Текст книги "Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души"

Глава 14
Переоценка

Переоценка всех ценностей, вот вопросительный знак столь черный, столь огромный, что отбрасывает тень на того, кто его воздвигает…

Ф. Ницше. Сумерки идолов

Тот, кто публично задается великой целью и после этого понимает, что он слишком слаб для нее, обыкновенно также слишком слаб, чтобы публично отречься от этой цели, и с тех пор неизбежно становится лицемером.

Ф. Ницше. Человеческое, слишком человеческое

Законченные работы, начиная с книги «По ту сторону добра и зла» и до «Ecce Homo» включительно, составляют содержание переднего плана этого творческого периода жизни Ницше, на заднем плане которого остается масса незаконченного материала, и в целом его наилучшим образом можно было бы назвать «Переоценкой». Этот материал, в зависимости от степени его важности, частично сослужил службу в исследованиях творческого наследия Ницше. На самом деле, призрак «Переоценки» был просто наваждением для его поздней философии, неотступно преследуя ее, и ни одна дискуссия не обходилась без порочной практики цитирования оттуда параллельно уже завершенным трудам, как если бы оба корпуса обладали равным достоинством. В результате границы между тем, что Ницше опубликовал или готовил к публикации, и тем, что он забраковал и к изданию не предназначал, стерлись.

Анализа требуют три позиции: отношение самого Ницше к «Переоценке»; проблема ее публикации; содержание и качество самих материалов.

К концу 1888 г. Ницше сражался со своими недугами вот уже шестнадцать лет. Это не романтическое преувеличение, а чистая правда, когда говорят, что единственное, что сохраняло ему жизнь в течение второй половины этого периода, было его чувство предназначения; и чем больше прогрессировала болезнь, тем отчаяннее он сосредоточивался на важности этой миссии. В том понимании, в каком он использовал это выражение, миссия Ницше была манией. Ее движущей силой был грандиозный проект, поначалу получивший название «Воля к власти» и задуманный как труд, по сравнению с которым «Заратустра» выглядел бы поэтическим прологом. Кругозор этого творения должен был быть очень обширным – детальной разработкой всей его философии. Ницше начал собирать для него материал в 1884 г., и «Nachlass» содержит множество планов к его исполнению. Один из них, датированный 17 марта 1887 г., был не вполне обоснованно выбран Элизабет в качестве каркаса для созданной ею компиляции, получившей название «Воля к власти»[80]80
  План выглядит следующим образом: «Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. Книга первая. Европейский нигилизм. Книга вторая. Критика высших ценностей до настоящего времени. Книга третья. Принципы новых оценок. Книга четвертая. Дисциплина и воспитание [Zucht und Zuchtung]». Сохранилось более двадцати пяти планов «Воли к власти». Никаких указаний на то, что приведенный выше план окончательный, нет (не говоря уже о том, что Ницше отказался от самого проекта как такового); наоборот, бумага, на которой был записан план, порвана пополам, причем заглавие и подзаголовок, за исключением слов «всех ценностей», не сохранились.


[Закрыть].

Первое упоминание о задуманной книге в опубликованных Ницше сочинениях появляется в «Генеалогии морали», где он в скобках отсылает читателя «к работе, которая готовится мною: «Воля к власти. Попытка переоценки всех ценностей» (ГМ, III, 27). К тому времени, когда эти слова появились в печати, многое из собранного материала уже было использовано в работе «По ту сторону добра и зла» и в самой «Генеалогии». Он написал больше. В мае 1888 г. он с головой ушел в работу над «Падением Вагнера», а потом приступил к «Сумеркам идолов». Но намерение написать «Волю к власти» все еще не оставляло его, по крайней мере, до 26 августа так как этой датой помечена сохранившаяся страница из его записной книжки с очередным планом сочинения. Потом он вдруг внезапно передумал и набросал план совершенно другой книги. Идея детальной разработки «Воли к власти» полетела в корзину; вместо нее он теперь напишет короткую книгу, где сумеет изложить свою последнюю философскую позицию с прямотой и лаконизмом, к которым он благоволил с самого начала года и которые уже прошли испытание в «Казус Вагнер». Этот новый труд, опять в четырех «книгах», но гораздо более краткий, чем тот, от которого он отказался, в качестве рабочего названия получил прежний подзаголовок: «Переоценка всех ценностей». В составленном осенью плане приводятся названия четырех книг:

Книга 1. Антихристианин. Опыт критики христианства. Книга 2. Свободный дух. Критика философии как движения нигилизма. Книга 3. Имморалист. Критика самого рокового вида невежества, морали. Книга 4. Дионис. Философия Вечного Возвращения.

Новый грандиозный опус упомянут в конце предисловия к «Сумеркам идолов», под которым стоит пометка «Турин, 30 сентября 1888 г., в день завершения первой книги «Переоценки всех ценностей». Должно быть, этой первой книгой был «Антихристианин», и, будучи опубликована, – уже после постигшего Ницше коллапса – эта книга имела подзаголовок, обозначенный в вышеприведенном плане. Поначалу Элизабет представила «Антихристианина» как «первую и единственную законченную часть «Воли к власти», но «Антихристианин» не значится ни в одном из планов этого проекта; впервые он появляется в качестве «первой книги» «Переоценки», и теперь его принято считать первой и единственной законченной частью «Переоценки».

Но и это еще не главное. В «Ecce Homo» мы читаем:

«Непосредственно по окончании только что названного произведения и не теряя ни единого дня я приступил я к грандиозной задаче «Переоценки»… Предисловие было написано 3 сентября 1888 года… Лишь 20 сентября я все же покинул Сильс-Марию… 21-го днем я прибыл в Турин… Без промедлений и ни на минуту не позволяя себе отвлечься, я возобновил работу: оставалось написать последнюю четверть произведения. 30 сентября – день великой победы; седьмой день; отдых Бога не берегах По. В тот же день я написал еще предисловие к «Сумеркам идолов» (EH-СИ, 3).

Из этого следует, что «Антихристианин» уже перестал быть «первой книгой» «Переоценки», а стал уже всей книгой целиком, что «Переоценка» и «Антихристианин» теперь были одно и то же. Этот вывод напрашивается на основании нескольких писем того периода, в которых Ницше говорит об окончании «Переоценки». «Ecce Homo» он рассматривает как прелюдию к ней.

«Теперь я, с цинизмом, который станет всемирно-историческим, поведал свою собственную историю, – писал он Брандесу 20 ноября. – Сочинение называется «Ecce Homo»… Вся эта работа – прелюдия к «Переоценке всех ценностей», которая лежит законченная передо мною: клянусь тебе, что через два года вся земля содрогнется. Я – фатум».

Таким образом, к этому сроку четырехчастная «Переоценка», представлявшая собой сокращенный вариант «Воли к власти», была сведена до объема одного эссе, гораздо более краткого, чем каждое из «Несвоевременных размышлений»; но на каком-то отрезке между этой датой и более ранними числами 1889 г. Ницше вообще вычеркнул «Переоценку» из планов задуманного. Об этом поведали два титульных листа, дошедшие до нас в «Nachlass»[81]81
  Они воспроизводятся в книге: Erich F. Podach. Freidrich Nietzsche Werke des Zusammenbruchs. Heidelberg, 1961. IV, V.


[Закрыть]. На первом, более раннем из двух, читаем: «Антихристианин». Опыт критики христианства. Книга первая «Переоценки всех ценностей». На втором – более позднем – читаем: «Антихристианин. Переоценка всех ценностей». Подзаголовок жирно зачеркнут, и под ним крупным шрифтом написано: «Fluch auf das Christentum» («Проклятие христианству»). Значит, в соответствии с его последними намерениями, «Антихристианин» не является ни «Переоценкой», ни ее первой книгой: как раньше «Воля к власти», так теперь и «Переоценка всех ценностей» получила отставку.

По мере того как задуманные шедевры все больше и больше ужимались в объеме, заявления Ницше звучали все громче и достигли своего пика как раз тогда, когда он сам, похоже, решил пресечь их: это означало утрату связи с реальностью, и затем последовало безумие, явное и нескрываемое. Многим этот последний период осознанной жизни Ницше казался непрерывным движением к закату, и главным основанием подобного взгляда служила его выросшая до небывалых размеров самооценка значимости своей личности и своих трудов. Но сам факт, что «Переоценка» так и не появилась, говорит о гораздо более серьезной подоплеке дела.

Параллельно самовосхвалению протекал глубинный поток самокритики. Если бы не это, не исключено, что шедевр, призванный потрясти мир до оснований, разросся бы до масштабов, соответствующих его предназначению; вместо этого он сократился в объеме и под конец был полностью отброшен. Это произошло под воздействием глубинного здравого смысла, который подсказывал ему, что «Переоценка» не являлась продвижением вперед относительно «Заратустры», а была всего лишь его комментарием и что этот комментарий сам по себе уже опубликован в ряде произведений начиная с книги «По ту сторону добра и зла» и заканчивая «Сумерками идолов». Вполне оправдано мнение, что расщепление в его осознанном отношении к себе и своим работам происходило в течение 1888 г. Он всегда был склонен преувеличивать собственные достоинства, но в 1888 г. все сдерживающие моменты полностью отказали. Отсюда самовосхваление, свойственное «Ecce Homo». Но в равной мере он заботился о своей репутации философа и стилиста и никогда не опубликовал бы ничего, что вызвало бы прямые нарекания в его адрес как несостоятельного мыслителя или же неумелого писателя. В этом отношении он оставался, как всегда, непреклонен: отсюда здравомыслие «Сумерек идолов». Оповещение о колоссальном проекте, для достижения которого он боролся за сохранение своей жизни, относится к прежнему состоянию ума; постепенное сведение на нет этого проекта и окончательный отказ от него свидетельствуют о прежней силе его разума.

Остатки забракованной работы попали в руки Элизабет, когда в 1895 г. она приобрела единоличное право на все опубликованные и неопубликованные труды Ницше. И ее решение выдать их за близкую к завершению книгу было роковой ошибкой, повлекшей за собой пересмотр отношения к этому корпусу материалов.

«Воля к власти: исследования и фрагменты» впервые появилась в 1901 г. в 15-м томе третьего издания собрания сочинений Ницше (то есть второго издания «Grossoktavaus-gabe», 1901–1913 гг.); в этом виде она содержала 483 раздела в редакции Петера Гаста и Эрнста и Августа Хорнефферов, с предисловием и послесловием Элизабет Ферстер-Ницше. В 1906 г. вышло «Taschenausgabe» (карманное издание) сочинений. К этому времени «Воля к власти», теперь под редакцией Гаста и Элизабет, разбухла до 1067 разделов, разбитых на четыре «книги»; это издание было впоследствии (в 1910–1911 гг.) перенесено в «Grossoktavausgabe» (вместо существующего 15-го тома), где получило новое название «Воля к власти, опыт переоценки всех ценностей».

Обстоятельства, при которых вышло первое издание, описаны Эрнстом Хорнеффером, и они весьма показательны для свойственного Элизабет метода работы.

Предыдущая редакция «Nachlass», выполненная Фрицем Когелем, была, как утверждает Хорнеффер, бесполезной, потому что многие материалы еще не были дешифрованы или прочитаны, и никто не знал, как их следует редактировать.

«Мы сочли, что в первую очередь должны прочесть все «Nachlass» («Наследие»), чтобы, по крайней мере, иметь о нем полное представление. Это необходимое предварительное, но первостепенной важности мероприятие для продуманного и спланированного издания до сих пор не было выполнено. Нерасшифрованные, непереписанные рукописи лежали стопками; ни у кого не было ни малейшего представления, каково их содержание. Архив издавался самым бездарным образом. И вот мы приступили к работе по разбору «Nachlass». Однако фрау Ферстер-Ницше это показалось чересчур долгим. Она совершенно не выносила «монотонности» нашего способа работы. В ее планы входило сделать все как можно скорее… Короче, единственной целью было поскорее выдать тома. Нам предстояло трудное решение. Ее желание разделаться с изданием «Nachlass», пусть и кое-как, было совершенно непреклонным. Это мы знали. Если бы мы отказались сотрудничать, она поручила бы эту работу кому-нибудь еще. Порой она называла имена, которые бросали в дрожь от беспокойства за Ницше. Поэтому мы решили держаться до последнего, чтобы предотвратить худшее».

Эти заметки относятся a fortiori[82]82
  Преимущественно, в основном (ит.). (Примеч. пер.)


[Закрыть] ко второму изданию, над которым трудилась сама Элизабет.

Возражения против «Воли к власти» в том виде, в котором она существует ныне, можно вкратце перечислить следующим образом:

1) компиляция содержит только материалы, забракованные самим Ницше или использованные им где-либо еще в иной форме и контексте (в компиляции Элизабет не делает разницы между этими двумя разновидностями материала);

2) не обосновано и размещение материалов под издательскими заголовками, а также заявление о том, что результат является «главным трудом» Ницше. На это обстоятельство указывал Альберт Лэмм, который в сентябре 1906 г. сделал обзор «Воли к власти». Он писал: «Книга не содержит ничего, что не было бы известно любому, кто знаком с творчеством Ницше: это фактически публикация «Nachlass», афоризмы, которые могли бы соседствовать с прочими в книге «По ту сторону добра и зла», «Антихристианине» и т. д…. ничего нового». И продолжает: «Во время работы над этими материалами Ницше открыл много гораздо более существенных вещей [то есть того, что впоследствии опубликовал сам], и труд, который предстает перед нами («Воля к власти» Элизабет), – это совсем не тот труд, которому судьбе было не угодно дать осуществиться. Перед нами то, что забраковал сам Ницше».

Важным в этом суждении является то, что материалы «Nachlass» – материалы забракованные: и если Ницше не использовал их, то только потому, что не желал использовать; именно так их и следует читать, раз уж они явились на свет.

Что касается манеры презентации, то никакого порядка в организации материала – будь то «Воля к власти» Элизабет, или компиляция под названием «Unschuld des Werdens», или же то, что отобрал Герхардт Штенцель для «Bergland-Buch-Klassiker», – здесь нет. Эти издания могут лишь дезориентировать читателя, поскольку создают впечатление порядка там, где он отсутствует; они затушевывают сам факт, что эти материалы суть материалы отбракованные, и отвлекают внимание от законченных произведений 1886–1888 гг., которые в результате могут показаться только «пристрелкой» к произведению «неоконченному». Целое поколение исследователей было введено в заблуждение ориентацией на «Волю к власти» как на «основной труд» Ницше и на отношение к «Заратустре» как на его «глубоко личное» произведение (в интерпретации Элизабет). Очевидная бессвязность первого и непостижимость второго увековечили мнение о том, что их автор сам толком не знал, о чем писал. Такой вывод был бы абсолютно невозможен, если бы постоянно помнили о том, что произведения Ницше начиная с книги «Рождение трагедии» и кончая очерком «Ницше против Вагнера» составляют последовательный ряд сочинений, единую и неразрывную цепь; а также о том, что, хотя Ницше и планировал книгу под названием «Воля к власти», он сам отказался от этого замысла (как и в случае с «Переоценкой», пришедшей на смену «Воли к власти»), – и потому этих книг нет вовсе.

Единственный метод публикации «Nachlass», который бы удовлетворял научной объективности, уже тогда был понят Эрнстом Хорнеффером:

«То, как следовало осуществлять издание, – пишет он в уже цитированном выше отказе от участия в издании, за которое нес частичную ответственность, – мы поняли… только тогда, когда было уже слишком поздно. И даже если бы мы увидели это раньше, то никогда не сумели бы убедить фрау Ферстер-Ницше в необходимости принятия этой формы. Ибо существует единственно возможный способ издания «Nachlass» Ницше… его рукописи следует публиковать слово в слово, точно так, как они есть, без какой бы то ни было издательской организации и перегруппировки».

Сейчас «Nachlass» Ницше воспроизведено подобным образом в издании Колли-Монтинари «Kritische Gesamtausgabe», вышедшем между 1967-м и 1978 гг.

Обращение к «Nachlass» может принести какую-то пользу только в том случае, если читатель знаком с опубликованными трудами Ницше; причина состоит в вышеозначенном факте, что содержание «Nachlass» представляет собой отбракованные материалы. Само по себе это огромное и обескураживающе хаотичное нагромождение заметок, афоризмов и кратких замечаний, в которых порой узнаваем стиль Ницше, хотя и необработанный, лишенный того «разговорного» начала, которым отличаются его законченные произведения. Многие из записей – это не более чем заметки на память или списки тем. Пытаться освоить эту массу хаотичного материла без какого-то ведущего принципа – бесполезный труд, и единственным принципом, который может обойтись без наведения ложного порядка, является сравнение и сверка фрагментов «Nachlass» с текстами законченных произведений.

Весь материал распадается на два больших отдела: 1) предварительные наброски или формулировки, параллельные уже опубликованным чистовым вариантам, а потому уже ненужные; и 2) временно отложенные материалы, неприемлемые в силу тех или иных причин.

В первом случае можно сопоставить афоризм «Nachlass» с его опубликованным двойником, чтобы выявить дополнительные оттенки взглядов Ницше; во втором случае следует поступать наоборот – исключать афоризм из формулировки философского положения Ницше, поскольку именно так поступил в данном случае он сам. И конечно же нужно уметь отличать первый тип материалов от второго. Основной принцип, которым следует руководствоваться, состоит в том, что все то, что в «Nachlass» не соответствует текстам публикаций, не имеет силы.

Материал первого типа включает заметки по всем аспектам философии. Например, замечание такого рода:

«Свойства вещей суть их влияние на другие «вещи»: если изъять другие «вещи», тогда вещь будет лишена свойств, то есть нет вещи без других вещей, то есть нет «вещей-в-себе» (BB, 557) —

является неиспользованным фрагментом доводов против метафизического мира, его можно поместить рядом с аналогичными выдержками из уже опубликованных работ. То же самое относится и к следующим афоризмам на тему конфликта и контроля над чувствами:

«В отличие от животных, человек развил в себе множество противоречивых побуждений и импульсов: именно вследствие такого синтеза он является хозяином земли… Высший человек должен обладать величайшим разнообразием побуждений… В действительности, там, где растительный человек выказывает себя сильнейшим, обнаруживаются самые мощные противоположные инстинктивные побуждения (пример тому Шекспир), но подконтрольные [человеку]» (BB, 966).

«Преодоление аффектов? Нет, если то, что имеется в виду, ослабляет их и способствует их уничтожению. Другое дело – поставить их на службу, что также означает подвергнуть их длительной тирании (не только в пределах отдельной личности, но и как сообщество, расу, проч.). В конце концов, они снова решительно станут гарантами свободы: они возлюбят нас, как хорошие слуги, и добровольно устремятся туда, где лежат наши главные интересы» (ВВ, 384).

«Овладение страстями, не ослабление их и вымирание! Чем больше сила овладения волей, тем больше свободы может быть позволено страстям» (BB, 933).

Сходным образом следующее замечание является вкладом в теорию сублимации:

«Жестокость утончается до трагического сострадания, так что начинает быть отрицанием понятия жестокости. Точно так же сексуальная любовь утончилась до любовной страсти; рабское поведение – до христианского послушания; низость – до уничижения; патологическое состояние nervus simpathicus[83]83
  Симпатический нерв (лат.). (Примеч. пер.)


[Закрыть], как, например, пессимизм, паскализм или карлейлизм и т. д.» (BB, 312).

К этой же сфере относится довольно длинный отрывок под названием «Что такое благородно?» (BB, 943), который является предварительным наброском или наметками главы с тем же названием в книге «По ту сторону добра и зла». В работе «Генеалогия морали» раздел, посвященный происхождению «угрызений совести» («Генеалогия морали» II, 16, цит. гл. 12), предварительно изложен в заметке о «Verinnerlichung» – углублении и напряжении – человека:

«Углубление и напряженность происходят тогда, когда, с установлением мира и стараниями общества к обузданию, мощные побуждения, не нашедшие выхода вовне, стремятся разрядиться внутрь при содействии воображения. Жажда вражды, жестокость, месть, насилие разворачиваются назад, «уходят вглубь»; в стремлении к знанию сказывается стяжательство и соперничество; в художнике проявляется ушедшая вглубь сила притворства; побуждения трансформируются в демонов, с которыми нужно бороться, и т. д.» (BB, 376).

Здесь есть и много заметок по поводу вечного возвращения, например:

«1. Идея вечного возвращения: предположения, которым суждено быть верными, если они были верными. Последствия этого.

2. Как тягчайшая идея: ее возможное воздействие, если это не предупредить, то есть если не осуществить переоценку всех ценностей.

3. Способы выдержать это: переоценка всех ценностей. Наслаждаться уже не определенностью, а неопределенностью; нет более «причины и следствия», есть непрерывное творчество; нет более воли к сохранению, есть воля к власти; нет более робкого выражения: «Все это только субъективное», но есть другое: «Все это наш труд! Будем гордиться им!» (BB, 1059) —

и на тему нигилизма, например:

«Что означает нигилизм? Что высшие ценности утратили свою ценность. Нет цели. Нет ответа на вопрос: «По какой причине?» (BB, 2) —

и на такие темы, как антисемитизм:

«Антисемиты не прощают евреям наличие «Geist» – и денег. Антисемиты – другое название «обладающих меньшими привилегиями» (BB, 864).

Вторая разновидность материала в целом состоит из философских заметок, которые не укладываются в общую концепцию публикуемых работ. Такого свойства, например, следующая запись:

«Длительность существования, при наличии такого «напрасно», без цели и устремления, вот наиболее парализующая идея… Вообразим эту идею в самой страшной ее форме: существование, как оно есть, без смысла или цели, но неизбежно возобновляющееся, без окончания в ничто: «вечное возвращение». Это крайняя форма нигилизма: ничто («бессмысленность») навечно! Европейская форма буддизма: энергия знания и силы вынуждает к подобному верованию. Оно наиболее научно из всех возможных гипотез. Мы отрицаем конечные цели: если бы существование имело конечную цель, она должна была бы уже быть достигнута» (BB, 55).

Этот афоризм вступает в некоторое противоречие с теми взглядами, которые изложены в «Веселой науке» и «Заратустре», и, несмотря на то что и такой взгляд на вечное возвращение, конечно, возможен, тем не менее он отличается от того, что принял сам Ницше: данное положение забраковано и именно по этой причине попало в «Nachlass», а не в «Веселую науку». Вот еще один пример:

«Все то, что повторится в ближайшем будущем, мир становления может превратить в мир пребывания» (BB, 504).

Высказывание относится к теории вечного возвращения, и мы приняли его во внимание (см. главу 9), но Ницше счел его не вполне отработанным – и мысль осталась в записных книжках.

То же самое можно сказать о фрагменте, помещенном в предисловии 1906 г. к «Воле к власти»; этот текст выглядит как несостоявшееся вступление к исследованию о нигилизме:

«То, о чем я повествую, есть история двух последующих столетий. Я описываю грядущее, то, чего уже нельзя более избежать: нарастание нигилизма. Эту историю уже можно рассказывать, ибо неотвратимость этого уже здесь и действует. Это будущее дает о себе знать через сотни признаков, этот рок уже повсюду возвестил о себе; каждое ухо уже навострилось на эту музыку будущего. Долгое время вся наша европейская культура с мучительным напряжением, нарастающим от десятилетия к десятилетию, движется как будто к катастрофе: беспокойная, неистовая, опрометчивая: как река, которая хочет достичь своего конца» (BB, предисловие, 2).

И снова в этом есть нечто созвучное всему строю его мысли, но «история двух последующих столетий» есть нечто им не написанное: и этот проект также оказался среди отвергнутых.

Необходимость помнить о том, что заметки, вошедшие в «Переоценку», носят характер забракованных, еще более усиливается, когда дело касается записей, которые не только не противоречат опубликованным оценкам, но и являются их развитием. Известно, например, такое замечание о Наполеоне:

«Революция сделала возможным Наполеона: в этом ее оправдание. Ради такой же награды можно желать анархического исхода всей нашей цивилизации» (BB, 877).

Эта цитата приводилась как свидетельство тому, что Ницше помрачился рассудком, когда писал это, или, при самой мягкой оценке, что его страсть к «великим мира сего» утратила всякое чувство меры. Но следует снова указать на то, что «экспериментальный» метод его философии – допущение многих положений, в том числе и самых крайних, в стремлении прийти к непредвзятой точке зрения – вынужден идти на риск абортивных «опытов»: преждевременных ответов, необоснованных догадок, формулировок, веская проницательность которых доходит до абсурда. К тому же следует помнить, что проницательность философа «эксперимента» проявляется в его способности признавать, что опыт не удался». (Вся философия власти была, с точки зрения Ницше, экспериментом удачным.) Опубликование приведенного выше афоризма в «Воле к власти» не доказывает безумия Ницше, это как раз свидетельство обратного: он это написал, но он же от этого и отказался.

Еще более тонко вводит в заблуждение славословие универсальной воле к власти в разделе 1067 «Воли к власти»:

«А знаете ли вы, что для меня «мир»? Нужно ли мне явить его в своем зеркале? Этот мир: чудовище энергии, без начала, без конца; неподвижная, отлитая в бронзе чудовищность энергии, которая не прибывает и не убывает, которая не истощается, а превращается; как единое целое неизменной величины, хозяйство без убытков и потерь, но также и без роста и доходов; заключенное в «ничто» как свою границу; не что-то, что истекает или рассыпается, не что-то, что простирается бесконечно; это определенное количество энергии, помещенное в определенное пространство, но не такое пространство, которое бывает «полым» здесь и там, оно, скорее, и есть сама вездесущая энергия как игра энергий и волн энергии, одной и многих одновременно; она нарастает в одном месте и одновременно убывает в другом; это море энергий, текущих и струящихся вместе, в вечном движении, с вечными отливами, огромными периодами возобновления, с убыванием форм и наполнением ими. От простейшей формы она стремится к самой сложной, от застывшей, самой жесткой, холодной формы – к раскаленной, бурлящей, противоречивой, и затем от этого изобилия вновь возвращается домой к простейшему, от игры противоречий к радости гармонии, все еще утверждая себя в этом единообразии потоков и лет, благословенная в том, что ей суждено вновь и вновь возвращаться; она подобна началу, что не знает насыщения, пресыщения, износа: вот мой дионисийский мир вечного самосотворения, вечного саморазрушения, этот загадочный мир двойного восторга, вот мое «по ту сторону добра и зла», без цели, если радость вращения не есть сама по себе его цель; без воли, если это кольцо не испытывает доброй воли по отношению к самому себе – вам хочется имени этому миру? Решения всех ваших загадок? Света и для вас тоже, вас, самых сокровенных, сильных, самых бесстрашных, самых полуночных людей? Этот мир есть воля к власти – и ничего кроме! И вы сами также суть эта воля к власти – и ничего кроме!»

На первый поверхностный взгляд кажется, что это довершает философию власти, распространяя ее принципы на дальние пространства; в действительности это ее отрицает, так как выводит за границы поля доступных наблюдению феноменов. Радикальное и коренное отличие воли к власти Ницше от воли Шопенгауэра состоит в том, что первая является индукцией наблюдения, а вторая – постулатом, основанным на посылках немецкой метафизики; но в вышеприведенном отрывке Ницше сумел свести волю к власти к универсальному субстрату, отличному от шопенгауэровского только своим «материалистским» характером.

На этих нескольких примерах двух разновидностей материала, который составляет содержание «Nachlass», надеюсь, удалось показать, как следует им пользоваться. Будучи процитирован неосмотрительно и без хорошего знания опубликованных трудов, он может стать источником путаницы и заблуждений; прочитанный с пониманием, он будет способствовать более глубокому проникновению в методы работы Ницше и процессы его мышления.