Текст книги "Светорожденные. Предвестники бури"

***

«Вы намного сильнее, чем кажетесь» – сказал он и эти слова запали ей в душу. Элин чувствовала, что способна на большее, что баночки с зельями и бинты – не то, чего она хочет от жизни на самом-то деле. В ней много магии, и, научись она управлять ею, ни Хедрик, никто либо еще ей не будет указом. «Если алакс может быть таким сильным, почему я не могу?» – спрашивала она себя. «Ты никогда не будешь столь же сильна, как и он, – отсекала та девушка, что не верила в себя. – Он умнее, старше и хитрее тебя. К тому же черная магия всегда была сильнее светлой, ведь разрушать легче, чем строить. Ты превратишься в его очередную жертву, не более». «Это неправильно, – не соглашалась Элин, готовая рискнуть. – Ну и что, что он старше, что умнее? Глупости. Сила не в этом. Я не хочу допустить, чтобы его власть дошла до Дакоты и убила ее. Если Хедрик причинит вред хоть кому-нибудь из моих друзей, я обещаю, я наплюю на все законы Эйлиса и убью его». «Алакс там, в своей цитадели в сердце убитого града, окруженный тысячами бессмертных воинов, – прошептала Элин, превращая свою сильную часть в нечто. – Никто из живых не видел его, ты его не видела. Ты его не знаешь». «И он меня! – подхватила девушка. – Он не знает, что в этом мире есть еще один волшебник, внезапность – мой конек».

– Как ты думаешь, Юлий, кто я? – спросила она, забрасывая еще одну щепотку листьев папоротника в пылающий котел. Юлий Септимус, разбирающий только что принесенную им корзину с лесными травами, был как никогда задумчив. Очки съехали ему на самый кончик носа, кудрявые седые волосы торчали в разные стороны, словно после неудавшегося эксперимента, зеленый халат как-то странно свисал с его плеч и готов был вот-вот лопнуть.

– Ты целительница, Элин, причем необыкновенная целительница, умелая, красивая и все схватывающая на лету. За всю мою четырехсотлетнюю жизнь у меня было немного учеников, но могу с уверенностью сказать, что ты – лучшая из них.

Элин покраснела.

– Ну, хватит, Юлий. Ты меня сильно выхваливаешь. Уверена, что в мидгарде найдутся целители намного искуснее меня. У них у всех есть своя цель – спасать гардвиков, они знают, чего хотят и что уготовано им судьбой, а я… Видхи для меня закрыта. Я каждый день спасаю жизни другим, жизни, которые уродуются другим, таким же, как и я, волшебником. И от этого все становится еще запутаннее. Почему такое случается? Отчего мы, маруны одной крови, свершаем такие разные поступки?!

– БАХ! – что-то вспыхнуло в котле. Элин ахнула и принялась сильнее мешать зелье поварешкой. Сильфы, парившие над потолком, со страху попрятались в кухонной посуде.

– Такое иногда случается, – успокаивающе произнес Септимус и аккуратно снял котел с огня, что ярко-желтым огнецветом извивался, левитируя над зачарованной горелкой.

– Вот, например, на Земле нынче нет ни марунов, ни нежити. Все гардвики – люди, у них у всех есть одна голова на плечах, руки, которыми они трудятся, воплощая в реальность свои самые смелые желания, кровь, что неустанно бежит по их телу. У каждого из них есть сердце и душа. В чем же тогда различие? Только в том, как они видят мир. Мы в этом похожи на них. Ты видишь мир в свете, алакс – во тьме, ведь она роднее его сердцу.

– У него нет сердца, – прошипела Элин, – он – чудовище.

– Рано или поздно алакс раскается в содеянном, – спокойно продолжал Юлий, немного раздосадованный столь резкими словами своей подопечной. В давние дни, когда волшебница еще не существовала в его жизни, он считал себя частью старого Эйлиса и был одним из самых правильных гардвиков, кажется, чуть ли не всей Руны. Ни веря в Создателя, ни посещая ни один божественный храм и не состоя ни в одной святой конфессии, он знал наизусть все законы, когда-либо написанные Мудрыми, и верно соблюдал каждый из них. Для Юлия слово Совета было превыше всего, и когда из их септимской цитадели во все грады Руны белыми сенмурвами были присланы весточки о том, что ныне все алаксы должны беспрекословно склонить головы перед единственным владыкой всея земель, каждый житель Руны заподозрил неладное, кроме него. Когда приказом Мудрых все мертвые души начали отправляться не к зеркалу Переходов, чтобы переродится, а в Дарк, гардвики впервые в истории воспротивились их слову. Юлий продолжал верить Совету и стыдил народ за его неверность. И он бы держался своей стези, если бы не Элин. Вернувшись с запада, девушка во всех красках поведала ему то, что видела своими глазами. Пламенным речам волшебницы не поверил бы только дурак. Вера Септимуса канула в лету, но он, все же, продолжал придерживаться законам старого Совета, которые кроме всего прочего говорили, что любое существо мидгарда способно осознать свои ошибки и раскаяться. Элин считала это пустословием.

– Молвят, что на прошлом закате пал Ольтекран, – сказала волшебница, и бросила щепотку тимьяна в котел. Вязкое месиво приобрело темно-зеленую окраску. – Тысячи мертвых, Юлий, тысячи. Ты представляешь, сколько сейчас душ столпилось над Галадеф? И каждая хочет переродиться! – Элин жалостно посмотрела на Юлия. Он молчал. – Что со мной не так? Я ведь должна чувствовать в себе что-угодно (сострадание, боязнь, беспомощность), но не жажду убить весь предательский Совет, превратившийся в марионетку алакса, и самого алакса за все то, что он сделал с той Руной, которую я даже не помню. Я, кажется, превращаюсь в него. Неужели все волшебники такие? Если так, то я хочу отречься от своего дара. Не хочу стать такой же. Я боюсь, что при первой же возможности я сорвусь и начну убивать.

– Только ты решаешь на какой стороне тебе быть, Элин, – сказал он, опуская руку на ее плечо. – Только ты.

Звон разбивающего стекла отвлек обоих. Хрустальные осколки снегом рассыпались по земле, голубая жидкость с крошечными кусочками корня одолень-травы озером покрыла каменный пол. Ехидно улыбаясь и прожевывая хихиканья и насмешки, мандрагора спряталась головой в горшок.

– Ну вот! – всплеснула руками целительница. – Мандрагорка опрокинула настойку Сомии! Зачем мы только держим их и столько снотворного на кухне? – девушка подошла к растению и переставила его к окну, подальше от полки с настойками. Мандрагора начала урчать и попыталась бросить в волшебницу землей.

– А ну-ка, тсс! – рявкнула Элин. Растение хмыкнуло, пробормотало пакости и успокоилось. – Будет свободное время – перенесу все в чулан. Сомии здесь делать нечего, – девушка подозвала метлу-уборщицу, и та начала сметать все в крошечный летающий совок.

Котел остыл. Элин взмахнула руками и зелье перелилось в склянки. Юлий закрыл их крышками, и, уложив на поднос, отправился по делам. Элин осталась одна.

– Я решила на какой стороне буду сражаться! – воскликнула девушка, одарив радостным голосом тишину, скидывая халат лекаря и вешая его на крючковатую вешалку. – Я хочу стать сильнее! Я должна научится управлять магией. Куда мне надобно идти для этого? – Элин на туну задумалась. – Пожалуй, пойду в библиотеку.

***

Обыкновенный дом, снаружи ничем не примечательный, такой же, как и у всех. Стены были вымощены из красного кирпича, крыша уложена желтеющей соломой, огромные круглые горшки с цветами стояли у покосившихся на бок деревянных дверей, открытых нараспашку, желтые одуванчики усеивали полянку у окон, словно звезды зеленого неба. Волшебница стояла на каменной тропинке, бегущей от самых дверей через эти небесные берега к раскинувшейся впереди мощенной дороги, спрятанной под тенью вековых дубов и берез, и любовалась золотым сечением огненного илиуса. Бабочки с прозрачными крыльями порхали над ее головой, веселые ундины с огромными рыбьими хвостами, облюбовав крошечный пруд по правую сторону дома, плескались в воде и осыпали водяным градом берега; десятки белых зайцев, размером с дикого кабана, заполонили сад по левую сторону. Попав в земли Дакоты, скучающие от жизни без крупных плотоядных хищников, зайцы расплодились, да так, что стали настоящим несчастьем для жителей востока.

– А ну хватит грызть мою тыкву! – прикрикнула волшебница, отправила нескольких парить над землей, а затем запустила их в багровые кущи. Все было без толку. Толстые и неуклюжие, к тому же совсем не умеющие боятся, они снова вернулись на грядки. Элин недовольно фыркнула и прикусила губу. Схватила одного за уши, попыталась оттащить, но он оказался непосильной ношей.

– Их отсюда не прогнать, – заметил крошечный старичок, ростом в четверть сажень, сидящий на крыльце. Со стороны он мог показаться тряпичной куклой с огромными кошачьими ушами. Серая бородка доставала до его круглого живота, завивалась и была словно живая. Лицо сморщенное, темное, с крошечными черными глазками-бусинками, нос расплющен, а губы настолько малы, что, казалось, их вовсе нет. Одежды на нем почти не было, волосатое тело прикрывали веточки и листья, а голову – соломенная шляпка. Встав, домовой с трудом преодолел огромные человеческие ступени и, горбатясь, направился в сторону волшебницы.

Нечисть давно стала частью Междумирья, как и темная нежить. Элин, как и все, умеющие читать магию и напитавшиеся ею, видела духов. Духи заполонили Эйлис еще во времена первого Слияния, и, остались здесь, облюбовав сей мидгард, как свой родной дом. Духи селились бок обок с живыми, или прятались в глухих лесах, боясь показаться на глаза, были везде и всюду – только глухой и незрячий мог бы их не заметить.

– Им нравится наш дом, хозяйка, – продолжил старичок, отмахиваясь от огромных бабочек, слетевшихся к нему со всех сторон.

– Мне любо это слышать, – улыбнулась девушка. – Как ты поживаешь, Жюрж? Мыши не тревожат?

– Нет, – проскрипел он, доставая одну из уха. – Жюрж с ними договорился. Теперь не будут поедать наши припасы пшеницы.

– До осени времени еще много, они могут и передумать, – Элин пожала плечами и вдруг вспомнила. – Ах, да! Совсем забыла! Юлий гневается, думает, что это ты припрятал его счастливую ложку. Но это же не ты, верно?

Маленькие глазки блеснули, домовой опустил голову и шмыгнул носом.

– Я, конечно, защищала тебя как могла, – продолжила девушка, – но он все равно в обиде. Прошу, верни. Он больше не будет рыться в чулане и трогать твои вещи. Он обещал.

– Хорошо, – согласился он, тая под обаятельной улыбкой волшебницы. – Жюрж вернет ложку. Ложка хозяина будет лежать под кухонным столом, и он решит, что сам ее туда положил.

– Вот и славно, – Элин весело подмигнула и перевела взгляд на прожорливых зайцев. – Так уж и быть, ешьте. Слава Гомену, магия здешних почв такова, что завтра на этом же месте еще что-нибудь взрастет, – девушка повернулась к городу и вприпрыжку отправились навстречу веселым улицам.

Ленивое весеннее утро неторопливо заливало град малиновым светом. К обеду он ожил, зацвел яркими красками. Еще недавно сонные улочки, казавшиеся скучными и унылыми, ныне преобразились. Широкие дороги начинали наполняться стремящимся людом, повозками, лошадьми. В садах-огородах с рассветом появились земледельцы в бурых передниках и белых рубашках, поехали неуклюжие телеги, переполненные овощами.

Удары топоров, да скрежет камней начал раздаваться с запада – людской народ преступил к труду. Не умели люди стареть духом, не умели терять свою доброту на протяжении столетий. Статные девушки и женщины – рукодельницы Руны, сияющие молодостью и красотой, сидели за пряжей, хором подпевая песню о славном юнце из вечного рассказа Трока – «Искания молодого альва». Шелковые нити выскальзывали из пальцев, добрые, превосходные ковры да платья вылетали из их рук, накрывая собой весь Тинк-Кросс и весь восток. Мужчины – все силачи, как на подбор, одним ударом раскалывали горные камни, без усилий подымали их большими руками и закидывали в парящие телеги. Одни тележки улетали вниз в рудники, другие – вверх, к горным цитаделям, где светлые альвы своею магией и ловкостью рук плели волшебство. Все, начиная от посуды и заканчивая фресками на стенах, мастерили они – светлые альвы.

Очнулись сады и огороды и их вечные служители – серые фавны. Круглые корзины да телеги переполнились фруктами и овощами. Поехали повозки с ранними яблоками, грушами и златоцветами. На дальних уголках града повалил серый дым – это славные колдуны снова принялись варить свои зелья: любовные, исцеляющие и успокаивающие, приносящие блаженство и тревожащие, взрывающие и отражающие проклятия, пробуждающие к нелепому разговору и вызывающие грусть и печаль – каких только не было в их лавке! И не была ни конца, ни края этим светло-зеленым полям, усыпанным горными цветами, где тут и там порхали цветочные дриады, птицы, бабочки, да огромные, словно воздушные шарики, пушистые шмели. Здесь и там звонили голубые колокольчики, трехглазые зувебры завороженно замерли, вслушиваясь в волшебные звуки, и, может быть, видели их и весь шестимерный мир, простилавшийся материей по всему мирозданию и недоступный обычным гардвикам.

Элин, одетая в желтый плащ просто невыносимо яркого окраса, в белоснежных туфельках и с красивым цветочным ободком на голове, немного постояла на месте у переулка Травников, засмотревшись в витрину лавки Гетрильда, что обменивал любовные зелья на человеческие волосы, еще раз задала себе один единственный вопрос: «Зачем они ему нужны?», и пошла дальше. Разглядывая кипящий жизнью Тинк-Кросс, Элин снова и снова находила для себя что-то новое. Мимо пролетели веселые вывески цирюльни Хариса – светлого гургулла, что дня два назад обменял у Юлия отвар из черницы на зачарованную бритву, у раскидистого вяза Алья Фасия отчитывала своих сыновей – Ворта и Сигда за разбитую вазу дяди Лопелля – торговца цветами, из открытых дверей «Жирного всадника» выскользнули маленькие злыдни, ехидно улыбаясь. «Явно сделали какую-то пакость» – подумала Элин и точно: через туну, раскидываясь ругательствами, за ними кинулся Тели Беррит – хозяин невезучей таверны. Шиана Трасвельвиль – высокая статная светлая альвийка в больших очках с золотой управой громко и ясно читала иногда смешные, иногда грустные истории собравшимся около нее детишкам. Крошечная ростом Нели и высокий громила Форис, спрятавшись под тенью деревьев, снова целовались, прячась от чужих глаз. Они любили друг друга, наверное, слишком сильно, чтобы ждать свадьбы, которая должна была пройти через видху, когда бабушка Фориса вернулась бы из длительной поездки в Авангор, где пыталась найти корабль, на котором бы ее внуков увезли подальше отсюда. Элин вдруг стало невыносимо грустно осознавать, что если у этих двоих родятся дети, то они вынуждены будут жить в мире, где каждый сам за себя, где свобода станет пустым словом.

Узкие дороги, меж цветочных домов с соломенными крышами, переполнялись людом, возами и тут и там снующей нечистью. С острых треугольных шпилей протянулись вереницы веревок, увешенных цветными ленточками и флажками, по которым то и дело гуляли черные коты. Подпрыгивая на ухабах, на улицу въехал огромный караван, везущий шелк да яства из Найстана, что тут же привлек к себе всеобщее внимание. Движение встало, нахлынувшая из неоткуда толпа тут же закрыла собой все дороги. Элин неохотно начала проталкиваться вперед.

– Здравствуйте, целительница! – любезно поздоровался мужчина, сняв цилиндр. Улыбнувшись в ответ, девушка попыталась вспомнить, кто он, когда и отчего лечила его. «Ведерик, – промелькнуло имя в голове, – его зовут Ведерик. Он колдун в третьем поколении, прекрасный оратор и семьянин, член малого Совета. Приходил в дом лекаря шесть видх тому назад, дабы избавится от ужасного ожога, который получил после неудачного эксперимента с саламандрами».

– Ох, ну что вы в самом деле? – начал он, расталкивая стоящих впереди зевак и пропуская волшебницу. – Дайте пройти целительнице! А ну, все брысь с дороги!

– Проходите, госпожа, – вежливо зашептался люд, освобождая путь. Кажется, каждый житель Тинк-Кросс знал ее и каждый был преисполнен благодарностью к ней и гордостью за то, что она живет в их граде.

Раскормленные до отвала лошади едва перебирали ногами и тягостно шли друг-за-другом, неохотно таща за собою переполненные телеги. Обогнав их, волшебница вышла на площадь, разделенную невидимыми баррикадами на две части. На одной стороне стояли корзины с оружием и щитами, сотня молодых ребят не старше ее самой, и уже зрелые, повидавшие многое в жизни мужчины обучали себя и других военному делу, а на другой возвышалась сцена недавно приехавшего в град театра. Заиграла музыка и фавны пустились в пляс. Несмотря на все происходящее за пределами Дакоты, здешний народ был весел и не падал духом. Жизнь продолжалась и текла своим чередом.

Чем дальше волшебница уходила от сердца града, тем меньше знакомых встречалось на ее пути. Дорога почти опустела, давая возможность ускорить шаг и идти навстречу ветру, расправив крылья.

– Иди к нам, госпожа, – позвала детвора, выскочившая из угла. Компания детишек играла в пятнашки, целью которых было догнать и попасть в противника мешочком с волшебной пыльцой, от попадания которой на кожу любой, тут же на туну, обращался в какое-нибудь животное. Хотя девушка уже считала себя взрослой, она не могла отказаться от такой забавы. Скоро со дворов послышались веселые крики и шум бегущих ног. Элин мчалась на всех парах за детьми. Кажется, каждый успел побывать в шкуре змеи, собаки и кота не один раз. «Будете знать, как играть с волшебницей!» – хихикнула она, бросая цветной мешочек. В конце концов девушка сама нечаянно коснулась пыльцы и обратилась в огромного белого гуся. Детвора засмеялась, хватаясь за животы, а Элин, фыркая и ненавидя глупую иллюзию, поплелась дальше, мало-помалу возвращаясь в прежний человеческий вид.

– Ты какая-то бледная, – заметила госпожа Мора, выглядывая из окна. Элин в ответ пожала плечами и вырвала последние гусиные перья, оставшиеся на ушах. – Небось трудишься целыми днями, не покладая рук. А ну-ка, зайди ко мне на виру!

Целительница, хоть и желала поскорее попасть в библиотеку, отказать хозяйке пекарни «Печь и пламя» не могла. Не успела девушка переступить через порог и почувствовать чудный запах горячего хлеба, как она всучила ей в руки огромный вишневый пирог.

– Какая же ты худенькая! Съешь все до самой крошки и не с кем не делись, – приказала хозяйка и поплелась к прилавку. Будучи довольно пышной дамой, Мора с трудом умещалась между полками с печеными вафлями, буханками хлеба и булочками, раздвигая их в разные стороны, как крепкое судно льды. – Когда настанет время голода, ты должна быть к нему готова. От худой и немощной от тебя проку будет мало.

Потерев носочками туфель деревянные доски, покрывающие пол, Элин кивнула.

– Спасибо, – улыбнулась волшебница, не зная, что еще сказать. – Я обязательно все съем.

Время близилось к полудню. Илиус, покружив над раскаленной землей, начал медленно стремится к закату, пересекая центр неба, подгоняемый крошечным кругом Ремени. Повозка подымалась все выше и выше к северным берегам Верных гор, отдаляясь от веселого Тинк Кросс. Элин ехала на ней, пожевывая пирог, и мечтала о невероятных приключениях, о неизвестных ей странах и мидгардах. Мимо пролетели белые голубки и скрылись за крышами, за ними – почтовые ласточки, несущие весточки из дальних западных земель. Зеленые каштаны укрыли дорогу, мало-помалу разрушая корнями сложенные в ряд каменные бордюры. Буйно зацвели милии2222
  Милии – растения, схожие на златоцветы, дающие горящие в темноте каменные плоды.


[Закрыть]. За их дикими кустами здесь никто не ухаживал, а по сему они нагло повылазили за пределы леса, стелящегося по предгорью, и, горя желанием завоевать все положенные им земли, начали откусывать куски огороженных златоцветных садов один за другим, превратившись в настоящие бедствие для садоводов.

Полная забот городская жизнь и шумные задворки сменились тихой и спокойной гладью озер, мирными посевами пшеницы и овса, одинокими домиками селян, тут и там рассеянные грибными шапками. Кто, рассекая воздух серпом, косил траву, кто стирал белье в хрустальной речке, кто вел заумную беседу с каменными зувебрами. Беззаботности мира не было предела, и, казалось, ей не будет конца, казалось, что все происходящее на западе – всего лишь чья-то злая шутка.

Дом книг и знаний был выбит в горах, похожий на огромную круглую сферу, готовую вот-вот лопнуть от избытка книг, пергаментов и свитков, хранящихся здесь с Эры Великих Открытий. Зачарованная телега остановилась, девушка спрыгнула вниз и горной казачкой помчалась по ступеням, ведущим к высоким колоннам тинк-кроссовской библиотеки. С трудом открыв каменные двери, уходящие к нависающим горбатым хребтам, волшебница вошла внутрь.

Пергаменты и свитки, неподъемные книги и маленькие записные тетради – все с любопытством посмотрели на пришедшую. Пыльные полки грозно ухнули. Элин прошла между стеллажами, высотой больше четверти лимы, пролистала несколько записей о приключениях моряков, вдохнула запах древних книг, а затем, подхватив лестницу, забралась на самый верх, откуда с восхищением осмотрела все величие книжного зала, который когда-то был пустынной заброшенной пещерой, раздираемой темной нежитью и червоточинами. «Чудеса нового измерения!» – крикнула Элин, не боясь, что ее кто-нибудь услышит – в Тинк-Кросс в ретвеч-день библиотеку никто не посещал, давая возможность зачарованным книгам отдохнуть. Отталкиваемая магией она полетела вдоль полок, оставляя на пыльных корочках книг следы своих пальцев.

Буквы и языки быстро сменялись, парящие в воздухе лампы и хрустальные окна, выходящие на вершину горы, освещали девушке путь.

– Вот оно! – крикнула она, пролетая над стеллажами с подписью «Магия и волшебство». Лестница резко остановилось, чуть было не скинув волшебницу вниз. Элин с жадностью подхватила две самые большие книги: «Волшебники. Азы боевой магии» и «Волшебники. Чарующие руны всех цивилизаций» Дарта Великого. «Иллюзии, или как создать своего двойника» она брать не стала. Магия чародеев ее не волновала.

– Они так давно не открывались! – прошептала она, отряхивая обложки от пыли. – Никто не сопрягался с ними тысячи лет! Волшебники, проигравшие в той битве, навсегда покинули Эйлис и все Семимирье, оставив бесценные труды на произвол судьбы.

Открыв первую, волшебница закашлялась. Грязные и пыльные сильфы-книгоедки, недовольно выскочили из страниц, что-то прокричали неразборчивым языком и юркнули в соседнюю книгу. Руны потемнели, магия защиты была на грани исчезновения, еще чуть-чуть и книгоедки добились бы своего, отведав «вкуснейший пирог» из трудов Дарта Великого.

– Сами вы несносные негодяйки! – бросила им волшебница, разобрав сказанные слова, шагнула вправо, отпуская лестницу, и полетела вниз. Не будь у нее в руках зачарованных книг – разбилась бы, упав с головокружительной высоты. Достигнув пола, Элин зависла в воздухе и плавно приземлилась, поддерживаемая томами Дарта Великого. Сильфы, жаждущие вернуть свою еду, недовольно фыркнули.

– Что, думали я разобьюсь? – захихикала волшебница им в ответ. – Древние книги, писанные еще магами и волшебниками Эры Великих Открытий, заклинались на защиту. Ни одна из них не упадет с полки и не будет растерзана вашими зубами!

Распахнув первую страницу, Элин с восхищением замерла. Книга принялась показывать ей цветные картинки, связываясь ее марунским сознанием. Исчезли стеллажи и книги, сменяясь полями, укрытыми ковром из огненных маков, исчезли полки, исчезли скрижали и пергаменты, превращаясь в небо и облака Эйлиса четырех тысячелетней давности. Волшебница потеряла грань настоящего, отправляясь в длительное путешествие к прошлому. Ее разум больше не принадлежал ей, он стал частью Дарта Великого, стоящего на распутье трех дорог, каждая из которых вела к его детству, юности и старости, и накопленным веками знаниям.

– Жизнь в двух измерениях никогда не была легкой, – раздался эхом старческий голос. – Еще несколько видх Элин не будет выпускать книг из рук, пропадая в воспоминаниях писателя. До обеда она будет вместе с Юлием готовить целебные зелья, ходить по домам и помогать нуждающимся, принимать посетителей и лечить больных. В оставшееся же время, ей придется покидать мидгард, отправляя сознание в полет, и полностью погружаясь в изучение магии. Вскоре от рун ее будет воротить, от нудных речей Дарта она будет клониться в сон, но все труды не будут напрасными. Стихии ей подчиняться. Она научится создавать и разрушать, научится защищать себя и других, и поймет, что волшебство никому не дается даром. Чары будут изматывать ее, и чем больше она их будет использовать, тем сильнее магия начнет питаться ею. Тогда Элин поймет, почему Хедрику нужно столько душ.

Углубляясь в магию, Элин осознает, что светлая магия ей дается сложнее, чем темная. Однажды, найдя в свитках учения о черной магии, Элин не сдержится и, сорвав запретную печать, прочтет. На деле окажется, что управлять проклятиями намного легче, чем оберегами, рассекать предметы невидимым острым мечом намного приятнее, чем тратить десятки часов на их починку. Тогда она начнет меняться. Проснувшись одним утром, волшебница заметит, что ее глаза станут черными. Раньше они никогда не принимали такого окраса. Они могли быть зелеными, голубыми, синими, желтыми, но никогда, никогда не принимали всепожирающий черный цвет! Тогда Элин решит для себя, что не будет использовать темную, и уж тем более – черную магию. Она портит ее, мало-помалу превращая ее в своего врага.

Только когда илиус исчез за горизонтом, и его свет больше не освещал зал, потонувший во мраке, волшебница оторвалась от чтения. Она закрыла глаза и все ведения испарились, библиотека приняла свой прежний облик. Темнота затуманила ее силуэт и руны слились с белым листом бумаги.

– Я задержалась здесь не в меру долго, – выдохнула она. – Вероятно, дядюшка Юлий тревожится. Пора возвращаться домой.

Улица сияла всем своим великолепием. Кристальные деревья милии горели голубыми огнями и переливались, морон был ярок и прекрасен, светлым пятном выбив себе половину звездного неба. Сегодня он был желтым, и Элин решила, что он просто-напросто влюбился в ее плащ.

По изгибающей каменной дорожке она спустилась вниз и отправилась обратно в град, прихватив с собой все книги, что смогла унести. Листья зеленых каштанов ласково спели ей на прощание, парящие в небе кристаллы осветили ей путь. Шагалось невероятно легко. Она не чувствовала твердости под ногами, словно земля была пухом. В голове сотнями вертелись картинки и мысли.

Сегодня она поняла, что целебная магия – не ее. Сколько Дарт не пытался объяснить ей, как накладывают целебные чары – все без толку. «Зачем мне знать дурацкие заговоры? – злилась она, желая все сердцем пропустить эту главу. – Я спокойно могу вылечить кого угодно с помощью зелий!». «Волшебники не пьют зелья, – возразил Дарт, – и не готовят их. Это не наш удел. Мы не колдуны! В наших силах лечить словом. Я не могу заставить тебя делать что-то против твоей воли, посему дружески прошу выучить хотя-бы один заговор. Мы вернемся к целительной магии позже».

У круглого фонтана девушка остановилась, чтобы поглядеть на веселые пляски колдунов, которые, отведав чашу септимского меда, припасенного в закромах «Жирного всадника», были счастливы, как никогда прежде. Альвы, опьяненные ночью, прижавшись к друг-другу распевали «Песнь о Творце»:

 
Любовь и надежда всегда нас спасает,
А если вокруг разбиты сердца,
Их вместе сплотить она помогает,
Дева-Ремени – вот имя Творца…
 

Забравшись на мраморные уступы, фавны беззаботно играли на струнах из хрустальной воды, приплясывая и отбивая золотыми копытцами чечетку, силени на деревянных дудочках наигрывали незатейливые мотивы песен. Мяукая во всю глотку рыжий кот пытался поймать ведогонь-мышей, круживших под уснувшим у дерева мальчишкой в соломенной шляпе и рваных штанах, несколько серых альвов, облокотившись на бочки с элем, затачивали мечи. Элин бросила на них быстрый взгляд, пытаясь найти того раненого, что подарил ей Дэгриль. Загадочного альва среди них не было.

– Госпожа целительница! – приметив Элин в тени, опьяненно воскликнул мужчина в огромных не по размеру сапогах, хотел было снять перед ней шляпу, но ее у него не оказалось, и, опечаленно, он осушил еще одну рюмку. Все взгляды обратились к ней. Фавны начали играть энергичней, вокруг тут же столпилась очередь из желающих потанцевать с прекрасной магессой.

– Всем септимского меда! – закричал басом мужичок с длиннющей бородой. Он сидел у магического костра поодаль и покуривал люльку, осыпая себя горящими угольками и пеплом.

– Да здравствует наша целительница! – воскликнул кто-то другой и все хором подняли переполненные кружки. Подловив момент, проснувшейся маленький мальчик кинулся к Элин и, подхватив ее за руку, пригласил на танец первым. Волшебница громко засмеялась и от ее звонкого смеха несколько пьяных силени скатились в фонтан.

– Да здравствует целительница!