Текст книги "Сибирская ментальность и проблемы социокультурного развития региона"

И. Ф. Кефели
Цивилизационные параметры азиатской России: история и современность

Цивилизационные параметры Азиатской России необходимо анализировать в контексте глобальной геополитики. Последняя, в отличие от классической, силовой геополитики, признает в качестве акторов мировой политики геоцивилизации, (локальные цивилизации). Отношения между геоцивилизациями («столкновения», по Хантингтону) детерминируются, главным образом, их социокультурными характеристиками и лишь на этой основе – политическими, экономическими, идеологическими противоречиями. Еще более общим основанием утверждения глобальной геополитики выступает новый тип культуры, новая социокультурная ситуация. Что имеется в виду? Материальная и духовная культура доиндустриальной эпохи выражала в своей сути все многообразие способов приспособления человека к окружающей природе, которые совершенствовались десятками тысяч лет. Культура индустриальной эпохи – это культура, выражающая притязания человека на покорение природы. Культура современной, постиндустриальной эпохи утверждает пафос выживания человека в окружающем мире – природном и социальном. Прометевский дух культуры индустриальной эпохи привел к глубинному противоречию между обществом и природой. Постмодернистская инверсия прометеевского духа, с одной стороны, сохраняет интенцию «покорения», обретая форму манипуляции сознанием массового человека, ориентированного на неограниченное потребление материальных благ. С другой, – эта инверсия выстраивается на диалоге культур, порождаемом идеологией глобального гуманизма (образно говоря, идеологией выживания), отрицающей эгоцентризм и социал-дарвинизм.

Более того, представляемая таким образом социокультурная картина современного мира – это своеобразная матрица для складывания геоцивилизационной структуры мира. Каждое из звеньев этой структуры – геоцивилизации – характеризуется различной степенью выражения интенций «культуры выживания». Это можно наглядно наблюдать и детально анализировать на примере западной и русско-православной, китайской и исламской, латиноамериканской и тропически-африканской, японской и индийской геоцивилизаций.

Азия как самая обширная часть света (около 30 % площади всей суши) подразделяется на шесть географических регионов, в том числе:

1. Северная Азия – Сибирь и крайний Северо-Восток (Россия).

2. Восточная Азия – материковый Юг Дальнего Востока (Россия), п-ов Камчатка, Курильские о-ва, о-в Сахалин, Северо-Восточный и Восточный Китай, Корейский п-ов, Японские о-ва, о-ва Рюкю.

3. Южная Азия – Малайский архипелаг, п-ов Индокитай, п-ов Индостан, Гималаи, Индо-Гангская равнина.

4. Западная Азия – п-ов Малая Азия, Армянское и Иранское нагорья, Левант (общее название стран восточной части Средиземного моря: Сирия, Ливан, Египет, Турция, Греция и др.; в узком смысле Левант включает Сирию и Ливан), Аравийский п-ов.

5. Центральная Азия – Тибетское нагорье (Тибетский автономный район Китая), Джунгария (равнинная область на Северо-Западе Китая и горная система Джунгарский Алатау в юго-восточной части Казахстана), Кашгария (территория западной части Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая, охватывающая кашгарскую равнину), Внутренняя Монголия (Китай), Монголия.

6. Средняя Азия – Туранская низменность (равнинная часть Средней Азии, главным образом в Таджикистане), Памир, Тянь-Шань (горная система в Средней и Центральной Азии, захватывающая территории Казахстана, Узбекистана, Кыргыстана, Таджикистана и Китая).

Юго-восточный сектор включает Восточную, Центральную и Среднюю Азию. Северо-восточный сектор – это Азиатская Россия (азиатская зона России, включающая Урал, Сибирь и Дальний Восток), обретающая после распада Советского Союза в новых геополитических условиях свою историческую субъективность. Необходимо обратить внимание на то, что Россия геополитически присутствует в Восточной Азии (наряду с Японией и Китаем) и в Северном Азии, а Китай – в Восточной, Центральной (наряду с Монголией) и Средней Азии (куда входят бывщие среднеазиатские республики СССР) (см. рис. 1).

Для дальнейшего рассмотрения этого круга вопросов приведены некоторые сравнительные данные (табл. 1). В пределах евразийского межцивилизационного пространства на протяжении примерно 1500 лет формировалось взаимодействие цивилизаций на различных уровнях:

1) хозяйственном – на базе природно-географических связей между лесной, лесостепной и аридной зонами; 2) этническом – между славянами, тюрко-язычными народами; 3) политическом; 4) социокультурном; 5) «генеалогическом» (тюркское происхождение русских фамилий, династические браки и т. д.)

Центрально-Азиатский регион состоит из трех этноязыковых общностей: тюркская (преобладает численностью); иранская (преобладает в культурно-историческом отношении); славянская (высокий удельный вес в структуре занятости, прежде всего в промышленности).

Основными районами расселения этих этноязыковых общностей являются:

1. Юго-Западный (огузский) – большая часть Туркменистана и Северо-Восточный Иран.

Рис. 1

2. Северный (кыпчакский) – Казахстан, Кыргызстан, Каракалпакия, анклавы в Синьцзяне, Западной Монголии и Узбекистане (здесь сосредоточена основная часть славянского населения).

3. Юго-Восточный (чагатайский) – Узбекистан, Синьцзян, анклавы в Южном Казахстане, Восточном Туркменистане и Северном Афганистане.

4. Южный (ираноязычный) – Таджикистан, Северный Афганистан, анклавы в Синьцзяне, отчасти Самаркандская и Бухарская области Узбекистана.

Важно отметить, что по границам расселения этих этноязыковых общностей сосредоточены основные потенциально конфликтные зоны Центральной Азии.

Геополитические аспекты интеграции в данном регионе могут быть объяснены некоторыми общими тенденциями его исторической географии:

1. В домонгольский период все существовавшие в Центральной Азии государственные образования объединяли этот регион с территориями, лежащими к югу от него.

2. С XII в. впервые возникают территориальные общности, связывающие регион с восточноевропейским политико-географическим пространством (монгольские государства).

3. После распада этих государств в течение нескольких столетий территория Центральной Азии вновь тяготеет к югу, однако Великая Степь выступала связующим звеном с Восточной Европой.

4. С XVIII в. российское и центральноазиатское геополитические пространства входят в непосредственное соприкосновение, однако границы государств Центральной Азии не выходят за пределы современных очертаний региона.

5. Со второй половины XIX в. до конца XX в. Центральная Азия – часть геополитического пространства Российской империи и СССР.

Важным фактором, изменившим облик региона, становится, начиная с XVIII в., миграция в него из Восточной Европы: а) мусульман из Поволжья («вторая исламизация» степных и полустепных районов); б) славян, оказавших влияние на демографический облик, социальную структуру и размещение производственной инфраструктуры.

Отсчет «нового геополитического времени» в Центральной Азии ведется со времени распада СССР. Это совпало с углублением интеграционных процессов в общемировом масштабе и на Азиатском континенте. При этом акцент деятельности большинства региональных организаций переносится с противостояния возможной внешней угрозе на взаимодействие в сфере экономики и культуры.

Среди основных характеристик интеграционных процессов в перспективном развитии Центральной Азии можно назвать следующие:

1. Спонтанное возникновение новых независимых государств. Причем их состояние двойственное: во-первых, они появились в результате распада СССР, а не в ходе борьбы за независимость; во-вторых, они располагают необходимыми атрибутами суверенитета (это предусматривалось всеми советскими конституциями), но не были подготовлены к самостоятельному существованию.

2. Образование геополитического «вакуума» по периферии постсоветского пространства (идеологически, экономически и геополитически) и, как следствие, – возникновение конкуренции за влияние в нем.

3. Возникновение новых очагов нестабильности, конфликтных и потенциально конфликтных зон в регионе.

4. Создание новых и расширение старых интеграционных групп (напр., Ассоциация стран Каспийского бассейна, СНГ).

5. Усиление роли мусульманских государств как субъектов международных отношений (политических и экономических). Это связано с тем, что на карте мира появилось пять (а с учетом Азербайджана, Албании и Боснии – восемь) государств с преобладанием мусульманского населения.

6. Усиление потенциальной роли фактора наличия ядерного оружия в регионе.

7. Особую роль для региона обретают транспортные коммуникации (трубопроводы, выход к Мировому океану и связь с другими регионами мира).

Центрально-Азиатский регион в геополитическом плане соотносится с регионами более высокого порядка (например, СНГ), поэтому альтернативой, своеобразным «противовесом» ему может рассматриваться Южная Евразия, т. е. Индия. В геоэкономическом плане регион совпадает с политико-географическим пространством, тяготеющим к СНГ. В цивилизационном плане Центральная Азия остается зоной длительного социокультурного взаимодействия на евразийском континенте, которое в будущем будет отталкиваться от предшествующего (советского) этапа.

Запуск в Китае (ноябрь 1999 г.) орбитального «Волшебного корабля» и «Священной ладьи» с космонавтом на борту (октябрь 2003 г.) явились наглядным примером возросшего экономического могущества восточного соседа России. Китай вошел в разряд ведущих космических держав, приурочив эти полеты к 5000-летию китайской цивилизации, которое отмечалось в 2000 году. Китай является крупнейшим, наряду с Индией и Ираном, геополитическим союзником России в Азии. С ними предстоит строить многополюсный мир, решая при этом, многие проблемы, связанные с утверждением России в качестве мощной экономической державы в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В противном случае Россия (Сибирь и Дальний Восток) может оказаться сырьевым придатком государств этого региона и местом экспансии китайского населения в крупных масштабах. Правда, такое понимание устроения многополюсного мира присуще русскому менталитету. Для китайца Китай – по своему самоназванию чжун го, т. е. «срединное государство», центр мира, а все остальное есть окраина. Картина мира по-китайски, как отмечает А. Девятов, «вообще не предполагает наличия «двухполюсного» или, тем более, «многополюсного» мира… Это своего рода «центр тяжести», относительного которого должны быть уравновешены все окраины». Специфика китайской геополитики, основана, во-первых, на понимании того, что Китай уравновешивает традиционный «миллиард» Востока (Россия и мусульманский мир) и «золотой миллиард» Запада, и, во-вторых, на интерпретации понятия «полюса силы» для обозначения не силового противостояния, а поглощения трудовых ресурсов [1].

К концу ХХ в. сложилась своеобразная ситуация: Россия является евразийской державой с географической и политической точек зрения. С демографической и геоэкономической – она остается европейской державой. Мощный вызов XXI в. – бурное развитие Азии, прежде всего Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Следовательно, задача России в XXI в. – дальнейшее интенсивное освоение Сибири и Дальнего Востока, начатого нашими предками. Стратегия развития России должна быть ориентирована на своевременное ее включение в наметившейся процесс геоэкономической революции. В настоящее время обширный регион от Урала до Дальнего Востока стал самым слабым звеном в геополитической и геоэкономической структуре России, что угрожает ее национальной безопасности.

Супердержава «Большой Китай» представляет собой «китайский общий рынок», объединяющий КНР, Тайвань, Сянган (Гонконг), Аомэнь (Макаго), Сингапур. Стабильные экономические и производственные связи складываются между этими странами и территориями на общей национальной и культурной основе. Большой Китай объединяет четверть населения планеты. Этот экономический союз со временем может привести к созданию мощнейшей мировой супердержавы, способной радикально изменить политическую и экономическую ситуацию в мире.

На рубеже XX–XXI в. Россия оказалась в ситуации, когда на ее восточных границах выросли экономические колоссы. Причем экономический рост стран АТР будет продолжаться. Группа авторов – разработчиков азиатски-центрированной программы исследования исторической судьбы Азиатской России обращают внимание на перспективы создания новой азиатско-тихоокеанской цивилизации, основой которой явится сочетание ценностей китайской и индокитайской цивилизаций с японской и американской. И далее они вполне справедливо подчеркивают: «Сегодня тот разрыв (если не сказать «вакуум» перспективы), который образуется между степенью государственного безразличия к интересам населения Азиатской России и предсказываемым «контрнаступлением» восточноазиатских цивилизационных моделей прогресса в XXI в., может рассматриваться как одна из самых серьезных геополитических угроз если не государственному существованию России, то, по крайней мере, ее позициям в Азии и на Тихом океане» [2].

Что же представляет собой Азиатская Россия и какова ее роль в реализации геополитических интересов России в юго-восточном и северовосточном секторах Азии и, вместе с тем, в обеспечении сотрудничества между Россией и Китаем? Географически Азиатская Россия охватывает Урал, Сибирь и Дальний Восток. Исторически ее формирование было связано с многочисленными походами русских отрядов в Зауралье, начиная с похода Ермака в 1581 г., который положил начало присоединению Сибири к России и ее освоению. На языке глобальной политической истории этот процесс следует рассматривать как начало становления одного из мировых центров политической и экономической силы на Евразийском континенте (в полной мере это становление завершилось с начала российской индустриализации в последней четверти XIX в.[3]). Об этом, кстати, писал и С. М. Соловьев, отмечая в «Публичных чтениях о Петре Великом», что «едва только Россия стала справляться с Востоком, как на Западе явились враги более опасные по своим средствам. Наша многострадальная Москва, основанная в средине земли русской и собравшая землю, должна была защищать ее с двух сторон, с запада и востока, боронить от латинства и бесерменства (старинные названия католичества и мусульманства, басурманства. – И. К.)… и должна принимать беды с двух сторон: горела от татарина, горела от поляка» [4].

В свое время, в контексте зарождающейся геополитики Х. Маккиндер рассматривал «Колумбову эпоху» (эпоху Великих географических открытий) как исторический реванш Европы, дотоле державшей оборону против Азии. Со времен путешествия Васко де Гамы в Индию (1498 г.) и похода Ермака в Сибирь Азия стала подвергаться наступлению христианской Европы в южном (морским путем) и северном (через Сибирь) направлениях. «Россия, – отмечал Маккиндер, – заменяет Монгольскую империю. Ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменило исходившие из одного центра набеги степняков. В этом мире она занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии» [5].

Расширение границ Московского государства и, далее, Российской империи в Сибири и на Дальнем Востоке привело к тому, что Азиатская Россия изначально стала ареной борьбы между Россией и исторически сложившимися в Азии цивилизациями. Если в Европейской России устойчивые историко-культурные зоны складывались веками (Днепро-Двинская, Волго-Окская, Балтийская и др. зоны), то на территории Азиатской России этот процесс осуществлялся во взаимодействии с представителями этих цивилизаций по направлениям транспортных коммуникаций и на основе городского уклада хозяйства. Первоначально это происходило как устойчивая геополитическая и культурная коммуникация между южной частью Западной Сибири и государствами Средней Азии. Этому предшествовали распад «кочевых империй» (Золотая орда, Большая орда) и усиление могущества (с начала XVI в.) узбекской династии и государства Шейбанидов (с центром в Самарканде), в обширный геополитический ареал которого входило Сибирское ханство.

Так Сибирь после присоединения к Московскому государству стала важнейшим направлением тюрко-мусульманского цивилизационного влияния на него. Примечательно то, что, по наблюдению Х. Маккиндера, к 70-м годам XIX в. это направление стало линией основного стратегического противоречия между российским и британским фронтами экспансии, переместившегося из Европы в горно-пустынные зоны Средней Азии [6].

Российская империя, осваивая Зауралье, в контексте глобальной политической истории формировалась как многонациональная евразийская держава. Это обусловило, в то время как соседние страны конфуцианской цивилизации самоизолировались и не попадали под влияние русской культуры, создание российского геополитического кода толерантности. Здесь уместно упомянуть, по крайней мере, две концепции классической геополитики – концепцию четырех глобальных пан-регионов К. Хаусхофера и концепцию культурно-функциональной предрасположенности регионов Евразии Д. Мейнинга. Как утверждал К. Хаусхофер, евразийский пан-регион должен объединяться на основе континентального блока Берлин – Москва – Токио, который способен противостоять англосаксонской стратегии Анаконды в экономическом, военном, морском и стратегическом плане. Д. Мейнинг, будучи одним из инициаторов стратегии атлантизма, выделял три группы стран евразийского континента, тяготеющие к хартленду (России-Евразии), римленду и геополитически нейтральные пространства. В частности к первой группе он относил Китай, Монголию, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточную Европу, Прибалтику, Карелию [7]. И в том, и в другом случае Россия (Советский Союз) рассматривается как связующее звено Евразийского континента в геоцивилизационном плане. Геополитический код России имеет специфику применительно к своим европейской и азиатской частям, глубинные корни которой следует искать в историко-культурных зонах.

Если, как отмечалось выше, среднеазиатское влияние на Россию началось еще в XVI в. в процессе установления геополитических контактов, то непосредственный геополитический контакт России и Китая стал возможен после распада в 1759 г. Кашгарии – последней кочевой империи Центральной Азии, являвшейся буфером между сферами влияния России и Китая. На волне цивилизационной замкнутости Китая по отношению к России складывалось геополитическое «равновесие незаинтересованности» в русско-китайских отношениях. В подтверждение этому С. М. Соловьев привел слова китайского императора Канси, который передал в 1720 г. послание Петру I следующего содержания: «Россия – государство холодное и дальнее; если бы я послал свои войска, то все померзли бы, и хотя бы чем-нибудь завладели, то какая в том прибыль? А наша сторона жаркая и если императорское величество пошлет против меня свои войска, то могут напрасно помереть, потому что к жару непривычны, и хотя бы и завладели чем-нибудь – невелика прибыль, потому что в обоих государствах земли множество» [8]. Кстати, за тридцать лет до этого послания Канси прекратил все военные походы против русских поселений на Амуре и заключил первый в истории русско-китайских отношений Нерчинский договор 1689 г. Другой стороной геополитических противоречий был Восточный Туркестан (Синьцзян). Серьезные сдвиги в геополитическом балансе сил на российско-китайской границе по двум направлениям – амурском и синьцзянском – произошли лишь в середине XIX в., которые были закреплены Айгуньским договором 1858 г. Более того, политика Российской империи на Дальнем Востоке значительно активизировалась и в том плане, что в преамбуле Айгуньского договора выражалась заинтересованность сторон во взаимном «охранении от иностранцев» [9]. Это следует рассматривать как признание Азиатской России геополитически важным регионом, а России – азиатской державой, имеющей свои интересы в Азии, отличные от интересов других европейских держав.

Новым вариантом геополитического «равновесия незаинтересованности» следует рассматривать «буферную» стратегию Советского государства, которое в 1924 г. заключило с правительством Китая соглашение о КВЖД. Результатом этого соглашения явилось сохранение целостности государственной территории Советского Союза на Дальнем Востоке и укрепление влияния в Центральной и Восточной Азии. Индустриализация народного хозяйства в 30-е годы, в особенности в Азиатской зоне СССР, вполне обоснованно именуется крупнейшей «геополитической революцией ХХ в.», которая позволила в полной мере отстаивать интересы нашей страны в стратегическом треугольнике Япония – Китай – СССР. Расширение и усиление сферы геополитического влияния Советского Союза в Центральной и Восточной Азии стало еще более значительным после окончания Второй мировой войны. В свое время поражение китайской революции 1925–1927 гг. во многом повлияло на советскую геополитику: дипломатия, направленная на подъем «азиатской социалистической революции», сменилась стратегией форсированной индустриализации и милитаризации ряда регионов Азиатской России. По сути дела послевоенная геополитика Советского Союза была направлена на сдерживание стратегии Анаконды, навязываемой США. Как упоминалось выше, К. Хаусхофер предлагал в качестве противодействия этой стратегии активизировать континентальный блок Берлин – Москва – Токио. Но реальность оказалась более жестокой, чем об этом можно было помыслить. Два милитаристских плеча этого блока были увлечены не столь сдержать стратегию Анаконды, а уничтожить третье звено этого блока. Геополитическое влияние Советского Союза в Центральной и Восточной Азии значительно усилилось как за счет возросшего международного авторитета и военной мощи, так и в связи с территориальными приобретениями. Советскому Союзу отошли острова Курильской гряды и Южный Сахалин. В октябре 1944 г. в состав СССР вошла Танну-Тувинская Народная Республика (сначала на правах автономной области РСФСР, а в 1961 г. она была преобразована в Тувинскую автономную республику в составе СССР). В соответствии с заключенным в августе 1945 г. договором о дружбе и союзе с гоминьдановским правительством Китая СССР добился официального признания независимости Монгольской Народной Республики (Внешней Монголии), что закрепляло ее в сфере советского геополитического влияния [10]. В результате активных действий Советский Союз сохранил в качестве естественной «сферы влияния» Синьцзян (Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая).

С образованием Корейской Народно-Демократической Республики в 1948 г. и Китайской Народной Республики в 1949 г. кардинальным образом изменилась геополитическая картина Восточной Азии: мировая геополитика приобрела с начала холодной войны черты глобальной конфронтации двух сверхдержав – СССР и США, олицетворявших «континентальную» евразийскую мощь одного полюса силы и «морскую» мощь второго. Так фокус стратегической конфронтации после 1949 г. стал перемещаться из Европы в Азию. На дипломатическом языке это нашло воплощение в пописанном в Москве (14 февраля 1950 г.) советско-китайском Договоре о дружбе, союзе и взаимной помощи, в котором присутствовали положения о совместной обороне против Японии, и в японо-американском «Пакте безопасности», подписанном 8 сентября 1951 г. на конференции в Сан-Франциско.

Однако создать восточноазиатское крыло евразийского блока так и не удалось вследствие фактического разрыва союзнических отношений Советского Союза с Китаем. Обретение Китаем самостоятельности явилось своеобразным пусковым крючком возрождения тысячелетия складывающегося духа цивилизационной обособленности в пределах «срединного государства». Такая социокультурная трансформация – предмет особого исследования политологов, культурологов, историков. В контексте данной темы следует признать тот факт, что в геополитическом плане на советско-китайской границе протяженностью в 6,5 тыс. км с 1950-х годов появился самостоятельный «центр силы», который упорно стал утверждать себя в качестве мировой сверхдержавы к концу первой четверти XXI в. На этом достаточно коротком историческом этапе произошла инверсия инициатив. Если в послевоенные годы основные инициативы в утверждении евразийской стратегии, противостоящей атлантизму (помноженные на огромную экономическую помощь КНР, КНДР, Вьетнаму и др.), шли со стороны Советского Союза, то к концу ХХ в., по справедливому замечанию В. Л. Ларина, отношения между Россией и Китаем по вопросам региональной безопасности складывались на основе китайских подходов и оценок ситуации в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Китай учитывает российские интересы пока вероятно, вынужденно в силу ряда геополитических факторов: экономическая мощь Японии и сохранение ее военного союза с США, неоднозначные отношения с Монголией и новыми государствами Средней Азии, исламский сепаратизм в Синьцзяне и др. Однако Китай все более явно выступает инициатором выстраивания новой системы международных отношений в Азии [11].

Следует полагать, что Китай, находясь на подъеме своего экономического могущества и военной мощи, реализует свою стратегию пока еще в русле классической геополитики противостояния государств, блоков, сверхдержав, суши и моря. Зарождающаяся глобальная геополитика, признающая геоцивилизации в качестве акторов мировой политики, исходит из примата их взаимного сотрудничества, ибо «война миров», война геоцивилизаций – это путь к исчезновению человечества и всего живого на Земле.

Прежде чем попытаться сформулировать ответы на определяемые переделом геополитической карты мира вызовам России, следует еще раз остановиться на некоторых базовых условиях развития России. Эти базовые условия определяются рядом особенностей:

1. Север и приравненные к нему территории составляют 62 % территории страны. Там проживают 9 % трудоспособного населения, производится около 50 % продукции большинства стратегических отраслей. Сибирь и Дальний Восток – это 50 % мировых запасов угля и примерно 30 % мировых запасов нефти и газа, более 40 млрд. кубических метров запасов древесины (40 км³). Важно отметить, что решение вопросов освоения Севера нельзя доверять только рынку, т. к. геополитически этот регион не может быть конкурентноспособным.

2. Растянутость транспортных коммуникаций, железнодорожные и электроэнергетические монополии. Транспортировка продукции в Европейскую часть страны стала обходиться дороже, нежели ее производство. В этом случае становится выгоднее торговать с Китаем, Японией и другими странами азиатской части евразийского континента.

3. Значительная часть территории России находится в зоне рискованного земледелия. Россия может обеспечить себя продуктами питания полностью, но лишь при государственном регулировании агросферы.

4. Неравномерность экономического, социального и культурного развития регионов. Неравные стартовые позиции для различных регионов явились причиной разных темпов приспособления их к деловой активности.

5. Неравномерность развития отдельных регионов России связана со слабой заселенностью ее территорий. Необходим единый рынок рабочей силы в России.

6. Неблагоприятная экологическая обстановка, в т. ч. в Сибири и на Дальнем Востоке, которая, в частности, усугубляется ростом промышленного потенциала на Северо – Западе Китая. Нужна стратегия устойчивого развития.

Эти особенности современного состояния России, определяющие базовые условия ее развития, говорят о нереалистичности надежд на то, что социально-экономический подъем страны может быть осуществлен за счет развития исключительно рыночных отношений и минимизации экономической роли государства. Укрепление России с восточного фланга, объединение ее необъятных пространств в единый геоэкономический и геополитический организм должны рассматриваться как стратегия развития России как минимум до середины XXI века. В связи с этим следует обратить внимание на перспективный проект глобальной Евразийской магистрали «ЕвРИКА», которая должна объединить Западную Европу с Россией, Индией, Китаем, Японией, Америкой. Предполагаемая протяженность этой автомагистрали – более тридцати тысяч километров; она свяжет воедино территории, на которых проживает более четырех миллиардов человек. Глобальный автобан начнется в Лиссабоне, далее – Мадрид, Париж, Брюссель, Берлин, Варшава, Минск. На российской территории маршрут автобана пройдет через Тверь, Вологду, Пермь и углубится в коренную Сибирь – Ханты-Мансийск, Сургут, Якутск. В районе Сургута от автобана отойдет южная меридиональная трасса, по которой «ЕвРИКА» выйдет на страны Центральной и Средней Азии, Юго-Восточной Азии и Индии. Конечной точкой маршрута на Северо-Востоке России (и, соответственно, на Евразийском континенте) явится мыс Дежнева, откуда через тоннель и мосты автобан продлится на Американский континент. В дополнение к Северному морскому пути и Транссибирской железнодорожной магистрали глобальный автобан «ЕвРИКА» позволит сформировать полноценную межконтинентальную транспортную ось, объединяющую геоцивилизации. Справедливости ради надо отметить, что при всей привлекательности данного проекта необходимо рассчитывать, главным образом, на свои внутренние силы и ресурсы. Лишь в этом случае можно говорить о том русском проекте, который будучи устремленный в будущее, способен вызвать восхищение и поддержку других стран и центров силы и не позволит инициировать проекты типа американского «Не купить ли нам Сибирь?», предложенного еще десять лет назад сотрудником Института мировой политики У. Р. Мидом. Русский проект «ЕвРИКА» должен опираться на прогноз, согласно которому в ближайашие 10–15 лет на смену информационной революции придет транспортная революция, связанная с созданием глобальной системы транспортных коммуникаций. В нашей стране прообразом такой революции было строительство Транссибирской магистрали на рубеже XIX–XX вв., связавшей Европейскую и Азиатскую части России, а в советское время – БАМ, которое оказывает решающее транспортно-экономическое влияние на территорию Азиатской России площадью более 1,5 млн. кв. км. Надо полагать, что БАМ – это та «точка роста» глобальной транспортной сети, которая сможет связать основные центры силы как на Евразийском континенте, так и вне его.

Россия, оказавшись жертвой геополитического передела мира, строит ответы на вызов Европы и Азии, которые следует рассматривать на двух уровнях.

Таблица 1. Россия и ее геополитическое окружение (юго-восточный сектор). Источники: 1. Население Земного шара. СПб., 2000