Текст книги "Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. Том 1"

Zusammefassung

A. V. Karelski und russische Forschungen der deutschen Romantik. Im Mittelpunkt der Untersuchung steht A. V. Karelskis (t 1993) Buch «Das Drama der deutschen Romantik» (1992), das im Zusammenhang mit der Geschichte der russischen wissenschaftlichen Germanistik von V. M. Zirmunskij bis A. V. Michailow betrachtet wird. Besprochen werden Probleme der «Qualitat» der neuen Buhnensprache bei den romantischen und klassischen Dichtern sowie der Interpretation der Romantik als einer «Ubergangsperiode». Als besondere Leistung Karelskis wird die Verknupfung des romantischen Theaters mit den asthetischen Innovationen der modernen Buhne (u. a. Brecht) hervorgehoben.

К. Г. ХАНМУРЗАЕВ (Дагестанский государственный университет, Махачкала)
ЛЮДВИГ ТИК В ОТЕЧЕСТВЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ: ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Среди немецких романтиков Людвиг Тик (1773–1853) прожил наиболее долгую и плодотворную жизнь. Не склонный, в отличие от своих товарищей по йенскому литературному кружку, к философско-тео-ретическому мышлению, он был прежде всего художником и творил в самых разных жанрах: писал стихи, новеллы, пьесы, романы, оставил немецкому читателю классический перевод «Дон Кихота» Сервантеса, издавал со своими концептуальными предисловиями немецкую средневековую поэзию. Его творческое наследие огромно и, как справедливо пишет А. А. Гугнин, «еще не оценено по достоинству даже в самой Германии» [1: 37].

В России творчество Тика было известно еще при жизни писателя [2]. К нему проявляли интерес В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, В. К. Кюхельбекер, любомудры, впоследствии А. А. Блок, В. Э. Мейерхольд и другие деятели русской культуры. Научное осмысление наследия Тика началось в России еще до революции. Серьезной вехой на этом пути был раздел о немецком романтизме, написанный Ф. А. Брауном в «Истории западной литературы» под редакцией Ф. Батюшкова, в котором Тику уделяется должное внимание. Большой вклад в исследование его творчества внесли работы российских ученых – В. М. Жирмунского, Н. Я. Берковского, С. В. Тураева, Н. И. Балашова, А. С. Дмитриева, Р. Ю. Данилевского, А. В. Карельского, А. В. Михайлова, Д. Л. Чавчанидзе, А. А. Гугнина, М. И. Бента, В. И. Грешных и др. В них много интересных и ценных наблюдений над особенностями художественной манеры Тика, над поэтикой

Людвиг Тик в отечественном литературоведении: проблемы исследования его произведений. Если не вдаваться в подробности и говорить о главном, нашим германистам – при том, что многие из них отдали дань позитивистским и феноменологическим представлениям о Тике, – удалось освободить его творческий облик от различных искажений и неверных оценок, разработать глубоко научные подходы к пониманию его произведений, избежать крайностей в определении его места в истории немецкой литературы. Это особенно важно отметить, ибо сложилось так, что истолкование творчества Тика в немецкой критике с самого начала шло в двух совершенно противоположных направлениях: одни непомерно восхваляли писателя, другие пытались всячески принизить его заслуги перед литературой. Братья Шлегели еще при жизни Тика, сами того не желая, нанесли вред его литературной репутации. Ведя борьбу за новое романтическое направление в литературе, они выдвигали Тика как писателя, равновеликого Гёте, делали из него нечто большее, чем он был на самом деле. Характерно, что в некрологе, появившемся в русском журнале «Современник», сообщалось, что в Берлине «скончался знаменитый германский поэт Людвиг Тик, соперник Шиллера и Гёте…». То есть оценка писателя была в интересах литературной борьбы сильно завышена, что провоцировало, в свою очередь, резко негативные отклики на его произведения. Гёте говорил Эккерману 30 марта 1824 года: «Когда Шле-гели пошли в гору, я оказался для них личностью слишком значительной, и, чтобы уравновесить силы, они стали оглядываться в поисках таланта, который можно было бы мне противопоставить. И нашли Тика, и для того, чтобы в глазах читающей публики он выглядел достаточно внушительно, им пришлось изобразить его крупнее, чем он был на самом деле» [3: 121]. Эта тенденция «укрупнения» Тика дожила до наших дней, она чувствуется у Марианны Тальман, которая не избежала некоторой идеализации Тика, в итоге он выглядит в ее работах едва ли не главным человеком романтической школы в Германии. Как справедливо полагает Роджер Паулин, «немногие произведения Тика действительно соответствуют тому уровню, о котором говорит Марианна Тальман» [4: 133].

Противоположная тенденция недооценки Тика тоже имеет давнюю традицию. Еще Франц Грильпарцер упрекал писателя в том, что «ему недостает чувства формы», и считал единственным достоинством его таланта то, что он назвал «остроумной эскизностью». Младогерманец Л. Винбарг видел в нем писателя, запутавшегося «в фантастической паутине, висящей между небом и землей» [5: 586]. С легкой руки Рудольфа Гайма, назвавшего Тика «подражателем и попутчиком», подобного рода определения стали впоследствии общим местом в работах о нем. Особенно ярко необъективное отношение к Тику проявилось в трудах Фридриха Гундольфа, увидевшего в нем представителя развлекательной литературы, хотя и «высокого уровня» [6: 101].

В российской германистике возобладало, в сущности, гётевское понимание Тика: «подлинный и большой талант» [3: 121]. Немецкий ученый Маркус Хеллман видит заслугу современного немецкого литературоведения в том, что благодаря исследованиям последних лет «время научных работ, написанных для защиты творчества Тика от несправедливых оценок, прошло» [7: 5]. В отечественной науке такого «времени», можно сказать, не было, ей не пришлось «реабилитировать» Тика, ей удалось избежать серьезных ошибок методологического характера при изучении его произведений.

Но еще многое предстоит сделать, ведь творчество Тика «и по сей день остается в целом научно не освоенным» [4: 1]. Целый ряд объективных обстоятельств препятствует дальнейшему исследованию его наследия. Нет полного критического собрания его сочинений, нет современной научной библиографии писателя, не изданы многие его рукописи, в частности большой труд «История и теория изобразительных искусств», не опубликованы его письма, в которых отражены важнейшие события культурной жизни Германии за несколько десятилетий. Кроме того, требуют более углубленного рассмотрения некоторые проблемы, связанные с пониманием самого творчества Тика. Остановимся на самых основных, с нашей точки зрения.

В немецкой литературе конца XVIII – начала XIX в. творчеству Тика принадлежит особое место. С одной стороны, он, как никто другой из романтиков, тесно связан с эпохой Просвещения, он начинал свой творческий путь в русле просветительской литературы. Так называемые «берлинские просветители» (Николаи, Рамбах и др.) обратили внимание на талантливого юношу и взяли его к себе на выучку. Он обладал богатым воображением и сочинял финалы к развлекательным романам Рамбаха. Серьезных эстетических уроков он из этой деятельности не вынес, но школу сочинительства прошел, обрел уверенность в своих силах и возможностях. Отношение Тика к литературе Просвещения было сложным и противоречивым, как и вся его творческая личность в целом. Именно это имеет в виду Клаус Гюнцель, когда называет Тика «диалогической натурой» [8: 5]. «Диалог» Тика с эпохой Просвещения по-настоящему не изучен, нет работ, в которых выявилось бы его подлинное отношение к Лессингу, Виланду, Гёте, Шиллеру и рассматривались бы эстетические связи его произведений с произведениями этих писателей. И здесь важно иметь в виду не только приятие и продолжение традиции, но и отталкивание от нее, разрыв с ней. Еще Эдвин Цейдель заметил, что в юности Тик был «убежденным противником Просвещения», хотя в то же время ему была свойственна характерная для просветителей «исключительно рационалистическая манера мышления» [9: 354]. Н. Я. Берковский считал, что «просветительская идеология

Людвиг Тик в отечественном литературоведении: проблемы исследования в основах своих растревожила Тика глубоко и надолго» [10: 209]. В его первом серьезном романе «Вильям Ловелль» (1796) можно видеть, как в пределах одного произведения осуществляется постепенный переход от просветительской прозы к романтической, к новой художественности романтического романа. Фридрих Гундольф писал, что Тик в своем творчестве «очень удачно воплощает переход от Просвещения к романтизму» [6: 99]. Как осуществляется в ранних произведениях писателя этот «переход», – это еще предстоит изучить нашей науке, которой есть на что опереться, если учесть весьма интересные попытки, предпринятые в этом направлении в работах Н. Я. Берковского, С. В. Ту-раева, А. В. Карельского, А. В. Михайлова и др.

С другой стороны, Тик воспринимается как классический образец законченного романтика, как писатель, ярко и во всей полноте представляющий романтический тип творчества. Он был главным художественным аргументом йенского содружества, романтиком, что называется, по определению, художником, обладавшим острым чувством историко-литературного момента. Тик стал романтиком в литературе еще до того, как братья Шлегели изложили в своих трудах основные эстетические принципы нового литературного направления. А. А. Гугнин справедливо полагает, что Тик создал произведения, которые не только стояли «у самых истоков раннего немецкого романтизма, но и фактически формировали весь немецкий романтизм как направление, как школу» [1: 29]. Не случайно Фридрих Геббель в своем отклике на смерть писателя назвал его «королем романтизма» [11: 159]. В связи с этим совершенно необоснованными и несправедливыми представляются слова Г. Г. Борхердта о том, что «романтизм был для Тика не судьбою, как для Новалиса, а одним из возможных путей наряду с другим» [12: 145], или же суждение Эмиля Штайгера, согласно которому Тик «сам не понял, как он стал романтиком» [13: 177]. Великие современники писателя так не считали. Они видели в его «Ловелле», «Штернбаль-де», «Белокуром Экберте», в «Коте в сапогах» произведения, в которых с удивительной полнотой было выражено романтическое «чувство жизни», романтический строй души и образ мыслей, характерная для новой школы концепция личности, природы и искусства. Новалис, работая над своим «Офтердингеном», писал Тику, что он «начал писать свой роман благодаря знакомству» с ним [14: 293]. Фридрих Шлегель по достоинству оценил своеобразие его произведений, Шлейермахер считал, что Тик «очень много значит для немецкой литературы» [1: 37]. Арним числит его среди «лучших людей нашей нации» [15: 442]. Юстинус Кернер в одном из своих писем убеждает своего адресата в том, что «после смерти Гёте Тик—первый поэт в Германии… Вот это художник! Что мы все в сравнении с ним?» [16: 158]. Высоко ценил творчество Тика Гофман. В письме к Гиппелю от 20 сентября 1805 г. он назвал его «истинным художником» [17: 99]. Уже в XX веке Герман Гессе причислял его к лучшим отечественным прозаикам [18: 181], а Томас Манн в одном из своих писем 1937 г. среди явлений, которые способствовали его «литературному воспитанию», называет «прозу Тика» [19: 91].

В свете этих высказываний и перед лицом выдающихся художественных достижений писателя, которые говорят сами за себя, кажутся довольно странными настойчивые попытки некоторых исследователей представить его как поверхностного беллетриста. Конечно, можно говорить о том, что Тик, особенно в своей новеллистике 1820—1830-х гг., отдал дань беллетристике, но и не более того. Подлинный Тик к этому явлению никакого отношения не имеет. В этом мог бы убедить прежде всего анализ его романов, но в нашей науке нет специального исследования, в котором бы они рассматривались вместе и которое обобщало бы и синтезировало уже достигнутое в этой области, выявило бы зависимость их образной и композиционной структуры от развивающегося мировоззрения автора. Нет работ, в которых творческий путь Тика был бы представлен во всей его целостности; попытка Германа Гумбеля, предпринятая в 1929 г. в этом направлении, пока не получила продолжения [20: 67].

Особенно не повезло в науке позднему Тику, он все еще остается недостаточно изученным даже в самой Германии. Лишь в последнее время благодаря работам М. Тальман, Й. Хингера, В. Тараба, Е. Бош, Ю. Хайнихена, К. Гнейсса, М. Шверинга, Б. Пёшеля и др. там наблюдается процесс глубокого научного осмысления последнего этапа его творчества. Произведениям Тика, созданным в XIX в., до самого последнего времени уделялось мало внимания и в нашей науке. Н. Я. Берковский в своем фундаментальном труде о немецком романтизме ограничивается беглыми и довольно неопределенными замечаниями: «бывший романтик хотел раствориться в покое и удобствах бидермайера, ему предстояли еще целые десятилетия благополучного писательства вне романтизма…» [9: 262]; последний роман писателя «Виттория Акко-ромбона» (1840) даже не упомянут. У Н. И. Балашова он упоминается, но в негативном плане, как неудачное произведение, в котором автор «не понял специфики Возрождения.» [5: 137]. Но уже А. В. Михайлов говорит в связи с этим романом о «большом писательском мастерстве» Тика [21: 305], а в работах М. М. Бента, А. А. Гугнина, Е. В. Соколовой, Е. А. Панковой осуществляется глубоко научный подход к разработке проблем позднего творчества Тика [22].

В понимании этих проблем среди ученых нет единого мнения. Дело в том, что Тик, заявивший о себе как один из самых ярких представителей романтической школы, намного пережил и своих единомышленников,

Людвиг Тик в отечественном литературоведении: проблемы исследования и романтизм как культурно-историческую эпоху. Естественно, что творческая манера писателя, создававшего свои произведения на протяжении столь длительного времени, не оставалась неизменной, в ней появлялись новые черты, поскольку он соприкасался с разным жизненным материалом, с разными литературными явлениями и тенденциями. Особенно широко распространено мнение, что Тик в своих поздних новеллах отдал немалую дань бидермайеру. Пауль Клукхон показал в свое время, что это явление обозначает определенный постромантический этап в истории немецкой культуры (1820–1850) и характеризуется непритязательностью в наблюдении и описании простых, лежащих на поверхности житейских отношений, в воспевании скромных радостей жизни в узком кругу, в атмосфере добродушного здравомыслия [23]. Можно согласиться с Эдвином Цейделем, когда он пишет о влиянии бидермайера на Тика [9], но вряд ли он был характерным его представителем в литературе. В рамках бидермайера Тик как художник не умещается. А. А. Гугнин прав, когда пишет, что глубокое изучение биографии и творчества писателя «позволяет разрушить установившуюся еще при жизни Тика легенду о бюргерском благополучии второй половины его жизни и о бидермайерски ограниченном характере его позднего творчества» [1: 36].

Некоторые ученые склонны противопоставлять раннего Тика позднему и говорить об «отходе Тика от романтизма» [24]. Творчество писателя дает повод для таких представлений о характере его эволюции. По сравнению с «Ловеллем» и «Штернбальдом», «Белокурым Экбертом» и «Руненбергом» акцент в изображении действительности переносится, условно говоря, с «поэзии» на «прозу», на обычное и повседневное, действие большей частью происходит в современной обстановке, описания и характеристики людей, предметов и событий приобретают более конкретный характер. Эти изменения были замечены еще Генрихом Гейне, который писал в «Романтической школе», что «бывший энтузиаст» и поклонник Средневековья в своих новых новеллах предстал в качестве «противника всякой мечтательности и живописателя современной бюргерской жизни» [25: 255]. Тик, конечно, по-своему отражает общее движение немецкой литературы к более объективному изображению жизни, в конечном счете, к реализму, но это еще не значит, что он отошел от романтизма. В одном из писем 1817 г. он удивляется, «как легко некоторые поэты отказываются от своих прежних сочинений… Что касается моих планов, они все те же, что и раньше, и то, что уже осуществилось, нисколько не противоречит тому, что было задумано прежде» [26: 175]. Тик был художником, открытым для новых веяний в искусстве, восприимчивым к тому, что считал достойным внимания и усвоения. Одна из последних работ о нем называется «Людвиг Тик, Протей, мнимый гений и подлинный поэт» [27]. Однако «протеизм» Тика не предполагал беспринципных метаний из стороны в сторону, он имел прочную мировоззренческую основу. Поэтическое и прозаическое, чудесное и обыденное всегда были двумя сторонами его художественного мира. Он говорил об этом уже в ранний период творчества устами одного из своих героев, Петера Леберехта: «Не стоит отдаляться от обыденного, в самой скучной и сухой прозе жизни можно обнаружить чистейшую и прекраснейшую поэзию» [28: 29] и продолжал говорить примерно то же самое в одной из поздних своих новелл: «Понимать и чувствовать сокровенную суть мира, чудесное воспринимать как нечто естественное, а в обыденном видеть чудо» [29: 202]. Этот принцип отношения к действительности Тик пронес через все свое творчество, один из исследователей еще в XIX в. обратил внимание на то, «с каким упорством Тик шел однажды избранным путем» [30: 15].

У Тика всегда была своя позиция в литературе, основными моментами которой были стремление сохранить и постепенно совершенствовать свой внутренний мир, преклонение перед духовностью и красотой, любовь к подлинным формам культуры, прежде всего к народной и классико-романтической. Он, конечно, был подвержен влиянию времени и в известной мере корректировал в связи с этим свое творческое развитие. Он испытал, в частности, влияние Гёте и Зольгера, что определило в итоге более гармоничное соотношение субъективного и объективного в его творчестве. Но при этом Тик оставался в целом верен философско-эстетическим принципам романтизма и романтическому мировосприятию. В этом отношении он похож на Виктора Гюго, который свои романтические творческие установки пронес через весь XIX век, через всю «эпоху реализма». Тик отличался удивительной самостоятельностью и независимостью в своих взглядах на жизнь даже среди своих соратников по иенской школе, он умел воспарять над крайностями. Он не погружался в мистические спекуляции и спиритизм, не искал спасения в католицизме (как Ф. Шлегель или Брентано), не поддавался националистическим настроениям в период Освободительной войны с Наполеоном, скептически относился ко всяким общественным движениям своего времени, в частности к деятельности «Молодой Германии». В поздних произведениях Тика сохраняются все признаки романтизма, в них есть черты бидермайера и, поскольку, по верному наблюдению М. И. Бента, «в рамках бидермайера происходит становление ранних форм реализма в немецкой литературе» [22: 94], в них можно обнаружить «элементы реализма», и задача исследователя, видимо, состоит в том, чтобы рассмотреть все это как составные части сложного единства, каким предстает художественный феномен Тика. Как справедливо полагает Р. Ю. Данилевский, «эволюция Тика совершалась в пределах романтического мироЛюдвиг Тик в отечественном литературоведении: проблемы исследования восприятия и метода, или, точнее, – сама эта эволюция и демонстрирует все основные этапы истории немецкого романтизма. Своеобразная реалистическая манера позднего Тика означала не отказ от романтизма, а закономерный завершающий этап его.» [2: 69]. По остроумному замечанию Марианны Тальман, «Тик был романтиком, но и не только, он был кем-то еще. И этим, пожалуй, следует ограничиться» [31: 5].

Zusammenfassung

Ludwig Tieck in der russischen Literaturwissenschaft. Probleme der Forschung.

Die Tieck-Forschung wurde von Anfang an von zwei diametral entgegengesetzten Tendenzen dominiert, deren erste in der Unterschatzung Tiecks, deren zweite in der offenbaren Uberschatzung seiner Rolle im Literaturproze? seiner Zeit besteht. Au?erdem werden aktuelle Probleme der gegenwartigen Tieck-Forschung analysiert, die seine Beziehungen zur Literatur der Aufklarung, das Zusammenwirken des Romantischen und Realistischen in seinem Spatwerk und die Eigenart seiner literarischen Evolution im 19. Jahrhundert betreffen.

1. Гугнин А. А. «…Людвиг Тик, соперник Шиллера и Гёте…» // Проблемы истории литературы. Вып. 1. М., 1996.

2. Данилевский Р. Ю. Людвиг Тик и русский романтизм // Эпоха романтизма. Л., 1975.

3. Эккерман И.-П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. М., 1981.

4. Paulin R. Ludwig Tieck. Stuttgart, 1987.

5. История немецкой литературы. Т. 3. М., 1966.

6. Gundolf F. Ludwig Tieck // Jahrbuch des freien deutschen Hochstifts. Frankfurt a. M., 1929

7. Hellmann M. Die Krise der Aufidarung als Krise des Erzahlens. Tiecks «William Lovell» und der europaische Briefroman. Stuttgart, 1992.

8. Konig der Romantik: das Leben des Dichters Ludwig Tieck in Briefen, Selbstzeugnissen und Berichten. Vorgestellt von Klaus Gunzel. Berlin, 1986.

9. Zeydel Edwin H. Ludwig Tieck und das Bidermeier // Germanisch-Romanische Monatsschrift. Heidelberg, 1938.

10. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л., 1973.

11. Hebbel F. Der einsame Weg. Berlin, 1970.

12. Borcherdt H. H. Der Roman der Goethezeit. Urach; Stuttgart, 1949.

13. Staiger E. Ludwig Tieck und der Ursprung der deutschen Romantik. Zurich, 1963.

14. Novalis. Schriften. Bd. 4. Stuttgart, 1968.

15. Эстетика немецких романтиков / Сост. А. В. Михайлов. М., 1987.

16. Rek K. Das Dichterleben des Ludwig Tieck. Berlin, 1991.

17. Гофман Э. Т. А.: Жизнь и творчество / Сост. К. Гюнцель. М., 1987.

18. Hesse H. Deutsche Erzahler // Gesammelte Werke in zwolf Banden. Bd. 11. Frankfurt a. M., 1970.

19. Манн Т. Письма. М., 1975.

20. Gumbel H. Ludwig Tiecks dichterischer Weg // Romantik-Forschungen. Halle, 1929.

21. Михайлов А. В. О Людвиге Тике // Тик Л. Странствия Франца Штернбальда. М., 1987.

22. Бент М. И. Немецкая романтическая новелла. Иркутск, 1987; Соколова Е. В. Своеобразие историзма в позднем творчестве Людвига Тика: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1997; Панкова Е. А. Позднее творчество Людвига Тика: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Воронеж, 1998.

23. Kluckhohn P. Biedermeier als literarische Epochenbezeichnung // Deutsche Vierteljahresschrift. Bd. 13. Halle 1935.

24. Lieske R. Tiecks Abwendung von der Romantik. Berlin, 1933.

25. Heine H. Werke. Bd. 4. Berlin; Wermar, 1972.

26. Dichter uber ihre Dichtungen. Ludwig Tieck / Hrsg. von Uwe Schwerkert. Bd. 9. Munchen, 1971.

27. Ziegner Th. Ludwig Tieck. Proteus, Pumpgenie und Erzpoet. Frankfurt a. M., 1990.

28. Ludwig Tiecks Schriften. Bd. 6. Berlin, 1828.

29. Tieck L. Die Gesellschaft auf dem Zande. Novellen. Berlin; Weimar, 1985.

30. Hoffmann I. Z. Ludwig Tieck. Eine literarhistorische Skizze. Nurnberg, 1856.

31. Thalmann M. Ludwig Tieck. «Der heilige von Dresden». Berlin, 1960.