Текст книги "Молчи и танцуй"

Игорь нахмурился. Вопрос попал в точку.

– А тебе какое дело?

– Никакого.

– Чего встрял тогда?

– Из любопытства. – Парень отвлекся от детской площадки и повернулся к несчастному папаше. – У тебя, кажется, проблемы?

Игорь набычился. Руки сами собой скрутились в кулаки – как и всякий раз, когда он был пьян и ему кто-то при этом не нравился. Но, как назло, сегодня даже маковой росинки не попробовал.

– Слышь, друг, не свалил бы ты отсюда, пока здоров.

Незнакомец промолчал, но большим пальцем указал куда-то себе за спину. Проследив в том направлении, Игорь обнаружил темно-синюю иномарку и двух братков в салоне.

Красноречивый ответ, ничего не скажешь.

– Слушай, чего ты хочешь? – устало вопросил Игорь.

– Протянуть руку помощи. Тебе же надо помочь?

Игорь только хлопал глазами. Парень протянул руку.

– Сергей. Как тебя звать, я знаю. Тебя кинули, пока ты на югах отдыхал. И знаешь кто?

– Кто?

– Не знаешь, – удовлетворенно отметил Серый. – Это хорошо, пока не надо, чтобы ты знал, а то все испортишь. Короче, поехали с нами, и я тебе постараюсь объяснить.

– С вами? Сейчас?

Игорь снова глянул в сторону компании в машине. Это был не его масштаб – братки, тачки. Он, пожалуй, просто мелкий хулиган.

Боязно как-то.

– Не волнуйся, – сказал Серый, – через пару часов ты будешь счастлив. Пошли, пошли.

16

Вадим обзвонил всех, кто ему был нужен. Первым делом он узнал у Ларисы, все ли у нее в порядке, и, получив утвердительный ответ, попросил ее подъехать на студию. Потом он удостоверился, что Шестопалов сегодня может задержаться на работе, и велел найти Кирилла.

К семи вечера все завалились в кабинет директора радио «Пилот». Перед этим Глеб обошел всех сотрудников станции и просил заниматься своими делами и не мешать. В эфире сидел проштрафившийся месяц назад ведущий Семен, в операторской дежурил незаменимый Паша, а за стойкой читала книгу Катя.

В кабинете Вадим уселся на пол у стены. Собравшиеся, разумеется, удивились, но никто ничего не сказал. Сам Глеб сидел на своем вертящемся стуле, закинув ногу на ногу, а Кирилл, сегодня необычно задумчивый и малоразговорчивый, пристроился в углу возле магнитолы.

– Лариса, не стой, проходи, – пригласил Глеб. – Вон на любой из этих стульчиков.

Лариса чувствовала себя не в своей тарелке. К тому же, если бы у кого-то появилась мысль приглядеться к ней повнимательнее, то можно было заметить, что она чем-то подавлена.

Глеб нажал на кнопку громкой связи.

– Катюша, сделай кофе.

– Сколько, Глеб Николаевич?

Шестопалов обвел глазами гостей. Никто не шевельнулся.

– Сделай четыре.

Глеб почесал ухо. Он давно собирался задать Вадиму несколько вопросов, но тот, наконец, созрел сам.

– Вадик, – сказал босс, – ты хотел рассказать нам что-то интересное?

– Угу.

– Ну, тогда валяй, здесь все свои.

– И ничего, кроме правды, – лениво сморозил Кирилл. Он облокотился на тумбочку, подперев голову кулаком, отчего его лицо стало похоже на гармошку старого «Икаруса».

– Глеб, – начал Вадим, – мне будет проще, если ты станешь спрашивать.

– Ладушки. Для начала: почему они прицепились именно к тебе?

– Потому что они каким-то образом узнали…

– Узнали что?

– Что я умею… – Вадим запнулся.

– Это связано с тем, как легко ты вышел на теперешний уровень? – попытался помочь ему Глеб.

– Да. Вернее, не столько с этим, как с другим. Мне кажется, они засекли меня гораздо раньше, чем я появился здесь…

В дверь постучали.

– Катя, заходи!

Вошла секретарша с большим подносом, на котором каким-то чудом уместились четыре чашки с ароматным кофе, блюдце с печеньем и вазочка с сахаром.

– Катюня, – сказал Кирилл, оживившись, – ты когда замуж пойдешь?

– Вы уже спрашивали.

– И что ты ответила?

– Скоро.

– Вот же черт!

Эти переговоры ни у кого не вызвали эмоций, поэтому, когда Катя вышла, снова воцарилась тишина.

– Вам никогда не приходило в голову, – наконец сказал Вадим, – почему я так быстро вошел к вам в доверие?

Кирилл хмыкнул.

Глеб насторожился.

Лариса вздохнула.

– Вижу, что приходило. Я могу ответить. Все дело в том, ребята, что мои слова вызывают у людей безграничное доверие.

Кирилл фыркнул.

– Вот так новость! Ты для этого оторвал меня от дел?

– Вы не поняли. Люди верят мне, что бы я ни говорил. ВСЕГДА! Понимаете?

У Ларисы что-то сверкнуло в голове. Что-то расплывчатое, как картинка на ненастроенном телевизоре. Летнее кафе, неоплаченное угощение… Кажется, она понимает.

– И давно это у тебя? – поинтересовался Кирилл.

– Похоже, всю жизнь.

– Ого. – Толстяк вылез из убежища, чтобы забрать свой кофе. – Ты экстрасенс?

– Киря, помолчи, дай ему сказать, – вмешался Глеб.

– Я говорю, что это происходит со мной всю жизнь, сколько себя помню, – продолжил Вадим. – Я не знаю, как это называется, но это есть.

– В чем конкретно это проявляется?

– Да господи! Показать?

– Давай.

Вадим подошел к столу, придвинул к Глебу телефон.

– Звони в нашу столовую, закажи пиццу.

Шестопалов посмотрел на него как на идиота.

– Ты проголодался?

– Звони.

– Не получится. Столовка внизу скоро закрывается, они принимают заказы только до пяти.

– А ты позвони. – Вадим был непреклонен. – И будь понастойчивее.

Глеб нехотя снял трубку, набрал номер. Все наблюдали за этим молча.

– Алло! Здравствуйте, пиццу можно заказать?.. Уже поздно? Ну, я понимаю, но, может быть, сделаете исключение?.. С переплатой… Мы тут, на третьем этаже… Совсем никак? Может, готовая есть?.. Ну, извините. Всего доброго!

Шестопалов развел руками.

– Извини, Вадик, съешь печеньку.

Тот вместо ответа снова взялся за телефон, набрал тот же номер. Теперь на лицах зрителей появилось какое-то подобие любопытства.

– Здравствуйте, – сказал в трубку Вадим, копируя интонацию босса. – Пиццу можно заказать?.. Поздно? Я понимаю, но, может быть, сделаете исключение?.. С переплатой… Да… Да… Это займет у вас совсем немного времени… Да, конечно… Ну, скажем, с ветчиной… Есть готовая? Замечательно. Мы на третьем этаже института. Да, радио «Пилот». Спасибо большое, ждем.

Вадим опустил трубку на аппарат, оглядел присутствующих взглядом, в котором торжества было меньше, чем усталости.

– Поздравляю, – выдавил Кирилл, – умеешь убеждать. Только чуда я в этом не вижу.

– Подожди, когда пиццу принесут, – отмахнулся Вадим.

Заказ принесли через десять минут. Миловидная девушка в униформе кафе – оранжевом передничке с рисунком бегемота – вошла в кабинет, поставила на стол вкусно пахнущую коробку и уставилась на мужчин.

– С вас сто тридцать два рубля, – сказала она. Никто не шелохнулся. Даже Кирилл не полез в бумажник, хотя он делал это даже в тех случаях, когда его никто не просил.

– Кхм, – сказала девушка.

К ней подошел Вадим.

– Мы должны заплатить прямо сейчас?

– Ну, а как же еще…

– А вы до которого часа работаете?

– Через сорок минут закрываемся.

– Хорошо. Тогда давайте поступим следующим образом. – Вадим взял ее за локоть и направил к двери. – Мы занесем вам денежку перед самым закрытием.

Девушка остановилась.

– Здрасьте, как это?

– Ну, вот так.

– У нас так нельзя.

– Я верю. Как вас зовут?

– Лена.

– Леночка, через полчаса я спущусь к вам в кафе и лично отдам сто тридцать два рубля. Как вас найти?

Девушка поразмыслила немного, затем, пожав плечами, ответила:

– Ну, за стойкой. Только если вы обязательно занесёте, а то у нас касса…

– Обязательно занесу! – Вадим открыл дверь. – Спасибо вам огромное, спасли от голодной смерти. Скоро увидимся.

Когда официантка удалилась, Вадим снова опустился на пол у стены.

Присутствующие сначала помалкивали, потом Глеб чиркнул зажигалкой.

– Ладно, убедил, – резюмировал он. – Я знаю хозяина кафе. Редкостный жмот, и персонал у него такой же.

– Каким бы жмотом он ни был, – откликнулся Вадим, – это самое простое, что я мог вам сейчас показать. Если не достаточно, могу пригласить сюда Катю, и вы узнаете, какого цвета у нее трусики. Хотите?

Глеб замотал головой.

– А я все равно не понимаю, в чем прикол? – воскликнул Кирилл.

– Я уже сказал вам, – произнес Вадим, – что люди доверяются мне почти безоговорочно. Я могу обслуживаться в кредит почти в любом кафе, могу соблазнить любую девушку (Лариса при этих словах опустила голову), могу заставить людей покупать книги, слушать музыку и…

– … и убедить их выбрать того мэра, на которого ты укажешь, – закончил Глеб.

– Да! Наконец-то вы поняли! И не только мэра, но и…

Теперь уже не просто повисла тишина. Теперь даже из соседних кабинетов не доносилось ни звука, хотя обычно в это время на студии обязательно звучит какая-нибудь музыка.

– Да, в принципе, кого угодно могу заставить выбрать…

Вакуум в кабинете уже можно был потрогать руками.

Все присутствующие вдруг поняли очевидную и простую вещь, которая давно лежала на ладони. Все трое уже привыкли к мысли, что парень, которого они случайно встретили, оказался чертовски способным и обаятельным. Кирилл вспомнил, что сразу заинтересовался компакт-диском, подсунутым ему на пьяной вечеринке, Глеб перестал беспокоиться о продаже своей многострадальной книги, а Лариса… она теперь пребывала почти в шоке.

– Да ты страшный тип, оказывается, – произнес Кирилл.

– Если бы я был страшным типом, я бы не работал последние два года на парфюмерном складе и не жил бы в съемной квартире.

– Логично, – сказал Глеб. – Вадик, а у тебя разве никогда не бывает осечек?

– Очень редко. Когда я в свои слова не вкладываю даже чуточку собственной веры. Мне нужно верить самому, и тогда человек свернет для меня горы.

– Ты можешь дать таксисту червонец и доехать отсюда до аэропорта? – спросил Кирилл.

– Нет. Я не занимаюсь гипнозом, люди просто мне доверяют! Как себе! Я не могу выдать червонец за сотню, заставить написать мне в дипломе, что я летчик-космонавт, или бесплатно утащить из магазина телевизор. Я должен быть адекватен обстоятельствам, тогда все работает.

Вадим посмотрел на Ларису. Он хотел ей что-то сказать, но не мог сделать это сейчас.

– А что у нас в случае с Лесневским? – продолжал допрос Глеб.

– Они утверждают, что отстанут от меня сразу, как только получат свое. Но я им не верю.

– И правильно. – Кирилл принялся расхаживать по кабинету, сунув руки в карманы. – Только, извини, дружище, но я сам не очень верю в то, что сейчас услышал. Если это правда, то почему я до сих пор сомневаюсь?

– Ты перестанешь. Иногда мне приходится повторять дважды или трижды, чтобы люди «включились».

– Включились?

– Да, я называю это так.

Кирилл покачал головой.

– Бред какой-то. Ты специалистам показывался? Извини, конечно, но я пытаюсь представить, как все это выглядит. С тобой, наверно, трудно конфликтовать.

– У меня вообще никаких проблем быть не должно, – с горечью произнес Вадим, – только они почему-то появились. Эти типы нашли меня и уговорили, сказали, что на «Пилоте» все проплачено, дело стало только за мной.

– Ты согласился? – спросил Глеб.

– Да, у меня не было выбора.

– Что значит «не было выбора»?

Вадим промолчал. Он не хотел пугать свою любимую женщину.

– Как ты намерен это сделать?

– Я прочту ролики на «Пилоте», выступлю на ток-шоу, появлюсь на дебатах, потом поездим по встречам с избирателями. Моя задача – объяснить людям, что Константин Лесневский очень хороший парень, любит собачек, возится с детьми, много сил отдает заботе о ближних и вообще станет самым лучшим мэром за всю историю нашего сраного города.

У Кирилла глаза поползли на переносицу.

– Я утрирую, – поспешил успокоить его Вадим, – но смысл примерно такой. На «Пилоте» пойдет другой вариант, но тоже косвенная агитация.

– И дело выгорит?! – удивился Глеб.

– Не знаю. Такую огромную аудиторию я еще не «включал», но мне кажется, что если я постараюсь, то у меня получится. Только все дело в том, что я уже взял деньги, а стараться мне не хочется.

– Н-да, – протянул Кирилл. – А ты возьми и скажи им, что не можешь, что не выйдет у тебя ни хрена. По твоей логике, они должны поверить.

– Не совсем так. Ты забыл про адекватность обстоятельствам. Они уже знают, с чем имеют дело, и червонец за сотню мне уже не выдать.

Кирилл еще немного поразмыслил.

– Тогда отнесись к этому как к бизнесу.

– Не хочу.

– Почему?

– Долгая история.

– А мы не спешим. – Кирилл переглянулся с Глебом. – Мы же не спешим?

– Уже нет. Только надо оплатить пиццу.

Вадим посмотрел на Ларису. Та думала о чем-то своем, и, судя по выражению лица, мысли ее посещали неприятные.

– Лариса, – сказал парень, – я хочу, чтобы ты тоже послушала.

Она не ответила.

Вадим выдал все, что смог вспомнить и объяснить. Многое оставалось за гранью и его понимания, чего-то он просто не знал и уже не мог ни у кого спросить, но в целом картина получилась более-менее ясной. Его друзья слушали молча, выкуривая сигарету за сигаретой, и хотя рассказ занял не так уж много времени, кабинет продымился настолько, что пришлось открыть оба окна.

– Мой сосед, с которым мы очень дружили, дядя Петя, рассказал мне, что в ночь, когда я родился, на город падала какая-то звезда. Туфта, конечно, и я тогда только посмеялся, потому что дядя Петя был фантазером и частенько меня развлекал подобными сказками. Просто случились необычные для нашего региона атмосферные явления, которые вызвали небольшой переполох в городе. Что-то вроде северного сияния, только по-другому. Если хотите, статью можете найти в публичной библиотеке. Газета «Зауралье», январь семьдесят пятого, число точно не скажу. Да и пару лет назад что-то об этом писали… Так вот, дядя Петя пару раз пытался мне внушить, что это был знак, какая-то отметина, и что мне повезло родиться именно в эту ночь и в этот час. Мне одному. Я потом спрашивал у матери, но она всегда была до предела загружена – и физически, и морально – и ей было не до этих фантазий. Словом, я посмеялся и забыл. Мне было тогда одиннадцать лет.

Потом я что-то начал замечать. Я приносил «тройки» из школы, приносил жирные «неуды» за поведение – не за то, что носился по классу и плевался из трубочки, а за то, что смотрел в окно на снегирей – а когда рассказывал матери путаные истории об учительской несправедливости и о том, что я вообще самый умный мальчик в школе, она мне верила. Я рассказывал ей то, во что хочется верить одиннадцатилетнему мальчишке, и она все это принимала и ходила на собрания в школу с высоко поднятой головой.

Потихоньку я перетащил на свою сторону всех своих любимых учителей. Знаете, несмотря на то, что мне было интересно учиться, я был невероятно ленивым. Я мог не сделать домашнее задание, не принести контрольную, не выучить стихотворение. Обычно в таких случаях нормальный школьник потихоньку скатывается вниз, но меня прощали: давали время подготовиться, предоставляли отсрочки, закрывали глаза на мое явно «не пионерское поведение», когда я отлынивал от сбора металлолома. И все это происходило только потому, что я витал в облаках, а придуманные легенды выдавал за действительность. И мне верили.

В школе я делал это неосознанно, я еще не понимал, что со мной происходит и почему мне так дико прет. Только в институте я врубился, что значила фраза «родиться под счастливой звездой»… (после этих слов Вадим долго молчал). Я потихоньку начал пользоваться успехом у однокурсников и однокурсниц, у преподавателей и уборщиц, у методисток и вахтеров. Я учился на психолога, но теория меня не привлекала. Начал скучать. А потом у меня появился друг… Витя Колбасов… самый лучший друг. Такой же интеллектуал-раздолбай, как и я. С ним мы создали группу, играли в ресторане, на студенческих дискотеках. Тогда очень модно стало играть рок-н-ролл, особенно что-нибудь ленинградское, под «Кино» с «Алисой». Два курса проучились, проваляли дурака, два волосатых дебила. Концерты, посиделки, портвейн, девочки… богема. У обоих была отсрочка от армии, оба могли спокойно выполнять учебную программу и не бояться вылететь из института. Но только Витя об этом как-то подзабыл… и покатился. Впрочем, и я следом за ним.

У него был шанс – засесть за учебники и наверстать. Я ему старался помочь, хотя и сам тогда барахтался, как котенок в пододеяльнике. Мы прекратили все загулы, все выступления, мы сидели как проклятые по ночам. И в какой-то момент Витя сказал, что одной зубрежкой дело не решить. Надо дать взятку декану, сказал он, и пошел собирать деньги.

Семья у Витька была небогатая. Да кто вообще был тогда богатым, в начале девяностых. Я как вспомню эти карточки, эти очереди, которые надо было занимать с пяти утра, номерки на ладонях, так меня просто вырубает… Все так жили. И Витькина семья тоже. Представляете, какая у них была реакция, когда он с такой помятой физиономией нарисовался и попросил найти побольше денег, чтобы защитить свою задницу от вылета из института и автоматического попадания в армию. Шок!.. Естественно, денег ему не дали, а воровать он не умел, честный был парень, совестливый, хоть и непутевый. Единственная надежда – на меня.

Помню, как он меня упрашивал: «поговори с деканом, наплети ему что-нибудь, пообещай, у тебя это хорошо получается». А я шапкозакидательный тогда был, смотрел на все через розовое стеклышко, согласился быстро, да еще и ума хватило успокоить его, типа «не ссы, все будет чики-пуки!». Идиот, лучше бы я ему отказал…

Пошел я к декану. Положение было такое – либо пан, либо в армию. Уходить на службу Витьке было нельзя, и я не мог этого допустить. Не тот он человек, если вы понимаете, о чем я. И дело даже не в том, что он не смог бы за себя постоять. Просто таких, как он, в армии ждет полный провал. Худенький интеллигент, тонкие пальчики, Пушкин, Пастернак, Джим Моррисон. Наша рабоче-крестьянская перемалывает все это в фарш. И вот пошел я разговаривать, потому что выбора уже не было.

Поговорил…

Не получилось у меня ни черта. Это был первый случай, когда моя чертова «звезда» подсказала мне, чтобы я не занимался ерундой. До сих пор я успел навешать людям лапши на уши столько, что хватило бы на целый макаронный завод. И здесь я тоже пошел закидывать шапкой, думал, что стоит мне только сказать пару слов, как все мы будем уже на пятом курсе с красными дипломами.

С одной стороны, я, наверно, должен благодарить судьбу за этот урок, но с другой стороны, слишком дорогой ценой я оплатил обучение. Пострадал не я. Хм, «пострадал»… не то слово.

(Здесь Вадим снова умолк, проверил пачку сигарет и, убедившись, что она пуста, вернулся к рассказу).

Декан мне не поверил. Я не знаю почему. То ли я не слишком убедительно врал, то ли не проникся самой идеей настолько, чтобы донести ее до другого человека. У меня до сих пор нет никаких мыслей по этому поводу. Суть в том, что декан послушал, покивал и сказал, что еще потерпит наше наплевательское отношение к учебе. Пару месяцев потерпит, а потом будет наказывать. Но он схитрил, выгнал нас через неделю, без лишних слов. Обоих!

Этот чертов профессор стал, пожалуй, первым человеком, которого я не смог «включить».

С Витькой мы переписывались полгода. Он жаловался, что ему плохо: «деды» бьют, офицеры на стройку гоняют, автомат два раза всего держал в руках, стрелять не научился, за что опять же получает от «дедов» за плохие показатели взвода. Писал, что вечерами с ужасом ждет «концертов по просьбам слушателей» – это когда старослужащие вылавливают молодых, владеющих инструментом, сажают к себе на кровать и гоняют по всему народному репертуару. Витька, как назло, не знал ни одной песни о «девчонке, которая ждет солдата, грызет подушку, а потом выходит замуж за студента-мажора». Витька пытался петь Майка Науменко и Башлачева, и выступления заканчивались в умывальнике над раковиной с кровью. Сами понимаете, каково ему приходилось.

Потом письма перестали приходить. Я сначала не переживал, потому что сам находился в такой же клоаке – ну, может, чуть получше – а потом мне мать написала, что Витьку привезли домой в цинке. Кому-то из пьяных в дюбель дедов» во время очередного концерта не понравилось «Время колокольчиков», и он бросил табуретку. Помните армейские табуретки? Крепкие такие, тяжелые…

Он ко мне сейчас по ночам стал являться. Давно его не видел, а тут вдруг зачастил. Подходит и смотрит, как я на гитаре играю, пытается что-то сказать, губами шлепает, а звука нет, как будто кто-то шнур из гнезда выдернул.

Теперь я знаю, как работает слово. Вернее, как оно стало работать. Почти девять лет старался никому ничего не обещать. Спрятался, укрылся… работал грузчиком, экспедитором, продавцом, даже секретарем-референтом, на складе вот этом дурацком посидел… А потом вдруг подумал, что мне уже под тридцать и ни фига не происходит. Записал компакт-диск с приятелем. А потом встретил Ларису на лавочке в центре. Она плакала, и я подумал…

– А! – махнул рукой Вадим. – Какая разница, что я подумал!

– Действительно, – вымолвил Кирилл, разделываясь с последней сигаретой.

Все о чем-то думали. Глеб теребил чайную ложку, переводя затуманенный взор с вентилятора на улицу за окном, Лариса изучала свои туфли. Если Вадим и ждал какой-то реакции, то явно не такой.

– Чего притихли?

– Знаешь ли, – решил подать голос Кирилл, – один мой товарищ так долго переживал из-за мелочной ссоры с мамой, что к сорока годам спился и умер под забором. Винишь себя?

– Да.

– А почему?

– Потому что… – начал Вадим, но споткнулся. У него никто никогда не спрашивал «почему», потому что спросить было некому. Стало быть, и ответа на этот вопрос он не знал. – У тебя есть другие варианты?

– Есть. Дорогой мой, ты сделал свое «Время Луны» телефоном доверия, спасаешь людей от депрессии, наставляешь на путь истинный, и в большинстве случаев ты для них просто мессия. А в себе самом ты ориентируешься как в туалете без лампочки – ссышь мимо унитаза. Извини, Лариса…

Кирилл добродушно улыбнулся.

– Мой вариант такой. Мне искренне жаль, что так вышло, но ты не можешь брать ответственность за засухи в Гондурасе, за землетрясение в Армении и за выбор, который сделал твой друг. И здесь ни при чем ни твой дар, ни ваш декан, ни наша доблестная армия. Вопрос закрыт. Надо думать, что делать дальше. Вот что ты собираешься делать?

Вадим пожал плечами.

– Нестеров сказал, что нужно встретиться с Лесневским.

– Когда?

– Послезавтра.

Кирилл обернулся к хозяину кабинета.

– Глеб, у тебя что?

Шестопалов оставил в покое ложку, прокашлялся.

– По договоренности с Нестеровым через два дня у нас пойдут ролики «Лес-фарм». За оставшееся время надо их записать.

– Хорошо. Что дальше?

– Дальше веселее, – сказал Вадим. – По контракту после встречи с Лесневским я должен подготовить тексты выступления для телевидения.

– Когда эфир?

– У них будет два вечера на «Неон-ТВ», в среду и пятницу, потом один вечер на областном. Получается, первый – через восемь дней.

– Понятно. – Кирилл сунул руки в карманы и начал раскачиваться на каблуках. В сложившейся ситуации кто-то должен был взять на себя бразды правления.

– Значит, у нас есть восемь дней. Так, Вадик, встречайся с Лесневским, пиши ролики, готовь тексты. Не суетись и особого рвения не проявляй. Глеб, пойдем пошепчемся.

Шестопалов кивнул. Вдвоем с Кириллом они покинули кабинет, оставив молодых людей наедине.

Вадим смотрел на Ларису и ждал, что она скажет. Он ведь так быстро внушил ей доверие, что это не могло остаться незамеченным. А уж теперь, после столь эффектного самодоноса, судьба могла снова повернуться к нему своей филейной частью.

Лариса, наконец, обратила на него внимание. Вадим взволновался, увидев ее игриво вскинутую бровь.

– А ты, оказывается, порядочный сукин сын.

– Какой есть.

– Значит, хочешь узнать, какого цвета трусики у Кати?

– Я и так знаю… они у нее из брюк вылезают. – Вадим выдохнул, едва удерживаясь от бурного проявления эмоций. – Ларис, не сбегай от меня сейчас.

– А потом – можно?

– А потом ты не сможешь.

– Пустишь в ход свое обаяние?

Вадим опустил голову. Зря он сегодня разоткровенничался, напрасно притащил сюда Ларису. Все испортил собственноручно, болван!

– С тобой все честно. Я тебя люблю.

Он умолк. Больше ему нечего было сказать, да и не хотелось.

Лариса подошла к нему, положила руки на плечи.

– Взаимно… добрый волшебник.

Тем временем в продакшн-студии мужчины, выгнав в коридор Пашу, приступили к наметке плана действий. Приступили своеобразно.

– Парню надо помочь, – сказал Кирилл.

– Это я уже понял. Только как?

– Жопой об косяк!

– Только твоей жопой!

– Заткнись и слушай папу! – Кирилл так душевно грохнулся на хлипкий стульчик, что тот едва не развалился. – Ты вляпался по самый си-бемоль, когда принял это дурацкое предложение.

– А ты что говорил тогда, не помнишь? «Дери с него три шкуры, бла-бла-бла». Вот они с нас сейчас три шкуры и сдерут.

– Ладно, уговорил, вместе вляпались. Только ведь есть и плюсы. Рекламные обороты увеличились – раз, рейтинг в плюс пошел – два. Климат на станции другой стал, люди увидели новую планку. Это тоже неплохо.

– Никто не спорит. Только я чувствую себя так, будто меня за веревочку дергают.

– Ничего, оторвем твою веревочку. Есть мысли?

Глеб не хотел признавать, что вариантов у него не было абсолютно, но признать пришлось.

– у тебя?

Кирилл почесал небритый подбородок.

– Может, есть, а может, и нету. По крайней мере, сейчас я ничего не могу обещать. Нужно время.

– У нас есть неделя. Отказаться мы уже не можем. Даже если я разорву договор и верну деньги, Вадим все перечеркнул своей подписью.

– Его припугнули.

– Что? – не понял Глеб.

– Его наверняка припугнули, и он не смог отказаться. Догадайся, чем его могли взять.

Глеб включил мыслительный аппарат и через пару секунд пришел к выводу, что команда Лесневского – та еще сволота.

– Вот же твари…

– Ага. Только в милицию ты с этим не пойдешь. Остается работать.

Кирилл даже не подозревал, насколько он близок по своим убеждениям с Нестеровым.

– Пусть Вадик работает, как умеет, а мы будем думать.

– Думай, мыслитель.