Текст книги "Творения догматико-полемическое и аскетические"

Немощь плоти не препятствует чистоте сердца, [Col. 222] если [еда] будет употребляться так, как требует слабость, а не как требует похоть. Мы видим, что мужи легче совсем воздерживаются от более вещественных яств, чем умеренно позволяют себе их употребление по необходимости, [Col. 223] и [больше] тех, кто из любви к воздержанию во всем себе отказал, чем тех, кто под предлогом немощи хранил бы достаточную меру. Немощь тела тоже имеет свою победу в воздержании, если только за трапезой в предписанных по болезни кушаньях отказывает себе еще голодному и столько уступает [себе] еды, сколько строгим рассуждением сочтет достаточным для жизни, а не сколько потребует влечение желания. Более сытные блюда обеспечивают здравие тела и не отнимают чистоту целомудрия, если употребляются с умеренностью. Ибо сколько силы прибавляется через поедание их, столько поглощается страданием и немощью от болезни [у больных]. Поэтому ни одно состояние не лишено как добродетели, так и совершенства целомудрия. <Р. 202>

Итак, высказывание отцов[472]472
  Ср.: Сет. Василий Великий. Монашеские правила (лат. пер.), 9. – Ред.


[Закрыть] весьма истинно и доказано опытом: мера поста и воздержания состоит только в степени умеренности и в самоограничении, и общая вершина совершенной добродетели для всех такова: чтобы пищу, которую мы вынуждены употреблять из необходимости поддержания тела, мы, еще будучи голодными, воздерживались есть. Ведь каков бы ни был больной телом, он будет обладать во всем столь же совершенной добродетелью, что и крепкие и здоровые, если строгостью ума он будет обуздывать те желания, которые не продиктованы немощью тела. Апостол говорит: [Col. 224] и попечения о плоти не превращайте в похоти (Рим. 13:14). Следовательно, он не запретил любую заботу о нем, но решительно отказал, чтобы это было из похоти. Он запрещает заботу о наслаждении плоти, а не исключает необходимое попечение о жизни: первое – чтобы мы не низверглись из-за снисхождения к плоти во вредоносное попечение о желаниях, а второе – чтобы тело не обессилело из-за нашей болезни и могло исполнять необходимые духовные обязанности.

Итак, высшее воздержание следует стяжать не только в отношении частоты приема и качества пищи, но прежде всего – в рассуждении совести. Ведь каждый должен предписывать себе такое чувство меры, какого требует борьба с телом[473]473
  Ср.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования II, 22–23. – Ред.


[Закрыть].

Полезны и всячески должны соблюдаться посты, предписанные канонами, но если за этим не будет следовать умеренное потребление пищи, к вершине целомудрия это соблюдение не сможет <Р. 204> привести. Ибо невкушение пищи в ходе длительных постов, за которым следует насыщение тела, приносит скорее временное измождение, чем чистоту целомудрия. Целостность ума тесно связана с воздержанием чрева. Не имеет непрестанной чистоты воздержания тот, кто не соглашается придерживаться равномерной умеренности постоянно. Пост, каким бы строгим он ни был, если за ним следует чрезмерное расслабление, обесценивается и тотчас же тонет в пороке чревоугодия. Лучше [Col. 225] ежедневное разумное вкушение с умеренностью, чем ревностный и длительный пост время от времени. Неумеренное голодание, как известно, не только расстраивает постоянство ума, но и силу молитв из-за изнурения тела делает вялой.

Борьба со страстями и стяжание добродетелей

Для сохранения цельности ума и тела одного воздержания от яств недостаточно, если при этом к душе не будут присоединены другие добродетели. Итак, во-первых, нужно научиться смирению через добродетель послушания, утомление от трудов и обессиливание тела. Следует не только избегать владения деньгами, но даже желание их [иметь] с корнем надлежит вырвать. Ведь недостаточно не иметь их,

быть преодолена подавленность печали, следует презирать тщеславие – то есть суетную славу. Спесь гордости должна быть подавлена, а самого ума непостоянное и рассеянное блуждание обуздываемо непрестанным памятованием о Боге, и столько раз соблазнительное блуждание сердца нами должно быть возвращаемо к созерцанию Бога, сколько раз изощренный враг проникнет в тайники нашего сердца, пытаясь лишить ум этого взора. <Р. 206>

Борьба с чревоугодием

1. Ибо невозможно погасить воспламенившийся пожар тела, прежде чем очаги и прочих пороков [Col. 226] не будут уничтожены с корнем; о них с Божией помощью разъясним отдельно в каждой книге. Теперь наша цель – поговорить о чревоугодии, то есть о вожделении глотки, против которого у нас первая битва.

Итак, никогда не сможет сдержать позывы жгучего вожделения тот, кто не смог обуздать желания глотки. Чистота внутреннего человека распознается по совершенству этой добродетели. Ведь, поверь, никогда не сможет сражаться с более мощными противниками тот, кого ты увидишь одолеваемым в более легкой битве более слабыми и незначительными врагами. Ибо едина природа всех добродетелей, хотя кажется, что она делится на многие виды и названия[474]474
  Ср.: Платон. Протагор, 329с; Климент Александрийский. Строматы II, 18, 80; Евагрий Понтийский. Практик, 98. – Ред.


[Закрыть]; так и у золота одна сущность, хотя кажется, что оно различается по многим и разнообразным видам украшений в зависимости от умения и воли изготовителей. Итак, будет доказано, что в совершенстве не обладает никакой добродетелью тот, о ком известно, что он побежден в их части.

2. Ведь как можно верить, что уничтожил жгучие муки вожделения (которые воспламеняются не только подстрекательством тела, но и порочностью ума) тот, кто не сумел притупить жало гнева, исходящее от одного только невоздержания сердца? Или как можно думать, что притушил разнузданные очаги плоти и души тот, кто не состоянии победить простой порок гордыни? Или как можно поверить, что задавил привившуюся изнеженность плоти тот, кто <Р. 208> не сумел изгнать внешнюю для нас и чуждую нашей сущности[475]475
  Ср.: Преп. Иоанн Кассиан. Установления VII, 11; Собеседования V, 8. – Ред.


[Закрыть] жажду денег? На каком основании одержит победу в войне плоти и души тот, кто не был способен исцелить недуг печали? Какой бы высотой стен и мощью дверных запоров не был защищен город, [Col. 227] он будет опустошен[476]476
  Ср.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования V, 10. – Ред.


[Закрыть], если выдать любую малейшую лазейку, ведь что за разница – ворвется губительный враг внутрь города через высокие укрепления и высокие проемы двери или по узкому потайному проходу?

1. Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться (2 Тим. 2:5). Кто желает уничтожить естественные вожделения плоти, в первую очередь да поспешит преодолеть пороки, внешние по отношению к [человеческой] природе[477]477
  Ср.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования V, 3. – Ред.


[Закрыть].

Ведь если мы хотим испытать силу апостольского изречения, то должны узнать прежде всего, каковы законы и порядок борьбы мира сего, чтобы смогли познать в сравнении, чему блаженный апостол хотел научить нас, сражающихся духовной бранью, этим примером.

Ведь в этих сражениях, которые готовят побеждающим, по словам того же апостола, тленный венец (1 Кор. 9:25), соблюдается такой обычай: тот, кто хочет приготовить себя к славному и украшенному достоинством свободы венцу и жаждет подвизаться в самых трудных состязаниях, прежде пусть проявит талант своей юности и крепость подготовки в Олимпийских и Пифийских состязаниях[478]478
  Олимпийские игры, установленные в Греции в 776 г. до Р. X., проходили раз в четыре года. Пифийские игры – общегреческие празднества и состязания при храме Аполлона Пифийского, вторые по значению после Олимпийских игр; прекращены в конце IV в. – Ред.


[Закрыть]. Ибо в них мнением председательствующего на этих играх и суждением народа решается, достойны ли и должны ли юноши, которые желают преуспеть в этих дисциплинах, быть к ним допущены[479]479
  Ср.: Преп. Иоанн Кассиан. Установления VIII, 22; X, 5; XII, 32. – Ред.


[Закрыть]. [Col. 228] <Р. 210>

2. И тогда тщательно рассматривается, во-первых, не запятнана ли его жизнь каким-либо бесчестием, затем – не обесславлен ли он игом рабства и поэтому недостоин этого искусства и общения с теми, кто в нем преуспевает, в-третьих – предоставит ли достойные свидетельства мастерства и силы и проявит ли ловкость и доблесть, сражаясь с юношами и сверстниками. И когда вырастет из борьбы эфебов[480]480
  Эфебы – в Афинах и некоторых других греческих полисах особая возрастная категория граждан, в которую зачислялись юноши, достигшие совершеннолетия (в Афинах – 18 лет). После внесения в списки граждан и принесения присяги проходили двухлетнее военное обучение. – Ред.


[Закрыть], по испытании уже будет допущен председательствующим сойтись с мужами совершенными и длительно испытанными и упорной схваткой не только докажет, что он равен по силе, но даже будет нередко получать среди них пальму первенства, – и лишь тогда будет удостоен подойти к славным схваткам состязаний, в которых получают возможность биться только победители и те, кто украшен наградами многих венцов.

Если мы понимаем пример плотской борьбы, должны познать также в сравнении, каковы порядок и строй борьбы духовной.

Нам тоже следует показать свою свободу от подчинения плоти. Ибо кто кем [Col. 229] побежден, тот тому и раб (1 Пет. 2:19), и всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8:14). И когда осмотр председательствующего обнаружит, что мы не запятнаны никаким бесчестием постыдного вожделения, и мы не будем осуждены им как рабы плоти, и обесславленные, и недостойные олимпийских состязаний с пороками, тогда сможем вступить в борьбу против наших сверстников, то есть против вожделений плоти и движений и расстройств души.

Ведь невозможно сытому чреву приобрести опыт в битвах внутреннего человека и недостойно пробовать силы в более мощных сражениях тому, кто может быть повержен в более легкой стычке. <Р. 212>

1. Итак, сначала нам нужно попрать вожделение глотки и до того истончить ум не только постами, но и бдениями, а также чтением и частым сокрушением сердца, в которых вдруг воздыхающий ум припоминает то, как он был искушаем, то, как был побежден, воспламеняется то ужасом перед пороками, то желанием совершенства и целомудрия, покуда, охваченный такого рода попечениями и размышлениями, не признает, что принятие пищи не столько для удовольствия ему уступлено, сколько как бы навязано ему бременем, и почувствует, что оно более назначено как необходимое для тела, нежели желанное для души.

2. Увлеченные этим устремлением ума и постоянным сокрушением, мы победим разнузданность плоти, которая сильнее всего крепнет из-за теплоты пищи, и сломим ее вредоносные шипы, и так мы сможем погасить обильными слезами и сердечным плачем печь нашего тела, воспламеняющуюся от того, что вавилонский царь[481]481
  В церковной письменности часто образ диавола (см.: Свт Ипполит Римский. Комментарий на книгу пророка Даниила II, 19, 3; Блж. Иероним Стридонский. Письмо 22, 21). —Ред


[Закрыть] внушает нам непрестанно поводы для грехов и пороки, которыми мы распаляемся сильнее, чем нефтью и смолой (ср. Дан. 3:46), покуда, наконец, благодать Божия, орошая наши сердца Духом Своим, совершенно не утишит кипения плотского вожделения.

3. Итак, такова у нас первая борьба, таково наше как бы в Олимпийских состязаниях первое испытание – уничтожить вожделение глотки и чрева жаждой совершенства. Для этого [Col. 230] не только следует созерцанием добродетелей преодолевать чрезмерное желание яств, но даже необходимое для природы, как противное чистоте, должно вкушаться не без сердечной робости. И только так должно быть установлено течение нашей жизни, чтобы больше не было времени, в которое мы чувствуем, что мы отвлекаемся от духовных занятий, кроме как тогда, когда мы вынуждены снисходить к необходимой заботе о теле из-за его немощи. <Р. 214>

4. И когда мы подчиняемся этой необходимости, покоряясь скорее обычаю жизни, нежели желанию ума, то поспешим уклониться от нее как можно быстрее, как от отвлекающей нас от спасительных занятий. Ведь никогда не сможем презреть желание земной пищи, если ум, пригвожденный к божественному созерцанию, не будет услаждаться в большей степени любовью к добродетелям и небесной красоте. И так он станет презирать все настоящее как тленное, когда к тому, что неподвижно и вечно, неотделимо пригвоздит взор ума и, находясь пока еще во плоти, уже будет созерцать сердцем блаженство будущего пребывания.

Как если кто торопится дотянуться копьем до великой награды добродетели, обозначенной наверху некими малыми знаками, то он, устремив проницательнейший взор туда, куда направлено копье, зная, что безграничная слава и награда воздаяния заключаются в том, чтобы коснуться этого, неизбежно отвращает свой взор от всякого разглядывания [чего-либо другого], чтобы направить его туда, где видит вершину воздаяния и награды; без сомнения, он упустит и первенство в ловкости, и награду за доблесть, если хоть немного отвратит взор от этого созерцания.

1. Итак, когда будет преодолено вожделение чрева и глотки этим созерцанием [Col. 231] и мы не будем объявлены рабами плоти, запятнанными пороками, и, как в олимпийских искусствах, нас сочтут достойными состязания и борьбы с более сильными, – после такого рода предварительных духовных испытаний о нас решат, что мы можем вступить в сражения, в которых сподобятся биться только победители и те, кто достоин состязаться в духовной брани.

Ведь это как бы некое крепчайшее основание всех битв – сперва умертвить побуждения плотских желаний. <Р. 216> Ибо никто не может бороться по правилам, не победив собственную плоть, и кто по правилам не сражается, тот, без сомнения, не сможет ни в состязании бороться, ни снискать славу венца победы благодатью. 2. Если мы будем побеждены в этом состязании, то покажем себя как бы рабами плотского вожделения и поэтому тотчас же будем изгнаны из сражения духовной борьбы, как недостойные рабы, с клеймом позора, не неся знаков ни свободы, ни силы, – ведь всякий, делающий грех, есть раб греха (Ин. 8:34), – и будет нам сказано блаженным апостолом вместе с теми, кому он говорит о разврате: Вас постигло искушение не иное, как человеческое (1 Кор. 10:13). Ведь не приобретя крепости ума, мы не заслужим [Col. 232] [права] испытать себя в более тяжелых сражениях с воздушными нечестивцами, если мы не смогли подчинить немощную плоть, сопротивляющуюся нашему духу. Не понимая это свидетельство апостола, некоторые поставили вместо изъявительного наклонения желательное, то есть: Да постигнет вас искушение не иное, как человеческое, тогда как это явно им сказано с чувством не пожелания, но утверждения или упрека.

1. Хочешь услышать истинного воина Христова, ведущего борьбу по правилу? Он говорит: И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным (Т Кор. 9:26–27). Видишь, как он установил в себе самом, то есть в своей плоти, суть битвы, как на некоем крепчайшем основании, и исход битвы расположил в одном только умерщвлении плоти и подчинении своего тела. Итак, бегу не так, <Р. 218> как на неверное. 2. Не бежит наугад, ибо, неотрывно созерцая небесный Иерусалим, установил, куда должно быть направлено неотрывно стремление его непреклонного сердца. Не бежит наугад, [Col. 233] ибо, забывая заднее, вперед простирается, стремится к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе (Флп. 3:13–14). Направляя всегда туда взор своего ума и стремясь к Нему всей поспешностью сердца, с уверенностью восклицал: Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил (2 Тим. 4:7). И поскольку знал, что от благовония мастей Христа с благоговением торопящейся совести неустанно бежал и одержал верх в духовной брани умерщвлением плоти, с уверенностью заключает и говорит: а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный (2 Тим. 4:8).

3. И чтобы нам тоже была дана подобная надежда воздаяния, если мы хотим подражать ему в сражении этого состязания, добавляет: и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его (2 Тим. 4:8), провозглашая, что будем мы причастны его венцу и в день Суда, если, любя пришествие Христово – не только то, что даже не желающим явится, но и то, что ежедневно происходит в душах святых, – приобретем победу в битве умерщвления тела. Об этом пришествии Господь в Евангелии говорит: и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ии. 14:23), и далее: Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр. 3:20). <Р. 220> [Col. 234]

1. Однако он не только описывает, что окончил состязание, когда говорит: я бегу не так, как на неверное (1 Кор. 9:26), – что особо отсылает к его намерению ума и горению духа, так как он следовал Христу со всей пылкостью, воспевая вместе с невестой: От благовония мастей Твоих… мы побежим за тобою (Песн. 1:2, 3), и далее: Прильпе душа моя по Тебе (Пс. 62:9), – но и свидетельствует о себе, что победил в другого рода борении, говоря: я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое (1 Кор. 9:26–27), что относится именно к скорбям воздержания и телесному посту, а также к сокрушению плоти, этим описывая, что он – некий крепкий кулачный боец со своей плотью, и подразумевая, что он не напрасно совершил против нее натиск воздержания, но стяжал победу в битве через умерщвление своего тела: оно, обуздываемое бичами воздержания и иссеченное ремнями постов, принесло венец бессмертия и пальму нетления торжествующему духу.

2. Ты видишь правильный порядок сражения и наблюдаешь исход духовных состязаний: как атлет Христов, приобретя победу над бунтующей плотью, как бы бросив ее к своим ногам, шествует, как превознесенный победитель. И поэтому не бежит, как на неверное, ибо уверовал, что вскоре войдет в святой град Иерусалим. Он так борется (то есть постами и плотскими скорбями), чтобы [Col. 235] не только бить воздух, то есть не впустую нанося удары воздержания, – ими он бичует не пустой воздух, а тех духов, которые в нем пребывают, умерщвлением своего тела. Ведь он говорит: чтобы не только бить воздух, <Р. 222> показывая, что он бичует не пустой и бесплотный воздух, а кого-то, кто в нем находится. И поскольку он выиграл эти виды состязаний и прошествовал, одаренный множеством венков, то заслуженно начал сталкиваться с нападением более крепких врагов и, одолев первых противников, с уверенностью провозглашает: потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6:12).

1. У атлета Христова, покуда он пребывает в теле, никогда нет недостатка в победах, но чем более он преуспевает в победах, тем более суровый вид состязаний следует [за этим]. Ведь когда плоть подчинена и побеждена, то сколько когорт противников, сколько толп врагов подымается против воина Христова, разъяренных его победами, чтобы воин Христов, размягчаясь, не начал забывать в мирной праздности славные состязания своих сражений и не лишился бы прежних наград и заслуг из-за бездействия в небрежном спокойствии. 2. Итак, если мы желаем взойти на эти ступени побед [Col. 236] при возрастании добродетели, нам следует тем же самым порядком вступать в сражения и сперва с апостолом сказать: бьюсь не так, чтобы, только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое (1 Кор. 9:26–27), чтобы, одолев в этой схватке, мы вновь могли бы сказать с ним: потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6:12). Ведь иначе <Р. 224> мы не сможем сойтись с ними никоим образом и не удостоимся изведать духовных битв, а будем повержены в плотской схватке, и повержены борьбой чрева, и справедливо нам с упреком скажет апостол: Вас постигло искушение не иное, как человеческое (1 Кор. 10:13).

Итак, монах, желающий добраться до битвы внутренней брани, во-первых, пусть сделает самому себе предостережение, чтобы, не побеждаясь никаким услаждением, вовсе не разрешать себе принимать питье или кушанье прежде предписанного правилом перерыва и до общего часа приема пищи вне стола и чтобы, когда закончится какая-то трапеза, не позволять себе принимать что-либо из этого, хоть самую малость; и подобным же образом пусть хранит указанное правилом время и меру сна. Ибо распущенность ума следует отсекать тем же стремлением, которым отсекается порок блуда. Ведь кто не смог сдержать чрезмерное вожделение глотки, [Col. 237] каким образом сумеет истребить жар плотского вожделения? И кто не сумел укротить открытые и мелкие страсти, как сможет, руководствуясь умеряющим различением, ослабить страсти тайные, которые разъедают так, что никто из людей этого не видит? Итак, в единичных движениях и всяких желаниях испытывается крепость души: если в мелких и открытых вожделениях она будет побеждена, как устоит в более крупных, и сильных, и тайных – в этом каждому его совесть является свидетелем.