Текст книги "Вишневые воры"

– Ты меня пугаешь! – сказала она.

– Я знаю, прости. – Я вытерла глаза и осмотрелась в надежде увидеть хоть какое-то знакомое место. Разобрав надпись «Сент-Ронан-стрит» на едва различимом в темноте указателе, я спросила:

– Сент-Ронан – это ведь улица за нашим лугом?

Позади нашего дома, за лугом, была небольшая лесная полоса, а за ней – дорога, кончавшаяся тупиком с одной стороны и ведущая в город – с другой. По этой улице мы шли, когда Эстер еще не умела водить машину и никто не мог отвезти нас в город.

Зили перегнулась через мое плечо.

– Да, это та улица, – сказала она. – Поверни направо.

– А мне кажется, нам налево. Направо – тупик, а нам нужно на основную дорогу.

– Нам направо, говорю тебе, – повторила Зили, и я ее послушалась. Это была широкая улица, более просторная, чем кварталы в районе Мейн-стрит. Дома отстояли дальше друг от друга, окружавшие их участки были больше. Как и на других улицах, здесь было темно, и я надавила на газ, с облегчением ощущая приближение к дому.

Но тут перед фарами что-то промелькнуло – собака, лиса или енот. Краем глаза заметив силуэт на дороге, я испугалась и резко вывернула вправо. Мы съехали с дороги на обочину, машина дернулась. Свет фар выхватил из темноты несущееся на нас дерево, и Зили закричала. Я резко нажала на тормоз, но уже было поздно: мы врезались в ствол.

Дафни упала на пол, Зили впечаталась в спинку моего сиденья, а я ударилась головой о руль. За деревом был дом, и я увидела, как в окнах начал зажигаться свет. Это был особняк нежно-голубого-цвета, принадлежавший семье Попплуэлл.

Открылась дверь, и на крыльце показались темные фигуры. Дафни, уже успевшая забраться обратно на сиденье, открыла дверь, выбежала из машины, упала на колени, и ее тут же стошнило.

– Это же Дафни Чэпел, – сказал кто-то из Попплуэллов.

Зили открыла мою дверь.

– Ты в порядке? – спросила она, потирая локоть. Схватившись за нее, я вылезла из машины – капот сложился гармошкой при ударе о дерево.

– Вроде да. А ты?

Она кивнула.

Пока Попплуэллы собрались вокруг Дафни, я забралась на заднее сиденье, огляделась и нашла фонарик. Взяв его в одну руку, другой я схватила Зили и потянула ее за собой. Тупик в конце Сент-Ронан-стрит, после которого начинался наш участок, был всего в нескольких метрах от нас. Я была потрясена и напугана, но нам нужно было домой.

– А как же Дафни? – спросила Зили на бегу.

– Разберется, – сказала я. – Пусть сама отвечает за аварию. Пусть ее арестуют за вождение в пьяном виде. Поделом ей.

В лесу я зажгла фонарик – от тупика к лугу вела грунтовая дорога; фонарик давал очень мало света, и все же мы хотя бы видели, куда идем.

Добравшись до луга, мы остановились перевести дыхание. У меня в голове вновь зазвучало стихотворение Каллы – ночной ирис на краю Элизия, царства мертвых. Я очень надеялась, что мы все еще сможем найти ее здесь, в мире живых.

К тому времени когда мы дошли до дома, мы с Зили совершенно вымотались и окоченели. В некоторых окнах горел свет – и внизу, и наверху. Я не знала, который был час, но мне казалось, что для пробуждения остальных еще было рано, и я понадеялась, что это вернулась Калла.

Когда мы наконец добрались до двери в кухню, я увидела Доуви – она стояла у плиты в своем домашнем халате и делала кофе. Я постучала в стеклянную панель двери, немало ее напугав.

– Вы где были? Калла с вами?

– Она не вернулась?

– Нет, а тут еще Дафни попала в аварию. Ваш отец поехал за ней.

Я надеялась, что отец будет дома, и чуть было не бросилась обратно к месту аварии, чтобы найти его, но Доуви уже взяла меня за руку и подвела к стулу.

– Садитесь-ка, девочки, и расскажите, что случилось.

У меня после аварии болела голова, мне нужно было отдохнуть и подумать. Пока Доуви делала нам горячее какао, я рассказала, что Калла не вернулась со свидания, что Дафни повезла нас ее искать, что мы хотели поехать в Йель, но не смогли даже выехать из Беллфлауэра и что в итоге врезались в дерево. О том, что я была за рулем, я не упомянула.

– Почему же вы не разбудили отца? – спросила Доуви, поставив перед нами чашки и усаживаясь к своему кофе.

– Мы боялись, он не поймет.

– Эх вы, – сказала Доуви расстроенно. – Иногда мне кажется, что вы совершенно лишены здравого смысла. Пейте какао. Вы же могли погибнуть!

– Но с Каллой что-то случилось, – сказала я, ощутив новый приступ паники. – Мы должны ее найти!

– Когда она вернется, ей точно несдобровать. Так задержаться после разрешенного времени! Но вам не стоит об этом волноваться.

– Я думаю, нам лучше вызвать полицию, – сказала я и побежала к телефону в холле. Доуви пошла за мной, взяла трубку из моих рук и повесила ее на рычаг.

– Полицию! – уже начиная раздражаться, сказала она. – Еще чего не хватало!

Я начала рассказывать ей, почему нам следует поторопиться, а Зили в это время заняла свой наблюдательный пункт у окна гостиной. Через несколько мгновений она крикнула:

– Я вижу фары!

Когда я примчалась в комнату, Зили прижималась к стеклу, пытаясь рассмотреть, кто едет.

– Это автомобиль Тедди!

Я почувствовала огромное облегчение и тут же отругала себя за панику. Я ведь даже не подумала о том, что Калла могла задержаться по каким-то объективным причинам. Может, у Тедди сломалась машина или у них кончился бензин. Можно было найти десяток разумных обоснований того, почему их автомобиль подъезжал к дому лишь сейчас, когда на черном небе появились первые проблески рассвета.

Мы с Доуви и Зили спустились по ступенькам крыльца, чтобы встретить прибывших. Тедди, без пиджака, с развязанным галстуком, выскочил из машины и побежал к пассажирской двери. Он выглядел изможденным и затравленным, пугливый белый кролик из «Алисы в Стране чудес».

Когда он открыл дверь, из машины практически вывалилось обмякшее тело Каллы.

– Боже милостивый, святые угодники, – перекрестившись, сказала Доуви.

Она все поняла. И Зили тоже. И я.

Я широко раскрыла рот, и у меня в горле что-то завибрировало; лишь через несколько секунд я поняла, что кричу. Доуви приблизила свое лицо к моему, и я увидела, как ее губы снова и снова повторяют мое имя: «Ай-рис!» – только я не слышала ни ее, ни себя. Но она продолжала звать меня, пока я не замолчала.

– Оставайся с сестрой! – сказала она, и мне показалась, что она сказала это мне, но на самом деле она говорила с Зили, и та взяла меня за руку.

Через секунду Доуви уже была у машины.

– Что ты с ней сделал? – крикнула она, обращаясь к Тедди.

– Ничего, честное слово! – сказал Тедди. – Я не знаю, что с ней. Я хотел отвезти ее в больницу, но она настояла, чтобы мы приехали сюда.

– Почему она в таком состоянии? – спросила Доуви, взяв лицо Каллы в ладони. С моего места не было видно, дышит ли она вообще.

– После танцев мы поехали в мотель. Она сама предложила, правда, – сказал он, и я поняла, что он заранее готовился к тому, что будет говорить. Тедди раньше не доводилось видеть ничего подобного, и он не понимал, что происходит. Он явно думал, что ему никто не поверит.

– Я ей сказал, что обещал отвезти ее домой к одиннадцати и что на мотель времени нет, но она начала меня умолять и говорить какие-то странные вещи. «Ты должен соблазнить меня, – говорила она. – Это моя судьба». Я отказался, и тогда она потребовала высадить ее из машины прямо на шоссе, а потом попыталась открыть дверь и выпрыгнуть. Она была в истерике, понимаете? И что мне было делать?

– То есть вы поехали в мотель? И там ты ее соблазнил? – спросила Доуви.

Тедди уставился себе под ноги.

– Мэм, я не сделал ей ничего плохого, клянусь, – сказал он срывающимся голосом. – Я не знаю, что с ней.

– Отвечай на вопрос, – сказала Доуви. – Что вы делали в мотеле?

– Только то, что она сама хотела.

Доуви наклонилась и обвила Каллу рукой; ее голова резко упала вперед, подбородком на грудь.

– Зили, позвони доктору Грину, – сказала Доуви, и Зили ринулась в дом, как будто еще было не поздно что-нибудь сделать. Аллею снова озарил свет фар – два белых столбика пронзили голубеющую темноту, и, когда автомобиль подъехал ближе, я увидела, что это приехал отец. Как только он остановился за машиной Тедди, пассажирская дверь распахнулась и Дафни – по всей видимости, уже протрезвевшая – бросилась к Калле. Увидев ее состояние, она упала на колени и зарыдала.

Дальше все смешалось: Дафни скрючилась на земле; Зили, вся в слезах, тянула меня за руку, а я никак не реагировала; отец на повышенных тонах говорил с Тедди, а потом вытащил Каллу из машины; Тедди уехал. Отец и Доуви взяли Каллу под руки и понесли в дом – ее ноги в серебряных туфлях волочились по асфальту.

Наверху они донесли ее до постели, и она распласталась на матрасе, раскидав ноги по обе стороны кровати и вытянув в стороны руки, словно это были крылья ангела. Чулок на ногах не было, только туфли. Она уже начинала кричать и мотать головой из стороны в сторону.

– Он лежит, притихший, весь в цветах, – выкрикнула она, – в тех цветах, что в гроб не положили и дождями слез не оросили[17]17
  У. Шекспир. Гамлет. Перевод А. Чернова.


[Закрыть]. – Она начала хохотать, а потом произнесла последние в своей жизни слова: – Покойной ночи, леди. Покойной ночи, милые леди. Покойной ночи, покойной ночи[18]18
  Там же. Эта строчка также встречается в поэме Т. С. Элиота «Бесплодная земля».


[Закрыть].

Я больше не могла смотреть, не могла оставаться с ней до конца. Убежав в спальню, я прыгнула в кровать и натянула на голову одеяло. «Прости меня, Калла, пожалуйста, прости», – рыдала я в подушку. Вскоре я услышала звук разбивающегося стекла. Занавес.

4

Тело Каллы увезли на медицинскую экспертизу.

– Прошу прощения, но в этот раз я должен на этом настоять, – сказал доктор Грин.

Через несколько дней гринвичский похоронный дом Хьюсона вернул тело домой – судмедэксперт не смог определить причину смерти. В свидетельстве о смерти было указано «временно не установлено» – агенты сказали, что внесут соответствующие поправки, как только получат результаты всех исследований. Но никаких поправок в итоге так и не внесли.

Учитывая сомнительные обстоятельства – дешевый мотель, незамужний статус фигурантки дела, – Тедди допросила полиция. В местной газете Нью-Хейвена вышла статья с заголовком «Загадочная смерть: Йельский квотербек допрошен полицией». Однако следователи установили, что никаких противоправных действий он не совершил.

Официальных похорон Каллы не было. Отец сказал, что стоять в церкви Беллфлауэра, чтобы все показывали на нас пальцем, он больше не будет. За этот год мы провели там две свадьбы и двое похорон, и отец решил, что с него хватит. «Не хочу выставлять свою семью на посмешище», – сказал он, хотя было понятно, что с этим он немного опоздал.

5

Калла умерла ровно через неделю после ухода Розалинды. Мы с Зили заново взбирались на вершины горя и падали вниз, проходя все этапы этого изматывающего путешествия – от водопада слез до полного оцепенения. В день похорон мы были на дне этой унылой долины, словно омертвевшие внутри.

Дафни вела себя иначе. Они с Каллой были странной парочкой, и все же они были парой, и уход Каллы отразился на Дафни совсем не так, как уход Эстер и Розалинды. Ее завывания разносились по всему дому – сейчас мне кажется, что это даже была не скорбь, а боль, жгучая боль от того, что из ее сердца выкорчевали любимую половину.

По дороге в похоронное бюро Дафни рыдала и билась головой о стекло автомобиля. Увидев Каллу в гробу, она схватила стул и шарахнула им об стенку. Потом она на некоторое время успокоилась, и тогда священник прочитал проповедь, мы с Зили вложили в руки Каллы две лилии, по одной от каждой из нас, а в конце Дафни сама возложила венок из маргариток на ее голову. Эстер и Розалинда были похоронены в свадебных платьях. Калла же, так и не ставшая невестой, была в простом, но изящном белом платье с кружевной вышивкой, которое кто-то – не знаю кто – выудил из ее шкафа.

Когда пришло время закрывать крышку гроба, Дафни приподняла Каллу, чтобы обнять ее. Она вцепилась в ее тело, отказывалась отпускать и рыдала, уткнувшись лицом в ее распущенные волосы. Голова Каллы откинулась, руки болтались по бокам. Это было страшное и душераздирающее зрелище; я отвернулась, не в силах больше смотреть. Отец, священник и сотрудник похоронного бюро смогли оттащить Дафни лишь совместными усилиями, после чего Каллу быстро привели в порядок – поправили платье, пригладили сбившиеся пряди волос, вернули на место венок из маргариток. В самом конце я подошла к гробу и сняла с ее пальца кольцо с лунным камнем – в память о ней и о нашей совместной поездке в город.

Когда мы вернулись домой, Дафни убежала наверх и отказалась выйти к заупокойной службе. Она не хотела видеть, как Каллу опускают в землю рядом с Эстер и Розалиндой, в одну аккуратную линию, будто клавиши на пианино. Мы с Зили держались за руки – чтобы успокоить друг друга и защитить; глядя на три могилы, трудно было не думать о том, что здесь еще достаточно места для нас.

В то апрельское утро небо было жемчужно-серым. Мы поплотнее запахнули свои плащи, слушая проповедь священника. «Прах к праху», – сказал он, и я подумала, что Калла была бы возмущена этой заезженной строчкой.

В нижней гостиной миссис О’Коннор приготовила для нас фуршет на фамильном столовом серебре. Это уже стало в некотором роде рутиной: треугольные бутерброды с огуречно-яичным салатом, песочное печенье и чай – легкая еда для расстроенных желудков. Если бы миссис О’Коннор решила уйти от нас, она могла бы организовать свой ресторанный бизнес: «Пища для скорбящих». За последнее время она в этом преуспела.

Мы с Зили сидели в гостиной вместе с отцом и пили чай из белых фарфоровых чашек. Белинде не сказали о смерти Каллы, но я подозревала, что она и так все знает. Ее увезли в санаторий всего лишь три недели назад, и тогда она была матерью пяти дочерей; теперь же нас осталось трое. Не знаю, когда врачи собирались ей сообщить – отец сказал, что оставил это на их усмотрение.

Дафни была наверху – нам были слышны ее рыдания, хотя мы старались не обращать на это внимание. Казалось, что эти звуки доносятся издалека, словно мы с Зили и отцом заперли свое горе в верхней комнате, и оно билось о стены, пытаясь вырваться.

Допив чай, отец заявил, что у него болит голова и что он пойдет вздремнуть, если мы не против.

– Прошу вас, сходите проведайте сестру, – сказал он, поднимаясь, и я спросила себя, почему он не сделает это сам.

Мы с Зили не торопились уходить из гостиной. Я не была готова встречаться с Дафни, поэтому выпила вторую чашку чая, а Зили съела часть бутерброда и половинку печенья. Мне нравилось чувствовать оцепенение, оно утешало, в него можно было укутаться, как в одеяло.

Вскоре рыдания наверху прекратились. Я решила, что Дафни напилась и заснула; все свои мини-бутылочки она давно опустошила и теперь, вот уже несколько дней подряд, прикладывалась к большой бутылке виски, которую стянула из кабинета отца. Тишина говорила о том, что теперь мы можем подняться наверх, что мы и сделали. Но, к моему удивлению, Дафни вовсе не валялась на кровати без чувств – она набивала вещами свой рюкзак.

– Я ухожу, – сказала она. У нее было такое красное и опухшее лицо, что казалось, будто это аллергическая реакция. – Я ведь следующая, да? Эстер, Роз, Калла и вот теперь я. – Она сделала большой глоток виски. – Никто из нас точно не знает, что происходит и как это все работает. Помните, что сказала Калла? – упомянув ее имя, Дафни подавила всхлип. – Брайар Роуз, спящая красавица. Это у нас в крови. Наше наследие.

Она взяла альбом с рисунками и засунула его в рюкзак.

– Но ведь ты не интересуешься мужчинами, – сказала я, больше не беспокоясь о том, чтобы скрыть тот факт, что я подглядывала.

– И почему ты думаешь, что это как-то меня защитит? – Она закончила собирать вещи. – Мне пора идти. Я не хочу здесь умереть.

Она утерла нос рукой, взяла рюкзак и оглядела комнату – точно так же, как в свое время это делали Розалинда и Калла.

– До свидания, девочки, – сказала она у двери. Я должна была броситься к ней и уговорить ее остаться, но я не пошевелилась. Внутри меня было пусто. – Я буду скучать, – добавила она, и это было совсем непохоже на нее. Она легонько постучала нас по макушкам и вышла из комнаты.

Я посмотрела на Зили – та явно не знала, как реагировать на все это, – и пожала плечами.

– Она вернется, – сказала я. – Она просто расстроена.

– Как-то не очень похоже, что вернется.

– Ей шестнадцать лет. Денег у нее нет. Куда она пойдет?

Теперь уже Зили пожала плечами, а потом сказала, что пойдет к себе и постарается немного поспать. Я хотела к ней присоединиться, но мой взгляд упал на письменный стол Дафни. Там лежал перевернутый кусок холста, совсем небольшой, размером с книгу в мягкой обложке. На оборотной стороне карандашом было написано: «Белый ирис, март 1951 года». Я перевернула картину. На бледно-зеленом фоне был нарисован кремового цвета ирис с розовыми и голубыми тенями. Я покраснела, хоть и не сразу осознала почему, а потом вдруг поняла, что на самом деле было изображено на картине. Да, это был ирис – но еще это была Вероника. Дафни преобразовала тот свой набросок, нежные изгибы и завитки между ног Вероники, в белый цветок.

Я перевернула картину обратно. Тогда еще я думала, что Дафни скоро вернется домой, но пока ее не было, я решила спрятать картину в своем шкафу.

6

Звонок раздался во время ужина.

Миссис О’Коннор приготовила куриный суп с вермишелью и свежий хлеб, и отец настоял, чтобы мы спустились и поели вместе с ним. Мы заняли свои обычные места в столовой – мы с Зили с одной стороны, отец – в конце стола. Остальные стулья пустовали.

Отец взял ложку. Он все еще был одет в черный костюм, который надевал только на похороны, но без пиджака и галстука; его глаза были подернуты мутной пеленой, веки припухли. Я никогда не видела, чтобы он плакал, но сейчас, сгорбившийся в кресле и говоривший тихим, сдавленным голосом, он совсем не был похож на себя.

– Где Дафни? – спросил он.

Я очень боялась этого вопроса и промолчала, надеясь, что Зили что-нибудь скажет. В качестве утешения я зачерпнула немного бульона.

– Что молчим? – спросил отец, поскольку Зили тоже ничего не сказала.

– Я не знаю, где она, – сказала я, не распространяясь об остальном. Для себя я предположила, что она поехала к Веронике.

И тут зазвонил телефон. Доуви взяла трубку и через несколько секунд попросила отца срочно подойти.

Мы с Зили и отцом поехали в отель «Крим». Когда мы заявили, что тоже поедем, отец не стал возражать; по телефону Сидни Крим сообщил, что с Дафни что-то случилось, и отец, который никогда не мог совладать с Дафни в одиночку, видимо, был рад нашей поддержке.

У отеля было припарковано несколько полицейских автомобилей, а от пляжа к дому туда-сюда бегали мужчины в дождевиках, выкрикивая какие-то указания.

– Что она натворила? – спросила Зили. – Забралась в воду? – Она прислонилась лбом к покрытому каплями дождя стеклу машины, а в это время за нами остановился грузовик с катером на прицепе. Я надеялась, что отец сделает что-нибудь, возьмет на себя контроль над ситуацией, но он сидел за рулем и не шевелился, а вокруг под тихий шум мотора полыхали размытые отблески красных полицейских мигалок.

Наконец кто-то заметил, что мы приехали. К нашему автомобилю бросился Сидни Крим, который держал над головой сложенную газету. Не дожидаясь, пока отец выключит мотор, он открыл водительскую дверь.

– Мне очень жаль, Генри, что беспокою тебя в такой день. Но Дафни пропала.

– Пропала? – сказал отец все тем же тихим и сдавленным голосом. Тут Сидни заметил нас с Зили на заднем сиденье. – Здравствуйте, девочки, – сказал он, пытаясь приободрить нас улыбкой.

– Я не стал ничего говорить по телефону, потому что надеялся, что к вашему приезду Дафни найдется. Прошу вас, пойдемте в дом, – сказал он и побежал к двери.

Сидни провел нас в гостиную с уже знакомыми нам арочными окнами, выходящими на пролив Лонг-Айленд, в это время казавшийся темной бесформенной массой. Меньше всего я хотела оказаться здесь – в комнате, где проходила свадьба Розалинды.

За большим круглым столом в центре комнаты сидела Вероника, мокрая от дождя и укутанная в одеяло; ее мать утешающими движениями гладила ее вверх и вниз по спине и убирала мокрые пряди волос со лба.

– Ну же, успокойся, милая, – говорила она нежно, словно мурлыкая.

За другим столом сидели двое полицейских, изучая карту и отхлебывая кофе из термосов. Казалось, что они весь день провели на берегу, и я подумала, сколько, интересно, прошло времени, прежде чем отец Вероники решился позвонить нам.

Отец последовал за Сидни к столу, где сидели Вероника с матерью. Сидни пригласил нас сесть, и вскоре официантка принесла поднос с кружками кофе. Отец немедленно взял одну и начал пить.

– Вероника, расскажи мистеру Чэпелу, что произошло, – попросил Сидни.

Миссис Крим, обнимавшая дочь, утешающим жестом сжала ее плечи. Вероника высморкалась в салфетку – ее лицо опухло от слез, с ресниц по щекам стекала черная тушь.

– Она пошла купаться, – прошептала Вероника.

– Расскажи сначала, – сказал ее отец.

Вероника повернулась к матери, и та обнадеживающе кивнула.

– Она приехала в отель. Не знаю, как она сюда добралась, – сказала Вероника, и я поняла, что никогда раньше не слышала ее голос. Он был низким и обволакивающим, как у ее матери. – Она ужасно горевала о Калле. Сказала, что дома больше находиться не может.

– Мы выделили ей комнату и разрешили остаться на несколько дней, – сказала миссис Крим. – Мы собирались вам позвонить, – добавила она. Мой отец, впрочем, вряд ли смог бы пожаловаться на то, что они укрывали его дочь, – он даже не заметил, что она ушла из дома.

Вероника рассказала, что Дафни поспала несколько часов, а они с мамой по очереди заглядывали к ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Когда Дафни проснулась, они с Вероникой поужинали жареным цыпленком прямо в комнате, куда Вероника также принесла выпивку. В этом месте рассказа Вероника, не в силах выносить укоряющих взглядов родителей, стала смотреть в окно на полицейских, стоявших на ведущей из гостиной к пляжу террасе.

По словам Вероники, Дафни быстро опьянела и сказала Веронике, что не может жить без Каллы, Эстер и Розалинды. Она все время повторяла: «Я следующая!» Мы с Зили переглянулись, но не осмелились сказать отцу, что Дафни и дома вела себя точно так же. А ведь он просил нас проведать ее… только мы с этим справились не очень.

– Она начала рыдать, впала в истерику, – сказала Вероника. – Потом выбежала из дома и бросилась к проливу, хотя уже было темно и очень холодно. – При воспоминании об этом по телу Вероники пробежала дрожь. – Она вошла в воду, а я кричала ей с берега, чтобы она вернулась, но она заходила все глубже и глубже. Я умоляла ее перестать, но она легла на воду и поплыла. В какой-то момент она уже была так далеко, что скрылась из виду, а потом… – Голос Вероники сорвался, но она заставила себя закончить рассказ: – Она стала звать на помощь. Кричала, что ее тянет на дно. Я не знала, что делать, и побежала за мамой… – Вероника согнулась пополам и зарыдала еще сильнее.

– Мы бросились к воде, – сказала миссис Крим, продолжая гладить дочь по спине. – Стали звать Дафни, но она не откликнулась.

Через гостиную ходили полицейские, использовавшие террасу для выхода к заливу. Отец, Зили и я какое-то время сидели молча, переваривая сказанное.

– Это невозможно, – наконец сказал отец, допивая кофе. – Только не сегодня. Это просто невозможно. Давайте поищем в отеле и на близлежащей территории. Она наверняка просто где-то прячется.

Миссис Крим казалась обиженной:

– Но Вероника видела, как она ушла под воду.

– Она этого не говорила, – ответил отец. – Она сказала, что Дафни уплыла слишком далеко и исчезла из виду.

– После похорон Каллы Дафни говорила, что хочет убежать. Она собрала рюкзак с вещами, – сказала я, взглянув на Зили.

– Ну вот, я же говорил, – раздраженно сказал отец.

Миссис Крим принялась было снова защищать версию, которой придерживалась ее дочь, но Сидни ее прервал.

– Я организую поиски, – сказал он и вышел из гостиной вместе с моим отцом.

Мы с Зили остались сидеть за столом с Вероникой и ее матерью. Официантка принесла еще кофе, какао и тарелку с песочным печеньем – снова эта пища для людей, понесших утрату. Миссис Крим вышла из-за стола и вернулась с небольшой бутылкой бренди. Она налила немного в кофе – себе и Веронике.

– Вряд ли стоит надеяться на то, что Дафни где-то в отеле, – сказала она, обращаясь непонятно к кому. – Она бы не смогла так с нами поступить.

– Вы не знаете ее так, как знаем мы, – сказала я, и миссис Крим удивленно повернулась ко мне. По всей видимости, она говорила с Вероникой, а не с нами.

– Солнышко, я была бы очень рада, если бы Дафни обнаружилась в каком-нибудь шкафу, – сказала она с искренним теплом в голосе. Так вот что значит иметь мать, подумала я. Это значит иметь кого-то, кто называет тебя «солнышком». – Проблема в том, – продолжила миссис Крим, – что Дафни уплыла слишком далеко, а вода очень холодная. Через несколько минут у нее наступило бы переохлаждение. Я не хочу никого пугать или быть жестокой, но я точно так же не хочу, чтобы отец вас безосновательно обнадеживал.

Я встала и пошла к двери – мне хотелось уйти оттуда, уйти от Вероники, рядом с которой я чувствовала себя неловко. Зили, как всегда, последовала моему примеру, и я сказала ей, что мы можем пойти искать Дафни, чтобы принести хоть какую-то пользу.

– Ты правда думаешь, что она прячется? – спросила Зили.

– Не знаю. Может быть, – сказала я.

Мы прошли по коридору первого этажа по скрипучему, неровному, скошенному вбок паркету, проверяя все двери – они оказались заперты. В межсезонье в отеле царила тишина, постояльцев почти не было – мы заметили лишь одну пожилую пару; увидев нас, они поспешили вернуться к себе в комнату. Они наверняка знали, что происходит, и теперь станут рассказывать внукам, как однажды, во время их поездки в Коннектикут, в отеле пропала молодая девушка. Для них это было лишь сопровождение их истории.

Мы поднялись на второй этаж и снова стали проверять все двери. Одна из них оказалась не заперта – я постучала, подождала немного и вошла. В комнате горела лампа и стояли две кровати, одна из которых была не заправлена. На столе у окна стоял поднос с остатками цыпленка. Судя по всему, это была комната Дафни. Я вспомнила о рюкзаке и принялась его искать.

Зили мне помогала, но в обычных местах мы его не нашли. Мы посмотрели в ванной комнате, под кроватью и в темных углах комнаты.

– А зачем мы ищем рюкзак? – спросила Зили.

– Потому что если его здесь нет, то вполне возможно, что Дафни и правда где-то прячется. Зачем ей убегать без рюкзака. – У меня вдруг появилась надежда. Мы продолжили поиски, и на несколько минут это как будто стало для нас делом жизни и смерти. Потом Зили крикнула мне, что нашла его – у стены за комодом.

Я вытащила из него джинсовый комбинезон, скомканный в клубок, желтую блузку и пару белых носков. Альбома для рисования не было.

– Это значит, что она не убежала? – спросила Зили.

– Не знаю, – сказала я, но я знала, что это плохой знак.

Остаток дня мы провели в этой комнате: спали или просто лежали, слушая шум волн за окном. Никто не пришел нас искать – нас вообще редко кто-либо искал. Утром мы спустились в гостиную. Миссис Крим все еще обнимала безутешную дочь – судя по всему, они так и просидели всю ночь за круглым столом посреди комнаты.

Мы с Зили присели к другому столу. Солнце уже встало, моросил легкий дождь, небо было одновременно серым и ярко-белым. Отец стоял на террасе с кружкой кофе в руках, беседуя с Сидни и капитаном полиции, – все трое смотрели вдаль, на воды пролива Лонг-Айленд. Было ясно, что Дафни в отеле они не нашли. Появилась официантка – та же, что и прошлым вечером. Она принесла апельсиновый сок, а через несколько минут вынесла нам чай и хлебные тосты. За окном продолжалось казавшееся беспорядочным движение катеров и полицейских на берегу. Мы с Зили наблюдали за этим, намазывая масло и малиновый джем на тосты и отхлебывая чай. Казалось, что с аппетитом завтракать в такой ситуации – довольно странно, но мы были голодны. Какое-то время бурная деятельность у воды продолжалась, а потом довольно резко прекратилась. Дождь полил сильнее, катера вернулись на берег, полицейские разошлись по машинам.

– О нет, – сказала я, опуская на стол чашку с чаем.

– Что? – спросила Зили.

– Они закончили поиски, ты что, не видишь?

– То есть они нашли ее?

Отец вошел в гостиную и схватился руками за стол.

– Вы в порядке, девочки? – спросил он. Он выглядел еще хуже, чем прошлым вечером, – мокрые волосы и одежда, небритое лицо, голос едва слышнее шепота.

Сидни Крим и капитан полиции тоже вернулись в отель.

– Есть ли какие-нибудь новости? – спросила миссис Крим у мужа. Вероника, выглядевшая слабой и утомленной, выпрямила спину и сделала глоток кофе.

– Боюсь, что нет, – сказал мистер Крим и кивнул моему отцу, который понял сигнал.

– Полиция решила прекратить поиски, – объявил он.

Я ничего не понимала.

– То есть как? Вы ее нашли?

– Нет, не нашли, – сказал он.

– Ей пришлось бы провести в воде много часов в дождь и холод, – сказал капитан полиции. – Но никаких признаков ее пребывания там мы не обнаружили. В таких условиях выжить просто невозможно. Мне очень жаль.

Отец повернулся к нам с Зили, ожидая нашей реакции и пытаясь предугадать, какие меры потребуются. Мне показалось, что капитан сказал: «Ее тело должно прибить к берегу через несколько дней». Но ведь он не мог такого сказать, правда же?

Зили словно парализовало; она побледнела и задрожала. Но прежде чем кто-то успел на это отреагировать, мы услышали истошный вопль. Вероника вырвалась из рук матери и теперь стояла в центре комнаты, подняв голову и громко крича. Отец с матерью пытались остановить ее, но им это не удалось: Вероника продолжала биться в агонии.

Этот спектакль я не хотела ни видеть, ни слышать. Я встала и прошла мимо отца к выходу. Дафни покинула нас. Я сочувствовала Веронике, но смотреть на нее больше не могла. Мне уже хватило слез и криков – моих собственных или чьих-либо еще.

Я побежала к воде, вдыхая запах дождя, который падал на песок, окутывал меня, лился сквозь меня, словно очищая меня изнутри. Беги! Услышала я мамин голос в своей голове. Так поступила Дафни: она сначала бежала, а потом плыла до тех пор, пока не замерзла и не выбилась из сил; и вот она уплыла в забвение. Но вряд ли мама это имела в виду.

Я смотрела на серые волны. Где-то там была Дафни, а Калла, Розалинда и Эстер лежали в своих могилах; всех четырех поглотила эта земля. Но не меня. И пускай я, может быть, буду следующей, но я все еще жива. А это хоть что-то да значит.