Текст книги "Творения догматико-полемическое и аскетические"

1. И чтобы изложить насколько возможно кратко то, что сказано об этом роде гордыни, для тех, кто жаждет быть наставленным в совершенстве, полагаю необходимым, собрав ее признаки, немного повториться, [показать,] как мы замечаем ее по внешним поступкам человека, чтобы мы более кратко научились, по каким признакам ее различать; и тем самым корни этой страсти, обнаженные и выведенные на поверхность и замеченные глазом и рассмотренные, будет легче или выкорчевать, или избежать. 2. Ведь тогда смертоносную болезнь можно избежать вовсе, когда против ее опасных испарений и вредоносных воспалений мы предпримем не запоздалое наблюдение, уже ею охваченные, а когда, распознав ее, так сказать, предвещающие признаки, мы опередим ее предусмотрительным и проницательным различением.

Ибо из внешних движений человека, как мы выше сказали, познается внутренне состояние. Итак, та плотская гордость, о которой мы сказали выше, проявляет себя такими признаками. [Col. 471] Во-первых, голосу ее присуща шумность, молчанию – горечь, в веселье – громкий и раскатистый смех, в серьезности – не поддающаяся рассудку печаль, в ответе – обида, распущенность в речи, слова без разбора извергаются наружу без всякой серьезности в сердце. 3. [Эта гордость] лишена терпения, чужда любви, дерзка в причинении оскорблений, мелочна в перенесении их, строптива в послушании, если только не предшествует собственное желание и устремление, неумолима в принятии советов, к отсечению своей воли неспособна, к уступке <Р. 496> чужой неподатлива и всегда силится насаждать свои указания, однако никогда не соглашается уступать указаниям других; и так получается, что она, став также невосприимчивой к спасительному совету, во всем более верит не суждению старцев, а своему.

Из-за этого падения шаг за шагом тот, над кем [Col. 472] гордость единожды возобладала, уже катится вниз и с ужасом смотрит на порядок монастыря, будто сообщество братий оттаскивает его от совершенства и он по вине других и из-за препятствий от них отвращается от блага терпения и смирения; он желает уединенного обитания в келье или же, как будто имеющий принести пользу многим, стремится построить монастырь и собрать там тех, кого будет должен учить и наставлять, сделавшись из скверного ученика еще более презренным учителем. Ибо когда монах впадает из-за такого рода гордыни сердца в опаснейшую и вредоносную теплохладность, он не становится ни подлинным монахом, ни мирянином и, что ужаснее всего, обещает себе совершенство, даже пребывая в этом крайне плачевном состоянии и поведении.

Строительство здания души

По этой причине, если мы хотим воздвигнуть совершенную и угодную Богу вершину здания[576]576
  Ср.: Преп. авва Дорофей Газский. Душеполезные поучения, 14. – Ред.


[Закрыть], [Col. 473] постараемся заложить его основания не по воле своего хотения, а по указанию евангельского учения. Ими могут быть только страх Божии и смирение, которые происходят от кротости и простоты сердца. Смирение же никак не может быть приобретено без нищеты. Пока она отсутствует, не сможем научиться ни благу послушания, ни крепости терпения, ни спокойствию кротости, ни совершенству любви, без которых наше сердце вовсе не сможет быть обиталищем Духа Святого, если Господь так провозгласил через пророка: А вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом <Р. 498> и на трепещущего пред словом Моим (Ис. 66:2), или же по экземплярам, которые верно передают еврейский текст[577]577
  Первый вариант передает чтение латинского перевода Септуагинты, а второй вариант ближе к переводу Вульгаты блж. Иеронима, который обычно превозносил «еврейскую истину», т. е. буквальный и точный смысл еврейского текста Ветхого Завета. – Ред.


[Закрыть]: На кого же призрю, если не на бедного, и сокрушенного духом, и трепещущего перед словами Моими? [Col. 474]

1. Поэтому атлет Христов, который, ведя по правилам духовную борьбу, желает получить венец от Господа, пусть постарается всячески уничтожить эту жесточайшую бестию и пожирательницу всех добродетелей, веря, что если она пребывает в его груди, то он не только не сможет освободиться от всякого рода пороков, но и если, как представляется, имеет что-то от добродетели, то и это от ее яда погибнет. Ведь мы никак не сможем в нашей душе воздвигнуть здание добродетелей, если прежде в нашем сердце не будут заложены основания истинного смирения, которые, будучи надежно расположены, смогут поддерживать вершину совершенства и любви; вот, как мы сказали ранее, будем выказывать нашим братиям смирение глубоким сердечным чувством, [Col. 475] то есть ни в чем не позволим себе их огорчить или оскорбить. 2. Этого мы никак не сможем достичь без истинного самоотречения, основанного в нас любовью Христовой, которое состоит в отказе от всех богатств и в нищете, затем воспримем в простоте сердца и без всякого притворства иго послушания и подчинения, так чтобы кроме повеления настоятеля в нас не жила совсем никакая воля. Это можно соблюсти только считающему себя не только мертвым для мира сего, но даже неразумным и глупцом, без всякого возражения исполняющему все повеления старцев, веря, что они священны и внушены Богом. <Р. 500>

1. Укоренившись в таком расположении, мы, вне сомнения, увидим затем состояние мирного и постоянного смирения, когда считаешь себя ниже всех; терпеливо перенесем то, что нам будет причинено, [Col. 476] каким бы несправедливым, огорчительным или опасным оно ни было, как нанесенное нам высшими по отношению к низшим. И мы будем сносить это крайне легко и даже будем считать малостью или ничем, если станем непрестанно вспоминать в уме или страдания Господа нашего, или страдания всех святых, понимая, что мы подвергаемся настолько более легким несправедливостям, насколько далеко отстоим от их заслуг и поведения, и даже помышляя, что вскорости мы уйдем из мира сего и станем причастными вечной жизни. 2. Ибо это соображение крайне губительно не только для гордости, но и вообще для всех пороков.

Затем будем крепко-накрепко хранить это смирение по отношению к Богу. Это нами так совершается, чтобы мы признавали: мы сами без Его поддержки или благодати не можем выполнить ничего, что относится к исполнению добродетелей; но и будем верить, что само то, что мы удостоились это понять, есть воистину Его дар.

Собеседования

Предисловие[578]578
  Перевод Предисловия, Собеседований I–VII выполнен Д. Е. Афиногеновым. – Ред.


[Закрыть]
[PL. Т. 50. Col. 477] <SC. № 42. Р. 74>

Обязательство, данное блаженнейшему папе Кастору в предисловии к тем книгам, в которых разбираются установления общежительных монастырей и средства против восьми главных пороков, насколько хватило нашего невеликого дарования, в какой-то мере выполнено[579]579
  Кастор, епископ Аптский. – Ред.


[Закрыть]. Увидим, что об этом решит его или ваше справедливое суждение: произвели ли мы нечто достойное вашего сведения и пожеланий всех святых братьев в столь глубоких и возвышенных вещах, [Col. 478] которые, как я полагаю, раньше не излагались письменно? Но сейчас, поскольку названный понтифик[580]580
  Леонтий, епископ Фрейский. – Ред.


[Закрыть], оставив нас, преставился ко Христу, я счел, что эти десять собеседований совершеннейших отцов [Col. 479] (то есть отшельников, пребывавших в Скитской пустыне), которые он, пылая несравненным влечением к святости, приказал написать для себя в подобной же манере, от преизбытка любви не думая, какой груз возлагает на мои слабые плечи, следует посвятить именно вам, блаженнейший папа Леонтий и святой брат Элладий[581]581
  Элладий впоследствии стал епископом Арелатским. – Ред.


[Закрыть]. Один из вас, связанный с упомянутым мужем и братской привязанностью, и достоинством священства, и, что более этого, горением святого усердия, истребует братский долг по праву наследования, а другой, вознамерившись следовать возвышенным установлениям отшельников не как некоторые – по собственной самонадеянности, <Р. 75> но внушением Святого Духа вступив на законную стезю учения едва ли не прежде научения, предпочел следовать не столько своим изобретениям, сколько их преданиям.

Отшельничество и общежитие, созерцание и делание

Таким образом, передо мною, находящимся сейчас в гавани безмолвия, открывается бескрайнее море – чтобы я дерзнул оставить в памяти книжных сочинений кое-что из установлений и учений столь великих мужей. Ибо хрупкому челну моего разума предстоит выдержать настолько большие опасности плавания в открытом море, насколько отшельничество больше и выше общежития, а созерцание Бога, в которое всегда погружены эти неоценимые мужи, – деятельной жизни, которую ведут в сообществах. [Col. 480] Итак, ваше дело – помочь нашим попыткам благочестивыми молитвами, чтобы столь святые предметы, излагаемые хоть и неопытным, но верным языком, не потерпели от нас ущерба или, наоборот, наша неотесанность не потерялась в глубине этих предметов.

Посему перейдем от внешнего и видимого монашеского служения, которое мы разобрали в предыдущих книгах, к невидимому состоянию внутреннего человека, и пусть речь взойдет от канонического молитвенного правила к постоянству предписанной апостолом непрестанной молитвы (см. 1 Фес. 5:17), и всякий, кто чтением предшествующего труда заслужил имя того умопостигаемого Иакова за запинание (Быт. 25:26; ср. Ос. 12:3) плотских пороков[582]582
  Ср.: Преп. Иоанн Лествичник. Райская лествица. Предисловие. Имя Израиль, которое Бог впоследствии нарек Иакову (Быт. 32:28), уже Филон Александрийский истолковывал как «зрящий Бога» (Филон Александрийский. О смешении языков, 56, 2; 147, 1 ).-Ред.


[Закрыть], ныне, воспринимая не столько мои, сколько отеческие установления и зрением божественной чистоты переходя уже к заслуге и, так сказать, достоинству Израиля, да будет наставлен в том, что ему нужно соблюдать также и на этой вершине совершенства.

Итак, да достигнут ваши молитвы Того, Кто счел нас достойными видеть тех людей, учиться у них и жить вместе с ними, чтобы Он благоволил даровать нам полную память о тех самых преданиях и слово, способное передать их, <Р. 76> дабы, повествуя о них столь же свято и точно, как мы приняли от тех мужей, мы смогли представить их словно воплощенными в своих наставлениях и, что важнее, рассуждающими на латинском языке[583]583
  Преп. Иоанн Кассиан беседовал с египетскими подвижниками, описываемыми в Собеседованиях, на греческом языке, и его большим достижением стало описание этих бесед именно на латыни, благодаря чему восточно-христианское аскетическое учение из родины монашества – Египта было перенесено на Запад.


[Закрыть]. [Col. 481]

Мы хотим прежде всего предуведомить читателя как предыдущих, так и нынешних сочинений, чтобы, если он по качеству своего намерения или положения либо по общим обычаям и обхождению сочтет что-либо тягостным и невозможным для применения, судил бы о них не по мерке собственных возможностей, но по мере достоинства и совершенства говорящих и прежде постиг бы их цель[584]584
  Propositum – то, чего человек собирается достичь. – Ред.


[Закрыть] и настрой, благодаря которым они, поистине умершие для этой мирской жизни, не связаны никакими чувствами к родственникам по плоти, никакими узами светских занятий. Кроме того, пусть примет во внимание свойства местности, в которой они живут, – ведь они, пребывая в обширнейшей пустыне, [Col. 482] отделены от общения со всеми смертными и, приобретя таким образом просвещение чувств, созерцают или высказывают такие вещи, которые, может быть, кажутся невозможными людям неопытным или несведущим из-за их собственной посредственности и образа жизни. Однако если кто-нибудь хочет вынести верное суждение об этом и желает испытать, можно ли такого достичь, пусть поспешит поставить себе их цель [и сделает это] с таким же старанием и ведя такой же образ жизни, и тогда уже поймет, что казавшееся превосходящим человеческие силы не только возможно, но и весьма сладостно. Но приступим уже к их собеседованиям и наставлениям. <Р. 77> <Р. 78>

Собеседование I
Первое собеседование аввы Моисея. О предназначении и цели монаха

Когда в Скитской пустыне, где обитали испытаннейшие среди монахов отцы и всякое совершенство, я, желая утвердиться наставлениями аввы Моисея, направился к нему, сладостно благоухавшему меж этих превосходных цветов не только деятельной, [Col. 483] но и созерцательной добродетелью, со мной был святой авва Герман, с которым мы с самого моего ученичества и первых шагов духовного служения были столь нераздельны как в киновии, так и в пустыне, что все, чтобы описать дружество наше и одинаковое намерение, говорили, что в двух телах находится один разум и душа[585]585
  Герман был другом Иоанна Кассиана и отправился с ним с Запада в путешествие по монастырям Востока. Впоследствии ок. 400 г. был рукоположен свт. Иоанном Златоустом в Константинополе во пресвитера. Образное выражение об одной душе в двух телах как свидетельстве близкой дружбы встречается и у других святых отцов: у свт. Василия Великого про его дружбу со свт. Григорием Богословом во время их обучения в Афинах (Свт. Григорий Богослов. Слово 43,20); у преп. Иоанна Пророка о его духовном единстве с преп. Варсонуфием Великим (см.: Препп. Варсоиуфий Великий и Иоанн Пророк. Вопросоответы 302; 220). – Ред.


[Закрыть]. И когда мы, проливая слезы, просили у этого аввы [Моисея] слово назидания (а мы отлично знали суровость его души, [знали,] что он никак не согласился бы открыть врата совершенства [никому,] кроме тех, кто действительно желает и молит со всяческим сердечным сокрушением, <Р. 79> чтобы, походя открыв необходимые вещи не желающим или не сильно жаждущим [знать их, вещи], которые должны быть известны только вожделеющим совершенства, не навлечь на себя или порок превозношения, или вину предательства – тем, что открывает сие недостойным или равнодушно воспринимающим), он, наконец, утомленный нашими просьбами, начал так.

«Все искусства и науки, – сказал он, – имеют некий “скопос”, то есть назначение, и “телос”[586]586
  Эти два греческие слова переданы в тексте в латинской транскрипции. – Пер.


[Закрыть], то есть собственную цель, стремясь к которой более усердный последователь каждого искусства охотно и спокойно переносит все труды, опасности и убытки. Ведь и земледелец, не прячась то от знойных лучей солнца, то от инея и льда, неустанно вспахивает ниву и, часто проходя лемехом, одолевает упрямые земляные комья, пока не выполнит свое назначение (scopon) [Col. 484] – этой работой измельчить ее [землю] до состояния текучего песка, очистив от всяческих терний и освободив от плевелов. Он уверен, что иначе не достигнет цели (finem), то есть обильного урожая плодов и густо колосящихся злаков, благодаря которому он сможет и далее жить в безопасности или увеличить свое имение. Ибо когда закрома наполнятся плодами, он охотно черпает оттуда и прилежно закладывает их в удобренные борозды, в ожидании будущей жатвы не печалясь о нынешнем ущербе.

Также и тот, кто занимается торговлей, не боится превратностей мореплавания, не страшится никаких опасностей, пока цель призывает его терпеть с надеждой на прибыль. Подобно и те, которые горят честолюбием и своей целью видят почести на светской службе и власть, не обращают внимания на опасности и бедствия в путешествиях, не ломаются перед лицом тягот и войн, пока жаждут достичь своей цели – повышения в должности. Вот и у нашего подвижничества есть собственное назначение и цель, <Р. 80> ради которой мы прилагаем все усилия не только неустанно, но и с радостью. Ради нее нас не утомляет воздержание постов, услаждает усталость от бодрствований, не пугают и непрерывный труд, нагота и лишения во всем, и ужас этого обширнейшего безлюдья[587]587
  Речь идет о египетской пустыне. – Пер.


[Закрыть]. Несомненно, именно ради нее вы сами отвергли любовь к родным и отеческую землю и презрели радости мира, пройдя столько областей, чтобы добраться до нас, людей неотесанных и невежественных, живущих в этой негостеприимной пустыне. [Col. 485] Поэтому ответьте мне, – сказал он, – каково ваше назначение, какова цель, что заставляет вас с великой охотой выносить все это?»

И так как он настаивал, добиваясь нашего суждения по этому вопросу, мы отвечали, что терпим все это ради Царства Небесного.

На это он говорит: «Хорошо, вы удачно сказали о цели. Но вы должны прежде всего знать, каков наш “скопос”, то есть назначение (destinatio), постоянно взирая на которое мы сможем достичь цели». И поскольку мы искренне признались в своем неведении, он добавил: «Как я говорил, во всяком искусстве или науке впереди идет некий “скопос”, то есть назначение (destinatio) души, то есть непрестанная сосредоточенность разума. Если кто не сохранит ее со всяким усердием и упорством, то не сможет достичь желанного плода цели. Ибо, как сказано, земледелец, имея целью жить безопасно и в достатке благодаря обильному урожаю, который принесет посеянное, “скопос”, то есть свое назначение, [Col. 486] видит в том, чтобы очищать поле от всяческих сорняков и удалять любые бесполезные растения, будучи уверен, что не достигнет цели – спокойствия и изобилия, если не будет прежде обладать тем, что по обыкновению хочет получить <Р. 81> на каком-то основании [опыта] предыдущего труда и надежды [на урожай]. Торговец тоже не оставляет желания достать товары, с помощью которых сможет получить большую прибыль и [таким образом] соберет богатство; он напрасно вожделел бы выгоды, если б не избрал пути, которым к ней [нужно] стремиться. И желающие быть почтенными какими-либо должностями мира сего заранее определяют, на какую службу или в какой разряд[588]588
  Т.е. в войско, на гражданскую или придворную службу. – Пер.


[Закрыть]они должны поступить, чтобы достичь цели, желанной должности, законной стезею надежды.

Царство Небесное

Итак, цель (finis) и нашего пути – действительно Царство Божие. А вот каково назначение (scopos), нужно тщательно исследовать, потому что если оно не будет нам подобным же образом известно, мы изнеможем в тщетных стараниях, поскольку идущие без дороги утруждаются в пути, а не продвигаются вперед». Мы были в недоумении, а старец продолжал: «Цель нашего занятия, как мы сказали, есть Царство Божие, или Царство Небесное, а назначение, то есть “скопос”, – чистота сердца, без которой никому невозможно достичь этой цели. Поэтому, сосредоточив на этом назначении наше внимание, мы устремляемся к нему как бы к некоей определенной черте, и путь наш совершенно прям; и если наши мысли чуть-чуть отклонятся от нее, то мы, сразу же вернувшись к его созерцанию, вновь исправляем путь точнейшим образом, словно по некоему правилу. А оно, всегда призывая все наши усилия к одному этому конечному знаку, немедленно обличает наш разум, если он хоть немного отойдет в сторону от намеченного направления.

Те, чье ремесло – метать военные снаряды, когда хотят показать свое владение этим искусством перед царем мира сего, соревнуются в вонзании дротиков или стрел в некий совсем маленький щит, на котором изображены награды, уверенные, <Р. 82> что не смогут достичь желанной награды иначе, как посредством черты своего назначения, награды, которой они завладеют только тогда, когда смогут добиться установленного назначения. А если мишень вдруг убрать с их глаз, то насколько бы ни отклонилось от правильного направления тщетное прицеливание находящихся в неведении [стрелков], они тем не менее не почувствуют, что отошли от направления той установленной черты, поскольку у них не будет никакого достоверного знака, который бы или подтверждал знание направления, или обличал ошибку. И потому, хотя они пускают бесполезные броски в воздух и в пустоту, они не могут различить, где погрешили или в чем обманулись, раз никакое суждение не обвиняет их, насколько они отклонились от направления, и бездеятельный взгляд не может научить, как они должны в дальнейшем исправить или вернуть предписанную черту[589]589
  Смысл этого довольно витиевато изложенного периода: стрелкй (или метатели дротиков), выступающие на соревновании перед царем, стремятся поразить мишень в виде небольшого щита с изображениями призов. Однако если они не видят мишени, то пускают стрелы наобум, и у них нет никакого критерия, по которому они могли бы определить, насколько и в каком направлении их выстрелы (или броски) отклонились от правильной траектории. – Пер.


[Закрыть].

Святость и жизнь вечная

Вот так и цель нашего намерения, согласно апостолу, [Col. 4871 есть жизнь вечная, как он говорит: плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная (Рим. 6:22), назначение же есть чистота сердечная, которую он не без основания назвал святостью, без чего вышеназванная цель не может быть достигнута, иначе говоря, он будто говорит: “назначение ваше есть святость, а цель – жизнь вечная”. Рассказывая нам об этом назначении, тот же блаженный апостол со смыслом употребил само название, то есть “скопос”, говоря так: забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Господня (Флп. 3:13–14). Что более явственно выражено по-гречески κατὰ σκοπὸν διώκω, то есть [буквально] “мчусь по назначению”, как будто бы он говорил: “посредством этого назначения, ради которого я забываю заднее, то есть пороки прежнего человека, я стремлюсь добраться до цели небесной почести”[590]590
  В Синодальном переводе σκοπός, как обычно, переведено «цель». Однако у прей. Иоанна Кассиана различаются цель как мишень (в нашем переводе «назначение») и цель как собственно то, ради чего нужно поразить мишень. – Пер.


[Закрыть].

Чему следовать и чего избегать

Поэтому всему, что может нас направить к этому назначению, нужно всеми силами следовать, а всего, что отвлекает нас от него, избегать как опасного и вредного. Ибо ради него мы все делаем и терпим, ради него презираем родных, отечество, должности, богатства, удовольствия этого мира и всякое наслаждение, чтобы хранить постоянную сердечную чистоту. <Р. 83> Итак, если мы определим для себя это назначение, то наши действия и размышления будут всегда направляться по самому прямому пути к обретению его. Если же оно не будет непрестанно стоять у нас перед глазами, то сие не только сделает все наши труды тщетными, равно как и шаткими, заставит растрачивать их впустую, без всякого толка, но и возбудит всяческие разнообразные помышления, противоречащие ему.

Изменчивость разума

Ибо ум, не имеющий, к чему прибегнуть и к чему в первую очередь прилежать, каждый час и минуту неизбежно меняется в соответствии с разнообразием воздействий и из-за того, что привходит извне, постоянно переходит в то состояние, которое ему первым попадется. [Col. 488]