Текст книги "Творения догматико-полемическое и аскетические"

Я полагаю, что мы должны прежде всего упомянуть, каким образом их постоянство (perseverantia), смирение и послушание (subjectio) сохраняются так долго и каким воспитанием формируются, благодаря чему они до согбенной старости остаются в монастыре. [Col. 153] Это постоянство таково, что мы не помним никого из поступивших в наши монастыри, кто продержался бы целый год[405]405
  Вероятно, преп. Кассиан имеет в виду монастыри Галлии. Однако не совсем ясно, идет ли речь о пребывании в монастыре вообще или о пребывании в первоначальном послушании. – Ред.


[Закрыть], – так что когда мы увидим начало их отречения от мира, то поймем, что они положили основание в виде такого начала для достижения таких высот совершенства. [Col. 154]

1. Итак, тот, кто добивается быть принятым под монастырскую дисциплину, [Col. 155] не допускается до этого, пока не явит признак своего постоянства и желания, дожидаясь у ворот десять дней или более того. И тогда он становится на колени перед всеми идущими мимо братиями, и все его намеренно отвергают и презирают, как будто он хочет войти в монастырь не из благочестия, а по необходимости; он проходит испытание своего постоянства, претерпевая множество несправедливых оскорблений и упреков (injuriis et exprobrationibus), и показывает, каков он будет в искушениях, через терпение укоров. И так его примут, испытав горение [его] духа[406]406
  У свт. Феофана: «по таком испытании его духа» (ДИУ. С. 556). – Ред.


[Закрыть], и крайне тщательно будут доискиваться, не осталось ли в нем пристрастия к прежним богатствам, хотя бы к одной мелкой монете[407]407
  У свт. Феофана переведено проще: «наблюдается, чтобы при нем ничего не оставалось из прежнего его имения, даже ни одной полушки» (ДИУ. С. 556). Также нет речи о «пристрастии» в переводе еп. Петра (ПИКР. С. 28). – Ред.


[Закрыть]. [Col. 156]

2. Ведь они знают, что он не сможет длительно оставаться при монастырском порядке (sub monasterii disciplina), и не стяжает добродетели смирения и послушания, и не будет довольствоваться скудостью и строгостью монастыря, если он в своей совести даст хоть немного место деньгам, но как только возникнет по какому угодно поводу возмущение, <Р. 126> он, полагаясь на эту сумму, немедленно вылетит из монастыря, как из вращающейся пращи.

И поэтому они не соглашаются принимать от него деньги, которые будут полезными для нужд монастыря, [Col. 157] прежде всего для того, чтобы он, полагаясь на этот дар, не возгордился и не перестал считать себя равным с более бедными братиями, и еще потому, что он из-за этого превозношения не снизойдет до смирения Христова и не сможет выстоять при порядке общежительного монастыря (sub disciplina coenobii), и чтобы затем он не ушел оттуда, стараясь забрать и потребовать то, что принес в начале своего отречения, воспламененный духовным горением, а затем став теплохладным, оскорбляя монастырь святотатственным духом (sacrilege spiritu). Они научены многим опытом всячески соблюдать это. Ибо в других, менее предусмотрительных монастырях некоторые из принятых просто пытались потом с крайними хулами (cum ingenti blasphemia) требовать возврата того, [Col. 158] что принесли и что было потрачено на дела Божии.

По этой причине каждый, когда принимается, так лишается прежнего имущества, так что ему не разрешается иметь в дальнейшем даже ту одежду, в которую он одет, но, приведенный в собрание братий, совлекается собственных одежд и рукой игумена облачается [Col. 159] в одежды монастырские, чтобы через это знал, что он не только лишается всех своих прежних вещей, но и, отложив всякое мирское чванство, снисходит до бедности и нищеты Христовой и что уже будет получать пропитание не из средств, приобретенных по правилам мира сего (saесиli arte quaesitis), и не из сохраненных по прежнему маловерию, но от святых и <Р. 128> благочестивых подаяний монастырю как оплату своей службы (militiae suae stipendiae)[408]408
  У свт. Феофана: «оброк своего воинствования» (ДИУ. С. 557). – Ред.


[Закрыть]. Зная, что отныне он одевается и кормится от него [монастыря] и не имеет ничего, пусть научится и не беспокоиться о завтрашнем дне, по евангельскому изречению (Мф. 6:34), и не стыдиться быть равным с бедными – то есть с телом братства, – к которым Христос не стыдился Себя причислять и называть Себя их братом (Мк. 3:35); и даже пусть скорее ставит себе в честь, что вошел в число домочадцев Его.

Так вот, эти одежды, которые он снял, передаются эконому и хранятся до тех пор, пока различными искушениями и испытаниями не выяснится наверняка высокая мера его преуспеяния, [доброго] жительства и добродетель терпения. И как только поймут по прошествии времени, что он может там оставаться и пребывать в том же горении, с которым начал, то раздают их как милостыню нуждающимся; если же обнаружат, что в нем нарождается порок ропота или изъян хотя бы малого непослушания, то, изгоняя его из монастыря, снимают те одежды, в которые он был облачен, и надевают вновь те старые, которые были изъяты. Ведь никому не дозволено уходить с теми одеждами, которые принял, и они не терпят, чтобы их надевал кто-то, про кого они однажды поняли, что он охладел к установленным у них правилам. Поэтому никому и не дается возможность свободно выйти из монастыря, если только не убежит ночью, дождавшись густейшей тьмы, подобно беглому рабу, [Col. 160] или если не будет сочтен недостойным этого чина и звания[409]409
  Т.е. монашества. – Ред.


[Закрыть] (ordine etprofessione) и будет изгнан со смущением и позором, лишившись в присутствии всех братий монашеского одеяния. <Р. 130>

Итак, когда кто-то будет принят и испытан с такой настойчивостью (perseverantia), как мы сказали, и, совлекшись собственных одежд, будет облачен в монашеское одеяние, то не сразу ему позволяют слиться с общиной братий, но вверяют его старцу (seniori), который, пребывая отдельно, недалеко от входа в монастырь, заботится о паломниках и посетителях и со всяким усердием оказывает им гостеприимство и радушие. И когда тот, прослужив там целый год[410]410
  Созомен упоминает о трехлетием сроке послушнического испытания в египетских монастырях (Ермий Созомен. Церковная история III, 14). – Ред.


[Закрыть], покажет свое служение паломникам без единой жалобы, напитавшись через это первое наставление смирения и познав в этом длительном упражнении терпение, теперь уже должен соединиться с общиной братий. Он передается другому старцу, поставленному над десятью новоначальными (qui decern junioribuspraeest), которые доверены ему игуменом; он их наставляет и направляет по примеру того, что предписано в Исходе Моисеем[411]411
  Вероятно, это надо понимать не в смысле содержания наставлений из книги Исход, а в смысле образца управления народом через «десятоначальников». – Ред.


[Закрыть].

Послушание

Его главная забота и изыскание, которое новоначального ведет к тому, чтобы постепенно восходить к высочайшей вершине совершенства, состоит в том, чтобы научить его сначала побеждать свою волю (suas vincere voluntas); выполняя это усердно и тщательно, всегда усердно заботится о том, чтобы приказывать ему то, что почувствует противным его душе. Ибо они, будучи научены многим опытом, говорят, что монахи, а особенно новоначальные, не могут сдерживать вожделение своей воли, если прежде не научатся умерщвлять свои желания послушанием. [Col. 161] И поэтому они утверждают, что никак не сможет погасить гнев, или печаль, или развращение ума, или хранить весь день подлинное смирение сердца, и постоянное единство с братией, и крепкое <Р. 132> согласие или длительно оставаться в общежитии тот, кто прежде не научился преодолевать свои пожелания (voluntates).

Итак, этими порядками они стремятся наставить и обучить совершенству новоначальных (eos quos initiant)[412]412
  Букв.: тех, кого воспитывают (посвящают). – Ред.


[Закрыть], будто по буквам алфавита или слогам, благодаря чему ясно различают, имеют они основанием истинное смирение или же притворное и мнимое.

Чтобы [новоначальные] могли легче этого достичь, их надлежащим образом учат не скрывать из-за пагубного смущения совершенно никаких зудящих в сердце помыслов, но сразу же, как они возникнут, открывать их своему старцу, чтобы не допустить о них никакого суждения по своему мнению, но добрым или злым полагать то, что найдет и объявит таковым по своем испытании старец. И так получается, что лукавый враг ни в чем не может перехитрить [Col. 162] новоначального, словно неопытного и несведущего, и никаким коварством не может обмануть того, кто, как он видит, огражден мнением не своим, а старца, и не может убедить его скрыть от старца свои внушения, которые он, как раскаленные стрелы (ср. Еф. 6:16), бросает в его сердце. Ведь столь изощренный диавол не сможет ввести в заблуждение или низвергнуть новоначального никак иначе, кроме как если вовлечет его в сокрытие своих помыслов или через самомнение, или через [ложный] стыд. Ибо, как они говорят, общий и очевидный признак бесовского помысла в том, что мы смущаемся открыть его старцу.

Затем у них настолько тщательно соблюдается требование послушания, что новоначальные не дерзают не только выходить из кельи без ведома и позволения начальствующего, но даже на удовлетворение самых общих и естественных потребностей просят наперед его разрешения. <Р. 134> И так стремятся исполнить все, что бы ни было им предписано, как исходящее с небес от Бога, что иногда принимают без всякого обсуждения даже невозможное [Col. 163] приказание с такой верой и благоговением, что изо всех сил и без всякого сердечного замешательства выполняют это и силятся совершить; из почтения к старцу они не замечают неисполнимости [его] предписания.

Я сейчас не стану говорить об их послушании подробно, ведь далее, в нужном месте, мы предполагаем изложить его примеры, если Господь нам по вашим молитвам даст такую возможность. Теперь, как мы пообещали сделать это в своем предисловии, перейдем к прочим установлениям, обходя молчанием те, которые в этой местности не могут насаждаться и соблюдаться в монастырях, например, что они пользуются не шерстяными одеждами, а только льняными и таковых одежд никогда не имеют по две; каждый начальствующий (praepositus) над своей десяткой доставляет ей взамен [другие], когда увидит, что их одеяния загрязнились.

Обходя молчанием и тот суровый и возвышенный род воздержания, [Col. 164] при котором считается высшим лакомством, если на трапезу братиям будет подана трава, которую они называют дикой горчицей ([labsanion), приправленная солью и растворенная в воде, и многое другое подобное, что в нашей местности не позволяют ни климат, ни наша немощность, я изложу только то, чему не смогут воспрепятствовать никакая немощь плоти или местоположение, если этому не воспротивятся немощь души и теплохладность духа[413]413
  У свт. Феофана: «слабость воли и холодность сердца» (ДИУ. С. 561). —Ред


[Закрыть].

Монастырская дисциплина

Итак, когда они, сидя внутри своих келий и в равной мере прилежа и труду, и размышлению, <Р. 136> услышат стук созывающего, ударяющего в дверь келий его и прочих [монахов] и призывающего их к молитве или к какой-либо работе, все тотчас выбегают из своих келий, так что тот, кто занимается переписыванием [книг], не дерзает закончить букву, которую начинает, когда его застанут, [Col. 165] но на той самой точке, где дойдет до его ушей стук, вскакивает с крайней поспешностью, чтобы только не допустить никакого промедления, которое повлечет изображение начатой линии, но оставляет незавершенными линии буквы, стремясь не столько к выполнению работы или заработку, сколько к тому, чтобы со всем усердием и рвением исполнить добродетель послушания. Эту добродетель они ставят выше не только рукоделия, чтения, безмолвия и пребывания в келии, [Col. 166] но даже выше всех добродетелей, так что поставляют все остальное ниже, и с радостью готовы претерпеть любой ущерб, лишь бы только не оказаться нарушителями этого доброго [закона].

Нестяжательность

Полагаю даже излишним упоминать среди прочих их установлений такую добродетель, [Col. 167] что никому не дозволено обладать ни сундучком (cistellam), ни собственной корзиночкой (pесиliarem sportellam), ни чем-то в этом роде; храня такой предмет как собственность, им придется пометить его своим знаком. Мы знаем, что живут они до такой степени бедно, что [Col. 168] ничего не имеют, кроме туники с короткими рукавами (colobium), короткого плаща (majorte), сандалии (gauicas), милоти (meloten) и псиафиума[414]414
  Греч. ψιάθιον– циновка, на которой спали. У свт. Феофана «рогожа» (ДИУ. С. 562). – Ред.


[Закрыть] (psiathium). Также и в других монастырях, где кое-что допускается по снисхождению, мы видим, что это правило доныне хранят настолько строго, что даже единым словом никто не дерзает назвать что-либо своим, [Col. 169] поскольку это будет большим преступлением, если из уст монаха услышат: <Р. 138> «мой свиток», «мои таблички», «мой грифель», «моя туника», «мои сандалии», и за это должно быть принесено соответствующее покаяние, если случайно, по недосмотру или незнанию, такое слово вырвется из уст.

И хотя каждый из них ежедневно приносит монастырю столько дохода своим трудом и потом, что из этого они могут прокормить не только свою невзыскательность, но и обильно покрыть нужды многих, при этом никто ни в чем не превозносится и не прельщается доходом от своих трудов; никто там не берет себе больше двух хлебцев (paxamatia)[415]415
  Эти два хлебца, весившие фунт, рассматривались как идеальная мера ежедневного пропитания (см.: SC. Vol. 109. Р. 139). Согласно примечанию еп. Петра, здесь под «динарием» подразумевается медная монета (ассарий), десятая часть серебряного динария. – Ред.


[Закрыть], которые продаются менее, чем за три динария. Среди них никто не имеет пристрастия к какой-то особой работе[416]416
  Согласно переводу свт. Феофана (ДИУ. С. 563) и французскому переводу (SC. № 109. Р. 139), по-видимому, имеется в виду частная работа на себя самого. Согласно английскому переводу, речь идет о частной собственности (his special property; см.: NPNF. 2-11. Р. 222), но об этом уже было ранее. – Ред.


[Закрыть] не то что на деле, но даже в помышлении (об этом стыдно сказать, [Col. 170] но мы хотели бы не слышать об этом и в наших монастырях). И хотя все имущество общежительного монастыря [монах] считает своим собственным имуществом и как хозяин всего (omnium dominus) употребляет всю заботу и попечение на все, тем не менее, чтобы удержать добродетель достигнутой нищеты, которую старается до самого конца сохранить совершенной и неприкосновенной, считает себя настолько чуждым всего и посторонним всему, что ведет себя как странник и пришелец для мира сего (ср. Евр. 11:13) и считает себя скорее подмастерьем и слугою монастыря, нежели господином какой-либо вещи.

1. Что мы, жалкие, скажем на это, – мы, кто живет в общежительных монастырях и, находясь под заботой и попечением игумена, носит повсюду собственные ключи, поправ всякое уважение к своему званию и всякий стыд; [Col. 171] нам не стыдно открыто носить даже перстни с печатями на пальцах, которыми помечаем спрятанное; <Р. 140> для хранения того, что мы принесли или приберегли, уходя из мира, нам недостаточно не только шкатулочки или корзиночки, но даже сундука или шкафа[417]417
  *У свт. Феофана: «шкафов и комодов» (ДИУ. С. 564). – Ред.


[Закрыть]; иногда мы так распаляемся из-за презренных и ничтожных вещей, присваивая их себе как собственные, так что если кто посмеет пальцем коснуться чего-то из этого, то не можем скрыть движений своего сердца, обнаруживая негодование и словами, и всем телом.

2. Но оставив в стороне наши пороки и то, что недостойно даже упоминать, предав молчанию, согласно изречению: Яко да не возглаголют уста моя дел человеческих (Пс. 16:4), и следуя порядку изложения, продолжим более о добродетелях, которые есть у них и к которым мы также должны стремиться со всем усердием, и кратко – о самих правилах и уставе (regulas ас typos)[418]418
  У свт. Феофана: «исправительные правила и уставы» (ДИУ. С. 564). – Ред.


[Закрыть], чтобы после этого перейти к некоторым поступкам и деяниям старцев, которые мы предполагаем вспомнить подробно, подтверждая надежнейшими свидетельствами то, что истолковано нашим изложением, и подкрепляя все, что мы сказали, скорее их примерами и авторитетом их жизни. [Col. 172]

1. Итак, если кто-то случайно разобьет глиняный кувшин[419]419
  Свт. Феофан переводит как «водопрохладительный кувшин» и дает следующий комментарий: «Доселе там есть. Нальешь тепловатой воды, через несколько времени она становится холодною; кувшинчики эти в это время бывают покрыты влагою» (ДИУ. С. 564). – Ред.


[Закрыть], который они называют baucalis, то заглаживает свою небрежность не иначе, как прилюдным покаянием, и когда соберутся все братии на богослужении, будет, простершись на земле, так долго испрашивать прощения, пока не завершится молитвенное бдение, и обретет его, когда по решению игумена получит повеление подняться с земли. Таким же образом заглаживает свою вину тот, кто, будучи позван на какую-нибудь работу или обычное собрание, придет позже, или кто, поя псалом, немного <Р. 142> запнется; 2. а также если кто ответит лишнее, или грубо, или строптиво, или если небрежно исполнит возложенное послушание, или если даже слегка поропщет, если исполнит данное [ему] поручение медлительно, предпочитая чтение работе или послушанию, если после отпуста со службы не поспешит поскорее возвратиться в [свою] келью, если с кем-то даже ненадолго замедлит или если на мгновение куда-нибудь удалится, если будет держать другого за руку, если с тем, кто не живет с ним в келье, решится хоть немного побеседовать, если будет молиться с тем, кто отлучен от молитвы, если повидается или переговорит с кем-то из своих родственников или друзей из мирских без [разрешения] своего старца, если попытается получить чье-то письмо [Col. 173] или написать кому-то без [позволения] игумена. До сих пределов и в таком роде и в подобном простирается духовное исправление.

3. Однако остальное, что у нас с равнодушием допускается и постыдным образом бывает нами терпимо, то есть открытое злословие, явное презрение, надменное противоречие, вольная и распущенная походка[420]420
  По английскому переводу: «свободные и бесконтрольные выходы из монастыря» (going out from the monastery freely and without check; NPNF. 2—11. P. 223). – Ped.


[Закрыть], близкое знакомство с женщинами, гнев, ссоры, вражда и тяжбы, предубеждение относительно какой-то особой работы, зараза сребролюбия, пристрастие и обладание излишними вещами, которых нет у остальных братий, [Col. 174] потребление пищи, многоядение и тайноядение[421]421
  У cbt. Феофана: «безвременное и скрытное потребление пищи» (ДИУ. С. 565). – Ред.


[Закрыть] и подобное этому, – очищается не этим духовным взысканием, о котором мы сказали, но исправляется либо плетьми, либо изгнанием.

А вот то, что за монастырской трапезой братиям преподается священное чтение (sacrae lectiones), как мы знаем, происходит из устава не египтян, [Col. 175] а каппадокийцев[422]422
  Ср.: Сет. Василий Великий. Правила, кратко изложенные, 180. – Ред.


[Закрыть]. Вне всякого сомнения, они захотели это у себя установить не столько ради духовного упражнения (spiritalis exercitationis)[423]423
  Свт. Феофан комментирует: «Не совсем так. В 180-м кратчайшем правиле Василий Великий говорит: “Слушать читаемое за трапезою должно с расположением, большим того удовольствия, с каким едим и пием”» (ДИУ. С. 566). – Ред.


[Закрыть], сколько <Р. 144> чтобы сдерживать излишние и праздные разговоры и особенно споры, которые обычно во множестве зарождаются в общежитиях, видя, что иначе не могут этому воспрепятствовать. Ведь у египтян и особенно [Col. 176] у тавеннисиотов все хранят такое безмолвие, что, хотя за трапезой в одном помещении сидит множество братий, никто не дерзает даже тихо сказать что-то, кроме старшего над своей десяткой, а если кто заметит, что необходимо что-то принести или убрать, подает знак скорее стуком, чем голосом.

И когда они едят, [Col. 177] молчание соблюдается с такой строгостью, что все, спустив куколи ниже век, чтобы праздный взгляд не имел возможности любопытно блуждать, ни на что не смотрят, кроме стола и того, что на него ставится или с него берется, так что никто не замечает, как и сколько ест другой[424]424
  См.: Преп. Пахомий Великий. Правило 30. – Ред.


[Закрыть].

До и после этой уставной и общей трапезы следят весьма бдительно, чтобы никто не осмеливался позволить своим устам вообще никакой пищи помимо стола. Когда они идут в огороды и сады, не только свисающие везде с деревьев плоды соблазнительны для проходящих, но и усыпающие землю попадаются под ноги; [Col. 178] доступные, чтобы сорвать их, они легко могут соблазнить вожделение смотрящих и возбудить желание у самых воздержанных, привлеченных возможностью и изобилием; однако считается святотатством не только что-то из этого попробовать, но и дотронуться рукой до чего-то, кроме того, <Р. 146> что собирается для совместного утешения и по распоряжению эконома раздается служением братьев[425]425
  См.: Преп. Пахомий Великий. Правила 71, 73, 75. – Ред.


[Закрыть].

1. Чтобы не показалось, что мы упускаем что-то из установлений общежительных монастырей, думаю, следует вкратце упомянуть о том, как в других областях братьям назначаются повседневные послушания. Ибо по всей Месопотамии, Палестине и Каппадокии и на всем Востоке каждую неделю [Col. 179] братия на этих служениях по очереди сменяют друг друга, причем число служащих устанавливается в соответствии с количеством живущих в монастыре. Исполнить их они спешат с таким благоговением и смирением, какое не выказывает в своем служении ни один из слуг [какого-нибудь] грозного и могущественного господина, так что они не довольствуются только теми послушаниями, которые требуются от них уставом, но даже ночью встают, облегчая своим усердием [труд] тех, кого, собственно, касается это попечение, и стремятся выполнить то, что ими должно быть исполнено, делая заранее, тайком.

2. Принимая эти еженедельные обязанности[426]426
  Согласно большинству монашеских правил, в круг этих обязанностей входило приготовление пищи, служение и чтение за трапезой. – Ред.


[Закрыть], каждый исполняет их до ужина воскресного дня. Когда ужин заканчивается, служение всей недели завершается тем, что, когда братии собираются все вместе воспеть псалмы, поющиеся обычно перед сном, те, кого должны сменить[427]427
  У свт. Феофана: «кончившие свою чреду». – Ред.


[Закрыть], всем по очереди омывают ноги, в вере испрашивая у них благословение как плату за труд всей недели, чтобы их, исполняющих заповедь Христову, сопровождала общая молитва всей братии о прощении погрешностей неведения и грехов человеческой немощи, приносящая Богу как всесожжение тучно (Пс. 19:4) с усердием совершенное ими <Р. 148> служение.

3. И так во второй день по субботе[428]428
  Т. е. в понедельник. – Ред.


[Закрыть] после утренних песнопений[429]429
  Т. е. пения псалмов. – Ред.


[Закрыть] они вручают преемникам инструменты, которыми работали, и передают сосуды; принимая, их хранят с такой заботой и попечением, чтобы [Col. 180] ничего не пропало и не повредилось. Они верят, что если случайно какой-то из этих сосудов по их небрежности будет поврежден, то даже за самые мелкие из них они отчитаются не только перед нынешним распорядителем, но даже перед Господом, как за священную вещь.

Как, с какой верой и сколь бережно соблюдается этот порядок, вы сможете узнать из одного свидетельства, которое я приведу в качестве примера. Ведь мы не только стремимся удовлетворить вашему рвению, с которым вы, желая знать все полностью, хотите, чтобы мы повторили в этой книге даже то, что вы отлично знаете, но и опасаемся превзойти меру краткости[430]430
  Это последнее предложение 19-й главы опущено в переводе свт. Феофана Затворника, хотя имеется в «Патрологии» Миня. – Ред.


[Закрыть].