Текст книги "Светорожденные. Предвестники бури"

– О чем вы говорите, госпожа? – воскликнул кто-то. – Несовершеннолетним нельзя участвовать в кровопролитии! Их души еще не сформировались!

– Я сказала это в качестве примера! – вспыхнула Зузина.

– У нас нет столько оружия, – добавил Догори Норгротский – член Совета и глава армии – здоровый мускулистый мужчина с вьющимися усами, до пят покрытый черным волосяным покровом. Поговаривали, что он дюм, берсерк и по ночам превращается в огромного медведя, бродящего по зорманскому лесу. – Мы лишь недавно начали обучаться мастерству литья и, признаюсь, получается у нас плохо.

– Вы хотели сказать, ужасно? – поправила Ратт. – Мой трехлетний правнук сделает лучше.

Догори притворился, что не расслышал ее замечаний.

– Мечи, копья, стрелы – все, что у нас есть сделано магией, а вражеские маги умело разрушают таковую.

– Нет выхода, Левий, – продолжила Зузина. – Мы должны спасти кого сможем. Пока наши будут отбивать Стоурлен, мы должны вывести гардвиков из града. Старики, женщины и дети не должны погибнуть этой ночью. Я предлагаю бежать в Найстан!

Члены Совета вспыхнули.

– Мы не бросим наш град! Мы отобьемся и отправим нежить в Астро, где ей и место!

– Это нас отправят в Астро, болван! Ты хочешь унести туда не только свою жизнь, но и жизни других?!

– В Найстане слишком много гардвиков. За окном светлион, сейчас на каждом углу златоцветное дерево, но, когда придет зима, их не будет. Что будут есть все эти тысячи? Предлагаете уподобится людям Земли? Есть животных?!

– Найстан? Вы с ума сошли? Град и так горит от избытка беженцев! Если раньше там жило тридцать тысяч, то сейчас – все восемьдесят! Нас всех прогонят прочь посмей мы ступить на их землю!

– А что вы предлагаете, господин Цевильтук? – выплюнула Ратт. – Рендаригон? Пелагиат? Хотите жить среди альвов?

– Что вы имеете против альвов? – вспыхнул Рох Цевельтук – потомственный светлый альв в десятом поколении. – Считаете сатиров лучше других гардвиков?

– Я такого не говорила, – гаркнула она. – Вы, альвы, все такие самовлюбленные! Думаете, что если основали здесь первый в истории град, так все должны склонять перед вами головы!

Бокалы посыпались на пол. Послышалось крики, удары. Кто-то перелез через стол и все закончилось бы крайне плачевно, если бы не Левий Сиам, ударивший по столу крепкой мужской рукой. Совет стих.

– Хватит! Умолкли все! Господин Септимус, что вы думаете?

Элин навострила уши. Юлий начал говорить:

– Мы не должны бежать, наши души слишком долго бежали от всего этого. Дакота наш дом, а мы – двери этого дома. Сдадим град и нежить спокойно пройдет дальше, дни востока будут сочтены! Мы должны отстоять Тинк-Кросс любой ценой и отбить хранителей обратно на запад. Мы – жители Верных гор, как никто другие знаем свои реки, свои леса и топи. Если сможем прогнать захватчиков и заставить их отступить до болот, победа будет за нами. С севера они не пойдут. Каменным не переплыть реку.

– Но иначе..

– Иначе мы потопим их в ней и убьем!

В комнате все ахнули, безостановочно взялись говорить.

– Убивать?! Как такое вообще пришло вам в голову, Септимус?!

– Вы с ума сошли! Вы хотите уничтожить наш мир на кануне Слияния?!

– Они ведь когда-то были такими же, как и мы!

– То время прошло. Хранители полые, в них нет ни единой души.

– Еще год назад ты бы бежал первым, сломя голову, – заметил Догори. – Что тебя так изменило?

– Это глупо, Юлий, – раздался грубый голос Ведерика Шестлина – господина в цилиндре. Элин была не мало удивлена, услышав его голос в Совете. – Мы разучились воевать, ты же знаешь! Мы – жители Тинк-Кросс – обычные земледельцы и ремесленники, не державшие в руках оружия чуть ли не целую эру! В темноте мы беззащитны. Я не переступлю через законы, дабы спасти наши жизни!

– Мы не будем переступать через законы! – закричал Юлий. – Хранители – бездушная нежить!

– Но в их жилах бежит кровь, – сказала Алая Виенна – ведьма зорманских топей. – Убить их – значит нарушить закон Мудрых.

– Законы давно пора переписать, – на защиту Юлия встал Догори.

– Мы будем сражаться не за наши жизни, а за жизни наших жен и детей! – продолжил Юлий. – Не знаю, как вы, но я буду биться за жизнь своей дочери до последней капли крови, до последнего вдоха! Мне не безразлично то, в каком мире она будет жить!

– Твоя дочь мертва, – безразлично бросила Зузина. Элин была уверена, что в эту виру на лице ее спасителя мелькнула искра горечи и безумия.

– Юлий прав! – вдруг согласился Рох. – Хватит нам прятаться. Все альвы востока сейчас воюют и отбивают запад. Неужели мы хуже них? Неужели не сможем защитить наш дом?

– Тогда голосуем, – выдохнул Левий. – Кто за то, чтобы мы оставили град?

Она почувствовала движение позади себя. Кто-то стоял за спиной. Кто-то живой. Испуганный вздох оборвался, Элин медленно обернулась.

– Подслушиваете, целительница? – ухмыльнулся маленький человечек. Он стоял, облокотившись на стену, в темноте, с головой сливаясь с зеленой травой. Волшебница прищурилась.

– Зун Чесун?

– Верно, – согласился он, исчез в воздухе, оставив за собой серую дымку, и через мгновение появился у ног волшебницы. – Вам нельзя здесь находится, целительница, никому нельзя! Совет говорит о том, что никто не должен знать!

– Но ты же здесь, – улыбнулась она. – Как ты оказался так далеко от дома? Ведерик отпустил тебя?

– Нет, – угрюмо выдохнул старичок. – Хозяин здесь, он сейчас в зале, вместе с остальными обсуждает пути спасения Зуна и всех остальных, а Зун должен охранять его. Зун молится морону, чтобы тот защитил хозяина.

– Думаешь, морон тебя слышит? – удивилась волшебница, никогда не доверяющая воздыхателем евменидианской веры2525
  Евменидианство – религия, в основу которой заложено верование в всемогущую Деву-Ремени, спустившуюся с Морона для защиты Эйлиса.


[Закрыть].

– Он всегда все слышит, – ответил домовик. Элин подняла глаза к морону. Одна лишь Видхи красовалась на чистом небе холодным и безжизненным белым пятном, и ей было все равно, что случится с тем мидгардом, что стелется под ней. Волшебница вдруг осознала то, что смуглая точка на небе может оказаться ее последним воспоминанием об этой ночи, что сегодня она может умереть.

– Мне страшно, Зун, – вдруг произнесла Элин вслух, ощущая в себе нотки отчаянья. – Что, если утром никого из нас уже не будет в живых?

– Вам нечего боятся, целительница, – убаюкивающе прошептал он. – Кто бы не стоял за Верными горами, Совет отстоит Тинк-Кросс. Зун полагает, что все будет хорошо.

– Морон говорит мне об обратном, – выдохнула волшебница. – Если они решили бороться, то я нужна им. В темноте им не справиться с полчищем фандеров.

– Наконец-то! – закричал Лавирин Трявка, отвлекая девушку от ее мыслей. – Я думал, что усну здесь! Эти два идиота не захотели меня пустить!

Хрустальные врата зала отворились, выпустив кружева теплого пара на свободу. Волшебница прижалась к стене.

– Вы приказали никого не пускать, господин, – начали оправдываться братья перед вышедшим из света главой Совета, – мы и не пускали.

– Я член Совета! – вспыхнул старичок.

На каменную дорожку ступил довольно полный мужчина, одетый в янтарный камзол. По меркам людской жизни он все еще оставался молод, хоть и получил несколько нескрываемых морщин на лице.

– Вы все правильно сделали, – устало сказал он, обращаясь к Нубатсу и Цепкису, – а господин Трявка в следующий раз не будет опаздывать.

Взрываясь от недовольства, Лавирин развернулся вокруг своей оси, чуть не запутавшись в подоле вишневой накидке.

– Если следующий раз вообще будет, – злобно проворчал он, скрываясь в темноте.

Выходящие молча начали растворятся в свете одиноких фонарей.

– Не волнуйтесь, целительница, – прошептал домовой. – Зун вас не выдаст. Никто не узнает, что вы здесь были.

Девушка посмотрела на домового, ища в его глазах поддержки, но тот отвернулся от нее, пытаясь найти в толпе хозяина.

– Вам лучше уйти, целительница, – пропищал он, – никто не должен вас увидеть.

– Ты прав, – она прижалась к стене и медленно поползла к выходу из дубравы. Зун Чесун исчез, отправляясь прямиком к хозяину.

***

Трава медленно колыхалась, пряча маленькую воровку чужих тайн в своей тени. Волшебница возвращалась обратно в град, продолжая, как можно тише, ползти по горячей от ушедшего дня земле, и серебряные водные нити Нявки становились все ближе. Речные заводи зеленых камышей начали пестрить темно-зеленым, когда несколько острых речных камней вонзились в ее колени. Элин укусила себя за руку, чтобы не закричать от боли. «Тихо, – приказала она себе, – иначе тебя заметят!»

– Добрый вечер, Элин! – послышался голос за спиной. Зажмурившись, волшебница сотню раз выругалась и медленно встала, отряхивая колени. Утопая в зеленой траве за ней стоял Левий Сиам. «Почему я не услышала его шагов? – спросила она себя, краснея. – Такой большой во всех смыслах человек должен передвигаться с некоторым шумом. Как долго он шел за мной?». – Что ты делаешь здесь в такое время? – спросил он строго. В его серых глазах она прочла нотки озорства.

Левий был прекрасным хранителем града, благоразумным и решительным, от него ждали взвешенных решений, но в глубине души он навсегда остался маленьким мальчиком, с криком и визгом бесцельно бегающим по красочным улочкам спящего Тинк-Кросс. Тот мальчик родился в семье кухарки и конюха сто лет назад. Никто многого от него не ждал. В его роду не было ни великих завоевателей, ни первооткрывателей, ни храбрых борцов с нежитью или сильных марунов с первозданной магией в крови. Его дед пас коз у Густых холмов, прадед всю жизнь посветил служению ведьмам долин. Родители не дали ему никакого образования. Мать умерла еще при родах, а отец – фавн, будучи разочарованный тем, что сын его взял большее от матери и родился человеком, обучать его не восхотел. Левий обучился всему сам. Когда на западе началась неразбериха, из Совета Мудрых принялись приходить приказы, разрушающие устрой и целостность Руны, каждый град отделился от сердца столицы, прекратив свое беспрекословное послушания перед словами Отреченных и подчиняясь только алаксу своих земель. В каждом граде был созван Совет, что начал самолично оберегать свои границы и гардвиков. Тогда Юлий Сиам показал себя и был выбран главой Тинк-Кросс и принят Дирисом Светозарным – алаксом Дакоты.

Когда Элин оказалась в граде, он сделал все, чтобы помочь ей освоиться здесь. Девушка понимала, что делал он это не из-за своих обязанностей хранителя града, а из-за вспыхнувшей к ней любви, да только она сама не разделяла его чувств.

Он слишком хорошо знал ее и прекрасно понимал, что она здесь делала, но предпочел спросить ее саму.

– Я прогуливалась под мороном, – вымолвила волшебница, не придумав ничего лучше. Морон, удивленный его причастности к делам мидгарда, спрятался под одинокой серой тучкой. «Скажи ему, что тоже пойдешь отвоевывать границы!» – закричала та Элин, что готова была рваться в бой.

Бурая вьющаяся бородка скрыла мимолетную улыбку.

– Сейчас не лучшее время для ночных прогулок, – строго подметил он.

– Знаю, – кивнула девушка, краснея пуще прежнего.

– Я могу проводить тебя.

– Не нужно, Левий, – перебил его Юлий, выбиваясь из тянувшейся по дороге толпы. – Я сам провожу свою ученицу, – и через виру он уже стоял около нее, подхватил за руку и поспешил удалиться, не оборачиваясь.

– Через пол часа, Юлий! – крикнул в след Левий Сиам. Септимус кивнул в ответ. Элин хотела было спросить, что будет через пол часа, но лекарь опередил ее, задав вопрос первым:

– Ты подслушивала?

– Немного, – девушка стыдливо опустила глаза, ожидая его упреков, но Юлий промолчал.

– Ты ужасно выглядишь, – заметил он, резко сменив тему.

Элин опустила глаза и лишь сейчас заметила, что она все еще в чужой крови.

Они свернули на переулке Травников, где одинокая вывеска «Лавка Гетрильда Всемогущего» шаталась от сумеречного ветра, а парящие в небе зачарованные кристаллы освещали пустынную дорогу с мчавшимися по ней цветочными лепестками роз. Все жители куда-то испарились. Иногда на пути встречались одинокие конницы без наездников, телеги без возничего, до краев наполненные златоцетными плодами. Свечи горели в одиноких окнах, жены прощались с мужьями, виновные просили прощения у Создателя, а невинные – его сострадания. На эти туны, дарованные Тинк-Кросс для прощания с миром, город вымер.

Элин видела Септимуса таким же в первый день их встречи. Юлий был встревожен, задумчив и хмур, его руки тряслись, глаза бегали в разные стороны, готовые принять удар в любую виру.

– Юлий, – прошептала девушка чужим для града голосом. – Я знаю, о чем вы говорили. Через пол часа вы выйдете на охоту за этими тварями, верно? Битвы не избежать. Я хочу участвовать в ней. Я хочу биться с этими сынами сатаилов.

– Нет, Элин, – резко отрезал он, сбив шаг. Промелькнули темные тени. «Может кто-то ходит за углом?» – спросила себя волшебница. Юлий крепче схватил Элин за руку. Холод веял с каждого угла, с каждого дома исходил непомерный страх. Элин читала ауру, которая нынче черным пятном ужаса опоясывала весь злополучный град. «Я могу им помочь, как он не понимает! Я ведь волшебница! – вспыхнула она. – В этом мире есть только я и Хедрик. Один из нас должен умереть!».

– Но ты не можешь мне запретить! – возразила целительница, когда они завернули на тропинку, ведущую к их дому. – Я хочу сражаться! Я хочу защитить гардвиков, которых люблю. Поверь мне, я смогу это сделать!

Юлий со всей силы толкнул запертые предусмотрительным Жюржом двери, которые чуть было не слетели с петель от удара, бесцеремонно затолкнул девушку в дом.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, Элин, – начал он, подымая голос. – Мы идем не на прогулку, мы идем не травы собирать! Там будет битва. Настоящая, не такая, как в твоих книгах. Тысячи погибнут. Ты еще ребенок! Ты не должна этого видеть.

– Жюрж нашел семью Керивиса, – сказал Жюрж, появившийся из неоткуда на шкафу, и, кажется не слышавший разговора хозяев. – Лианна и ее сыновья живут на углу Семи Всадников, а Сальяин теперь живет на Инке. Жюрж предупредил мать детей.

– Спасибо, – бросила Элин. – Можешь быть свободен.

Домовой простоял несколько тун, не решаясь уйти, затем все же исчез. Лекарь бросил свой халат на пол и посмотрел в угол, где за перегородкой несколько часов назад оставил раненого.

– Он помер, – спокойно ответила Элин, подымая пальцами в воздух стекла разбитой ширмы. «Ему сейчас не обязательно знать, что я его убила» – решила она. – Фандеры загрызли его, не оставив шансов на жизнь, и они сделают тоже самое с вами. Я не допущу этого.

Юлий вышел из гостиной и направился на кухню. Волшебница змеиным хвостом последовала за ним.

– Юлий! Выслушай же меня! Я могу помочь! Я многому научилась за этот год. Я могу управлять стихиями, могу разрушать и созидать, мне подвластны земля и небо!

Он со скрипом отодвинул стул и сел за стол.

– Поставь чай, будь добра, – выдохнул он. Волшебница взмахнула руками и чугунный чайник взмыл в воздух, заплеснул воды из таза и упал на волшебный огонек.

– Элин, – Юлий тяжело сглотнул. – Ты не можешь пойти. Ты еще несовершеннолетняя. Ты же знаешь, детям нельзя быть участниками кровопролития, иначе их души могут расколоться.

– Это все сказки Мудрых. Неужели ты веришь в них? – воскликнула Элин, пытаясь отыскать в его глазах ответы. Юлий ничего не хотел отвечать. – Если не иду я, тогда никто не должен идти! Почему вы не послушали Зузину Ратт? Почему не согласились бежать?

– Мы не можем оставить град, – выдохнул целитель. – Если уйдем сейчас, то Найстану, Пелагиату, Рендаригону и всем остальным вольным городам востока придет конец. Дакота будет повержена из-за нас!

– В войске алакса сильные маги, – прошептала Элин, возвращаясь к своей цели, – только я смогу победить их. Когда их не станет, вы сможете биться спокойно, не опасаясь удара зачарованного огня в спину. Я буду нужна вам там, я буду нужна тебе!

Ничего не изменилось, ее слова все еще не убедили Юлия. Волшебница обернулась и указала пальцем за стену, где лежало мертвое тело Рубиуса Керивиса.

– Я была с ним, когда он угас, – гневно закричала она и ее глаза загорелись пламенем. – Я не смогла ему помочь. Единственным выходом было дать ему умереть. Сегодня больше никто не умрет! Я пойду с вами и буду драться. Это не обсуждается! Ты просто не знаешь, кто я, а я знаю. Я знаю, что смогу справиться с сотнями, нет, с тысячами фандеров, даже если для этого мне придется убить каждого из каменных хранителей своими руками!

Звонкий свист закипевшего чайника остановил ее речь. Элин вздохнула и подняла стыдливый взгляд на Юлия. Он не заслужил ее гнева. Девушка налила чай в кружки, присела рядом со своим спасителем, обхватила его запястье и заглянула прямо в глаза.

– Ты же знаешь: меня уже не отговорить.

– Я знаю, Элин.

Комната наполнилась могильной тишиной. Имя волшебницы прозвучало пугающе тихо.

– Ты ведь не хочешь, чтобы я пошла не из-за того, что мне еще нет двадцати одного. «Ты боишься потерять меня, – сказала волшебница, проглатывая слезы, – А я не могу остаться, боясь потерять тебя. Я не смогу сидеть здесь и ждать, не зная, где ты, как ты, жив ли ты!»

– Будь добра, подай корицы, – попросил он, перебивая. «Я говорю ему о своих чувствах, а он о какой-то корице!» – снова вспыхнула целительница от его просьбы, но попыталась не показывать виду. – Нам предстоит долгая ночь без сна, – объяснил он, – поэтому понадобятся бодрость и сила.

Волшебница открыла взглядом дверь в кладовку и хотела переместить баночку с засушенной корой мановением руки, но Юлий остановил ее:

– Сейчас не нужно магии. Кто знает, сколько ее понадобиться в бою.

Девушка улыбнулась.

– Стало быть ты мне дозволяешь? Я… Я бы отправилась с тобой, даже если бы ты не согласился, да без твоего согласия это было бы… не хорошо.

Он слегка кивнул и на его лице прописались глубокие морщинки. Элин встала и поцеловала его в лоб.

– Корица?! – вдруг вспомнила она. – Немедля! Уже несу!

Мандрагоры хлестнули ее руки длинными языками. Элин цыкнула на них. На носочках девушка бросилась в распахнутые бирюзовые двери кладовки, спустилась вниз по деревянной лестнице и в темноте нащупала баночку со свежей корицей. От влажных ее рук та ускользнула, покрутилась на месте и упала, вдребезги рассыпавшись на кусочки.

– Что за невезение! – воскликнула она, проглотив все ругательства. Волшебница подняла с пола одну темно-бурую трубочку, отряхнула ее и отправилась назад. Юлий встретил ее тяжелым взглядом. Глаза его покраснели. Руки он прижал к горячей кружке, чай в которой крутился в нескончаемом водовороте. – Держи, – удивленно пробормотала девушка, подавая корицу. Юлий устало взял ее, и на мгновение Элин показалось, что она увидела слезы в его глазах.

– Мм… Что это за травы? – наслаждаясь запахом чая, спросила волшебница. Увы, память была ей дарована не самая лучшая. Имена, даты, длинные название трав – все это хранилось где-то глубоко в голове, но перемешалось и спуталось. Запах из чашки казался таким знакомым, но вспомнить название трав, что в нем были, она не могла.

– А? – он будто бы очнулся от глубокого сна. – Травы? Да, я взял лучшие. Мои отгарские запасы: корень одолень-травы и листья шиповника.

Говорил он неуверенно, с трудом выговаривая слова. «Здесь что-то неладное. Почему он отводит взгляд?» – спросила себя Элин и напряглась. Взяв чашку в руки, она сделала пару глотков. На вкус чай оказался даже вкуснее, чем на запах, а с кусочком корицы, так вообще, заблагоухал новыми оттенками. «О, Создатель, как же я голодна! – подумала волшебница, ощущая в желудке бездонную пропасть. – Когда я последний раз ела? Утром? Сейчас бы не помешало найти в наших запасах пару маковых булочек, да только не думаю, что биться с полным желудком – хорошая идея». Элин отпила еще.

– У нас есть оружие? – спросила она, вспоминая об Дэгриль, что все еще был на ее поясе.

– Оружие? – переспросил Юлий, будто бы последние виры прошли мимо него.

– Да, – нахмурилась девушка, недовольная его отреченностью от сего момента. – Чем мы будем сражаться? Копьями и вилами? Когда Левий выдаст нам что-нибудь пострашнее?

Юлий пожал плечами. «Ты знаешь, да только не хочешь говорить!» – подумала она. «Не обижайся на него, – сказала добрая половина. – Септимус, как и все, волнуется. Он ведь не ты. Он никого в жизни не убивал! Через какие-то десять тун ему придется взять в руки меч и насадить на него пару тройку фандеров и хранителей. Это тяжело осознавать!».

– Знаешь, юная целительница, в детстве мне часто читали стихи, – начал Септимус загадочно. Элин удивилась столь резкому переходу. – Я был тогда малой удалец, да такой проказник! Сколько меня не приучали к науке, я так и не смог прочитать до конца ни одного свитка. Мне не люба была литература, да и не открывал я ни одной книги аж до своего двадцатилетия! Однако каждый вечер мама читала мне стихотворение. Одно, единственное. Не было в нем ничего такого особенного, чтобы выделяло бы его от остальных. Обычное и заурядное, – он зачесал назад седые волосы, опустил взгляд на белую скатерть на столе. – И вот прошло уже почти четыреста лет, а я его помню. Моей матери давно нет в этом мире, но каждый вечер перед сном я неустанно слышу ее голос, который повторяет эти сказочные строчки.

– Прочитай мне их, Юлий, – попросила девушка, тонкими пальцами касаясь его руки. Он кивнул головой и прочел:

 
Вокруг одно: тьма – друг вечной пустоты.
Остаток доброты в душе смиренно угасает.
Пускай на смену ветра, холода зимы
Прейдет весна
И смертный страх в ней медленно растает.
Нет. Мне не страшно. То лишь страшный сон.
Очнусь – останется прибрежный звон…
 

– Я бы хотела, чтобы все, что сейчас происходит, было страшным сном, – перебила его волшебница, глотая последние капли чудесного чая. Юлий кивнул и продолжил читать стихи, Элин слышала их через тысячу стен. «Это последний вечер в нашей жизни» – промелькнуло удручающая мысль в голове. Девушка опустила глаза на чайную гущу.

– Юлий, – вымолвила она с тяжестью на груди. – Прости за все.

– Мне не за что тебя прощать, Элин. Я счастлив, что судьба свела меня с тобой. Наверное, ты и сама знаешь, что я люблю тебя, как родную дочь. Все то время, что мы провели вместе, было самое лучшее в моей жизни. Прости за то, что не отпустил тебя.

– Куда? – удивилась она. «Что-то не так, – простонала Элин, чувствуя, что голова начинает идти кругом. Образ Юлия размылся, обратившись в силуэт, истекающий пятнами. – Что-то неладное творится!». Целительница попыталась протереть глаза, но это не помогло. – Что происходит? – вымолвила она заплетающимся языком. – Что такое со мной?

Мандрагоры ехидно засмеялись, протягивая щупальца к полке со снотворным.

– Настойка Сомии, – прошептала она, подымая глаза на Юлия, полные презрения и печали. Глаза не слушались. Веки слипались. Элин посмотрела на свои руки – они приняли облик однородной массы, посмотрела на стол – стол превратился в молочное поле. Потолок исчез и над головой вспыхнуло черное небо, стены обрушились, обнажая голые поля из туманов. – Вот для чего тебе нужна была корица! – прошипела волшебница, проглатывая все гласные, – Дабы подсыпать мне снотворное! Я ведь хотела помочь!

– Элин, я, – он протянул к ней руки, но она резко отстранилась и вскочила. Земля задрожала под ногами. Все смешалось. Элин сделала пару шагов, и, потеряв равновесия, начала падать, пытаясь на лету ухватится за воздух. Деревянные полы сменились мягкой подушкой. Волшебница жаждала ее и ненавидела. Чьи-то теплые руки подхватили ее, не дав коснутся зеленой лавандовой земли.

Юлий Септимус отнес вниз. Он долго спускался по лестницы. Туны казались ему вечностью. Она спала как младенец. Он смог сберечь ее, как и тогда, в первый день их встречи. Тогда, как и сейчас, она была так невинна и беззащитна! Она спала.