Текст книги "Творения догматико-полемическое и аскетические"

Знаю кое-кого, кто себя самого считает монахом и себе, что еще хуже, льстит [собственным] совершенством. Он, когда был принят в монастырь настоятелем, получил наставление, чтобы не возвращаться к тому, от чего отказался при отречении [от мира], и освободить себя от корня всех зол, сребролюбия, и от земных пут; и если он хочет очиститься от прежних страстей, которыми, как видел [настоятель], тот непрестанно и крайне сильно досаждался, то ему следует перестать стремиться к тому, чем и прежде не обладал, [Col. 301] [так как,] скованный этими путами, он, вне сомнения, не сможет достичь очищения <Р. 308> от пороков; тот, не раздумывая, ответил ему с мрачным лицом: «Если у тебя есть, чем обеспечивать многих, почему запрещаешь мне иметь то же самое?»

И пусть никому не покажется это излишним или тягостным. Ведь, если прежде не будет выставлено напоказ происхождение язв и не будут разобраны истоки и причины болезней, не получится употребить для больного подобающее лечение и здоровым не поможешь сохранить совершенное здравие. Ибо и это, и много больше этого старцы, очень опытные в такого рода падениях, обычно излагают в беседах для наставления молодых. Многое из этого мы часто находили в себе, когда старцы рассказывали и открывали так, как если бы они сами [Col. 302] были мучимы этими страстями; без смущения и стыда мы исцелялись, когда, не рассказывая сами, мы узнавали и лекарства от мучающих нас пороков, и их причины. Мы не раскрываем этого или обходим вниманием не из страха перед общиной братий, но чтобы книга, попав в руки тех, кто кажется менее наученным, случайно не раскрыла бы неискушенным то, что должно быть известно только тем, кто, выбиваясь из сил, спешит достичь вершины совершенства.

1. Итак, недуг этой болезни, которая всеми отцами осуждается с равной ненавистью, трояк[522]522
  Об этом также см.: Преп Иоанн Кассиан. Собеседования V, 11, 6. —Ред


[Закрыть]: один, пагубность которого мы описали выше, морочит несчастных и убеждает их копить то, чем они ранее, в мире сем, не обладали; второй <P. 310> побуждает вновь желать взять, заполучить обратно то, что они отвергли при своем первом отречении [от мира]; [Col. 303] третий, вызванный неправильным и порочным началом и несовершенством, не позволяет лишить себя всех богатств мира тем, кого однажды заразил этой теплохладностью ума и кто боится бедности из маловерия; он не даст им никогда достичь евангельского совершенства, так как они приберегают те деньги и вещи, от которых, отрекаясь, должны были отказаться.

Даже в Священном Писании мы находим примеры этих трех падений [и видим], что они подвергались тяжким наказаниям.

Библейские примеры пагубности сребролюбия

2. Ибо Гиезий, желая приобрести то, чем ранее не обладал, не только не удостоился получить дар пророчества, который должен был принять от своего наставника по наследству, то есть через преемственность, но [Col. 304] даже, напротив, покрылся вечной проказой по проклятию святого Елисея (4 Цар. 5:27). Иуда, тоже желая получить деньги, которые он отверг прежде, следуя за Христом, не только потерял апостольский чин, впав в грех предательства Господа, но даже не удостоился окончить саму жизнь обычным путем, прервав ее самоубийством (Мф. 27:5). А Анания и Сапфира, сохранив некую часть из того, чем владели, по слову апостольскому были наказаны смертью (Деян. 5:5, 10).

1. Так, во Второзаконии о тех, кто, говоря, будто отрекся от этого мира, но, удрученный маловерием, боится совлечься земных благ, прикровенно сказано: [Col. 305] кто боязлив и малодушен, пусть не идет на войну, пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце (Втор. 20:8). <Р. 312> Буду ли искать чего-то более очевидного, чем это свидетельство? Разве в Писании явно не сочтено лучшим, чтобы такие даже не начинали этот подвиг, не злоупотребляли его именем, чтобы других не отвращать от евангельского совершенства и не ослаблять маловерным страхом, дурным советом и примером? 2. Итак, им предписано, чтобы, отступив от битвы, возвращались в дом свой, ибо никто не может в битве Господней сражаться с раздвоенным сердцем, ведь человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих (Иак. 1:8), и, думая, что, согласно евангельской притче, тот, кто выступает с десятью тысячами [воинов], не может сражаться против царя, приходящего с двадцатью, просили мира, когда еще тот далеко (Лк. 14:31), то есть чтобы лучше не приступали к отречению [от мира], чем после продолжали его теплохладно, подвергая себя еще большей опасности. Лучше [Col. 306] тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить (Еккл. 5:4). 3. Вот как красиво описано – что этот приходит с десятью тысячами, а тот с двадцатью. Ведь число нападающих на нас пороков больше, чем число добродетелей, сражающихся за нас[523]523
  Ср.: Преп Иоанн Кассиан. Собеседования V, 16, 1. —Ред


[Закрыть]. Не можете служить Богу и мамоне (Мф. 6:24), и никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9:62).

Так вот, они пытаются возможность жадности допустить [ссылкой на] авторитет Священного Писания; толкуя в извращенном смысле слова апостола и даже Господа, они искажают и истолковывают их по своему желанию. Не приспосабливая свою жизнь и свое разумение к смыслу Писания, но применяя насилие по отношению к Писанию ради <Р. 314> собственного хотения, хотят, чтобы оно соответствовало их мнениям, и говорят, что написано: блаженнее давать, [Col. 307] нежели принимать (Деян. 20:35). Они думают своим извращенным толкованием выхолостить следующее изречение Господа, в котором говорится: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 9:21), и под этим предлогом полагают, что не должны отрекаться от своих богатств, провозглашая себя, надо думать, более блаженными оттого, что, преисполнившись прежних богатств, от их избытка раздают другим, тогда как [Col. 308] стыдятся ради Христа принять с апостолом преславную нищету и не хотят довольствоваться ни делами рук своих, ни сбережениями монастыря. Им остается или признать себя обманывающими самих себя и не отрекшимися от мира сего, а почивающими на прежних богатствах, или, если действительно желают испытать монашеский подвиг, раздать и отречься от всего и, ничего не приберегая из того, от чего отреклись, хвалиться с апостолом в голоде и жажде, на стуже и в наготе (2 Кор. 11:27). [Col. 309]

1. Как будто бы и он не мог поддерживать себя прежними богатствами – тот, кто свидетельствовал о том, что в этом мире был знатным, когда заявлял, что от рождения носит достоинство римского гражданина (Деян. 22:25), – если бы счел это более подобающим для совершенства; и те, кто в Иерусалиме, когда владели землями или домами, продавая все и ничего вовсе себе из этого не оставляя, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов (Деян. 4:34–35), будто бы не могли поддерживать собственными богатствами нужды своего тела, если бы апостол счел это более совершенным или если бы они сами это сочли более полезным; однако, отказываясь от всех <Р. 316> богатств, предпочли выживать или собственным трудом, или пожертвованиями от [христиан из] язычников.

2. Об их расходах блаженный апостол говорит, обращаясь к римлянам и проповедуя им свое служение, и тонко побуждает их к такому подаянию, говоря: А теперь я иду в Иерусалим, чтобы послужить святым, ибо Македония и Ахаия усердствуют некоторым подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме. Усердствуют, да и должники они перед ними. Ибо если язычники сделались участниками в их духовном, то должны и им послужить в телесном (Рим. 15: 25–27).

3. О том же – в Послании к Коринфянам: имея о них попечение, предупреждает их, чтобы они до его прихода тщательно подготовили подаяние, которым они располагали для них: [Col. 310] При сборе же для святых поступайте так, как я установил в церквах Галатийских. В первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя и сберегает, сколько позволит ему состояние, чтобы не делать сборов, когда я приду. Когда же приду, то, которых вы изберете, тех отправлю с письмами, для доставления вашего подаяния в Иерусалим (1 Кор. 16:1–3). И чтобы их побудить к более щедрому подаянию, внушает: А если прилично будет и мне отправиться, то они со мной пойдут (1 Кор. 16:4), то есть если ваше приношение достойно того, чтобы я его сопровождал.

4. И галатам свидетельствует о том же: когда между апостолами разделялось служение проповеди, то условился с Иаковом, Петром и Иоанном, и хотя ему досталась проповедь среди язычников, однако бедным Иерусалима, <Р. 318> которые, ради Христа отрекшись от всех своих вещей, терпят добровольную нужду, никогда не откажет в заботе и попечении: и, узнав о благодати, данной мне, Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным, только чтобы, мы помнили нищих (Гал. 2:9-10). 5. Он свидетельствует о себе, что исполнил это со всем тщанием, говоря: что и старался я исполнять в точности (Гал. 2:10).

Итак, кто блаженнее? Те ли, кто недавно были собраны из числа язычников и пока еще были преданы своим вещам, не будучи достаточно крепкими, чтобы вознестись до евангельского совершенства, те, о ком [Col. 311] апостол говорил, что немалым плодом было бы уже то, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови (Деян. 15:20) и приняли бы веру Христову со своими богатствами, или те, которые, исполняя евангельскую заповедь, каждый день несли крест Господень и не пожелали оставить себе ничего из собственных богатств?

6. И сам блаженный апостол объявляет, что когда он был заключен в цепи и темницу или был остановлен тяготами пути и из-за этого не мог, как обычно, добывать себе пропитание своими руками, то принял от братьев, пришедших из Македонии, вспомоществование своим нуждам, ибо недостаток мой восполнили братия, пришедшие из Македонии (2 Кор. 11:9). И филиппийцам это же повторяет: Вы знаете, филиппийцы, что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних; вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду (Флп. 4:15–16); неужели они, как по мнению тех людей, кто принял указанное изречение теплохладным умом, <Р. 320> будут блаженнее апостола, поскольку уделили ему от своего имущества? Этого любой безумец сказать не дерзнет.

Посему если мы хотим повиноваться евангельской заповеди и подражать апостолу и всей его ранней Церкви и тем отцам, которые в наши дни наследуют их добродетели и совершенство[524]524
  См.: Достопамятные сказания. Авва Антоний, 20; Систематическое собрание, 6. —Ред


[Закрыть], [Col. 312] то да не будем опираться на наши собственные определения, сулящие нам евангельское совершенство за это теплохладное и презренное состояние, но, идя по их стопам, да будем стремиться хотя бы самих себя не обманывать и так обратимся к уставу и дисциплине монастыря, чтобы поистине отказаться нам от мира сего, не сохраняя из-за сдерживающего нас маловерия ничего из того, что отвергли, и добывая ежедневное пропитание не утаенными деньгами, а собственным трудом.

Передают изречение святого Василия, епископа Кесарийского, обращенное к некоему Синклетию, застывшему в этой, как мы сказали, теплохладности. Он говорил, что отрекся от мира сего, но приберег себе что-то из собственных богатств, не желая поддерживать себя трудом своих рук и приобрести покорностью истинное смирение в нищете, в измождении себя трудом и в подчинении монастырю.

И святой Василий говорит: «Ты и сенатора Синклетия потерял, и монахом не сделался»[525]525
  См.: Достопамятные сказания. Авва Кассиан, 7; Систематическое собрание, 6. —Ред


[Закрыть]. <Р. 322>

Итак, если мы желаем вести духовную борьбу надлежащим образом, то прогоним этого опасного врага из наших сердец: насколько не требуется великой доблести, чтобы его одолеть, настолько позорно и постыдно быть им побежденным. Ведь когда проигрывают бой силачу, пусть даже поражение болезненно и прискорбно от упущенной победы, все же сила противника в некоторой мере [Col. 313] дает утешение побежденному; если же и враг тощий, и битва вялая, то к скорби от поражения прибавляются смущение и позор более сильные, чем сам ущерб.

Совершенная победа и окончательный триумф над этим [пороком], как сказано, будет в том, чтобы совесть монаха не осквернялась никакой, даже самой мелкой, монетой. Ибо тому, кто уступил однажды вожделению в малой сумме и дал ему укорениться в своем сердце, невозможно в дальнейшем не возгореться пожаром более сильного желания. Ибо воин Христов будет победителем и останется в безопасности и будет чужд всех нападок алчности, пока этот нечестивейший дух не посеет в его сердце начатки этого вожделения. Поэтому коль скоро обыкновенно во всех пороках следует наблюдать за главой змия (Быт. 3:15), в этом пороке ее следует остерегаться особенно бдительно. Стоит ему проскользнуть, его самовозгорающееся вещество разожжет сильнейший пожар. И поэтому следует не только остерегаться обладания деньгами, но даже само желание изгнать из души. Ведь нужно не столько избегать последствий сребролюбия, сколько отсекать в корне само устремление, ведь ничем не поможет отсутствие денег, если в нас будет желание обладать ими.

Ибо даже не имеющему их возможно страдать недугом сребролюбия, и никакой [Col. 314] пользы не принесет <Р. 324> нищета, поскольку [человек] не сумел отсечь порок алчности, утешая себя заслугой не добродетели, а бедности и соглашаясь на бремя этой необходимости скрепя сердце. Как слово Евангелия провозглашает прелюбодеями в сердце даже тех, кто не осквернился телом (Мф. 5:28), так могут быть осуждены вместе со сребролюбцами из-за устремления и помыслов и те, кто не навьючен грузом денег: ведь им не хватило возможности, а не воли, которая у Бога обыкновенно вознаграждается более, чем неизбежность. Итак, нам следует постараться, чтобы не пропал напрасно плод наших трудов. Ибо плачевно терпеть последствия бедности и нищеты и упустить при этом их плод из-за дурной воли.

Хочешь знать, как опасно, как вредоносно этот очаг дает побеги и ветвится множеством пороков на погибель тому, кто дал ему появиться, если не будет тщательно устранен? Посмотри на Иуду, числившегося среди апостолов: как его погубил своим ядом змий из-за того, что он не захотел раздавить его смертоносную главу; в какую пропасть греха низверг его, опутанного силками алчности, – убедил продать Искупителя мира и Содетеля человеческого спасения за тридцать сребреников. Он бы никогда не скатился к столь бесчестному предательству, если бы не был поражен болезнью сребролюбия, и не был бы виновен в святотатстве отречения от Господа, если бы прежде не имел обыкновения забирать себе доверенные деньги. [Col. 315]

Это достаточно ужасный и яркий пример такой тирании [сребролюбия], которая, как мы сказали, единожды пленив душу, не позволяет ей соблюдать никакое правило честности и не дает насытиться никакой прибылью. <Р. 326> Ведь умерщвление этой страсти завоевывается не богатствами, а нищетой. Он сам принял в свое распоряжение эти ящики, предназначенные для раздачи бедным, чтобы хоть изобилием денег [Col. 316] положить предел своей алчности, но их изобилие разожгло вожделение еще сильнее, так что он захотел уже не ящики тайком похитить, а Самого Господа продать. Ибо страсть алчности превзошла все богатства.

1. Наконец, князь апостолов (princeps apostolorum), наученный такими примерами, зная, что обладающий чем-либо не может обуздать алчности и что умерщвление ее состоит не в большой или малой сумме, а только в добродетели нищеты, Ананию и Сапфиру (Деян. 5:5,10), о которых мы упоминали выше, [Col. 317] наказал смертью по той причине, что они оставили себе что-то от своего имущества, так что они приняли за ложь алчности такую смерть, которую тот себе устроил добровольно за предательство Господа (Мф. 27:5). Насколько и здесь схожи преступление и воздаяние! Там за сребролюбием последовало предательство, здесь – грех лжи. Там Истина предается, здесь – ложь допускается. И хотя последствия их дел кажутся различными, конец в обоих случаях один и тот же. 2. Ибо тот, избегая бедности, возжелал заполучить то, от чего отрекся, а эти, чтобы не сделаться бедными, попытались удержать от своего имущества то, что должны были или честно предложить апостолам, или полностью раздать братьям, и по этой причине в обоих случаях последовало проклятие и смерть, ибо и там и здесь преступление взросло из корня сребролюбия.

Итак, если тех, кто не желал чужого имущества, но попытался сберечь собственное и не имел желания приобретать, но только сохранить, <Р. 328> настиг столь суровый приговор, то что должно быть решено в отношении тех, кто жаждет собрать никогда не принадлежавшие им деньги и перед людьми выказывает нищету, [Col. 318] а пред Богом оказывается богатым из-за расположенности к алчности?

Они – прокаженные духом и умом, подобно Гиезию, который, пожелав тленных богатств мира сего, оказался покрыт нечистой заразой проказы (4 Цар. 5:27). Через это нам оставлен очевидный пример, что всякая душа, оскверненная недугом алчности, считается как бы покрытой духовной проказой пороков и нечистой пред Богом в вечном проклятии.

Итак, если в своем желании совершенства ты, оставляя все, следуешь за Христом, говорящим тебе: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19:21), почему, положив на плуг руку, оборачиваешься вспять, так что, по гласу того же Господа, признаешь себя неблагонадежным для Царствия Небесного (Лк. 9:62)? Зачем, укрепившись на крыше евангельского строения, [Col. 319] ты спускаешься взять что-то из твоего дома (ср. Лк. 17:31), то есть из того, от чего ранее ты отрекся? Разместившись в поле (ср. Лк. 17:31) и в исполнении добродетелей, зачем, возвращаясь, стараешься вновь облечься мирским богатством, которого ты совлекся, отрекаясь?

Если же тебя постигла нищета и у тебя не было, от чего отрекаться, тем более ты не должен приобретать то, чем ранее и не владел. Ведь через это благодеяние Божие ты предуготовлен к тому, что легче устремишься к Нему, не имея помехой деньги. Однако пусть не сокрушается никто нуждающийся: ведь нет такого человека, который не имел бы, что оставить. Отрекся от всех <Р. 330> богатств мира тот, кто в корне отсек пристрастие к обладанию ими.

Итак, такова совершенная победа над сребролюбием: чтобы [Col. 320] не допустить в свое сердце пристрастие к малейшей сумме, будучи уверенными, что если поддержим в себе хоть малейшую его искру, то загасить его у нас уже не будет возможности.

Эту добродетель мы сумеем сохранить нетронутой только если будем оставаться в монастыре и, по слову апостола, имея пропитание и одежду, будем довольны тем (1 Тим. 6:8).

Итак, удерживая в памяти проклятие Анании и Сапфиры (Деян. 5:5, 10), [Col. 321] устрашимся приберечь что-либо из того, от чего, отрекшись, пообещали полностью отказаться. Устрашимся и примера Гиезия, который из-за порока сребролюбия наказан вечной мукой проказы (4 Цар. 5:27), и остережемся приобретать что-то из того, что и ранее не имели. И трепеща перед воздаянием и концом Иуды (Мф. 27:5), будем всеми силами избегать брать какие-либо деньги, которые однажды отвергли.

Сверх всего этого, рассмотрев состояние нашей хрупкой и непостоянной природы, да будем избегать, чтобы день Господень, как тать (1 Фес. 5:4), ночью приходящий, застал нашу совесть замаранной хоть одним оболом, который уничтожит весь плод нашего отречения, как в Евангелии сказано богатому: [Col. 322] безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12:20). Ничего не думая о завтрашнем дне, не допустим никогда, чтобы нам оказаться вне общежительного порядка. <Р. 332>