Текст книги "Шаг в палеолит"

– Всего-то! Может, ты забыла, но вообще-то я – Большой шаман Горький Камень. Я сам проведу и обряд, и имя дам.

– У нас обряд проводили старшие женщины, и имя тоже давали они.

– Ты знаешь, как он проходит?

– Нет, нам об этом не говорят.

– И очень хорошо! – обрадовался я. – Зачем нам обряды чужого племени? У нас и свои есть.

– Правда? – несмело улыбнулась Лисёнок. – И имя дашь?

– Я дам тебе самое красивое имя.

– Спасибо, дядя Пётр, – доверчиво прильнула она ко мне. – Ты самый добрый шаман, которого я знаю.

Я гладил Лисёнка по спутанным грязным волосам. Нет, пора уже с этим рассадником вшей что-то делать, да и с этими обносками тоже.

– Дядя Пётр, а твой обряд очень страшный? – вдруг спросила девочка.

– Почему ты так спросила? – удивился я.

– Прошлой осенью одна из девочек после обряда умерла.

«Опа, это что ж такое они там делают?!»

– Ну что ты! Мой обряд совсем не страшный. И от него, уж точно, никто не умирал.

– Это хорошо, – облегчённо вздохнула девочка. – А когда ты его проведёшь?

– Через десять дней, – показал я десять пальцев. – Сама понимаешь, это дело ответственное, нужно подготовиться как следует.

Коварный план, как убить несколько зайцев сразу во время обряда, уже почти созрел в моей голове. Теперь дело за малым – всё сделать правильно.

Без отрыва от «основного производства», как правило, ближе к вечеру, когда и Хват, и дети усердно выполняли нехитрые упражнения на силу, ловкость и растяжку, дабы не светить мои приготовления к «обряду», я и Хатак, куда без него, делал кое-какие интересные штучки для Лисёнка. Сначала – гребень из бивня мамонта, небольшой, с удобной ручкой со сквозным узором из хитрых завитушек. К нему – чехольчик из кожи на специальном шнурке-подвязке. Разобрал и немного переделал две одинаковые вращающиеся блёсенки с хромированными овальными лепестками, застёжки – из крупных рыболовных карабинчиков. Получились оригинальные серёжки, которые при покачивании испускали тихий мелодичный звон. Хатак мастерски изготовил кремневый нож. Острейшее, сантиметров десяти лезвие вставили в костяную ручку и надёжно там закрепили, ну и ножны, соответственно. Ещё я приготовил неширокий, но прочный поясок с простой костяной пряжкой. Простой для меня, а по нынешним временам – жуткое ноу-хау. Также я пришил к поясу несколько костяных колец, чтобы было удобно подвязывать различные мешочки, тот же нож или гребень, например. Хатак, внимательно оглядев готовый поясок, пожевал губами и оч-чень пристально посмотрел мне в глаза.

– Понял, старый, – поднял я ладони вверх, – следующий пояс – твой.

И я уже после мелочовки приступил к изготовлению одежды по меркам, которые снял с Лисёнка заранее и которые записал угольком на куске бересты.

За основу, так сказать, нижней части костюма я взял принцип североамериканских индейцев с их легинами, которые в моём варианте подвязываются к мягкому поясу с боку ноги. Пояс составлял одно целое с передником и задником, доходящих до середины бедра, низ которых я украсил бахромой. В общем, стало жарко – отвязал легины, и бегай в набедренной повязке, похолодало – подвязал, и уже в штанах. А с нижним бельём потом как-нибудь разберёмся. С внешней стороны легин вставил вставку со шнуровкой на всю длину ноги, на вырост. Курточка достаточно простого, но удобного кроя длиной до начала бедра, спереди небольшой запах с аккуратными петельками и костяными пуговичками. С боков также вставки на шнуровке. Рукава подвязываются отдельно, как в средние века, и тоже со шнуровкой по всей длине. Этакий костюм-трансформер. Почитай, вся замша ушла, и не жаль. Все швы прошиты жилами с помощью ковырка, а кое-где, для красоты, крестовым швом с помощью кожаного ремешка да плюс бахрома местами. Кстати, одинарный ремешковый шов тут известен, но и только. Хатак, внимательно наблюдавший за мной и ощупывающий готовые швы, наконец сделал вывод:

– Так вот как сшита твоя одежда!

– Ну-у, приблизительно где-то так, – не стал я углубляться в технические дебри швейной машинки.

После этого Хатак, стребовав с меня ковырок, довольно неплохо, а что там сложного, сшил пару кожаных мешочков. Изучив результат и удовлетворённо покивав, он глубокомысленно произнёс:

– Нам потребуется много хороших жил.

– А есть где взять?

– А как же! Неплохие жилы у оленя, у волка получше, но самые лучшие – у Мохнатого Большезуба.

– Это у мамонта, что ли?

– А кто это – мамонта?

– Мамонт – так зовут у нас огромного зверя, который ходит в степи и у которого изо рта торчит вот это, – я постучал по бивню.

– A-а! Нет, это Великий! Мохнатый Большезуб похож на него, но намного меньше. Он живёт в лесу и редко выходит в степь. А ещё его зуб меньше и пустой изнутри.

«Волосатый лесной слон? В эпоху мамонтов? Я что-то „прогулял“ по зоологии? Очень интересно!»

– Вы охотитесь на таких, Хатак?

– Бывает, но не часто. Очень тяжело и опасно.

– А на Великого?

Хатак посмотрел на меня весьма иронично:

– И как ты себе это представляешь?

– Как же, – слегка растерялся я.

А древние рисунки, где первобытные охотники охотятся на мамонтов? А кости мамонтов в стойбищах? А картинки, красочные и яркие, в учебниках, где первобытные люди забивают мамонта в ловчей яме? Это я хорошо ещё по школе помню.

– Иногда, – не дождавшись от меня внятного ответа, продолжил Хатак, – когда Великий становится слишком стар и готов уйти в земли предков, он позволяет забрать охотникам своё могучее тело. А ещё бывает, что Великого могут сильно ранить, и тогда, если повезёт, мы тоже можем забрать его тело. Но это совсем-совсем редко. Неужели в твоей земле кто-то специально охотится на Великого?

– Нет, – абсолютно честно признал я, – на мамонтов у нас точно не охотятся. А вот на Мохнатого я посмотрел бы, такие у нас точно не водятся.

– Обязательно посмотрим, – закивал старик, – а может, и не только посмотрим.

Вот такие интересные разговоры случаются у нас постоянно.

А ещё я сшил Лисёнку обувку. Два слоя толстой кожи, передник и задник отдельно, короткая шнуровка – вполне симпатичные мокасины, лёгкие и прочные. Короче, подготовился.

* * *

Ранним утром, когда солнце только-только встало, я привёл девочку на небольшую полянку возле меньшей речки, где жарко горел большой костёр. Ещё там находился совсем маленький шалаш, по деревянному каркасу – толстый слой камыша, типа вигвама, на пару человек максимум, в котором стояло ведро, полное раскалённых камней, основательно нагревавшее внутреннее пространство. Это я воссоздал аналог «индейской бани».

– Молчи! Делай, что я тебе говорю, и ничего не бойся, – сказал я Лисёнку.

На что она кивнула с серьёзным и сосредоточенным видом.

Раздев и посадив её на пенёк, я срезал её космы по плечи, и даже то, что осталось, расчесал с большим трудом. Потом вымыл голову горячей водой с простым мылом. Да-а уж, вот где грязь. Засунув девочку в «баню», строго наказал:

– Сиди тут. Дыши носом. Как начнёшь потеть, счищай с себя грязь скребком, – всунул ей в руки маленький деревянный скребок и подмигнул: – Терпи, малышка, от этого ещё никто не умирал.

Вытащив через некоторое время её из шалаша, обмыл тёплой водой и засунул обратно, чтобы ещё посидела при сухом паре. Затем, накидав в ведро свежих раскалённых камней, я поинтересовался:

– Как ты?

– Терплю… – выдохнула она.

– Ну, потерпи ещё чуть-чуть. Сейчас самая веселуха будет. – И плеснул на камни из кружки настоя из сосновых веток.

Если бы Лисёнок могла себе позволить выскочить, она выскочила бы. Но прервать обряд Большого шамана! Впрочем, долго парить я её не стал, зато, как только извлёк наружу, коварно опрокинул ведро холодной воды на её голову. Вот тут она дала визгу… у меня аж уши заложило. Посадил её на пенёк, чтобы пришла немного в себя, парная – это такое дело, особенное, и особенно в первый раз.

Потом я тщательно вымыл Лисёнка со всякими шампунями, ещё один удар по всякой нехорошей живности, а когда вытер полотенцем, то оказалось, что у меня в руках не нечто серо-землистого цвета с грязной паклей на голове, а вполне розовый ребёнок с огненно-рыжими пушистыми волосами.

Затем было одевание с подробным объяснением, что, куда, зачем и как. Девчонка в шоке, всё ощупывала и оглядывала себя, не веря в такое счастье. А подарки? Такого чудесного ножа у неё не было никогда, да что там нож, гребень – вот это чудо!

– А теперь, – когда она немного успокоилась, объявил я, – девочка Лисёнок, ты получишь новое имя. – Я возложил руки на голову моментально притихшей девочки и торжественным голосом произнёс: – Я, шаам Хори Каман, великий и ужасный, нарекаю тебя, дитя, отныне и во веки веков взрослым именем – Соле, что на моём языке означает – Солнце! А на языке Правильных Людей – Дневное Око. Ибо цвет твоих волос сияет и горит как оно. – И я указал на солнце. – Да будет так! Я сказал!!!

У Соле, теперь уже Соле, из глаз текли ручьи слёз.

– Спасибо, Большой шаман, спасибо.

– Ну-ну, маленькая моя, я тут для чего на тебя столько шампуня перевёл, чтобы ты с зарёванным лицом ходила? – Я усадил её на пенёк и раскрыл ладонь, на которой лежали серёжки. – Вот, смотри. Хочешь такую красоту в уши?

Слёзы высохли моментально.

– Очень хочу!

– Но для того, чтобы их вставить, уши нужно будет проколоть, а это очень больно.

Девочка недоумённо похлопала на меня своими зелёными глазищами. Отказаться от такой красоты из-за какой-то там боли?

– Дядя Пётр, наверное, шутит?!

– Мдя… Понятно.

Что ж, спирт, иголка, немного крови и… мои импровизированные серьги в ушах Соле. Даже не пикнула. Только всё время косит глазами, пытаясь разглядеть «страшную красоту». Пришлось достать зеркальце под видом жутко таинственного и магического шаманского камня. Опасался, может, испугается или ещё чего? Вот именно – ещё чего! Напугалась она – держи карман шире! Это вам не Пёстрый Полоз! Это истинная женщина, маленькая, но женщина. Вцепилась и смотрит. И так, и эдак, и снова так.

– Дядя Пётр, я красивая? – Вот как вам это, а?

– Конечно, – не стал кривить я душой. И правда, отмытая, в костюмчике «а-ля амазонка», ярко-рыжие волосы, зелёные глаза – кукла, право слово! – Но когда ты вырастешь, ты станешь ещё краше. Ты будешь настоящей погибелью мужчин.

– Я красивая! – хмуря бровки и сосредоточенно глядя в зеркало на своё отражение, заявила Соле. – Я – Соле Красивая! Я – Соле Погибель Мужчин!

Пришлось срочно отобрать зеркало.

В языке первобытных людей отсутствуют превосходные степени. Хоровое «Ого!!!» слабо отразило реакцию на наше появление в лагере. Хатак только молча покачивал головой. У Хвата реально челюсть отпала, Белка стоял, выпучив глаза, и лишь после долгой паузы робко спросил:

– Ты моя сестра?

Ухмыльнувшись, я положил руку на плечо девочки:

– Джентльмены, разрешите представить вам достояние и сокровище нашего племени – Соле Великолепную.

– Опять ты, Пётр, со своими словечками, – проворчал Хатак. – Но всё же ты – Большой шаман! И – Великий.

Я предполагал, что фееричное преображение Лисёнка в Соле не останется без последствий, но то, что всё наше маленькое общество срочно потребует такого же зримого изменения принадлежности к новому племени, я всё-таки не ожидал. А с другой стороны, мне это только на руку. Пользуясь моментом, мы изготовили более просторный шалаш для потения, и я пропустил всех мужчин, и себя в том числе, через него, но в более жёстком режиме. А перед этим нагнал мистической мути, мол, для того, чтобы перейти из старого состояния в новое, обновиться, так сказать, необходимо расстаться с частью себя старого. А что можно безболезненно отторгнуть от себя? Правильно, волосы! Поэтому, наточив до бритвенной остроты сапожный нож, оболванил всех под ноль – и головы, и бороды. Шампуня сильно поубавилось, зато вонь от мужиков наконец исчезла, а также постоянное чесание от грязи и насекомых. Теперь только нужно регулярно посещать «баню» – и вопрос с блохами да вшами закрыт.

Процедуры товарищи кроманьонцы восприняли стойко, хотя и без особого восторга, но… шаман сказал надо, значит, надо! Ничего, привыкнут потихоньку. А к моменту, когда у нас появится, я уверен, что-то более похожее на привычную для меня баню, я ещё и идеологическо-мистическую концепцию сочиню. Типа соединение стихий огня, воды и растений (банные настои, веники) убивают насекомых, отгоняют злых духов болезней, дают силу и бодрость и даже лечат. И ведь, что самое интересное, ни словом не солгу!

Старые шкуры торжественно спалили. А потом на целых пять дней племя превратилось в швейную мастерскую. Сначала были изготовлены из гвоздей, чтоб служили дольше, ковырки и шила, из бивня – продёвки и иголки. Я подробно показал принцип обмера, способы и приёмы раскройки, сшивания жилами и кожаными ремешками. Не сразу, но достаточно быстро начало получаться то, что нужно. Причём у всех. И у ребят, и у Хвата, а Хатак был вообще вне конкуренции.

В результате у всех появился комплект наподобие как у Соле, только у Хвата и Хатака без шнуровки. А ещё Белка и Хват обзавелись короткими жилетами-разгрузками, Соле – шикарным длинным плащом с капюшоном из лисьих шкур и симпатичной сумочкой через плечо из толстой кожи. А как же, девушка и без сумочки – это нонсенс. Мы же с Хатаком пошили себе плащи «серьёзных и авторитетных людей». Из качественно выделанной шкуры зеброобразной дикой лошади. Длиннополые, с нормально пришитыми рукавами, с капюшонами и воротником-стойкой, с двумя внутренними и двумя наружными карманами. Широкие полы со вставками, чтобы свободно шагалось, два ряда крупных белых пуговиц из бивня мамонта, короче – шикарно. Даже самому понравилось, а Хатак был просто в восторге. Хват как увидел, что получилось, глаза загорелись, было дёрнулся и себе такое сделать, но старый перец его сразу обломал.

– Сморкач ты ещё, – поглаживая плащ рукой, сурово обломал парня Хатак, – рано тебе такое носить.

Хват тут и увял. Кстати, сморкач – это типа что-то сопатый или сопливый. Так что налицо чистая дедовщина.

Пояс Хатаку, как и обещал, сам сделал. Широкий, с кожаной аппликацией. Хотел сначала поставить пряжку от рюкзака, но потом передумал. Нужно нарабатывать умения и практику использовать подручные материалы. Тем более имеется такая чудесная вещь, как бивень мамонта. Замечательный материал, прочный, хорошо обрабатывающийся моими инструментами – делай, что хочешь. Мы и делали.

Вот на пояс Хатаку я из бивня и вырезал вычурную пряжку. И Соле фибулу на плащ. В целом, все освоили принципы изготовления пряжек, пуговиц и фибул, а также, как шить ковырком и ременным швом. Дальше – только практика. Очень плодотворно провели время. Я доволен.

Пока суд да дело, Волга, похоже, окончательно вошла в свои берега, явив взору длинные каменно-песчаные отмели. Подход к берегу преграждали густые заросли лозинника. И было его много, очень много. Я, когда это увидел, аж непроизвольно вскрикнул от полноты чувств:

– Вот же где вы, мои корзины, верши и плетни!

Надо сказать, здесь я ещё не видел ни одной плетёной вещи. Похоже, и эта технология тут неизвестна. Никак что-то определиться не могу, но мне кажется, я совсем в очень раннее время попал. Средний палеолит, э? Или нижний? У кого бы спросить?

Короче, опять потратил пару дней, показывая, как плести простейший плетень, а потом перенацелил на это дело Хвата и ребят, и они потихоньку, но качественно начали отгораживать нашу жилую зону от открытого пространства. Но прошло не так много времени, и пришлось разбираться ещё с одной проблемой. Когда с утра в очередной раз я «подорвался» на биологической «мине», то понял, что этот вопрос нужно срочно решать, раз и навсегда. Уж извините за прозу жизни, этот важный процесс у здешних людей отнюдь не интимный. Отошёл чуть подальше – и всё. Да и что говорить о сейчас, когда в «просвещённой» Франции восемнадцатого века во дворцах за шторками справляли естественные надобности!

Собрал я своё племя, долго объяснял, что так мы делать больше не будем, а будем ходить в специальное место, которое построим для этого. Племя кивало, соглашалось, но, честно говоря, по их глазам я понял: они так и не уяснили, для чего такие сложности в таком простом деле. Придётся более тщательно проработать мистическую составляющую этого вопроса. Здесь, в этом времени, такой подход очень хорошие результаты даёт. Жизнь первобытных людей полна всяческих табу. Иногда они реально по делу, иногда просто вредительство какое-то. Со многими я активно борюсь. Хорошо ещё, что я Великий Хори Каман и могу устанавливать свои собственные правила и табу. Вон как ритуал умывания прижился. Даже Хатак им пользуется, а о Хвате и ребятах и говорить нечего. Тем более всё, что я тут ни скажу, для всех остальных пока жуть какие сокровенные истины.

Короче, в сторонке, подальше от жилья, Хват копает яму. Дети плетут стены высотой метра полтора, а мы с Хатаком валим сосновые стволики, пилим на нужные отрезки и раскалываем их вдоль. Делаем сбитый в паз на чопики щит с двумя посадочными местами. Заодно и технологию на будущее отрабатываем.

На глубине метр тридцать, я специально померил, Хват наткнулся на слой голубой глины. А голубая глина – это высококачественный материал для изготовления керамики. Слой не толстый, сантиметров сорок. Я тут же кинулся к землянке померить глубину. Если грубо, то где-то метр десять – метр пятнадцать. Неужели мы с Хатаком не дошли до глины всего ничего? Я судорожно вогнал лопату на весь штык, с трудом выковырнул грунт и… аллилуйя!!! Глина! Голубая! Вот это я понимаю – рояль!

– Да! Да! Мы теперь в полном шоколаде! Ии-и-ха!

Соплеменники испуганно заглядывали в яму, не понимая, что случилось с шаманом, что он так орёт.

– Пётр, с тобой всё в порядке? – осторожно поинтересовался Хатак.

Меня чуть на ха-ха не пробило. Ну чисто голливудский вопрос.

– Ты, старый, ещё спроси, не хочу ли я поговорить об этом?

– А ты хочешь? – так же осторожно спросил Хатак.

Я всё-таки не выдержал и рассмеялся.

– Ну ты, старый, и даёшь! Хочу ли я об это поговорить? Конечно, хочу! Ты знаешь, что это? – показал я кусок голубой глины. – Это, мой друг, ещё один камень силы.

– Что-то не похоже на камень, а? – осторожно косясь на меня, мягко заметил Хатак.

– О нет, мой друг, поверь, это самый настоящий камень силы. Ты сам поймёшь, когда я с этой глиной кое-что сделаю. Но не будем гнать лошадей, сначала доделаем одно, а потом возьмёмся за следующее.

Будочку доделали. Вместо туалетного папира – сухой мох, длинные густые космы которого нашли наши охотники в одном глухом тёмном распадке. Мы туда целую экспедицию снарядили, а под это дело пришлось освоить плетение простейших корзин. Вот так одно цепляет другое, а другое – третье, но главное всё-таки – торопиться не спеша, чтобы не дать моим людям захлебнуться в новом знании и умении, которого будет необходимо освоить ой как много.

Глину аккуратно извлекли из обеих ям и сложили в отдельный шалаш. От дождя и солнца подальше, до времени. Не нужно сейчас распыляться: яма под землянку готова, и важно направить усилия на активную стройку. Но не успели потому, что начался вылет комаров.

Миллионы, миллиарды комаров! Какая-то казнь египетская! Апокалипсис! Работа встала. Да что там работа, вся жизнедеятельность затормозилась! Мы сначала пытались отдымиться кострами, отсиживаясь в шалашах, на вторые сутки пришлось отступить наверх, где ветер сдувал основную массу кровососов, но и там были вынуждены просидеть в дыму костров ещё трое суток. Наконец на шестой день армагеддон пошёл на спад, и на седьмой комары исчезли, будто их и не было, оставив от своих несметных полчищ только обычную вечернюю норму. Мы были сильно измучены, нас реально чуть не загрызли мелкие твари. А уж прокоптились мы и вовсе, словно качественный балык. Если доживём до следующего года, к комариному нашествию нужно будет серьёзно подготовиться.

Я, Хатак и Хват пилили сосновые брёвна одного размера, кололи, рубили пазы, сверлили дырки под чопики. Мы вкапывали опорные столбы и откосы, а дети оплетали стенки лозой внутри и снаружи. В основном сами, мы лишь помогали. Ребята, несмотря на малый возраст, от постоянной практики стали показывать неплохие результаты в этом деле.

Так и кружимся: работа, охота, рыбалка, готовка, вечером – «Очумелые ручки», заодно русский язык учим. Дело идёт ни шатко, ни валко, помаленьку. Но при общении всё чаще начинают мелькать родные для уха слова. Тут уже и на огороде ростки полезли, и там необходим пригляд, и в «баньке» посидеть нужно, и у костра поговорить. Бежит время.

Основную стройку закончили примерно к середине июня. Ну, это я так, на старые «дрожжи» прикинул. Осталось дождаться, когда высохнет каменный пол в землянке. Мы его клали на густую глину, дружно отбирая самые ровные и большие плитки. Пришлось сделать пару деревянных молотков для тщательной подгонки этого каменного пазла. Получилось очень неплохо, самому нравится. Останется навесить двери, соорудить мебель и поставить печку. Но с конструкцией печки я ещё не определился, пока есть время, буду экспериментировать на улице.

А лето уже бушует вовсю. Я всё удивляюсь и радуюсь климату. Солнце даже в полдень не жарит по-бешеному, как в моём времени, а мягко греет. И небеса тут не разверзаются с треском и грохотом, обрушивая холодный дождь с диким ветром, а иногда и градом в придачу. Нет, грозы тут тоже весьма бурные, но… всё происходит как бы мягче, деликатней. Опять же, ветер… Не приволакивает, как у нас, посередь лета колотун, характерный для марта или октября, а гонит прохладу или влажное тепло. Я специально долго расспрашивал Хатака о погоде, и он сказал, что тут так всегда приблизительно одинаково, сколько он себя помнит. Судя по климату, рай какой-то! Если бы меня пару раз чуть не сожрали совершенно не райские создания, так и подумал бы.

Именно из-за такого климата все в основном ходили в набедренных поясах да мокасинах. А ещё я смастерил из бересты шляпы, как у вьетнамцев, для работы в огороде. Прикольно получилось, лёгкие и удобные. Сначала только себе и детям, потом и охотники выпросили себе такие же. Теперь все дружно красуемся в стиле «а-ля мухомор».

Я много времени провожу с детьми на огороде, поливая его, борясь с сорняками, попутно рассказывая, что здесь и для чего и как ухаживать. Иногда привлекал Хвата, но редко. Они с Хатаком в основном копали хранилище под продукты и лишь изредка ходили на охоту. Я в какой-то момент осознал, что если мы соберём хотя бы нормальный урожай, то нам его хранить будет просто негде, а ведь у меня в планах ещё копчёная и солёная рыба и дичь. Поэтому вместо ледника, который теоретически можно сделать даже зимой, Хват, как основная трудовая единица, и Хатак, на подхвате, рыли хранилище три на три и на два с половиной метра вглубь.

Стали потихоньку наполняться берестяные туеса собранными и высушенными травами типа чабреца, липового цвета или иван-чая. А также, по моей просьбе, охотники приметили, где находятся заросли малинника и дикой смородины. Как созреет, будем брать, но тут нужно уже не зевать – конкурентов на такие «ништячки» и без нас предостаточно.

А вообще, честно говоря, я с нетерпением жду растительной пищи. И если остальные чувствовали себя на рыбно-мясной диете прекрасно, меня она уже достала. Соле пыталась было пойти собирать всякие корешки да листья, но я не пустил. Не хватало ещё детям наткнуться на какого хищника, а приставлять к ним того же Хвата, отрывая от необходимой работы, смысла никакого. Ничего, я терпеливый.

Как и обещал Хатаку, я изготовил и показал, как пользоваться пращёй, что такое камнеметалка и что такое копьеметалка. Больше всего и старому, и молодому охотнику понравились копьеметалки. Именно они, да ещё качественные, с правильной аэродинамикой дротики позволили повысить процент успешных выходов за добычей. Теперь Хват и Хатак отвлекались на охоту раз в три-четыре дня, не чаще. А вообще мы соорудили из старого камыша несколько мишеней и регулярно тренировались в метании всех эти боло, сулиц и тому подобного под бдительным руководством Хатака. И только тогда я понял, что Хатак – не первобытный охотник-кроманьонец, не-ет, он конкретный немецкий фельдфебель. Он даже меня, великого и ужасного, гонял только так, а другие и вовсе половину тренировки на тумаках проводили. Я-то думал, это китайские мастера кунг-фу жесткое обучение учеников придумали, а оказалось – фигушки, это придумал Хатак. Но, положа руку на сердце, если кто и мог научить метать всё, что можно, то это был он. И прогресс действительно был заметный.

Сегодня вечером на очередных посиделках с рукоделием я решил провести как бы совещание по перспективному планированию.

– Так, друзья мои, – начал я, – давайте пока отложим пошив кожаных мешочков и вырезание фибул и послушаем вашего мудрого вождя энд шамана. Как вы видите, – продолжил я после того, как все сосредоточили своё внимание на моих словах, – мы почти закончили наш дом, осталось сделать только печку и обставить, так сказать, мебелью.

– А что такое ме… – начал Белка и тут же отхватил подзатыльник от сидевшего рядом Хвата.

– Очень верное замечание, – кивнул я Хвату и строго посмотрел на красного, как рак, пацана, готового провалиться сквозь землю: – Не беги поперёд лошади, боец, она всё равно быстрее. Так, на чём я остановился? Ах да, жильё. В общем, пережить зиму нам уже есть где, а также я надеюсь, что и голодать нам не придётся, но тут вылезло одно обстоятельство, которое я упустил из виду. Нам, друзья мои, угрожают страшные «хищники». И это не гиены, львы и медведи, это, – обвёл я взглядом внимательно слушающих соплеменников, – птички-невелички, кроты и мыши.

– Кгм! – промычал Хатак.

– Да, старый, ты не ослышался! И львов, и медведей у нас есть чем встретить, тем более они ходят по одному, а что мы будем делать, когда на наш урожай прилетит много, очень много птичек и они склюют наш горох и кукурузу? Ребята и так шугают их постоянно, а дальше будет только хуже. Или когда кроты под землёй подберутся к нашей картошке и морковке? Они нам даже спасибо не скажут за такой шикарный стол. А ещё мыши проберутся в наши закрома и попортят запасы, что делать будем? Я, как погляжу, не сильно напугал вас. Но это только оттого, что вы пока не понимаете, что все эти картошки, кукурузы и горох для нас значат.

– Ты зря так говоришь, Пётр, – насупился Хатак. – Может, мы и вправду не совсем понимаем ценность всего этого, но если ты сказал, что это важно, как мы можем не верить тебе? Ты – Великий шаман, скажи, что нужно делать, и мы всё сделаем.

И все дружно закивали, а Белка кивал так, что я напугался, кабы голова не оторвалась.

– Тогда так. Как только закончим копать погреб, обкладываем стены камнем, я думаю, в три слоя и в шахматном порядке будет надёжно.

– В шахматном порядке? – задрал вопросительно мохнатые брови Хатак.

Я на секунду замер. Шахматный порядок. Шахматы!!!

– Хатак, ты – гений!

– Это точно, – самодовольно ухмыльнулся старый, – А кто это?

– Я тебе потом объясню. Итак, обкладываем стены, перекрываем двускатной крышей и насыпаем землю. Побольше. Там будем хранить всё, что соберём. Для защиты урожая в поле делаем из бересты вертушки-погремушки. – Я ещё помню, как такие стояли у бабушки в огороде и отпугивали от подсолнухов да вишни тех же скворцов, к примеру. – Для вас, ребята, помимо охраны всего урожая есть особое задание. Я тут прошёлся и посмотрел: кротовых кучек много, и пока они далеко, но это пока. Я слышал, эти тварюшки закапываются с такой же скоростью, как и выкапываются, так что с лопатой гоняться за ними мы не сможем. Поэтому Хатак, непревзойдённый мастер дротиков, изготовит для вас самые быстрые, самые лёгкие дротики, и вы в момент, когда крот на секунду высунется из кучки, постараетесь поразить его. Зря, что ли, Хатак вас столько тренирует! Посмотрим, как пойдёт. Желательно убить как можно больше, а лучше, вообще всех. Ну а я займусь глиняной посудой. Давно уже пора. Её необходимо много и разной. Тот же горох скоро будет нужно убирать, а такие вещи лучше хранить в больших горшках из глины – целее будет. Всем всё ясно? – Я внимательно посмотрел каждому в лицо. – Ну, тогда за дело.

Чем мне нравится местный народ, так это тем, что если я сказал делать, по необходимости показал-объяснил, то никого не надо подгонять, уговаривать. А может, мне просто повезло, что прилепились ко мне два первобытных пассионария, а дети есть дети, чистые странички, что напишешь, то и будет. Если так, то и в дальнейшем нужно, при случае, подбирать людей по тому же принципу. Всегда были, есть и будут те, кто хочет необычного, кому нужно за горизонт, посмотреть хоть глазком – как там, что там? Это мои люди! Моя зона экспансии!

А пока все заняты делом, я сражаюсь с керамическими изделиями. И хотя мне нет необходимости двигаться по пути «научного тыка», теорию я знаю неплохо, и даже имеется некоторая практика, всё равно так лихо, как у мастеров, у меня не выходит. Тяп – слепил, ляп – просушил, тяп-ляп – обжог, да прям в костре, и посуда, на удивление, аж звенит. Некоторые умельцы умудряются из первой попавшейся глины скатать горшок на коленке и через пару дней сушки достать из огня чуть ли не вазу эпохи Цинь! Я так не умею. А моя глина – материал качественный и требует к себе уважения, поэтому делать нужно всё по уму: навес для сушки, печь для обжига и, главное, гончарный круг. Любой спец в любом деле вам скажет: необходимые «приблуды» упрощают и сокращают работу процентов на пятьдесят, а то и побольше.

И навес, и печь я сделал без особых проблем за пару дней, а вот гончарный круг… Эх, мой надёжный двухколёсный друг! Видать, не катить тебе больше по тёплому асфальту городских парков, да и по пыльным просёлочным дорогам не ездить тебе более. За основу я взял узел с педалями, там мощные надёжные подшипники, круг – аккуратно и ровно отпиленный кусок ствола сантиметров в пятнадцать толщиной и практически идеально круглый. Цепь, звёздочки, шестерёнки… как бы всё это половчее соединить, чтобы сидеть да лишь педальку ногой нажимать. Вот сижу, думаю… Но в конце концов справился. Всё же не бином Ньютона. Конструкция получилась не сказать чтобы изящная, но весьма крепкая, а главное, круг вращался легко, и практически отсутствовало биение.

А потом я крутил тарелки, кружки и горшки. Сделал всего понемногу, на пробу, и из чистой глины, и из глины с небольшим добавлением мелкого, тщательно просеянного белого речного песка. Надо было видеть удивление и восхищение на лицах всех без исключения моих людей, когда на их глазах из-под моих пальцев рождалась кружка или горшок. Не буду скромничать, после некоторой практики изделия начали получаться вполне достойные. Ну и, конечно, я не ленился и подробно объяснял всем все процессы, происходящие с глиной. А вот давать покрутить кому-то гончарный круг ещё рано. Надо сначала посмотреть на результат.