Текст книги "Соблазны бытия"

* * *

В тот вечер Адель и Лукас ужинали вдвоем. Нони находилась в Париже. Лукас удивительно изменился. За последние недели он вырос. Перемены были не только внешними. Из угрюмого подростка он превратился в юношу, способного поддерживать разговор, общаться с другими, а временами – даже шутить и смеяться. Он был счастлив. Лукас рассказывал матери о своей новой страсти – школьном Обществе любителей дискуссии, где он быстро становился звездой. Для ее хмурого, погруженного в себя, молчаливого Лукаса это было очень странно. Правда, Лукас всегда умел хорошо говорить, когда это устраивало его. Он легко находил правильные, а скорее, неправильные слова, говорил колкости и делал язвительные наблюдения. Что еще удивительнее: Лукас стал общительнее. У него появились друзья, в том числе и среди девушек. Его наперебой приглашали на вечеринки. Девушкам он явно нравился, и Адель понимала почему. Лукас становился очень сексуальным. Эти мрачноватые, глубокомысленные взгляды, его откровенно французский стиль. Фактически он был копией Люка. Адель лишь надеялась, что сын будет помягче отца.

Адель поделилась с ним своим планом. Она чувствовала, что должна это сделать, иначе Лукас подумает, будто опять решают за его спиной.

– Ты ведь все равно будешь учиться в Оксфорде, – искренне говорила Адель. – Вам не придется жить под одной крышей. Все будет совершенно по-другому, понимаешь?

– Пока меня здесь нет… наверное, да, – вздохнул Лукас. – Но ведь я не могу вообще не появляться дома. Я буду приезжать на каникулы. Не в общежитии же мне торчать. Мама, скажи честно: ты действительно этого хочешь? Если да и он согласится, мне придется искать себе квартиру. Мы с Джорди никогда не уживемся под одной крышей. Особенно сейчас.

– Но Лукас…

– Нет, мама, не уживемся. А идея мне даже нравится. Я подумывал о самостоятельной жизни.

– Ты еще слишком молод, чтобы жить самостоятельно.

– Не знаю. Просто мне нравится сама идея, – сказал Лукас, улыбаясь матери.

Адели было не до улыбок. Она с тревогой думала о самостоятельной жизни Лукаса. Позволить ему жить в Лондоне одному, без присмотра, когда он так стремительно взрослеет и начинает интересоваться женщинами… Нет, об этом не может быть и речи!

– И ты даже не хочешь попробовать по-новому строить свои отношения с Джорди? Скажем, на каникулах.

Лукас посмотрел на мать:

– Нет, не хочу. Это не сработает.

– Ты по-прежнему не можешь простить ему Флеттон? Или ты вообще его не принимаешь?

Лукас помолчал, мысленно выстраивая ответ, а затем сказал:

– Да, мама. Вообще. Я никогда не прощу его за то, что он сделал и тебе, и мне. Знаю, я был не подарок.

– Это еще мягко сказано, – слабо улыбнулась Адель.

– Но я был мальчишкой. Совсем маленьким, когда он впервые появился у нас. А он взрослый человек. Во всяком случае, я так думал. Мы могли бы найти… какую-то нормальную линию поведения. Но то время прошло. А теперь на следах кровь. Жаль, что так получилось.

– Лукас, ты меня не совсем понял. Я не хочу, чтобы ты уходил из дома.

– Я был бы вынужден, если бы он вернулся.

Адель чувствовала, что на этот раз в словах сына не было эмоционального шантажа. Похоже, Лукас хотел сказать ей что-то еще.

– Мам, тут дело не только во мне. Он просто недостаточно хорош для тебя. Честно.

– В каком смысле?

Она не ошиблась: Лукас действительно хотел что-то рассказать ей. Но не стал.

– В прямом. Наверное, я слишком пристрастно о нем сужу. Тебе самой решать, как с ним быть. Я отхожу в сторону.

* * *

Их встреча ничего не изменила. Вернувшись домой, Адель вбежала к себе и дала волю слезам. Они слишком отдалились. Джорди сказал, что вряд ли допустит даже мысль о возвращении в ее дом.

– Адель, дело не только в Лукасе, – говорил ей Джорди. – Дело в нас. И в ценности, которую ты придавала нашим отношениям. Думаю, вполне естественно, что сына ты ставила на первое место. Но я старался, Адель. Усердно старался, год за годом. Ты мне не верила. Тебя не волновало, до чего мне неуютно и одиноко в твоем доме. Ты не задумывалась, как разлука со мной скажется на Клио. И на страдания Нони ты не обращала внимания. Ты двигалась дальше, уверенная в своей правоте, знающая, что́ будет хорошо для всех нас. Боюсь, это очень многое разрушило в наших отношениях. Но… – Он замолчал. Адель подняла глаза и вдруг увидела прежнего Джорди: нежно улыбающегося ей и бесконечно печального. – Я всегда буду тебя любить, Адель. Но я не буду сражаться с твоей любовью к Лукасу. И время назад не повернуть. Очень жаль, что такое нам не по силам.

* * *

Из Парижа Нони вернулась радостной и взбудораженной. Она вбежала в дом и крикнула мать. Вместо матери вышел Лукас и покачал головой, кивнув в сторону двери. Нони поднялась наверх и услышала сдавленные рыдания. У нее не хватило сил войти и утешить мать. Она просто не могла. Потом они сидели с братом за бутылкой вина и говорили об этом.

– Джорди – отвратительный тип, – сказал Лукас. – До крайности отвратительный. А мама этого не видит.

– Лукас, он совсем не отвратительный. Ну когда ты оставишь свое детское упрямство? Почему бы тебе не попытаться наладить с ним отношения?

– Нони, дело не только во мне. И никогда не было только во мне. Джорди – избалованный ребенок. Еще более избалованный, чем я. Ему нравится, чтобы жизнь текла легко, была удобной, а все его прихоти исполнялись. Он хочет, чтобы весь мир крутился вокруг него.

Потом Лукас впервые рассказал о подслушанном телефонном разговоре и о рубашке со следами губной помады. Нони с ужасом смотрела на брата.

– Боже мой, какой ужас! – шептала она. – Какой ужас! Неужели у него и сейчас кто-то есть?

– Не знаю, – пожал плечами Лукас. – Возможно. Он ведь долго торчал в Штатах.

– Но ведь он там работал?

– Каждую ночь? Каждый день?

– О боже! – повторила Нони. – Пожалуй, стоит написать Иззи, спросить, не знает ли она чего. Мало ли, до нее могли дойти какие-то сплетни.

Нони снова поднялась наверх. Мать спала. Лежала на постели одетой. Пол был усеян множеством скомканных платков. Утром все начнется сначала. Нони вздохнула. Она устала от гнетущей обстановки их дома. Очень устала. Кажется, она была единственной, чье душевное состояние никого не заботило. Все беспокоились о матери, о Лукасе, о Клио. А самая тяжкая ноша лежала на плечах Нони.

Ночью она приняла решение уйти из Оксфорда и стать профессиональной фотомоделью. Возможно, она бежала от реальности, однако Нони это не волновало. Это был ее способ преодоления житейских трудностей, и она намеревалась им воспользоваться.

Глава 16

– Она не приедет? Ничего не понимаю. Как она могла отказаться? Я думала, у тебя с ней прекрасные отношения. Думала, Кэти ее любит, – говорила Барти, с искренним огорчением глядя на Чарли.

– Люди с годами меняются. Мне так и хочется назвать ее старой ведьмой.

– Я допускаю это. Но все годы после смерти ее дочери теща была очень добра к тебе. Оплачивала школу. Кэти регулярно у нее гостила.

– Мне самому это непонятно. Я всерьез думал, что она захочет приехать. Но она отказалась. Может, заболела? Сам теряюсь в догадках.

– А она написала о своей болезни? Можно мне взглянуть на ее письмо?

– Нет никакого письма. Она позвонила и была весьма лаконична.

– Она говорила тебе, что больна?

– Барти… – Чарли испытывал неловкость.

– Я тебя слушаю.

– Мне… мне кажется, что тут все сложнее.

– В чем именно?

– Ее мать – бабушка Мэг – страдала слабоумием. Она утратила ориентацию в пространстве, часто убегала из дома престарелых, бродила по улице в халате, а то и совсем голая. Возможно, у них это наследственное и моя теща Салли повторяет судьбу своей матери. Я заметил, что в последнее время она очень сильно изменилась.

– Боже, какой ужас! А сколько ей лет?

– Прилично уже. Семьдесят пять.

– Слишком молода для старческого слабоумия. Мне ее искренне жаль. Надеюсь, она находится под медицинским наблюдением?

– Наверное. Во всяком случае, я надеюсь.

– Насколько я понимаю, деньги для нее не проблема. То есть она не бедствует, раз может оплачивать школу Кэти.

– Да. Денег у нее достаточно.

– Может, после свадьбы съездим к ней? Возьмем с собой фотографии.

– Замечательная идея. Ты чудесный человек, Барти.

– Стараюсь быть таковым. – Она поцеловала Чарли. – Ну, мне пора на работу. Чем займешься сегодня?

– Мне… нужно встретиться с несколькими клиентами. Потом собирался забрать девчонок из школы и свозить их на каток. Они наверняка будут рады.

– А у тебя есть время? Девочкам и так не скучно. Особенно теперь, когда они вместе. И потом, им достаточно задают на дом.

– Знаю. Но они так любят кататься на коньках. Все равно Рождество уже совсем близко. Я тебе говорил, что Кэти немного выбита из колеи этим переездом. Она привыкла к нашей прежней квартире. С одной стороны, она безумно счастлива, а с другой – перемена отражается на ее психике. Гостить в доме и жить в нем – большая разница. Ей нужно приспособиться.

– Разумеется. Между прочим, это была твоя идея – выехать из того дома.

Барти удивляло, что Чарли торопился переехать к ней до свадьбы. Удивляло и, как бы она ни запихивала это вглубь, раздражало. Однако срок аренды у Чарли подходил к концу, и продлевать ее не имело смысла. До свадьбы оставалось каких-то полтора месяца. Переезд существенно упрощал дело. Чарли почувствовал ее дискомфорт и сказал, что они с Кэти могут пожить это время в отеле, однако Барти наотрез отказалась и велела ему выбросить подобные мысли из головы.

Она предложила ему и Кэти занять гостевые комнаты на верхнем этаже. Там были две спальни и небольшая гостиная, которую Чарли может приспособить под свой кабинет. Гостевые комнаты имели свою ванную, что помогало поддерживать у девочек видимость раздельной жизни взрослых.

Чарли подошел к Барти, взъерошил ей волосы.

– Я тут кручу-верчу в мозгу одну мысль, – сказал он.

– Поделись.

– На следующий год наши девчонки благополучно переместятся в Дана-Холл. Может, нам отправиться в длительное путешествие?

– Даже не знаю. Мы ведь собирались в Англию.

– Это несколько другое. Поездка для знакомства с твоей семьей. Я имел в виду длительное путешествие. Повидали бы мир.

– Чарли… – Барти ошеломленно смотрела на него. – Насколько длительное?

– Скажем, на пару месяцев.

– Я не могу уехать на такой срок и оставить работу. – Предложение Чарли не только потрясло, но и испугало Барти. – Две-три недели в Англии – это уже слишком много.

– Но почему?

– Потому что я управляю издательством. Это очень сложная и хлопотная работа. Наверное, тебе трудно понять ее специфику.

– Дорогая, я отлично понимаю такие вещи. Но я понимаю и кое-что еще. У тебя невероятно усталый вид. Ты похожа на выжатый лимон и все время напряжена. Тебе просто необходим длительный отдых. Мне хочется, чтобы ты расслабилась, насладилась жизнью.

– Но я и так наслаждаюсь жизнью. Мне очень нравится руководить «Литтонс».

– Да. Но разве жизнь состоит только из нескончаемой работы? Ты должна это понимать. Скажи, Барти, много ли мест в мире ты повидала?

– Англию, Шотландию, Францию.

– И разумеется, Америку. И все. А как насчет других европейских стран, Индии, Китая, Египта? Неужели тебе не любопытно взглянуть на жизнь во всех этих местах? Неужели в тебе нет тяги к путешествиям?

– Наверное, есть. Я так думаю. Но я всегда…

– Что – всегда?

– Всегда была вынуждена думать о более насущных делах. Дженна, «Литтонс»…

– Дженна отправится в закрытую школу. Ее это очень радует. За последнее время она стала спокойнее. Я это сразу почувствовал.

– Дженне не нужно становиться спокойнее, – сказала Барти. Раздражение из легкого переросло в сильное. – Она всегда была… Дженной.

– Разумеется. Обожаемым ребенком. Но и очень непослушным и своевольным. Дорогая, я лишь повторяю твои слова. Ты это не раз говорила.

– Помню.

Мать имела право так говорить про свою дочь. А вот он – нет.

– Девчонки рады, что будут учиться там вдвоем. Ты сама хвалила дисциплину в Дана-Холл. А мы смогли бы спокойно отправиться в путешествие. Можем же мы потратить какое-то время только на себя. Лучше узнаем друг друга.

– Мы и так прекрасно знаем друг друга, – сказала Барти.

– И да и нет. Барти, но мы же с тобой женимся. Мы явно заслужили медовый месяц.

– Я никогда не думала, что кто-то заслуживает подобные вещи, – возразила Барти. «Боже мой, я все больше начинаю рассуждать, как Селия». – В обозримом будущем не может быть и речи о длительном путешествии. Извини, но дела в «Литтонс» крайне важны для меня. В последнее время я уделяла им недостаточно внимания. Я упустила две важные книги, не сумев добиться прав на их публикацию. Чарли, наверное, тебе это трудно понять, но моя работа предполагает нечто большее, чем полную занятость. Я должна ежедневно читать «Нью-Йорк таймс». Именно читать. Моя задача – уловить тенденции и поймать идею для новой книги. Мне приходится регулярно встречаться за ланчем с литературными агентами, внимательно следить за молодыми авторами. Помимо этого, я должна знать, какие книги выходят в других издательствах. Сейчас в книжном мире тяжелые времена. Книжный рынок переживает перемены. Появляются новые виды книг. Книги в мягких обложках становятся все более важным сегментом рынка. Мне необходимо встречаться с владельцами книжных магазинов. Я…

– Так-так-так, хорошо, – прервал ее Чарли. – Общую идею я понял. Но меня все равно удивляет, что ты не можешь отодвинуть издательство и выкроить хотя бы немного времени для нас.

– Чарли! – Раздражение Барти переросло в злость. – Издательство обеспечивает… – Она осеклась, и очень вовремя. Иначе они поссорятся.

– Что оно обеспечивает?

Деньги. Деньги для содержания домов, платы за школу, за машины, за путешествия. Деньги не только для нее, но и для него тоже.

– Обеспечивает меня работой и ответственностью на ближайшие сто лет, – ответила Барти.

– Значит, мне придется ждать целую сотню лет? – Чарли осторожно улыбнулся. Он явно почувствовал ее гнев и дал задний ход. – Эти усилия стоят того. – Он поцеловав ее в макушку. – Отправляйся на свою важную работу… Пожалуйста, не смотри на меня так сердито. Я понимаю, насколько работа важна для тебя, и люблю тебя за это. А я останусь дома и испеку яблочный пирог. Раз уж мы заговорили о яблочном пироге… дорогая, ты не одолжишь мне десять долларов? Вчера вечером забыл сходить в банк, а мне нужно угостить завтраком важного клиента.

– Конечно. – Барти рассеянно полезла в бумажник и достала купюру. – Возьми.

– Дорогая, но мне не нужно пятьдесят.

– Бери. Других у меня нет. Десять долларов не заметишь, как исчезнут. Я намереваюсь открыть нам общий счет. Правда, хорошая идея?

– Это бы упростило денежные дела. Я мог бы взять на себя оплату части твоих счетов.

– Я могу…

Она чуть не сказала: «Я могу это делать и сама». Но ведь Чарли и вправду мог бы ее разгрузить. Неплохое предложение. Переложить на него все эти нудные платежи по страховкам, за свет, воду и телефон, зарплату Марии и уборщице, плату за доставку продуктов.

– Да, ты мне этим очень поможешь, – сказала Барти. – Сегодня же открою счет. – Она поцеловала Чарли. – Вечером не задержусь. Привет от меня девочкам. И скажи: как только вернутся с катка – сразу же за уроки.

– Так и скажу. Счастливо, дорогая. Удачного тебе дня. Я буду по тебе скучать.

Этот разговор вызвал у нее странные чувства. Сидя в такси, Барти пыталась думать о работе. Не получалось. Машина двигалась по Пятой авеню. Когда они проезжали мимо Эллиотт-хауса, все такого же великолепного, ее вдруг резануло сожаление. Зачем она продала особняк? Теперь там музей. Неожиданно на нее накатила тоска по Эллиотт-хаусу. Особняк напоминал ей о днях, когда они с Лоренсом любили друг друга. Тогда в ней было больше уверенности в себе и своих делах. Хотя трудностей и терзаний хватало.

Сама толком не зная почему, Барти остановила такси возле Пятидесятой улицы и пошла в сторону Рокфеллеровского центра. На площади перед ним, как всегда в это время, был устроен каток. Над катком возвышалась громадная рождественская елка. Барти прислонилась к стенке катка. Днем сюда приедет Чарли и привезет девочек. Они будут кататься, наслаждаясь жизнью, а ее рабочий день может затянуться до вечера. Интересно, они скучают по ней? Или, когда ее нет рядом, вообще о ней не думают?

Но даже если никто из них по ней не скучал, у нее не было иного выбора. И потом, не такая уж она любительница ходить по магазинам и каткам. Да и к путешествиям особой тяги нет. Ланчи – другое дело. Это часть ее работы. И никакие развлечения не дадут ей удивительного ощущения, когда находишь книгу – возможный бестселлер – и у тебя от волнения начинает колотиться сердце. Волнения не прекращаются, пока книга проходит стадию редактирования, пока создается обложка. А потом книга выходит в мир, поступает в продажу, появляются первые рецензии…

Барти повернулась к Пятой авеню, купавшейся в огнях. Изысканно украшенные витрины, обвитые разноцветными гирляндами здания. Рождество на Манхэттене.

– Барти, – произнесла она вслух, – ты все больше становишься похожей на Селию.

Она с удивлением обнаружила, что ждет не дождется встречи с Селией. Уму непостижимо! Барти сейчас очень не хватало Селии, с ее ясным ви́дением, четкими суждениями и абсолютной, пугающей честностью.

Вот только когда Селия приедет, будет уже слишком поздно.

* * *

Предложение исходило от Кейра и сделано было им Селии, когда та приехала из Лондона проведать Элспет.

Селия посетовала, что «Литтонс» не поспевает за современными тенденциями в литературе и театре. Читатели и зрители требовали более реалистичных книг и пьес.

– Вы посмотрите, каким успехом пользуется пьеса «Оглянись во гневе»[12]12
  «Оглянись во гневе» – пьеса английского драматурга Джона Осборна.


[Закрыть]. Это настоящая революция. Молодежь восстает против старых порядков. А в «Литтонс», похоже, никто, кроме меня, не ощущает необходимости перемен.

– Под словом «никто» вы подразумеваете рабочий класс? – спросил Кейр.

Элспет настороженно посмотрела на мужа, но он улыбался Селии.

– Вовсе нет, – холодно возразила Селия. – Не понимаю, Кейр, почему вы до сих пор так болезненно относитесь к этой теме. Я имела в виду совсем другое. Людям хочется реалистичных книг, герои которых принадлежат к самым разным социальным слоям. Например, «Счастливчик Джим» Кингсли Эмиса. Очень интересный роман. Пусть главный герой и из низов, но выписан реалистично. Мне он понравился.

– Это и есть рабочий класс.

– Нет. Это реальная жизнь. Такая, какая она сейчас.

Вот тогда-то Кейр и высказал предложение написать книгу о расовых проблемах в Британии. Назавтра он позвонил Селии, чтобы подробнее рассказать о своем замысле. По его мнению, публикация такой книги требовала большой смелости.

– Смелость – одна из черт моего характера, – сказала Селия.

– Согласен. Теперь о замысле… Эти люди приезжают к нам тысячами. В основном с Ямайки. Мой приятель – он тоже из Глазго – работает в школе в Брикстоне. Пару месяцев назад я виделся с ним на собрании Национального союза учителей. Так вот, его ученики могут рассказать такие вещи – у вас волосы дыбом встанут.

– Например?

– Начнем с того, что им негде жить. Домовладельцы, квартирные хозяева не желают сдавать им жилье. Говорят, это создаст их домам дурную репутацию. Даже объявления выставляют в окнах: «Цветным не сдаем». Как себя должны чувствовать дети, видя такие объявления? Я говорю про цветных детей.

– Очень любопытно, – задумчиво произнесла Селия.

– Вот и я о том же. Как будто мы все альбиносы или что-то в этом роде. Тем, кому удается снять жилье, живут по пять семей в одном доме. По десятку человек в комнате. В классе моего друга учится цветной мальчишка. Так вот его семья вынуждена жить в квартире еще с двумя семьями. Обратите внимание: в квартире, а не в доме. Он спит под обеденным столом.

– Как удивительно, – сказала Селия. – Однако нечто подобное я видела, причем очень давно. Именно так жило семейство Миллер, когда я впервые встретилась с ними.

– Чье семейство? А-а, понятно. Наверное, вы думали, что с тех пор общество изменилось. Но Миллеры, по крайней мере, не сталкивались с расовыми предрассудками. У другого ученика отец не может найти работу. Он хотел устроиться на железную дорогу, однако ему отказали. «Цветных не берем». Когда мать этого мальчика пришла на родительское собрание, мой друг спросил о причинах отказа. Оказывается, белые рабочие не хотят работать вместе с цветными. Утверждают, что цветные привыкли все делать спустя рукава. Какая убедительная причина! Теперь в пабах не редкость встретить надпись: «Цветных не обслуживаем». Получается, выходец с Ямайки даже не может вечером выпить пива, чтобы не наслушаться оскорблений. А ведь социальные проблемы накапливаются, и это ужасно.

– Конечно ужасно. Я и не знала.

– Ну вот вам и сюжет книги. На вашем месте я бы за него ухватился.

– Серьезно? – сухо спросила Селия. – Я пока не слышала сюжета.

– Он простой. Черный парень, белая девушка. Динамит. Но я уже говорил, что вам понадобится изрядная смелость.

На другом конце провода Селия долго молчала.

– Одному Богу известно, как к этому отнесется Джайлз, но мне такой сюжет очень нравится, – сказала Селия и снова помолчала. – Кейр, могла бы я вам снова предложить…

– Селия, мой ответ «нет». Извините, но снова говорю вам «нет».