

– Он наверняка ловкий парень, – сказал Ник Нилл, не став вдаваться в подробности.

Майк Паркер был откровеннее:

– У самого ни гроша за душой, да и работы тоже нет.

– У него есть работа! – взвилась Иззи, возмущенная тем, что мальчики не желали слушать ее дифирамбы Чарли.

– Прошу прощения, я забыл. Риелторский бизнес, которым он занимается, пока дочь в школе. Экономит даже на секретарше. Это не работа, а работенка. И вдруг он женится на женщине, имеющей миллионы. Что тут скажешь? Отлично сработано, Чарли. Ведь… не буду произносить этого слова… рождаются каждую минуту. Но я бы никак не подумал, что Барти Миллер принадлежит к их числу.

– Майк, вы не имеете права так говорить. Чарли – милейший человек.

– Разве я в этом когда-нибудь сомневался? – улыбнулся Майк. – Милейший человек тоже может быть ловкачом.

– Кстати, богатство Барти слишком преувеличено. Из наследства первого мужа ей мало что досталось. И Дженне тоже. Он ведь погиб…

– Мы все это знаем. Внушительный особняк в Саутгемптоне, дом на одной из Верхних Восьмидесятых улиц, издательство с отделениями в Нью-Йорке и Лондоне. Это что, мало? Спуститесь на землю, Иззи. Чарли Паттерсон может быть милейшим человеком, почти ангелом. Возможно, в очереди у Бога он стоит сразу за Билли Грэмом[11]11
  Билли Грэм – известный американский баптистский проповедник и религиозный деятель.


[Закрыть]. Возможно, у него еще целый букет достоинств, но все они не отменяют простого факта: этому парню невероятно, немыслимо повезло.

– Вы оба жуткие, несносные люди, – объявила им Иззи. – Обязательно попрошу Барти, чтобы вычеркнула вас из числа гостей на свадебном приеме.

– И это говорит добросердечная Иззи? Вы не сделаете такой гадости.

– Сделаю, если не перестанете поносить Чарли. А сейчас мне пора работать. Не хочу сегодня засиживаться допоздна.

– Никак у леди Изабеллы горячее свидание?

Услышав, как ее зовет отец, мальчики теперь поддразнивали Иззи, называя леди Изабеллой.

– Не угадали. Просто хочу посмотреть предлагаемые квартиры. И не называйте меня этим дурацким именем.

* * *

– Я люблю тебя. Очень, очень люблю.

– И я… тебя люблю.

Она чуть замешкалась, на какую-то секунду. Но так было всегда. Чарли улыбнулся. Если он почувствовал паузу, то не придал особого значения. И не должен придавать. Еще в тот вечер, когда Барти дала согласие на брак, она сказала, что их супружество должно строиться на четких и честных условиях. Она не любила Чарли так, как любила Лоренса. Такое было бы невозможно. Но он вызывал у нее самую глубокую симпатию. Ей нравилось быть рядом с ним. Она хотела прожить с ним до конца своих дней. Это ведь так просто. Чарли должен понять.

И Чарли понял. Он ничего не требовал, не пытался соперничать с Лоренсом. Он говорил, что невероятно счастлив. Барти не пожалеет, согласившись выйти за него. Он сделает ее счастливой. Это было его главной целью.

Барти напомнила себе, что, как бы она ни любила Лоренса, он очень редко делал ее счастливой. Эти слова она мысленно твердила себе, ложась с Чарли и засыпая в его объятиях глубоко удовлетворенной.

Первыми о браке узнали девочки. Дженна и Кэти слушали внимательно, и с каждой минутой их глаза округлялись и становились ярче. Они сидели, держась за руки, попеременно глядя то на Барти, то на Чарли. Иногда они переглядывались. Обе долго молчали, а потом Дженна сказала:

– Значит, теперь Кэти будет мне сестрой и вместе со мной поедет учиться в Дана-Холл.

Чарли с ласковым удивлением посмотрел на Барти. Ей всегда нравилось, когда он так смотрит. Ей нравилось, что он всегда так легко читает ее мысли. Взяв Чарли за руку, она сказала:

– Конечно.

Она искренне радовалась, что такое волшебство ей по плечу.

Потом о новости узнали Себастьян и Кит. Оба были неимоверно рады за нее. Они пожали Чарли руку и пригласили на ланч. Чарли мгновенно согласился, однако Барти, виновато улыбаясь, сказала, что у нее на это время запланирован ланч с весьма важным для нее литературным агентом. Она несколько месяцев пыталась с ним встретиться, и это никак нельзя перенести на другое время.

– Извините, но я должна там быть. Такие встречи не отменяются. Давайте вместо ланча устроим обед.

Но позднее, сидя в такси и отправляясь на встречу, Барти вдруг подумала, что рассуждает в точности как Селия…

Она послала Селии телеграмму, чувствуя необходимость как можно раньше сообщить о своем замужестве. Барти очень не хотелось, чтобы Селия узнала об этом из других источников, на уровне сплетни. Барти не представляла, какой будет реакция Селии. Та ответила быстро, тоже телеграммой. Реакция оказалась вполне предсказуемой.

РАДА. БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО СООБЩИ ДАТУ СВАДЬБЫ. ОТПРАВИЛА ПИСЬМО. ЦЕЛУЮ. СЕЛИЯ.

Ни вопросов, ни удивления. Вообще никаких эмоций. Барти всегда помнила слова матери Селии – леди Бекенхем, – считавшей публичное выражение эмоций уделом простонародья. Телеграмма намекала на то, что Селия собирается приехать на свадьбу. В этом не было ничего удивительного. Вот только…

– Похоже, мне придется пригласить их всех, – сказала она Чарли.

– Почему?

– Тебе этого не понять. Нельзя приглашать только кого-то одного из Литтонов. Так не принято.

Чарли помолчал, обдумывая ее слова.

– Но ты же хотела скромное торжество в узком кругу.

– Да, хотела. А ты?

– И я хотел того же. – Он опять помолчал. – Представляешь, если бы у нас были матери? Они, наши девочки и, само собой, Иззи.

– Но наших матерей нет в живых.

– Знаю. Леди Селия тебе почти как мать. Я мог бы позвать тещу. Они плюс девочки – это было бы здорово. Никакой суеты с приглашением всяких кузин и кузенов, двоюродных бабушек и старых друзей времен колледжа.

Барти задумалась:

– Превосходная идея. Она мне очень нравится.

– Отлично. У меня есть еще одна идея. Не знаю, как ты к ней отнесешься.

– И какая же?

– А почему бы мне не попросить Джейми быть моим шафером?

– Джейми?

– Да. Это было бы чудесно. Он тогда очень по-доброму отнесся ко мне, и я подумал…

– Неужели у тебя нет близких друзей? Обычно они становятся шаферами.

Барти спрашивала, чтобы выиграть время и подумать над столь неожиданной затеей Чарли. Она не представляла, в чем именно проявилась доброта Джейми. Насколько она знала, кроме встречи за ланчем, Джейми ничем конкретным ему не помог.

– Когда-то были. Но за последние годы я их растерял. Я решил, тебе моя идея тоже может понравиться. Ты ведь очень высоко ценишь Джейми. Он тебе в свое время здорово помог.

– Да, – согласилась Барти.

Идея Чарли нравилась ей все больше. В этом Барти видела способ примирить прошлое и будущее. Она и вправду горячо симпатизировала Джейми. Он разительно отличался от Лоренса: легкий в общении, доброжелательный. Здесь бы не возникло… Чего не возникло? Барти тут же подавила пробивавшуюся мысль.

– Да. – Она поцеловала Чарли. – Это великолепная идея. Спасибо. Джейми будет очень рад.

– Хорошо. И где мы устроим торжество?

– Только не в Саут-Лодже, – быстро произнесла Барти и тут же устыдилась своего порыва.

– Конечно не там, – так мягко и понимающе ответил Чарли, что это лишь усилило ее стыд. – Я бы никогда не решился предложить тебе Саут-Лодж. Нет, ни в коем случае. Может, «Уолдорф»? «Плаза»? Мое логово? – (Барти засмеялась и поцеловала его.) – Тогда уж лучше в моем логове. Мы зарегистрируем брак в городской ратуше. Потом – ланч в кругу семьи. А торжество – попозже. Так тебя устраивает?

– Меня очень устраивает.

– Рад слышать. Жду не дождусь, когда встречусь с Селией.

– А вот это большой вопрос, – сказала Барти. – Возможно, что встреча и не состоится. Она сама себе закон. В ее симпатиях и антипатиях нет никакой логики. Так было всегда.

– Она привезет с собой этого благородного лорда?

– Кого? А-а, лорда Ардена. Я бы не обольщалась надеждами. Мы не можем ставить ей условия, привозить или не привозить. Но Себастьян говорит, что в последнее время она почти везде ездит одна.

– Разве он не может настоять?

– Поверь мне, не может, – ответила Барти.

– А скажи мне… – непринужденно произнес Чарли.

– Что?

– Селия и Себастьян… похоже, у них весьма близкие отношения.

– Они большие друзья, – осторожно произнесла Барти. – Дружат с очень давних времен.

– И не более того?

– Чарли, мне не хочется говорить на эту тему.

– Почему? Меня это заинтриговало.

– Такой разговор выходит за рамки допустимого, – заявила она. – Извини, но я не могу рассказывать чужие истории.

– Значит, история все-таки есть.

– История есть у каждого человека.

Барти почувствовала раздражение. С тех пор как она дала согласие на брак, Чарли делался все более настойчивым. Конечно, это касалось мелочей, но ни одну из них он не забывал и стремился настоять на своем. Он выбирал, какие фильмы им смотреть, в какие рестораны ходить. Возможно, он просто заботился о ней, а она отвыкла от подобной заботы.

– Понимаю: это чужая тайна, и оттого она еще сильнее интригует.

– Ты о ней все равно не узнаешь, если только Себастьян или Селия сама тебе не расскажет. А вот тут я сильно сомневаюсь. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом?

Чарли улыбнулся ей своей открытой, бесхитростной улыбкой:

– Извини. Остался еще один пункт нашего плана. Как насчет твоего дорогого брата? Наверное, мы должны пригласить и его.

– Я очень сомневаюсь, что он приедет. У него крупное фермерское хозяйство. Не так-то легко куда-то отлучиться. Однако ты прав: его обязательно надо пригласить. Его и Джоан. Возможно, правда, мы с ними увидимся в Англии. Но тогда…

– Нет, давай пригласим их сюда. А потом поедем в Англию.

– Хорошо, я согласна. Мне очень хочется познакомить тебя с Билли. Тебе бы он сразу понравился.

Свадьбу они назначили на январь будущего года.

– Селии хватит времени, чтобы приехать сюда. Глупо, конечно, ждать так долго. Мы могли бы пожениться хоть завтра. Но…

– До января остается какой-то месяц. На такой срок меня хватит. А потом ты станешь миссис Паттерсон.

Барти как-то не задумывалась о смене фамилии. Ее вдруг охватила тревога: еще месяц – и она перестанет быть миссис Лоренс Эллиотт. На работе ее называли Барти Миллер, однако дома и в светской жизни она была Барти Эллиотт. Для нее было важно хотя бы так сохранять связь с Лоренсом. Но почему она еще раньше не разорвала эту призрачную связь? Сколько можно жить прошлым. Нужно идти вперед. Ситуация с фамилией чем-то напоминала ситуацию с Саут-Лоджем. Скоро тот дом перестанет быть ее святилищем. В профессиональном мире она, конечно же, была и останется Барти Миллер. Это неизменно…

* * *

– Нони, звонят из «Стайла».

– И что?

– Хотят, чтобы ты опять поработала для них.

В голосе Адели сквозило раздражение. Она предпочла бы, чтобы на работу позвали не дочь, а ее. Она ведь знала, что те снимки получились очень хорошими. Лора Проктор-Рейд была скупа на похвалы, и тем не менее фотографии были очень выразительными и драматичными. Нони выглядела безупречно. Никто бы не подумал, что она снималась впервые. У нее были задатки профессиональной фотомодели. Обладая прирожденной грацией, она, оказывается, умела на лету схватывать именно то, что требовалось «Стайлу». Например, эти вычурные, угловатые позы, на которых строился замысел фотосессии. И конечно же, выражаясь словами Мареллы, «французский облик»: темные волосы и глаза, белая кожа, худощавость, как нельзя лучше подходившая для выбранной одежды.

– Так ты согласна? – нетерпеливо спросила Адель.

Нони задумчиво посмотрела на мать. В эти дни Адель вспыхивала от любой мелочи и легко впадала в уныние. Затянувшееся отсутствие Джорди лишь усугубило ее состояние. Теперь же, зная, что через несколько дней он вернется, она была как на иголках. Возможно, Нони не стоило связываться с журналом. «Стайл» был материнской территорией. Впрочем, сама Адель чувствовала себя там уже не столь уверенно. Нони вовсе не хотелось становиться профессиональной моделью. Дурацкий способ зарабатывать себе на жизнь. И в то же время ее зачаровала метаморфоза, происшедшая с обыкновенной одеждой, которая вдруг превратилась в оригинальные снимки. В этом было что-то интересное.

– Нони, тебя спрашиваю! Они ждут у телефона.

– Ой! Извини. Мне самой поговорить с ними? Иду.

Звонила Мари Луиза, затурканная ассистентка Лоры. Нони она чем-то нравилась. Эта девушка явно привыкла ждать у телефона.

– У меня есть хорошие новости, – нервозным полушепотом сообщила Мари Луиза. – Мисс Проктор-Рейд хочет, чтобы вы снова поработали с нами. На этот раз будут весенние жакеты. Преимущественно от-кутюр. Фотосессию она хочет провести в Париже.

– В Париже?

– Да. На следующей неделе. Нужно успеть до Рождества. Понимаю, это может нарушить какие-то ваши планы, однако мисс Проктор-Рейд очень хочет снимать именно вас.

– Я не уверена.

– Мисс Либерман, пожалуйста, соглашайтесь.

– Нони! – раздраженно крикнула мать. – Мне нужно позвонить. Будь добра, поторопись.

Нони повернулась к матери. Адель находилась на грани срыва. Через несколько дней вернется Джорди, и утихшая война вспыхнет снова. Обстановка в доме из унылой станет невыносимой: мать будет без конца плакать, Клио – хныкать и капризничать, Лукас – дуться. Правда, настроение Лукаса в последнее время, как ни странно, улучшилось. Наконец-то ее упрямый брат начал взрослеть. Но он все равно не встретит Джорди с распростертыми объятиями.

Адель шумно опустила в раковину кофейник и на полную мощность открыла кран с холодной водой. Агрессивность исходила даже от ее спины.

– Хорошо, – сказала в трубку Нони. – Я с удовольствием поеду. Спасибо за звонок.

Адель вышла из кухни, громко хлопнув дверью.

* * *

Элспет усердно убеждала себя, что она очень счастлива. Через несколько месяцев у нее родится ребенок, желанный ребенок. У нее есть любимый и любящий ее муж. У них есть свой дом. Тысячи и даже миллионы девушек по всей Англии завидовали бы ей. Конечно, дом у них невелик. Это даже не домик, а всего лишь двухкомнатная квартира в одном из многоэтажных домов, выстроенных на средства муниципалитета на окраине Глазго. Такие дома строили на месте трущоб и в местах, пострадавших от бомбардировок. Но это современная квартира, и всего лишь на четвертом этаже. Когда Кейр впервые привел ее туда и с гордостью показал их жилище, Элспет ужаснулась и не смогла этого скрыть. Кейр тут же прекратил экскурсию по квартире. Реакция жены его вначале огорчила, а затем и рассердила.

– Да, это совсем не то, к чему ты привыкла. Я же вижу. Это тебе не уютное гнездышко в Челси. Но платить за жилье придется мне, и на другое у меня пока нет денег. Элспет, ты же знала об этом… Что? Внести свою долю? Странные слова, и мне странно слышать их от тебя. Может, со временем ты поймешь. Ты вышла не за богатого издателя, а за школьного учителя, сражающегося с действительностью. Извини, если не оправдал твоих надежд. Возможно, тебе незамедлительно стоит вернуться под родительское крыло и в «Литтонс» и признаться в допущенной ошибке.

– Кейр, не надо так говорить. Прости меня. Я не должна была так реагировать. Но я немного волнуюсь и ничего не могу с этим поделать.

– Вот оно что! И о чем же ты немного волнуешься? О соседях? Не отвечают твоему уровню? Или тебя беспокоит убранство квартиры? Прошу прощения за портьеры. То есть за их отсутствие. У тебя будет достаточно свободного времени. Возможно, ты снизойдешь до житейских забот и сама займешься портьерами. Моя мама тебе поможет. Она предлагала все сделать самой, но я подумал, что хозяйка в этой квартире – ты и тебе захочется собственными руками обустроить наше жилище.

– Кейр, перестань! – чуть не плача, попросила Элспет. – Не сердись на меня. Прости, пожалуйста. Мне нравится эта квартира. Она… приятная. Но она… маловата для нас.

– Мне так не кажется. Здесь есть спальня, гостиная, кухня и ванная. Тебе еще повезло. Мне предлагали квартиры с туалетом на улице.

– Да, но… но где будет спать наш ребенок? В квартире нет комнаты под… – У нее на языке вертелось слово «детская», но Элспет вовремя удержалась и не произнесла его. – Здесь нет комнаты для ребенка.

– Ничего страшного. Ребенок может спать с нами. Что в этом плохого?

– С нами? Кейр, мы не можем поселить малыша в одной комнате с нами.

– Почему нет? Много места он не займет. То, что он будет с нами в одной комнате, не помешает ему дышать, спать и делать все остальное.

– Видишь ли… Понимаешь…

– Ты хочешь сказать, что у людей вашего круга такое недопустимо. У них малыши не спят в одной комнате с родителями. Там ребенок окружен няньками и бабками. Элспет, я уже говорил тебе: если ты хотела такой жизни, нужно было выходить за другого человека. Эта квартира – самое лучшее, что мне по карману. Если тебе она не подходит… что ж, извини.

Его глаза опасно сверкнули. Он явно был огорчен и обижен ее отношением. Элспет подошла к мужу, обняла и поцеловала:

– Кейр, прости меня, пожалуйста. Все нормально. И квартира отличная. Но ты должен меня простить. Пойти ради меня на некоторые уступки. Я избалованная девчонка. Ты всегда это говорил. Поверь, мне действительно нравится квартира. Она лучше многих старых домов. Я сделаю портьеры и все остальное. У нас все будет замечательно. Кейр, пожалуйста, прости меня.

Она плакала. Взглянув на ее вздрагивающие плечи, Кейр смягчился и вдруг улыбнулся жене:

– Ладно. Я тебя прощаю. Извини, что не удалось найти квартиру побольше. Когда я стану директором школы, то куплю тебе прекрасный дом. А пока малыш может спать и в гостиной. Мне говорили, что детские кроватки легко переносить с места на место.

Взрыв удалось предотвратить. Пока.

Но теперь, когда они вселились в эту квартиру, Элспет ощущала себя тигрицей в клетке. Почти весь день она ходила взад-вперед по тесному пространству, не зная, чем заняться. От природы Элспет была очень энергичной и вовсе не лентяйкой. Здесь ею владели отчаяние и скука. Она надеялась, что сможет заниматься редактированием, как то делали внештатные редакторы. Но даже Селия не смогла убедить Джея в эффективности «редактирования на расстоянии», особенно когда дело касалось столь важной для издательства книги, как роман Клементайн Хартли. Отказ в работе задевал Элспет сильнее, чем все остальные превратности ее жизни в Глазго.

Каждое утро она бралась за уборку квартиры. Поначалу она делала это энергично и старательно, но очень скоро уборка превратилась в отупляющее рутинное занятие. К десяти или одиннадцати часам она заканчивала прибираться, и впереди ее ждали долгие часы томительного безделья. Живи они в Лондоне, она бы совершала длительные прогулки, однако здешние окрестности не годились для ходьбы. Бесконечные улицы, упиравшиеся в такие же бесконечные улицы. Район, где они жили, нельзя было назвать особо опасным, но здесь обитали люди весьма низкого социального слоя. Местная ребятня дразнила Элспет задавакой. Дети хихикали и указывали на нее пальцем, а их матери – она это точно знала – поглядывали на нее со смешанным чувством любопытства и недовольства. Она попыталась было подружиться с этими женщинами, но ничего не получилось. Ее попытки они расценивали как снисходительность и в лучшем случае игнорировали ее, а в худшем – откровенно грубили. Элспет ловила их косые взгляды в магазине и в самом доме. Соседки глазели на нее, не отвечали на приветствия и посмеивались вслед. Сближению мешало и то, что Элспет плохо понимала местный говор. Искаженное произношение до неузнаваемости меняло знакомые слова. Элспет то и дело бормотала: «Простите, я не поняла» или «Что вы сказали?». Языковуе различие лишь усугубляло различие социальное.

Ежедневные походы к зеленщикам и бакалейщикам, а также в так называемый местный супермаркет превратились в удручающий ритуал. Элспет пыталась выбирать время, когда магазины пустовали. Например, ближе к вечеру, когда дети возвращались из школы и матери их кормили. Или рано утром, когда местные женщины еще занимались домашними делами. Но в магазинах всегда кто-то был, а вечером Элспет нервничала еще сильнее.

Она уже объявила Кейру, что в их следующую поездку в Лондон заберет сюда свою машину. Это было обставлено чисто практическими соображениями – так она быстрее управится с покупками и сможет не ограничиваться лишь ближайшими магазинами. На самом деле машина виделась ей глотком свободы. Имея машину, она не так сильно будет ощущать себя узницей. Кейр спорил, однако недолго, и уступил. Элспет поборола искушение заметить ему, что автомобиль не будет лишним и для него.

Одиночество и состояние изолированности от окружающего мира порождали в ней страх. Элспет казалось, будто она попала в чужую страну, где не знает ни языка, ни обычаев и не может ни с кем общаться. Иногда за целый день единственным ее собеседником был Кейр. Элспет пыталась себя убеждать, что этот период пройдет и дальше станет лучше, но не находила аргументов. С чего вдруг станет лучше? Она заполняла время чтением, писала письма матери и Селии, но пустота и однообразие ее жизни давали крайне мало тем для писем. Элспет и самой был противен наигранно бодрый тон писем. Она с ужасом замечала, что пишет все меньше.

Единственными приятными моментами были ее поездки в дородовое отделение больницы. Там ее окружали молодые женщины, оказавшиеся в одинаковом положении. Нервные, возбужденные будущие матери, многие из которых ждали первенцев. Только там Элспет удавалось прорваться сквозь барьеры ее происхождения, произношения, одежды и включиться в обсуждение таких насущных вещей, как тошнота, бессонница, изжога, шевеление плода. Там все одинаково боялись родовых схваток и спорили, какое вскармливание лучше – грудное или рожковое.

У Элспет возникла даже мысль пригласить домой двух женщин, с которыми у нее установились почти дружеские отношения. Подумав, она отвергла эту мысль. В больнице они все находились на нейтральной территории и были равны. А в квартире, при всей скромности жилища, женщины сразу заметят дорогие вазы и безделушки, семейные фотографии в серебряных рамках, стопки книг, для которых Кейр так и не удосужился сделать полки. Ее сразу посчитают богатенькой, аристократкой. Чего доброго, эти прозвища прилепятся к ней и в кругу беременных. Нет, уж лучше сохранять дистанцию.

Но в дородовое отделение Элспет ездила раз в месяц. После визитов в Лондон она еще острее чувствовала скуку и безысходность своей жизни в Глазго. Кейр настоял, чтобы Рождество они отпраздновали дома, в кругу их маленькой семьи, и оказался прав. Праздник прошел как-то на редкость уютно и принес Элспет минуты счастья. Однако Новый год они решили встретить в Лондоне. Оказавшись в знакомой, теплой и шумной атмосфере, Элспет невольно сравнивала ее с ледяной уединенностью своей шотландской жизни и в тысячный раз мысленно спрашивала себя: правильно ли она поступает? Она чувствовала себя как солдат, который после краткого отпуска возвращается в суровую действительность, полную тяжелых испытаний. Впрочем, так оно и было.

Самое скверное заключалось в том, как все это сказывалось на ее отношениях с Кейром. Подавленность и изоляция вряд ли создавали в доме атмосферу счастья. Она старалась быть бодрой и веселой, интересоваться тем, как прошел у мужа его рабочий день. Его дни тоже были довольно монотонными, но он хотя бы занимался любимым делом. Дома Кейра всегда ждал готовый ужин. Кейр привык ужинать рано – в шесть часов. Затем он уходил в спальню, где стоял небольшой письменный стол, и принимался проверять тетради, выставлять оценки и готовиться к завтрашним урокам. К утренним часам томительного безделья добавлялись два вечерних. Не выдерживая, Элспет становилась раздражительной и говорила мужу колкости, что пробуждало ответный поток язвительных замечаний. Элспет слышала знакомые слова о различных условиях, в которых они росли. Кейр замечал, что жена вовсе не наслаждается их совместной жизнью и роль хозяйки ее не вдохновляет. Их сексуальные отношения почти прекратились. Элспет ссылалась на тошноту, говорила, что растущий ребенок мешает интимным отношениям. Она с ужасом обнаружила, что желание близости не вызывает в ней прежнего трепета. Скорее наоборот. Это открытие опечалило ее сильнее, нежели перепалки с Кейром.

Иными словами, ее брак с Кейром вовсе не казался ей счастливым.

* * *

– Ты, – произнес Лукас. – Ну, привет.

– Добрый день, Лукас, – сдержанно кивнув, сказал Джорди.

Они смотрели друг на друга. Прежняя враждебность мгновенно вспыхнула снова.

– Хорошо съездил?

– Спасибо, неплохо. Я за Клио.

– Сейчас позову.

Но звать девочку не пришлось.

– Дорогой! Дорогой! – закричала она, бросаясь в объятия Джорди.

Он крепко обнял дочь и стал целовать темные локоны.

– Ты по мне скучала?

– Очень-преочень.

– И я по тебе скучал. Пойдешь сейчас со своим старым папочкой?

– Пойду!

– Тогда попроси няню, чтобы она тебя одела.

Клио бросилась наверх.

– Она скучает по тебе, – сказал Лукас.

– Приятно слышать, что хоть кто-то по мне скучает. Как твоя мама?

– Прекрасно, – ответил Лукас.

Лукас знал, что лжет, но не желал доставлять Джорди удовольствие и говорить правду.

– Хорошо, – бесстрастно произнес Джорди. – Ну вот и моя самая лучшая девочка… Лукас, передай маме, что Клио я привезу завтра утром. О’кей?

– О’кей.

* * *

Адель сокрушалась, что не застала Джорди. Она ездила за покупками и застряла в пробке. Вечером она позвонила ему домой:

– Хотела вернуться к твоему приходу, но не смогла. Извини. У вас все нормально?

– Все в лучшем виде.

– Может… может, встретимся? За ланчем или за чаем?

– Если хочешь. – Его голос был отнюдь не теплым. – Увидимся, когда я привезу Клио. Это устраивает?

– Я имела в виду… не здесь. Ты же знаешь, Джорди. Давай встретимся, выпьем чаю. «Браунс» подойдет? Где-то часа в четыре. Там приятная обстановка. Тихо.

– Хорошо, согласен. А сейчас мы с Клио идем на свидание с Винни-Пухом и Пятачком. Пока, Адель.

– Пока, Джорди.

Ей хотелось поговорить еще, объяснить, что на следующий год Лукас поступит в Оксфорд. Может, тогда он вернется к ним? Адель считала такую возможность вполне реальной.