Текст книги "Творения догматико-полемическое и аскетические"

1. Мне кажется, стоит вспомнить также дело любви того же мужа, примером которого монахи наших областей пусть научатся хранить не только строгость воздержания, но и искреннейшее чувство привязанности.

Ибо он, происходя из знатной семьи, с детских лет убежал в монастырь, что от указанного города отстоит чуть ли не на четыре мили, презрев любовь к миру сему и к родственникам. Там он прожил свою жизнь так, что за все пятьдесят лет [что он пробыл в монастыре] никогда не только не приходил в деревню, из которой пришел, не видел ее, но не видел даже лиц женщин, даже собственной матери. Тем временем отец, приблизившись к смерти, оставил сто солидов долга. И хотя тот был этим ничуть не обеспокоен, поскольку не имел части в отцовском богатстве, узнал, что его мать сильно беспокоят заимодавцы. 2. Тогда он с евангельской строгостью, которая прежде, когда родители процветали, наставляла его, что он не имеет на земле ни отца ни матери (ср. Мф. 10:37), смягчившись из милосердия, решил, что имеет мать, и поспешил ей, притесняемой, помочь, чтобы при этом ни в чем от намеченной строгости не отступить. Ибо, пребывая внутри ограды монастыря, <Р. 252> [Col. 260] попросил утроить ему обычную работу и, изнуряясь там на протяжении всего года днями и ночами, уплатил заимодавцам меру долга, заработанную потом, и избавил мать от всякой заботы и притеснений. [Он] так освободил ее от бремени долга, что ни в чем из намеченной строгости не отступил ради святой обязанности: он так хранил обыкновенную строгость, что при этом и не отказал материнской утробе в деле милосердия; ту, кого из любви ко Христу прежде отверг, ради любви Его вновь признал.

1. Когда весьма дорогой нам брат по имени Симеон, совершенно не обученный греческому наречию, приехал из областей Италии, некто из старцев, желая ему, как паломнику, оказать дело любви под видом оплаты, спросил у него, почему тот праздно сидит в келье, понимая, что тот из-за вызванного праздностью блуждания и недостатка необходимых вещей не сможет остаться надолго; [старец был] уверен, что никто не сможет вынести борение уединения, если не будет собственными руками добывать себе пропитание. 2. Тот ответил, что ничего из того, чем здесь занимаются, он не умеет делать за исключением работы с книгами, если только [Col. 261] в области Египта есть кто-то, кто захочет иметь латинский кодекс. Тогда тот, ухватившись за случай, который [давал возможность сделать] желаемое дело любви, говорит: [Col. 262] «Этот случай от Бога, ибо я раньше искал, кто бы мне переписал от руки латинский Апостол. Ведь у меня есть и [Col. 263] брат, связанный воинской повинностью и отлично знающий латынь; ему я хочу передать кое-что из Священного Писания для чтения, чтобы он наставлялся». 3. Итак, Симеон с благодарностью принял этот случай как посланный ему от Бога. <Р. 254> И тогда старец тоже охотно воспользовался поводом исполнить дело милосердия и тут же не только покрыл все его нужды, внеся за весь год оплату, но даже принес кожи и инструменты, которые были необходимы для письма, – с тем, чтобы позднее получить написанный кодекс, ни для каких выгод или удобств в дальнейшем ему не нужный, ибо в той области вообще никто не знал этого языка. И то, что один приобретал такой изощренностью и большими затратами, другой без смущения и стыда получал в виде платы за свои труды и работы необходимые продукты питания; этот по своей щедрости сделал милость как бы из необходимости: он завоевал себе тем более обильную награду, чем большими были хлопоты, ведь он предоставил брату-паломнику не только необходимую пищу, но даже инструменты для работы и саму возможность трудиться.

1. Но коль скоро [в рассказе], где мы поставили себе цель сказать кое-что о строгости постов [Col. 264] и воздержания, как кажется, примешались любовь и дела милосердия, вновь возвращаясь к предпосланному, вставим в это твореньице достопамятное событие, связанное с детьми – по возрасту, а не по рассудку.

Ибо когда авве Иоанну, эконому Скитской пустыни, которому блаженный Пафнутий доверил попечение об управлении церковью, принесли в дар достойные наивысшего восхищения смоквы из Мареоты, что в Ливии[498]498
  Заболоченная пустыня на юго-западе от Александрии (см.: SC. № 109. Р. 255). —Ред


[Закрыть], как вещь, дотоле в тех краях не виданную, то он тут же отправил их старцу, который в глубине пустыни мучился плохим здоровьем, через двух подростков, так как тот проживал в восемнадцати милях[499]499
  Около 25 км (см.: SC. № 109. Р. 255). – Ред.


[Закрыть] от церкви. 2. Они взяли плоды и направились к келье указанного <Р. 256> старца, и вдруг набежал плотнейший туман, и они потеряли верную дорогу, что там весьма легко случается даже с более взрослыми. И они, блуждая весь день и ночь по бездорожью в огромной пустыне, никак не могли найти келью больного; изможденные тяготами пути и голодом и жаждой, они предали дух Господу на коленях во время молитвы. 3. Затем их долго искали по следам, которые в этих песчаных местах отпечатываются как на снегу, покуда дуновение ветра не покроет их тонким слоем песка, и [когда] нашли, [увидели,] что те сохранили смоквы нетронутыми, как приняли, [Col. 265] избрав пожертвовать скорее жизнью, нежели тем, что доверили им хранить, и скорее проститься с временной жизнью, чем нарушить приказание старца.

Еще приведем одно спасительное повеление блаженного Макария – пусть книжечка о посте и воздержании завершится изречением такого мужа[500]500
  См. также: Евагрий Понтийский. Практик 2, 29. – Ред.


[Закрыть]. Монах, говорит, так должен предаваться труду поста, словно ему предстоит сто лет продержаться в теле, и так обуздывать движение души, [Col. 266] и отвергать печали, и забывать обиды, презирать лишения и ущерб, как будто каждый день ему надлежит умереть. Ибо в этом заключается полезное и благоразумное различение: чтобы монах вел себя с одинаковой строгостью и не позволял под предлогом телесной слабости увлечь себя от препятствий на опаснейшие кручи; в этом – поистине спасительное великодушие, которое может не только презирать то, что кажется процветающим в этом земном мире, <Р. 258> но и печали и бедствия презирать как малое или ничто, держа взор ума постоянно устремленным туда, куда, как он верит, его каждый день и каждый миг могут призвать. <Р. 260>

Книга VI
О духе похоти

Вторая битва, по учению наших отцов, – против духа похоти, более длительная, чем прочие, и затяжная, и очень немногим удается одержать чистую [Col. 267] победу; это ужасная война, и поскольку она начинает обуревать род человеческий с самой ранней юности, она прекращается только если прежде будут преодолены прочие пороки. Ибо штурм идет с двух сторон, вооруженный двойным пороком. И поэтому сопротивляться ему следует подобным же образом – на двух полях сражения; коль скоро этот порок берет силы из немощи и плоти, и души, то и побежден может быть только теми, [Col. 268] кто сражается и там и тут. Ведь для стяжания или хранения чистоты совершенного воздержания недостаточно только телесного поста, если тому не предшествует сокрушение духа и упорная молитва в борьбе с этим нечестивейшим духом, а затем – непрестанное размышление над Писанием. К этому следует прибавить духовную опытность, также труд и работу [Col. 269] руками, обуздывающие и удерживающие неустойчивые блуждания сердца, а прежде всего должно быть положено, как основание, истинное смирение, без которого вообще невозможно одержать победу над каким-либо пороком. [Col. 270]

Исправление этого порока начинается главным образом с совершенства сердца, <Р. 264> из которого, как указывается словом Божиим, проистекает яд этой болезни. Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства (Мф. 15:19) и прочее. Следовательно, в первую очередь должно быть очищено то, откуда, как известно, проистекает источник жизни и смерти, как говорит Соломон: Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни (Притч. 4:23). Ведь плоть порабощается его волей и властью. И по этой причине воздержание должно сопровождаться сильным стремлением к скудости поста, чтобы плоть, подкрепившись изобильными яствами, не превозносилась и не отклоняла спасительных предписаний души, противясь духу, своему руководителю. Впрочем, если мы сочтем, что вся суть – в умерщвлении только лишь тела, а душа не станет подобным же образом воздерживаться от других пороков и пребывать в посте, божественном размышлении и духовных занятиях, то мы никогда не сумеем достичь этой вершины истинной полноты, если то, что в нас первостепенно, будет загрязнять чистоту нашего тела. Поэтому нам следует прежде очиститься, по слову Господа: очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф. 23:26).

Затем прочие пороки обычно очищаются также общением с людьми и ежедневным трудом и в некотором роде отвращением к самому греху, как, например, немощь гнева, печали, нетерпения исцеляются размышлением сердца и усердным бдением, а также общением с братиями и непрерывным [с их стороны] раздражением [нас], и чем более часто эти расстройства проявляются и встречают порицание, тем быстрее исцеляются. Однако этот недуг, хотя и нуждается в истощении тела и сокрушении сердца, также требует и уединения и ухода [от людей], чтобы можно было одолеть губительный жар лихорадки и достичь состояния полного выздоровления[501]501
  Ср.: Достопамятные сказания. Авва Пимен, 154. —Ред


[Закрыть]. <Р. 266> Как чаще всего страдающим некоторыми болезнями полезно даже не показывать вредоносной пищи, чтобы из-за ее вида в них не зародилось гибельное желание, так и по большей части изгнанию этого недуга способствуют в особенности покой и уединение, чтобы страждущий разум, не соблазняемый различными образами, достигнув более чистого взора для созерцания, мог бы легче искоренить ядовитый очаг вожделения.

1. Однако пусть никто не подумает, будто мы отрицаем, что в собрании братии можно найти воздерживающихся: мы признаем, что сделать это нетрудно. Ведь одно – быть воздержанным, то есть ἐγκρατῆ, а иное – [Col. 271] чистым и, так сказать, перейти в состояние целомудрия или неспособности быть соблазненным, что называется ἁγνὸν[502]502
  Греч, «чистое». См.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования XII, 10–11. – Ред.


[Закрыть], — эта добродетель подается только тем, кто пребывает девственным и плотью, и умом, какими, мы знаем, были Иоанн в Новом Завете, а в Ветхом – Илия, Иеремия, Даниил. К ним же можно причислить заслуженно тех, кто, пережив развращение, пришел к подобному состоянию чистоты долгим трудом и усердием ума и тела и побуждения плоти чувствует не столько как нападение постыдного вожделения, сколько как просто движение природы.

Мотивы воздержания

2. Об этом состоянии мы говорим, что его очень трудно достичь среди множества людей. А вот невозможно ли – пусть каждый не ожидает узнать из наших слов, а положится на суждение собственной совести.

Кроме того, мы не сомневаемся, что существует много воздерживающихся, которые – кто редко, а кто ежедневно – гасят и обуздывают атаки плоти, <Р. 268> будь то из страха геенны, будь то из вожделения Царствия Небесного. И старцы о них говорят, что они не могут полностью попасться в силки пороков, но и не могут всегда оставаться огражденными от опасностей и ран. Ведь неизбежно [Col. 272] всякий, кто кинулся в бой, как бы часто он ни побеждал и ни превосходил врага, все-таки время от времени терпит нарушение спокойствия.

По этой причине, если у нас на сердце [лежит] вести духовную брань вместе с апостолом по правилам (см. 2 Тим. 2:5), поспешим одолеть этого нечестивейшего духа, всем устремлением ума доверяя не своим силам (ведь чтобы достичь этого, человеческих усилий недостаточно), но Божией помощи. Ибо душе неизбежно предстоит до тех пор терпеть нападки от этого порока, пока она не признает, что ведет войну выше своих сил и не может одержать победу собственным трудом или усердием, если только не будет укрепляться Господней помощью и защитой[503]503
  См.: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования XIII. – Ред.


[Закрыть].

Действительно, коль скоро в преуспеянии во всех добродетелях и в уничтожении всех пороков благодать и победа – от Господа, то здесь по преимуществу [Col. 273] (и по утверждениям отцов, [Col. 274] и по самому опыту очищения) явственнейшим образом [Col. 275] свидетельствуется особое благодеяние и дар Божий тем, кто удостоился им обладать. Ведь это в некотором роде [означает] выйти из плоти и [при этом] оставаться в теле, и это сверхъестественно – окутанному немощной плотью не чувствовать подстрекательств плоти. И поэтому невозможно человеку, так сказать, на своих крыльях долететь до столь высокой небесной награды, если только <Р. 270> благодать Божия из земной грязи не возведет его к дару чистоты. Ведь ни в одной добродетели плотские люди настолько не уподобляются духовным Ангелам (ср. Мф. 22:30) подражанием образу жизни, как в заслуге и благодати чистоты, через которую, еще живя на земле, обладают, по слову апостола, уже здесь, в немощной плоти, жительством на небесах (Флп. 3:20), которое [даже] святым обещано в будущем, после избавления от плотского тления[504]504
  Ср.: Сет. Амвросий Медиоланский. О девах I, 3, 11; Блж. Августин. О святом девстве, 12. – Ред.


[Закрыть].

1. Услышь, что говорит апостол: Все подвижники воздерживаются от всего (1 Кор. 9:25). Исследуем, о ком он сказал все, [Col. 276] чтобы научиться духовной брани в сравнении с бранью плотской.

Ведь те, кто в этой зримой борьбе[505]505
  О сравнении христианских подвижников со спортсменами см.: Климент Александрийский. Строматы III, 6, 50. – Ред.


[Закрыть] стремится сражаться по правилам, не имеют возможности употреблять любую пищу, которую подскажет страстное желание, но только ту, которую предписывает их же учение о борьбе. И им необходимо воздерживаться не только от запрещенной пищи и всякого опьянения вином, но также от всякого бездействия, бездеятельности и праздности, чтобы их доблесть могла возрасти от ежедневных упражнений и непрестанной подготовки. 2. И они делаются настолько чуждыми всякого попечения, печали, мирских занятий и даже супружеских привязанностей и потребностей, что помимо занятия упражнениями ничего другого не знают и ни в какие мирские заботы не вовлечены, надеясь только от того, кто руководит сражением, получить хлеб насущный и венец славы и соразмерные победе награды. И настолько хранят себя чистыми от всякого соития и осквернения, что, когда готовят себя к битве, чтобы случайно [Col. 277] во сне не поддаться какому-нибудь ночному видению, которое отнимает накопленные за долгое время силы, свинцовыми пластинами <Р. 272> окутывают чресла, чтобы твердость этого металла, приложенного к детородным членам, смогла сдерживать скверную жидкость; они понимают, что несомненно будут побеждены и уже не смогут вести предстоящую битву, лишившись сил, если лукавый образ вредоносной похоти разрушит подготовленную крепость целомудрия[506]506
  Французский перевод: «воздержания». – Ред.


[Закрыть].

Ежедневное причащение монахов

Итак, если мы поняли учение о мирской борьбе, примером которой блаженный апостол, поучая, пожелал нас наставить, какую нам надлежит иметь осмотрительность, какое усердие, какую бдительность, то в какой чистоте нужно будет хранить нам целомудрие тел и душ, коль скоро нам необходимо ежедневно[507]507
  Упоминания о традиции ежедневного причащения см. также: Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования VII, 30, 2; IX, 21; XIV, 8, 5 (см.: SC. № 109. Р. 272–273). – Ред.


[Закрыть] вкушать плоть Священного Агнца, даже касаться которой предписания Ветхого Закона не позволяли нечистому? Ибо в книге Левит предписывается: мясо чистое может есть всякий чистый; если же какая душа, имея на себе нечистоту, будет есть мясо спасительной жертвы, которая есть Господня, то истребится перед Господом (ср. Лев. 7:19–21). [Col. 278] Так сколь же велик дар целомудрия, без которого и те, кто был при Ветхом Завете, не могли присутствовать при прообразующих жертвах[508]508
  Ветхозаветные кровавые жертвы были прообразом Голгофской жертвы Христа, а также Евхаристии. – Ред.


[Закрыть], и те, кто желает обрести тленный венец мира сего, не могут стать победителями.

Итак, нужно в первую очередь в полном трезвении очистить тайники своего сердца. Ведь тем, что те желают приобрести чистотой тела, мы должны обладать еще и в тайне своей совести, в которой Господь, пребывая как судья и устроитель состязаний[509]509
  Ср.: Ирей. Иоанн Кассиан. Собеседования VII, 20, 2. – Ред.


[Закрыть], надзирает <Р. 274> за ходом нашей борьбы и битвы, чтобы не позволили тому, что нас ужасает, допустить открыто укорениться внутри нас из-за неосторожного помысла и чтобы то, о чем не хотим, чтобы знали люди, не осквернило нас тайно из-за некоего попустительства. Ведь даже если это может ускользнуть от внимания людей, то от ведения святых Ангелов и Самого Всемогущего Бога, от Которого ничто тайное не ускользает, не может скрыться.

Очевидным признаком и полным доказательством этой чистоты является то, [Col. 279] что никакой образ не соблазнит нашего спокойствия, появившись при расслаблении во время сна, или, по крайней мере, если проникнет, то не вызовет никакого порыва вожделения. Ведь хотя такой порыв и не должен считаться полностью грехом, однако то, что лукавые образы такого рода вводят в заблуждение, – это признак еще не совершенного и не очищенного от порока ума. [Col. 280]

Ведь качество помыслов, днем хранимых более небрежно из-за того, что отвлекаемся, подтверждается ночным покоем. И поэтому, когда случится такого рода видение, следует верить, что в этом виноват не сон, а небрежение [Col. 281] предшествующего времени и проявление скрытого внутреннего недуга, который порожден не ночным временем, а выходит наружу из скрытого в недрах души во время сонного расслабления, обнаруживая спрятанную лихорадку волнения, которую мы навлекаем на себя на протяжении всего дневного времени, услаждаясь вредоносными помыслами; так и телесные болезни имеют обыкновение прилепляться не в то время, когда видно, что они возникают, а приобретаются до того по небрежности, когда кто-то неблагоразумно питается противопоказанными блюдами, заражается и притягивает к себе вредоносные и смертельные жидкости.

И потому-то Бог, Творец и Создатель рода человеческого, более всех зная природу Своего создания и способ исправления, <Р. 276> [Col. 282] применил лечение там, откуда, как Он знал, главным образом и исходят причины всякого недуга, говоря: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5:28). Указывая на дерзкие глаза, осуждает не столько их, сколько то внутреннее чувство, которое дурно пользуется ими, чтобы видеть. Ибо немощно и ранено копьем похоти то сердце, которое видит, вожделея; оно извращает дар зрения, правильно поданного ему Творцом, своим пороком для исполнения дурных дел и проявляет скрытый в нем самом недуг сладострастия в связи с увиденным.

И поэтому дается сия спасительная заповедь тому [органу], чей порок порождает худшую немощь в связи с тем, что мы видим. Ведь не говорится «храни всячески свои глаза»[510]510
  В аскетической литературе можно нередко встретить выражение «хранение очей», но употребляется оно в том смысле, о котором далее говорит преп. Иоанн Кассиан, то есть в смысле хранения сердца. —Ред


[Закрыть], которые следовало бы беречь в первую очередь, если бы от них исходило состояние вожделения, [Col. 283] ведь дело глаз – не более чем оказывать душе услугу зрения, но сказано: Больше всего хранимого храни сердце твое (Притч. 4:23), где лекарство предписывается главным образом тому, что может злоупотребить функцией глаз повсюду.

1. Итак, вот какова будет первая забота в этом очищении: когда тонким внушением диавольского коварства в наш ум прокрадется память о женском поле сначала через воспоминание о матери, сестрах или родственницах или даже святых женах, поспешим изгнать его из наших недр, чтобы, если мы в нем закоснеем надолго, подсказчик зла не ухватился бы сразу за предлог пола и не перевел бы затем хитро ум [Col. 284] на тех женщин, через которых он смог бы насаждать вредоносные помыслы. <Р. 278> По этой причине мы должны непрестанно помнить об этой заповеди: Больше всего хранимого храни сердце твое (Притч. 4:23), и, согласно главному повелению Бога, бдительно наблюдать за вредоносной главой змия (ср. Быт. 3:15), то есть за началами дурных помыслов (cogitationum malorum principia), которыми диавол пытается проскользнуть в нашу душу; и по своему небрежению да не допустим проникнуть в наше сердце всему его телу, то есть согласию с искушением, которое, вне сомнения, если пройдет внутрь, то ядовитым укусом убьет плененный ум. 2. Когда же появляются грешныя земли нашей, то есть плотское чувство, нам следует погасить его воутрия (Пс. 100:8) его возникновения, и тогда, пока они еще малы, разбить младенцев дщери Вавилона о камень (Пс. 136:8–9), которые, если не [Col. 285] будут умерщвлены, пока еще юны, став взрослыми из-за нашей снисходительности, нам на погибель восстанут более мощными и уж точно будут побеждаемы большой скорбью и трудом.

Ведь когда сильный, то есть наш ум, с оружием охраняет свой дом, укрепив тайник своего сердца страхом Божиим, тогда в безопасности его имение (Лк. 11:21), то есть плоды трудов и добродетели, завоеванные долгим временем. Если же сильнейший его нападет на него и победит его, то есть диавол с согласия помыслов, тогда возьмет все оружие его, на которое он надеялся, то есть памятование Писаний или страх Божий, и разделит похищенное у него (Лк. 11:22), то есть распылит награду добродетелей по всем противоположным порокам.