Текст книги "Творения догматико-полемическое и аскетические"

Мы знаем брата, чье имя мы даже могли бы сообщить, если бы это прибавило поучительности. <Р. 416> Он пребывал в общежительном монастыре, и необходимость вынуждала его ежедневно передавать эконому условленное количество сделанного. Чтобы кто-то, выполняющий больше, не вынудил его [самого] увеличить меру условленного или не смутил таким примером, он, когда видел, как входит в общежитие какой-либо брат, который хочет из рвения к вере больше потрудиться, если не мог его отвадить тайными уговорами от такого намерения, то дурными советами и нашептываниями убеждал перейти в другое место и, чтобы его было легче перевести, притворялся, будто и сам давно [Col. 386] по многим причинам обижен и хочет удалиться, если найдет спутника, [который сможет быть] утешением в пути. И когда добивался его согласия, соблазнив тайными враждебными высказываниями о монастыре, назначал ему час, в котором тот должен был выйти из монастыря, или место, где он будет ждать, сам же оставался в монастыре, будто бы собираясь незамедлительно последовать [за ним]. Этот, уже стыдясь своего ухода, не дерзал вернуться в монастырь, из которого сбежал, а подстрекатель к бегству оставался в монастыре.

Одного этого примера такого рода людей достаточно для предостережения новоначальных, [так как] из него очевидно следует, какое зло порождает в уме монаха праздность, по изречению Писания, или каким образом худые сообщества развращают добрые нравы (1 Кор. 15:33).

1. Премудрый Соломон тоже описывает этот порок праздности весьма ясно и во многих местах, говоря так: Кто подражает праздным, тот насытится нищетою (Притч. 28:19) – или видимой, или невидимой, <Р. 418> поскольку неизбежно праздный оказывается во власти различных пороков и всегда остается чуждым созерцания Бога или духовных богатств, о которых блаженный апостол говорит: потому что в Нем вы обогатились всем, всяким словом и всяким познанием (1 Кор. 1:5). В другом месте об этой бедности праздного так говорится: И сонливость оденет в рубище (Притч. 23:21). 2. Ведь, без сомнения, не заслужит [бездельник] быть украшенным этой одеждой нетления, о которой учит апостол: Облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа (Рим. 13:14), и далее: облекшись в броню веры и любви (1 Фес. 5:8), и о чем также Господь к Иерусалиму обратился через пророка: Восстань, восстань… Облекись в одежды величия твоего, Иерусалим (Ис. 52:1). Любой, кто побежден сном праздности или уныния, предпочитает покрыться не плодом труда своего, а тряпьем безделья, которое он отдирает от совершенной полноты всех Писаний, приспосабливая к своей лености не одеяние славы и украшения, а постыдный покров оправданий. 3. Ведь те, кто развращен этим расслаблением, имеют обыкновение, не желая поддерживать себя трудом рук [Col. 387] своих (чем апостол занимался непрестанно и нас учил делать), пользоваться некоторыми свидетельствами Писания, из которых они составляют некий покров для своей бездеятельности, говоря, что написано: Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей, в жизнь вечную (Ин. 6:27), и: Моя пища есть творить волю Пославшего Меня (Ин. 4:34).

Неправильное толкование Писания

4. Но эти свидетельства – какие-то лохмотья от цельной полноты евангельских слов, и они сшиваются скорее для того, чтобы покрыть срам нашей праздности и наш позор, чем чтобы согреть и украсить этой драгоценной <Р. 420> одеждой совершенной добродетели, которую в Притчах мудрая жена, облеченная силой и красотой, сделала себе и своему мужу; далее о ней сказано еще: Крепость и красота – одежда ее, и весело смотрит она на будущее (Притч. 31:25). Еще об этом недуге бездеятельности упоминает тот же Соломон: Путь ленивого как терновый плетень (Притч. 15:19), то есть плетень из этих и подобных им пороков, о которых апостол выше сказал, что они произрастают из праздности, и далее: Душа ленивого желает, но тщетно (Притч. 13:4), [Col. 388] о чем апостол упоминает, говоря: и ни в чем не нуждались, и в конце: Ибо праздность научила многому худому (Сир. 33:28). 5. Это худое апостол четко перечислил в тех словах, которые мы истолковали выше, говоря: ничего не делают, а суетятся (2 Фес. 3:11), и к этому пороку присоединил другой: и усердно стараться о том, чтобы жить тихо, и наконец делать свое дело и чтобы вы поступали благоприлично перед внешними и ни в чем не нуждались (1 Фес. 4:11). Таких он клеймит бесчинными и непокорными, предписывая всем ревностным от них отстраняться: удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас (2 Фес. 3:6).

Итак, египетские отцы, наученные этими примерами, не допускали никоим образом, чтобы монахи, особенно [Col. 393] молодые, были праздными; они измеряли стремление сердца и преуспеяние в терпении и смирении по усердию в труде. И не только не соглашаются ни от кого ничего принимать для употребления в пищу, но и [сами] от своих трудов кормят приходящих братьев и паломников и даже в Ливию<Р. 422>, в места, страдающие от неурожая и голода, и даже в города тем, кто изнывает в неприютных темницах, направляют прокормление и продукты питания, подавая весьма много от плодов рук своих, полагая таким приношением принести Господу подлинную и разумную жертву[552]552
  Об этом также см.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования XVIII, 7, 6; Блж. Августин Итонский. О нравах кафолической Церкви 31, 67. – Ред.


[Закрыть].

Вот почему мы в этих местностях[553]553
  Вероятно, речь идет о Галлии. – Ред.


[Закрыть] не видим ни одного [Col. 394] монастыря, вмещающего большое число братьев. Ибо они не подкреплены запасами от своих трудов [настолько], чтобы могли непрерывно там оставаться; и даже если от щедрости других они могут обеспечить каким-то образом достаточно пищи, удовольствие праздности и блуждание сердца не позволяют им дольше оставаться на одном месте. И потому у египтян есть святое изречение древних отцов: «работающего монаха искушает один демон, а бездельничающего одолевают бесчисленные духи»[554]554
  Источник изречения неизвестен. – Ред.


[Закрыть].

Наконец, авва Павел, самый искушенный из отцов, [Col. 395] когда пребывал в большом скиту, который называется Порфирион[555]555
  Другое название – Калам. – Ред.


[Закрыть], то был обеспечен пропитанием в достаточном количестве благодаря плодам пальм и небольшому огороду, но выполнять какую-либо работу, чтобы поддерживать себя, он не мог, так как его обиталище в пустыне отстояло от городов или населенной земли на семь дней пути или больше и, кроме того, в качестве оплаты за перевозку с него взыскивали больше, чем могла стоить выполненная работа, – [так вот,] он собирал пальмовые листья как ежедневный урок, как будто этим себя кормил. И когда его пещера наполнялась работой за весь год, он то, что [Col. 396] насобирал тяжким трудом, один раз в год сжигал, разложив огонь, только чтобы доказать, что монах без труда своими руками не может ни оставаться на месте, ни достичь вершины совершенства, <Р. 424> хотя к этому не вынуждала необходимость [добывать] пропитание – исключительно для очищения сердца и хранения помыслов, чтобы оставаться в келье и победить в борьбе с самим унынием.

Когда я, начиная жить в пустыне, сказал авве [Col. 397] Моисею[556]556
  Вероятно, о нем см.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования I–II. – Ред.


[Закрыть], превосходящему всех святых, что в предыдущий день меня сильно одолевал этот недуг уныния и я смог освободиться от него, только побежав к авве Павлу, он сказал: «Ты от него не освободился, а скорее сдался ему и подчинился. Теперь на тебя, беглеца и дезертира, враг нападет сильнее, так как [Col. 398] увидел, что ты, проиграв, тут же убегаешь от схватки, если только ты не предпочтешь, как только снова начнется столкновение, не гасить его жжение посредством бегства из кельи или сонного оцепенения, а научиться побеждать скорее терпением и борьбой». Поэтому доказано на опыте, что борьба с унынием – не в уклонении через бегство, а в преодолении через сопротивление. <Р. 426–428>

Книга XI
О духе тщеславия

Седьмая у нас битва – против духа xzvoboE,ia<;[557]557
  Т.е. тщеславия. – Ред.


[Закрыть], который мы можем назвать пустой или суетной славой, [Col. 399] духом тонким и пестрым, принимающим множество форм, так что сколь угодно проницательные глаза не то что остерегаться его едва могут, но даже рассмотреть и обнаружить. [Col. 400]

Ведь оно искушает монаха не только в плотской части, как другие пороки, [Col. 401] но и в духовной, вторгаясь в его ум тонкой подлостью[558]558
  Об этом также см.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования V, 11, 8. – Ред.


[Закрыть], так что непобежденные плотскими пороками бывают ранены еще сильнее [собственными] духовными успехами; оно тем и опаснее в сражении, что его трудно обнаружить. Ибо все пороки нападают на монаха более явно и открыто и в каждом из них подстрекатель сдерживается, ослабляется и отступает в результате жесткого отпора, и враг, будучи повержен, в дальнейшем будет искушать своего победителя слабее. Однако когда этот порок искусит ум плотским превозношением и будет отражен щитом возражения, тогда вновь, как некое многоликое беспутство, сменив прежнее обличие и характер, пытается под [Col. 402] видом добродетелей пронзить и сразить победителя.

Ибо прочие пороки или расстройства, как известно, являются единообразными и простыми; этот же множествен, многообразен и различен и нападет на борющегося и на побеждающего отовсюду. Ибо он силится уязвить воина Христова и в одежде, и в облике, и в поступи, и в голосе, и в деле, и в бдениях, и в постах, и в молитве, и в отшельничестве, и в чтении, и в науке, и в безмолвии, и в послушании, и в смирении, и в великодушии; [Col. 403] будто бы какая-то опаснейшая <Р. 430> скала, прикрытый многими вздымающимися волнами, он неожиданно готовит плачевное кораблекрушение плывущим с попутным ветром, поскольку его не видят и не остерегаются.

Царский путь

Итак, желающему шествовать царским путем[559]559
  Царский путь (βασιλικὴ ὁδός) – одно из излюбленных святоотеческих выражений относительно прохождения аскетической и в целом духовной жизни. Заключающееся в данном понятии учение содержит в себе важные идеи соразмерности, гармонии, невпадения в крайности и долгого ровного шествования ко спасению по пути стяжания добродетелей. При этом сама добродетель святыми отцами нередко понималась как золотая середина между крайностями, представлявшими собой порок, как дисгармонию и уклонение от добродетели (ер.: Сет. Василий Великий. Беседы на псалмы 7, 7; Подвижнические уставы 4, 2 // Сет. Василий Великий.
  Творения. Т. 1. С. 479, 338; Преп. авва Дорофей Газский. Душеполезные поучения 10, 106–107; Свт. Григорий Нисский. О девстве, 7). Это выражение имеет библейское основание. См. повествование о просьбе израильтян к Едому пройти «царским путем»: позволь нам пройти землею твоею: мы не пойдем по полям и по виноградникам и не будем пить воды из колодезей [твоих]; но пойдем дорогою царскою, не своротим ни направо ни налево, доколе не перейдем пределов твоих (Чис. 20:17); см. то же и к царю Аморрейскому Ситону (Чис. 21:21–22); ср.: Притч. 4:27. Оно чаще всего применяется по отношению к общежительному устроению монашеской жизни как золотой середине между крайностями мирской расслабленности и чрезвычайной строгости одиночного аскетизма. См.: Преп. Иоанн Синайский (Лествичник). Райская лествица 1, 26; Преп. Варсонуфий Великий и Иоанн Пророк. Руководство к духовной жизни, 58. – Ред.


[Закрыть] с оружием правды в правой и левой руке следует идти, согласно апостольскому наставлению, в чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах (2 Кор. 6:7–8); нам следует идти по пути добродетелей с великой осторожностью между вздымающимися волнами искушений под руководством различения и с ветром Духа Святого, зная, что мы тут же разобьемся об опасные скалы, если немного отклонимся влево или вправо. Об этом же нас предупреждает премудрый Соломон: Не уклоняйся ни направо, ни налево (Притч. 4:27), то есть не обольщайся относительно добродетелей и не превозносись из-за правого преуспеяния в спасении и духовности, но и не отклоняйся влево по пути пороков, а не то приобретешь себе, по слову апостола, славу от них на свой срам (Флп. 3:19).

Ибо в ком [диавол] не смог зародить κενοδοξίαν по причине подпоясанной и чистой одежды, в том силится привить его из-за [одежды] грубой, небрежной и более простой; кого не смог низложить похвальбой, опрокидывает смиренностью; кого не сумел вознести красой учености и красноречия, [Col. 404] душит величием молчаливости. Если постится прилюдно, искушается суетной славой; если из презрения к славе скрывает это, одолевается тем же пороком высокомерия. Если избегает в присутствии братий подолгу возносить молитвы, чтобы не запятнаться заразой тщеславия, <Р. 432> то не избежит уколов тщеславия из-за того, что творит их тайно и никто не имеет понятия о совершающемся.

Старцы прекрасно описывают природу этого недуга, сравнивая его с луковицей, в которой, когда с нее снимают одну оболочку, обнаруживается другая, и сколько будешь снимать, столько будут вновь обнаруживаются прикрытые.

[Тщеславие] не престает преследовать бегущего от всех смертных по той же причине славы, и чем дальше он бежит от всего мира, тем мучительнее оно его теснит. Этого старается превознести тем, что он упорен в трудах и делах, того – что готов к послушанию, еще одного – что превосходит прочих смирением; искушает кого ученостью, кого чтением, кого длительными бдениями. Этот недуг стремится ранить кого-либо не иначе, как [Col. 405] его собственными добродетелями, стараясь [уготовить] погибель в том, в чем завоевываются награды [вечной] жизни. Ведь желающим следовать по пути благочестия и совершенства враги расставляют силки лжи именно на пути, по которому они идут, согласно изречению блаженного Давида: На пути сем, по немуже хождах, скрыта сеть мне (Пс. 141:4); на том самом пути добродетелей, которым шествуем, стремясь к почести высшего звания (Флп. 3:14), превозносясь своими успехами, падаем и гибнем, так как у нашей души связаны ноги силками тщеславия. И так бывает, что враг не побеждает нас в схватке, и нас поражает превозношение собственным триумфом, или хотя бы – и это тоже иной род прельщения, – превышая меру воздержания или меру наших возможностей, мы утрачиваем упорство на своем пути, поскольку вмешивается немощь нашего тела. <Р. 434>

Все преодоленные пороки слабеют и, побежденные, день ото дня делаются слабее: или перемена места, или ход времени их уменьшают и выхолащивают, или, по крайней мере, от них легче защищаться и их избегать благодаря тому, что им противостоят противоположные добродетели, однако этот порок, будучи повержен, сильнее восстает на борьбу и, хотя кажется уничтоженным, самой своей смертью себя восстанавливает. Прочие виды пороков обыкновенно нападают только на тех, кого поразят в сражении; этот же мощнее теснит своих победителей, и чем сильнее будет вытравляем, тем усерднее [Col. 406] будет наступать из-за того, что мы горды самой победой. Тонкая хитрость врага такова, чтобы заставить воина Христова, не побежденного вражеским оружием, пасть под собственными копьями.

Как мы уже сказали, другие пороки подчас даже успокаиваются под благотворным влиянием мест и имеют обыкновение ослабевать или уменьшаться при удалении повода, или возможности, или случая ко греху; однако этот проникает в пустыню вместе с бегущим и не может быть изгнан из места и ослабеть при устранении внешнего повода. Ведь он получает силу только от преуспеяния в добродетелях того, кого поражает.

Некоторые пороки по прошествии времени, как мы уже сказали выше, смягчаются и исчезают; этому долгожительство, если не будет подкреплено искусным усердием и благоразумным различением, не только не повредит, но даже накопит поводов к тщеславию.

Наконец, прочие расстройства легче преодолеваются и предотвращаются противостоянием противоположных им добродетелей, нападающих открыто, как бы среди бела дня, а этот, внедрившись между добродетелями и сражаясь вперемешку как будто темной ночью, яростнее прельщает застигнутых врасплох и беспечных. <Р. 436>

1. Ибо мы читаем, что Езекия, царь Иудейский, муж [Col. 407] совершенной справедливости во всем, что подтверждается свидетельством Священного Писания (4 Цар. 18:3–8), был поражен единственным копьем превозношения после того, как прославился бесчисленными добродетелями. Это он, сумевший одной молитвой выпросить истребление ста восьмидесяти пяти тысяч из войска ассирийцев, которых ночью поразил Ангел (4 Цар. 19:35), был побежден тщеславием. Умолчу о столь пространном списке его добродетелей, воспроизводить который слишком долго, а скажу только об одном: [Col. 408] когда Господь изрек срок его жизни и день смерти, он удостоился одной только молитвой отложить его на пятнадцать лет (4 Цар. 20:1–6), когда солнце вернулось на десять шагов – настолько оно, закатываясь, уже погрузилось в тень, – двигаясь против хода и являя всему миру неслыханное чудо вопреки установленным законам природы – удвоенный день. 2. Услышь, как повествует Писание о том, что после столь великих и невероятных знамений, после столь [Col. 409] удивительных подтверждений добродетели он превознесся своими успехами: В те дни заболел Езекия смертельно. И помолился Господу, и Он услышал его и дал ему знамение, то есть то, что мы читаем в Четвертой книге Царств об обращении солнца пророком Исаией. Но не воздал Езекия за оказанные ему благодеяния, ибо возгордилось сердце его. И был на него гнев Божий и на Иудею, и на Иерусалим. Но как смирился Езекия в гордости сердца своего, – сам и жители Иерусалима, то не пришел на них гнев Господень во дни Езекии (2 Пар. 32:24). <Р. 438>

Падение через тщеславие, восстание через смирение

3. Сколь опасен, сколь тяжек недуг превозношения! Такая праведность, такая добродетель, такая вера и набожность, которые удостоились изменить законы самой природы и всего мира, погибли от одного лишь превозношения, так что, предав забвению все свои добродетели, как будто бы их и не было, он тут же навлек бы гнев Божий, если бы не угодил Ему, вернувшись к смирению; тот, кто, побуждаясь превозношением, пал с такой вершины своих заслуг, вновь взошел на оставленную высоту только по пути смирения. Хочешь получить еще и другой пример подобного падения? [Col. 410]

Опасность успехов и благополучия

Узнай, как Озия – прапрадед того царя, которого мы упомянули, – также прославляемый во всех свидетельствах Писания, после огромных похвал своим добродетелям, после бесчисленных побед, которые он совершил, заслужив их набожностью и верой, был низвержен превозношением тщеславия: И пронеслось имя его далеко, потому что он дивно оградил себя и сделался силен. Но когда он сделался силен, возгордилось сердце его на погибель его, и он сделался преступником пред Господом Богом своим (2 Пар. 26:15–16). Ты видишь еще один пример тягчайшего падения; отметь: два столь праведных и совершенных мужа были погублены своими триумфами и победами.

Из этого вы видите, сколь опасны бывают успехи при благополучии, так что те, кого не смогли сокрушить враги, сильнее будут разбиты в благополучии, если будут неосторожны, и те, кто избежал опасности смерти в сражении и в строю, падают под собственными трофеями и триумфами.

Поэтому апостол предупреждает: Не будем тщеславиться (Гал. 5:26), и Господь, порицая фарисеев, говорит: Как <Р. 440> вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, [Col. 411] а славы, которая от Единого Бога, не ищете? (Ин. 5:44). О них и блаженный Давид говорит с угрозой: яко Бог рассыпа кости человеко-угодников (Пс. 52:6).

Обыкновенно даже новоначальные и те, кто не преуспел в добродетели души или учености, превозносятся из-за звука своего голоса, то есть что они более певуче поют псалмы, или что они достойны похвал то ли из-за истощенной плоти, то ли из-за упитанности, или что имеют богатых или знатных родственников, [Col. 412] или что презрели воинскую службу и почести. Порой даже [тщеславие] убеждает кого-нибудь, что тот легко получил бы знаки почета и богатства (которые, возможно, он и не сумел бы никогда приобрести), если бы остался в миру, надмевая его тщетной надеждой на неопределенное и вознося суетной славой от того, чем он никогда не обладал, как будто он это презрел.

А иногда оно внушает желать духовного сана [Col. 413] – пресвитерства или диаконства. Расписывает ему, что даже если против воли он примет это, то будет исполнять с такой святостью [Col. 414] и строгостью, что сможет даже преподать пример святости другим священникам, и потом [Col. 415] – что он многих привлечет не только образом поведения, но и своими поучениями и речами. Даже остающегося в уединении или келье заставляет мысленно обходить дома разных людей и монастыри в уме и совершать обращения многих людей, побуждая их воображаемыми воззваниями. [Col. 416]