Текст книги "Молчи и танцуй"

19

Пять дней до эфира

Иван Сорокин пребывал в прекрасном расположении духа. Он просто светился, причем это радостное сияние не могла затмить даже ссадина рядом с правым глазом.

– Где это тебя? – поинтересовался Кирилл.

– Митинговал немного на входе в секретное учреждение.

– Может, тебе плеснуть на пару пальцев?

– Чаю, пожалуйста.

Кирилл ушел на кухню, а Ваня решил немного потерзать его двенадцатиструнную гитару. У Обухова был неплохой инструмент, приобретенный еще на закате перестройки в модном музыкальном салоне. Гитара пережила не один переезд, выдержала в баталиях с женой и даже уцелела после одного разбойного нападения, учиненного недоброжелателями Кирилла после его первого успеха в бизнесе.

Ваня взял привычный аккорд ре-минор, потренькал немного, наслаждаясь прозрачным и чистым звучанием. Лицо его расцвело еще больше.

– «А на черной скамье, – запел он, – на скамье подсудимых… моя девочка Нина… и какой-то жиган… это было во вторник»… Обалдеть! Кирилл, продай весло!

– У тебя денег не хватит, – крикнул тот из кухни.

– Когда ты мне заплатишь, я смогу купить у тебя не только гитару, но и джип.

– Губу закатай!

Кирилл появился в комнате, держа в одной руке чашку и тарелку с бутербродами.

– Хватит нести чушь, говори по делу.

– Злюка. – Иван отложил инструмент в сторону и с таким пылом накинулся на бутерброды, что Кирилл счел нужным поинтересоваться:

– Может, тебе пожрать нормально? У меня там отбивные остались.

– Тащи.

– Только извини, они у меня холостяцкие, из супермаркета. Жена свалила, я теперь дома почти не обедаю.

Пока Кирилл возился на кухне с микроволновкой, Иван вынимал из папки свои документы. Он разложил их на диване веером, в порядке очередности анализа – от наиболее важных до вспомогательных. Кирилл, вернувшись в комнату, присвистнул:

– И это все о нем?

– О нем, родимом, и не только. Знаешь, если всему этому дать ход, то наш Дядя Костя Фармацевт проведет большую часть жизни…

– Забудь об этом, – перебил Обухов.

– Ладно, – флегматично заметил Иван. – Но я, как Остап Бендер, потерял веру в человечество, занимаясь делом нашего подзащитного, да и фингал вот получил. Мне полагается надбавка?

– Рассмотрим. Давай, что там у тебя?

Иван отрезал кусочек отбивного, сунул его в рот и потянулся за первым листком.

– Прежде всего, Лесневский задекларировал только две трети своих доходов.

– Это не новость. Сейчас некоторые заинтересованные лица заливают дорогой виски в глотку председателю горизбиркома. К настоящему моменту, – Кирилл посмотрел на часы, – залито не менее литра. Думаю, подождем еще часок и что-нибудь узнаем.

– На месте председателя я бы сломался уже на этой стадии. Если вискарь не поможет…

– Ваня, давай дальше!

– Угу. – Иван взял другой лист бумаги. – Короче, Лесневский начинал не честным кооператором при горбачевском режиме, как это принято у них сейчас рассказывать, а гораздо хуже. У него все же есть судимость за вымогательство, о которой так долго говорили большевики. Это раз. Снятое за недоказанностью обвинение в покушении на убийство – два. Проблемы с налоговой – три.

– Откуда у него «Лес-фарм»?

– У него? – Ваня как-то странно улыбнулся.

– Чего ты скалишься?

– Если говорить начистоту, то лично у него мало что есть.

– Уверен?

– А ты уверен, что Мавроди собирал с населения бабки чисто для себя?

– Кхм, ладно. А в бумагах у тебя что?

– А в бумагах – другая опера, по делу об убийстве, в заказе которого обвиняли Костю. Здесь копии судебных решений, показаний свидетелей…

– ?!!

– Не смотри на меня так и не спрашивай, сколько тебе это стоило. Сразу скажу – много.

– Знаешь, парень, – сказал Кирилл, – на бампер от джипа ты уже заработал. Рассказывай.

– Дело было так. В марте девяносто девятого неожиданно отдает Богу душу прямо у себя в кабинете известный инженер и владелец конструкторского бюро «Полет» Кузьмин Николай Александрович. Помнишь такого?

– Помню. Его КБ делало отличную диагностику для бюджетных больниц. Кстати, у Кузи был сердечный приступ. По официальной версии.

– Хорошо, что ты оговорился. Эта версия настолько официальная, что от нее за версту несет парашей.

– Пока нет никаких доказательств, болтать не о чем.

– Согласен. Однако в таких случаях не может быть никаких доказательств, только умозаключения патологоанатома.

Кирилл снова изобразил на лице восклицательные и вопросительные знаки.

– Ты хочешь сказать…

– Да, мы нашли его. Разумеется, на твоем банковском счету одним ноликом стало меньше, но ведь дело того стоит, правда? Если ты забыл, конструкторское бюро Кузьмина со всеми потрохами и мозгами в течение нескольких недель перешло в собственность нашего героя.

Кирилл не знал, что сказать. Выбрасывать большие деньги на то, чтобы раскопать давнее уголовное дело, которому все равно невозможно дать ход, – удовольствие сомнительное.

– И что тебе поведал твой патологоанатом?

– Вот его бумаженция. – Иван протянул тетрадный лист, исписанный мелким и неровным почерком. – Сам понимаешь, это не официальное заключение, а только мнение специалиста. Кстати, серьезный документ с аналогичным содержанием имел хождение тогда, после смерти Кузьмина, но, поскольку дело закрыли, бумагу тоже предали забвению. Знаешь, этот некрофил – презабавный старикан…

Кирилл прочел документ, из которого узнал, что сердечный приступ Николая Кузьмина в рабочем кабинете мог стать результатом попадания в организм специального препарата, вызывающего сердечный спазм и не оставляющего при этом следов своего пребывания. Сам Кузьмин был предрасположен к сердечно-сосудистым заболеваниям, поэтому свалить его этой гадостью не представляло особого труда.

– Надеюсь, – вставил Иван, – нет нужды упоминать, что в фармацевтической компании могут придумать более утонченные способы ликвидации, нежели банальный выстрел в затылок.

– Очень интересно. Только куда мне это подшить?

– Не знаю, твое дело. На мой личный взгляд, эта бумажка полезна в плане дополнительной информации. Практической ценности не представляет.

Кирилл призадумался о перспективах дальнейшей борьбы, а Ваня полностью отдался чревоугодию. Когда был уничтожен последний кусок мяса, он поинтересовался:

– Кстати, по последним замерам рейтинг Фармацевта пошел вверх. Медленно, но верно. С чего бы это, не знаешь?

Кирилл усмехнулся:

– Не зря тебя бьют, Ваня.

Рейтинг Лесневского действительно подтянулся. Как это произошло, никто не заметил. Вроде бы только что этого аутсайдера почти нигде не было, и вдруг он почти везде. Так же незаметно растут родные дети – вчера они ходили в детский сад и с удовольствием уплетали запеканку, а завтра они уже беременны, пьют и курят.

Аналитики пришли к выводу, что «невидимые кукловоды» избирательной кампании решили сделать хитрую рокировочку и поменяли фаворитов. Но как оно было на самом деле, едва ли кто-то догадывался.

Сам Лесневский решил устроить несколько внеплановых встреч с избирателями – для испытания «секретного оружия». Если все получится, можно будет это «оружие» использовать на регулярных встречах по всему городу.

Нестеров позвонил Вадиму и буквально вымолил у него обещание присутствовать. Вадим пробовал протестовать, но Нестеров был более чем убедителен. В результате за парнем заехали утром домой, посадили на переднее сиденье того самого «Опеля» (вечно ухмыляющийся Серый на этот раз отсутствовал) и привезли во дворец культуры металлургов. Он сел по правую руку от Лесневского за пять минут до запуска избирателей.

– Привет, оракул – сказал Фармацевт. – Неважно выглядишь.

– Ночная смена, – отмахнулся Вадим, – все будет нормально. Что я должен сейчас делать?

Ему ответил Нестеров, как всегда готовый заслонить босса грудью:

– По идее, ты мог бы ответить на пару вопросов избирателей, и ответить так, чтобы они зарыдали. Но мы потеряли очень много времени, готовиться некогда. Все придется делать аврально.

– Так я что-то должен буду сказать?

– Да.

Нестеров подсунул ему лист бумаги с тезисами.

– Пробегись по диагонали.

Вадим посмотрел текст. Все привычно и банально: ухоженные дворы, ровные дороги, освещение, помощь инвалидам.

– Что-то не так? – начал волноваться Нестеров. В последние дни он стал беспокойным и нервным, совсем не похожим на себя месячной давности. Видимо, не мог дождаться, когда вернется домой, к жене и детям.

– Нет, все в порядке, – поспешил успокоить Вадим. – Я просто настраиваюсь.

Встреча с избирателями длилась полтора часа. Зал был полон. Радость и растерянность легко читались на лице кандидата в мэры. Он явно не ожидал, что послушать его и задать вопросы придет столько народу. В прошлую встречу, еще до подключения к кампании «молодого экстрасенса», зал аналогичной вместимости был заполнен лишь наполовину. Прогресс налицо.

– А мы в тебе не ошиблись, – шепнул Лесневский. – Продолжай в том же духе, и будешь ездить на БМВ.

– Мне нравится «Бентли», – бросил Вадим.

Избиратели проявили активность. Они задавали Константину Павловичу вопросы о будущем своих ветхих домов и закрывающихся детских садах. Они интересовались, не забудет ли новый мэр о своих обещаниях через полгода и не забросит ли в долгий ящик городские дела, чтобы заняться личными. Лесневский отвечал с видимым удовольствием, не прибегая к услугам своих помощников. Лишь однажды он побеспокоил Вадима – когда прозвучал вопрос о детском спортивном клубе, помещение которого собирались продавать коммерсантам.

– Вот тут у нас сидит человек, который может вам ответить.

Взгляды устремились на парня.

– Кхм… – Он прокашлялся в микрофон, ничуть не растерявшись. – Насчет детских и подростковых учреждений я скажу просто: сейчас вовсю обсуждается и готовится к реализации масштабная программа по физическому воспитанию. Вы все, наверно, слышали об этом. После поддержки на самом высоком уровне говорить о закрытии клубов, которых у нас в тысячи раз меньше, чем пивных ларьков, просто преступление. По случаям подобного вандализма вы можете прямо обращаться в приемную Константина Палыча, и меры будут приняты.

По залу прошелестели аплодисменты.

На следующий вопрос отвечал Нестеров, и в паузе Вадим успел переговорить с Фармацевтом.

– Константин Палыч, вы и вправду займетесь этими клубами?

– Да.

– Как скоро?

Лесневский посмотрел на него преувеличенно внимательно.

– Есть обращения?

– У нас во дворе стоит разбитая хоккейная площадка, а чуть подальше есть еще и отличный скверик. Там люди отдыхают вечерами. Только все это скоро могут отобрать под супермаркет. Сможете помочь?

Лесневский пошамкал губами. Трудно было сказать, о чем он думает.

– Это в ваших интересах, – добавил Вадим.

– Ладно. Черкни адрес, разберемся.

Коротким выступлением из президиума участие Вадима в этом мероприятии не ограничилось. Когда народ стал выходить и вся команда Лесневского потянулась на второй этаж в маленький конференц-зал, туда же ринулись журналисты. Плотным кольцом были окружены двое – Вадим и сам кандидат в мэры.

– Господин Лесневский, – обратилась молодая радиожурналистка, вытягивая руку с диктофоном, – как вы теперь оцениваете ваши шансы на успех в этой кампании?

Вопрос явно пришелся кандидату по вкусу.

– А что-то изменилось с момента нашей последней встречи?

– Судя по последним данным социологов, из группы аутсайдеров вы вышли в первую тройку. Это серьезный результат.

– Ну, я думаю, что добиться таких результатов позволила мне и моим помощникам более плотная и грамотная работа в нужном направлении. Мы пересмотрели некоторые параметры своей программы, вышли на другой уровень контактов с избирателями, решили быть ближе к своим землякам. Я сейчас вообще в отпуске, все свободное время посвятил этим встречам.

Удовлетворенная журналистка удалилась, и пока Лесневский ублажал следующую, Вадим попытался улизнуть. Потихоньку, маленькими шагами он направился к выходу.

Он уже открыл дверь.

– Я прошу прощения!

Вадим обернулся. Перед ним стоял невысокий молодой человек с раскрытым блокнотом в руке.

– Вы – Колесников, радио «Пилот» и группа «Темная половина»?

– Да.

Вадим не смог скрыть огорчение. Его все же застукали! Конечно, более нелепого сочетания не придумаешь: радиоведущий, шоумен, музыкант и… член команды кандидата на пост главы города. Глеб обхохочется.

– Можно у вас несколько слов для нашей газеты?

– Какая газета?

– Молодежная, «Бумеранг».

– Тираж какой?

Парень смутился, но ответил:

– Две тысячи.

– Покупают?

Допрос явно не входил в планы корреспондента.

– А почему вы?…

– Покупают или нет?

– Ну, берут неплохо, практически ничего не остается.

– Хорошо, – устало согласился Вадим. – Давайте ваши вопросы. Только не здесь.

Они вышли в холл дворца. Вадим указал на большой кожаный диван у колонны. В холле практически все стены были оклеены фотографиями Лесневского. Он улыбался, как добрый клоун.

– Присядем.

Корреспондент «Бумеранга», видимо, уже забыл, что хотел спросить. Впрочем, парень быстро взял себя в руки.

– Скажите, Вадим, считаете ли вы, что нынешняя молодежь не интересуется политикой и практически не ходит на выборы?

– Есть немного. Впрочем, явка молодых людей во многом зависит от профессионализма тех, кто занимается организацией кампании. Например, можно освободить студентов от занятий, рассадить по автобусам и развести по избирательным участкам, а на выходе сунуть в зубы по двести рублей. Я считаю, это очень практичный подход.

У журналиста отвисла челюсть.

«Остановись, идиот, – мысленно твердил себе Вадим, – остановись, пока не поздно».

– Кхе… То есть вы вот так пессимистично смотрите на нашу молодежь? Предлагаете своим ровесникам вообще не ходить на выборы?

– Я предлагаю ровесникам думать своей головой, а не телевизором, и что-то делать… Понимаете, вся беда в том, что мы с этими ребятами, – Вадим кивнул на фотографии Лесневского, – вращаемся на разных орбитах. Все, спасибо за проявленный интерес.

Игнорируя изумление парня, Вадим поднялся и направился к гардеробу. Уверенно и быстро.

– Подождите, Вадим!

Тот притормозил, нехотя обернулся.

– Мне так все это и напечатать?

– Как вас зовут?

– Денис.

– Денис, вы, конечно, правы. Придумайте лучше что-нибудь победно-патриотическое от моего имени. Ладно?

Журналист кивнул.

«Вряд ли он так поступит» – думал Вадим, шагая по мраморному полу фойе.

Кассовый зал местных авиалиний пустовал. Здесь царила прохлада, а площадь зала позволяла проводить футбольные турниры. Трофимов был приятно удивлен тем, что пока еще никто не разместил здесь свои магазины.

Он подошел к одному из многочисленных окошечек, улыбнулся скучающей девушке-оператору.

– Здравствуйте, меня интересует рейс на Сочи. Что-нибудь через два-три дня есть?

– Рейсы на Сочи – каждый день. Какой вас интересует?

Трофимов задумался. Он мог лететь хоть завтра, но для полной уверенности чего-то не хватало. Он до сих пор не мог поверить, что его работа закончена.

– Посмотрите на среду.

Девушка пощелкала клавишами компьютера. Трофимов в это время изучал содержимое бумажника. Ближайшие несколько месяцев у него не будет проблем с финансированием безделья.

– Среда утром, – известила оператор. – Каким классом лететь хотите?

– Бизнес.

Девушка еще немного пощелкала клавишами.

– Бизнес-класс, среда, семь сорок пять.

– Спасибо, годится.

Выйдя на воздух, Трофимов посмотрел в небо, прищурился. Снова адское пекло. Скоро он покинет этот душный и шумный город, бросит эти деловые центры и боулинг-клубы, проспекты и магазины. «К дьяволу все линии, я завтра улетаю!» – вспомнил он Высоцкого. Уезжать приятно, а возвращаться, говорят, приятнее вдвойне, но, возможно, этой-то радостью он себя не обременит. Возвращаться сюда ему не хотелось.

– Антракт, негодяи. Не дождетесь.

Сев в машину, он тут же включил радио «Пилот». В эфире шел рекламный блок. «Как всякого порядочного преступника, тебя тянет на место преступления», – подумал Трофимов. Блок закрывался роликом компании «Лес-фарм», объявляющей об открытии специального благотворительного фонда для стариков и детей: централизованный сбор игрушек, льготное обеспечение лекарствами, уход на дому.

Текст читал Вадим.

20

Три дня до эфира

«В среду, в 21.00 смотрите на канале „Неон-ТВ“: кандидат на пост главы города Константин Лесневский – вопросы и ответы, цели и позиция, жизнь и работа. В программе принимает участие популярный журналист и ведущий Вадим Колесников. Не пропустите этот вечер!».

Часы тикали.

Интервью, презентации, благотворительные банкеты – все это понеслось снежным комом. Лесневский с детьми, Лесневский на природе, Лесневский на своем предприятии, стоит возле производственной линии и что-то объясняет женщине в белом халате. После совещания на заводе Константин Павлович, словно воевода с дозором, объезжает свои суперсовременные аптеки, встречается с людьми и лично выдает с прилавков «Но-шпу» и «Пурген». Кроме того, сразу на нескольких телеканалах и радиоволнах звучат ролики, записанные Вадимом Колесниковым.

Общественность в трансе.

Избирательная кампания, приближаясь к кульминации, иногда удивляла забавными мелочами: действующий мэр Дмитрий Попов сбавил обличительный пафос и даже стал как-то осторожничать, рассказывая журналистам о своем уютном дачном участке, где можно отдыхать и выращивать помидоры (независимые аналитики считали иначе и намекали на то, что в случае провала Попову вместе с командой заместителей придется сваливать в Мексику); Савичев купил по дешевке пару новых виноградников на юге, а на сэкономленные деньги построил часовню. Промышленник Брутберг вообще перестал показываться на публике, хотя под маркой его предприятия по всему городу возводились беседки, фонтанчики и асфальтированные площадки для игры в баскетбол и теннис.

Город охватила благотворительная лихорадка. «Пиарщики» поработали на славу. Если полтора месяца назад народ заворачивал в агитационные газеты свежую петрушку, то во второй половине лета ситуация изменилась. К кампании подключился кое-кто из известных деятелей культуры. Например, Савичев соблазнил вкусными гонорарами ведущего актера театра драмы Геннадия Соколина, и тот вынужден был пустить в ход все известные ему приемы из системы Станиславского, чтобы убедить публику в чистоте намерений своего кандидата. Вторым деятелем культуры, продавшимся за доллары, стал Вадим Колесников, лидер группы «Темная половина» и популярный ведущий радио «Пилот». Его слава росла с каждым днем, и многие с интересом ждали, когда он появится на телеэкране.

Телевизионные эфиры кандидатов стали гвоздем программы. У каждого из баллотирующихся олигархов так или иначе был доступ к средствам массовой информации: кто-то располагал своей газетой, кто-то удосужился за два года до начала кампании прикупить радиочастоту. Вечерние предвыборные ток-шоу на популярных коммерческих каналах имели неожиданно хорошие рейтинги. Кирилл Обухов смотрел телевизор и грустил. Глеб Шестопалов, слушая собственное радио, тайком от персонала попивал водочку. Вадим же просто замкнулся в себе, старался не говорить о делах и слушал музыку, сидя в продакшн-студии рядом с Пашей.

Только однажды в воскресенье он вдруг подошел к Кириллу. Отвел в коридор, чтобы никто из сотрудников радио не слышал, и спросил:

– Эти разгромные материалы о Лесневском – твоя работа?

– Ну.

– Должен сказать, что смысла нет никакого.

– Почему?

– Потому что утром выходит газета, к обеду ее успевают прочитать и забыть, а вечером говорю я. И все.

Кирилла эта неожиданная выкладка серьезно расстроила. Получается, все без толку?

– Если тебе это мешает, мы можем прекратить, – предложил он.

– Нет. Делайте, что считаете нужным. Ты мне только одно скажи: то, что вы пишете, – правда?

– Абсолютная. Говном не торгуем.

Вадим вздохнул.

– Дружище, потерпи, – сказал Кирилл. – Отработаешь, и мы куда-нибудь съездим всей толпой, развеемся.

– Ничего не изменится, – словно в пустоту произнес тот. – Никогда ничего не меняется.

– О чем ты?

– О том, о сем. По кругу все идет, возня мышиная…

Кирилл совсем сконфузился.

– Ты на меня тоску наводишь, друг. В конце концов, если смысла нет, то и плакать не стоит. У тебя Лариска есть, семью заведешь, работа интересная. Чего еще надо?

Вадим внимательно посмотрел на него, и Кирилл готов был поклясться, что какой-то проблеск надежды мелькнул в глазах «экстрасенса».

Лариса накануне забежала к родителям, поинтересоваться делами и здоровьем. К тому же они давно не видели внука и весьма по нему соскучились.

Людмила Викторовна и Александр Никифорович встретили их с пирогом, огромной вазой свежего варенья и ароматным чаем. Прежде чем сесть за праздничный стол (после всех последних стычек и недоразумений стол вполне можно было назвать праздничным), Лариса отвела маму в сторону, чтобы шепнуть пару слов.

– Мам, можешь дать мне по шее… Я не хочу больше ссориться и ругаться. Потому что я устала. И мне сейчас нужна ваша поддержка. Как ты на это смотришь?

Людмила Викторовна не нахмурилась и не поджала губы, как ожидалось.

– Все нормально. Пойдем к столу.

Лариса ухватила ее за руку. Даже на пороге вынужденного мира мать предпочитала хотя бы создать видимость, что победа осталась за ней. Что ж, придется ей уступить, других вариантов все равно нет.

– Нет, мам, так не пойдет. Послушай меня. – Лариса сделала глубокий вдох. – Ты же знаешь, у меня нет никого ближе вас и Максима. Пусть я дура психованная, как ты говоришь, и ошибки совершаю и бываю неблагодарной скотиной, но… сейчас я чувствую себя счастливой впервые за много лет. Появился человек, который меня понимает, который будет со мной, что бы ни случилось…

– Дай бог.

– Мама, это действительно так.

Мать улыбнулась.

– Чего не познакомишь?

Лариса смутилась. Они с Вадимом действительно еще никому не представились.

– У него сейчас сложный период, нужно много работать. Но когда все закончится, мы обязательно придем вместе, втроем. Обещаю. Ну, мам?

Людмила Викторовна взяла дочь за руку, погладила по тыльной стороне ладони.

– Игорь не беспокоит?

По лицу Ларисы пробежала маленькая тучка.

– Нет. Пока нет. Я его не видела.

– Ну и хорошо. Лучше вам не видеться. Ладно, пойдем.

Они вернулись на кухню, где Максим уже вовсю орудовал ложкой, размазывая варенье по щекам. Александр Никифорович сидел рядом и улыбался во весь свой наждачный подбородок.

– Мать, посмотри на этого обжору! Весь первый урожай слопает.

Они уселись за стол, разлили чай и стали разговаривать. На какое-то время Лариса сумела забыть и о своих концертах, и об Игоре, и даже об этих суровых мужиках, которые как детки на новогоднем утреннике бегают ввосьмером вокруг одного мэрского стула и ждут окончания музыки, чтобы шустрее всех опустить зад. К счастью, ее родители никогда не говорили о политике, и в этом обывательском равнодушии к судьбе Родины была какая-то особая прелесть. Прелесть родного дома, в котором все оставалось по-прежнему – обеденный стол, ароматный чай и бубнящий на заднем плане телевизор.

Лариса не догадывалась, что всего лишь через несколько часов все пойдет наперекосяк.

Васе Стручкову не было покоя ни днем, ни ночью. Еще месяц назад его считали мальчиком для битья, на котором испытывали прочность своих кулаков телевизионные начальники всех мастей, включая редактора финальных титров, но теперь вдруг все изменилось. Теперь Василий Стручков – спаситель планеты, Брюс Уиллис и Арнольд Шварценеггер в одном флаконе.

– Вася, выручай! – орал в трубку коллега с областного телевидения, ведущий аналитических новостей Дима Баранов по прозвищу Бараш. – Подкинь кандидатского видео.

– Сам снимай, – отбрыкивался Стручков.

– Ну, Васек, я тебе буду должен. Ты же знаешь, я свои долги возвращаю.

– Если бы мне все возвращали долги так, как ты, я стал бы миллионером еще в прошлом веке. Все, гуд бай.

Бараш остался ни с чем.

Потом к Ваське подплыл, словно лебедь, главный редактор информационных программ телекомпании «Неон-ТВ», чтобы выразить свое восхищение.

– Молодец, Стручок! За ум взялся, делом занимаешься, водку больше не пьешь.

– Водку пью по-старому. А в чем, собственно, дело?

– Начальству понравился твой последний материал о кандидатах.

– И?…

– И надо сделать еще один. Тоже персональный.

– О ком?!

– О Савичеве.

«О, нет!», – подумал Вася. Он уже надеялся, что больше его не уполномочат делать эти агитки, но, видимо, чем лучше ты работаешь, тем чаще тебя беспокоят. Надо было бить баклуши. Чистые погоны – чистая совесть.

Ближе к вечеру на трубку ему позвонил тот толстый тип, по заказу которого не так давно раскручивали вокалиста «Темной половины». Продюсер этот, как его?…

– Обухов, – подсказал тот. – Ты должен меня помнить.

– Ну да, как же, забудешь вас. Что вы хотели?

– Обеспечить тебе отпуск. В Египет полетишь?

– У нас разгар посевной. Да и отгулял я свой отпуск

– А за свой счет?

Вася скорчил гримасу. Обухов еще в прошлый раз достал своей хлебосольной настойчивостью, а теперь он просто расщедрился.

– Хотите купить мою душу или тело?

– Душу. Телом ты не в моем вкусе.

– Слушаю вас.

– Мне нужен выход на людей, которые обеспечивают эфиры с кандидатами.

– В нашей компании?

– Для начала да. А потом еще и на областном.

– Ого! – Вася отвел трубку в сторону и беззвучно выругался. – Египтом дело не закончится.

– Не пугай, я никуда не баллотируюсь и свои обещания выполняю.

– Ладно, убедили.

В тот же день Кирилл с большой папкой под мышкой и в сопровождении своей команды исчез в неизвестном направлении. Обычно он передвигался по городу в одиночку, но на этот раз привычкам пришлось изменить.

– Куда это он? – поинтересовался Вадим у Глеба. Они стояли у окна и смотрели на улицу. От крыльца института только что отъехали, подняв облако пыли, обуховский джип и две «БМВ».

– Не знаю, – соврал Глеб. – Он только что закончил разбираться со своей Семеновкой.

– Продал водку?

– Да. Оставил кое-что, но контрольного пакета у него больше нет.

– А чего вдруг?

Глеб вздохнул. Он-то прекрасно понимал, что война с Лесневским требует жертв, но Вадиму об этом пока лучше не знать.

43 часа до эфира

Поздно ночью, когда Вадим приехал из студии после очередного шоу, Лариса встретила его с ужином. Он запрещал ей засиживаться до двух часов, уговаривал ложиться спать вовремя и не куковать у окошка, но в этот день она решила его ослушаться. Еще с порога Вадим учуял ароматный запах, доносившийся из кухни.

– Ты голодный? – спросила Лариса, обнимая его в прихожей.

– Угу.

– Покушаешь?

– Угу.

Он был не очень разговорчив, выглядел уставшим и напряженным.

– Неприятности на работе?

– Нет, все по плану. Нестеров притащил бумаги, мы согласовали текст для телепередачи.

– А когда она?

– Первая – послезавтра. Вторая…

Он не стал продолжать. О второй передаче пока еще ничего не известно.

Он разделся, принял душ. Когда вышел к столу, чувствовал себе немного лучше. Оглядев натюрморт, присвистнул. Сегодня его ожидали крабовый салат, картофель фри и жареный карп в каком-то хитром соусе.

– Ужин немного остыл, – оправдывалась Лариса. – Ничего?

Вадим обнял ее, чмокнул в одну щечку, в другую, погладил чуть ниже спины.

– Точно сильно устал? – спросила Лариса, задержав его ладонь. – В последнее время мы с тобой мало общаемся…

Вадим сдался: рукой еще крепче обхватил ягодицы Ларисы, а чуть погодя полез вниз, чтобы задрать халат.

– Наверстаем.

– Прямо здесь? А ужин?

– У меня после этого дела просыпается волчий аппетит.

Вмиг Вадим забыл об усталости.

– Постарайся не орать, – пробормотала Лариса.

– Сама не ори…

«Пить боржоми» было поздно.

Из темного коридора в кухню направлялся бледный силуэт. Максимка остановился на пороге, и в те короткие мгновения, что он протирал заспанные глаза, молодые люди успели убрать руки подальше от филейных мест.

– Мам, дядя Вадим, вы чего? Драться будете?

Те молчали.

– Я писить хочу, – объявил Максим.

– Ну, топай. – Лариса включила мальчику свет в туалете. Когда Максим скрылся в кабинке, молодые люди переглянулись и рассмеялись.

Ужинать пришлось втроем – в половине третьего ночи. Максимка наотрез отказался отправляться в постель, потому что «уже наспался». Он забрался на колени к Вадиму и в мгновение ока стянул с его тарелки помидор. Вадим отламывал от карпа маленькие кусочки, тщательно очищал их от косточек и отправлял в рот мальчику. Счастью последнего не было предела. Лариса смотрела на двух своих мужчин и думала, что они подружатся и даже, наверно, породнятся, если, конечно… если судьба отпустит им троим достаточно времени, чтобы быть вместе.

Пацана после продолжительных дискуссий все-таки удалось отправить спать в соседнюю комнату. Вадим и Лариса получили возможность побыть наедине и предаться нежности. Когда они одновременно и в одинаковой степени блаженства упали на подушки, электронное табло музыкального центра показывало двадцать минут четвертого.

– Однако ночка сегодня, – молвил Вадим. – Мне завтра… тьфу, уже сегодня вставать рано.

– Опять?

– Да, пойду в студию, закончу материалы для передачи. Знаешь, мне уже хочется закончить это побыстрее и куда-нибудь съездить с вами хоть на недельку.

– А тебя отпустят?

– Да. Кирилл с Глебом сами похожи на две пожеванные мочалки, им бы тоже нервишки подлечить… Кхм, Ларис.

– Ау?

– Там в шкафчике на кухне лежит пачка зеленых денег.

– Я видела.

– Там десять тысяч.

– Угу. – Лариса сделала вид, что ее не смутила эта сумма, хотя на самом деле она уже успела прикинуть, что можно было бы купить. Ей было очень стыдно.

– Ты их не трогай пока. Пусть лежат, ладно?

– Конечно.

Эх… ну, пусть будет так. Она их не тронет, пока все окончательно не утрясется. У нее, по большому счету, нет пока на них никакого права.

– Ты как себя сейчас чувствуешь-то? – спросила Лариса.

– Сейчас – хорошо. Просто прекрасно.

– Я тоже. Хотя у меня впереди четыре тяжелых концерта. Но я спросила … вообще. Как ты?

Молчаливый вздох в ответ. Вадим погладил ее по щеке – мягко, тыльной стороной ладони.

– Если бы не ты, было бы хуже.

– Ты устал.

– Да, наверно.

– Что-то идет не так?

– Да. В ближайшие дни нужно будет много и безбожно врать.

– Все врут. По мелочи, по-крупному, но врут… Знал бы ты, сколько я врала в своей жизни. Я, по-твоему, плохая?

– Нет, ты хорошая, и люди не плохие, и я сам, бывает, вру. Но иногда врать запрещено категорически, потому что слово работает… Знаешь, я когда в юности боксом занимался, тренер наш говорил: вам на улице драться нельзя, в школе драться нельзя, потому что вы учитесь драться профессионально. Единственное, как вы можете использовать свои способности, это если нужно защитить девочку или кого-то слабого, кого обижают. Во всех других случаях спрячьте свои кулаки подальше и не размахивайте ими направо и налево. Понимаешь, о чем речь?

– Кажется, да. Я думаю, нам повезло.

– В смысле?