Текст книги "Шаг в палеолит"

Увидев меня, подходящего с остальными соплеменниками, он неуклюже стал подниматься, опираясь на массивное копьё. Девушка проворно и, как видно, привычно поднырнула ему под мышку, стараясь изо всех своих слабых силёнок ему в этом помочь. Бросив на секунду полный благодарности и нежности взгляд своих тёмно-карих глаз на девушку, он перевёл его на меня…

Воля, спокойствие, ум и, я бы даже сказал, мудрость – вот что я увидел в этом взгляде. Воистину, глаза – зеркало души. Увидеть такое в глазах записного абоминога – это полный разрыв шаблона.

– Хао, Великий шаман Горький Камень! – густым, слегка рычащим басом произнёс этот монументальный человечище. – Тот, кого звали Угох, по прозвищу Сын Старого, пришёл к тебе, чтобы услышать Слово Судьбы.

Вот так. И не надо быть семи падей во лбу, чтобы понять, что есть Слово Судьбы. Да или Нет. Жизнь или Смерть.

– Что ж, добро пожаловать, тот, кого звали Угох, Сын Старого, и его женщина, к костру племени Русов!

Поздняя ночь. Мы сидим возле рдеющего тихим пламенем костра и молчим. Давно уже накормлены, расспрошены и спать уложены нежданные гости. Впервые за долгие месяцы они наконец сыты, впервые за долгие месяцы они спят крепким спокойным сном, а не в полглаза, вздрагивая и просыпаясь от каждого шороха. Впервые за долгие месяцы они наслаждались теплом живого огня. Удивительные люди! Как говорил Маяковский, «гвозди бы делать из этих людей». Ан нет, уважаемый поэт, мелковато для них это будет. Из них булатные мечи ковать разве что. Я всё время обалдеваю! Если верить науке моего времени, в это время на земле проживает исчезающе малая горстка людей, а какие судьбы! Вот Хатак – воин, философ и путешественник, идущий за неведомым. Або Светлый Ручей – всю жизнь ищущая знаний. Яр и Соле – оловянные солдатики, своей стойкостью заслужившие право на чудо. Или, вы думаете, не чудо, что к ним пришла помощь в виде странного дяди, который и сам незнамо каким чудом пришёл к ним сквозь тьму тысячелетий?

Говорят, Шекспир якобы слизал сюжеты своих бессмертных трагедий с древнегреческих образцов поэзии. Очень может быть. Осталось узнать, у кого слямзили сюжеты греки? Они, точно, совсем не первые на сём поприще.

Приглядитесь, они ежесекундно вокруг нас: драмы, комедии, трагедии… Вот и Угох со своей возлюбленной Ша-Ша. Ша-Ша – значит Тихая. Необычайно правильное имя для этой невысокой и, можно сказать, хрупкой девушки. Но это – тишина молчаливого гранитного утёса! Ну-ка попробуй заедь по нему кулаком. А может, это тишина бездонного лесного озера? Кто из смельчаков рискнёт донырнуть до самого его дна. Угох и жив только потому, что черпает силы из этой тишины.

Сам Угох, как я и предполагал, был и вправду полукровка. Мать – из Людей, отец – из Старых Людей, то бишь родители – кроманьонка и неандерталец. Как, почему, Угох не знает. Лет до десяти он жил в племени отца, которого, естественно, не знал, там он получил своё родовое имя – Угох, которое никак не переводилось. Жилось ему, конечно, не сладко, ни свой – ни чужой. Но мать его любила. Он помнил её ласковые руки и прохладные пласты мха, которые она накладывала на много-много раз побитое тело, маленькие кусочки съестного, которые она по-тихому совала ему в рот. И голос, ласковый голос, который обещал, что скоро станет всё хорошо, когда-нибудь станет всё хорошо. А чтобы быстрее стало всё хорошо, Угох очень быстро покинул детство. Оно у первобытных детишек и так не длинное, а у него было совсем-совсем короткое. Там же он приобрёл многие привычки, от которых впоследствии так и не избавился. И они очень раздражали новых соплеменников, обретённых после того, как их с матерью в один далеко не прекрасный день без всякого объяснения выгнали из племени отца. Опять же – за что, почему, Угох не знает. Но Старые Люди – добрые люди. Просто выгнали. Могли убить и съесть, у них это запросто.

Как шли они тогда через бескрайние дикие просторы, одинокие, беззащитные, – это отдельная история. Повезло, что хоть лето было. В этом-то походе Угох совсем и повзрослел. Нет, не телом – душой. Сильно повзрослел. Было тяжело, но у матери был Угох, а у Угоха была материнская любовь. Они дошли.

В племени Большого Оленя, куда их с матерью приняли, жилось тоже «весело». Новые соплеменники были вполне добрые люди. Мать пошла третьей женой удачливого охотника делать самую тяжёлую и грязную работу за объедки со «стола», а Угох, которому дали кликуху Сын Старого, пошёл, так сказать, «на улицу». Живи как хочешь, а точнее, как хочешь, так и живи. Но люди Большого Оленя всё равно добрые. Мать ведь могли и прогнать, а Угоха прибить, хотя жрать, конечно, не стали бы. Да, не стали!

И в этом племени тоже по первости начали было поколачивать Угоха, но быстро прекратили. Как-то резко он в рост пошёл. И вот уже и ни втроём, и ни впятером с ним никак не справиться. Да что там пацанва, взрослые охотники скоро уже не рисковали связываться с Угохом. А тут ещё и как охотник он стал весьма успешным. Полюбила его удача, очень полюбила. Угох и сам не понимает, откуда он знает – вот там, в кустах, затаился Большой Кот, а там, через восемь рук ударов сердца, из-за большого камня на миг покажется косуля, или когда и почему именно сюда придёт на водопой свинья с поросятами. Он чувствовал: эта волчья стая равнодушно пройдёт мимо, а эта, если заметит, то непременно нападёт.

Очень скоро Угох стал Большим охотником. У него появился богатый чум, много мяса, вокруг него закружился хоровод женщин. Угох стал привлекательным мужчиной. В утехах он не отказывал никому. Но вводить какую-нибудь из девушек в чум Угох не спешил. Зачем? Мать жила в его чуме, она уже ни в чём не нуждалась. Наконец сбылись её слова, что всё будет очень хорошо. Да, хорошо! Угох был полон любовью матери.

Но недолго длилось счастье. Только три года! Как-то зимой мать заболела и быстро стала угасать, сгорая на глазах. Что только не делал Угох – кормил её ещё сочащейся кровью, горячей печенью косули, обмазывал жиром собственноручно убитого Длиннолапого, сколько перетаскал мяса шаману, дабы тот дымом вонючих трав и бешеными плясками отогнал злых духов болезни, всё напрасно.

Сила любви матери не смогла перебороть силу смерти. Уже совсем угасая, она, глядя на горюющего сына, сказала:

– Глупый, это счастье, когда мать уходит в туманную долину предков раньше своих детей. Когда-нибудь ты это поймёшь. Не печалься, я и там всегда буду любить тебя и помогать. Не надо долго горевать, приведи девушку, ты уже большой мальчик, уже пора.

– Таких, как ты, больше нет.

– Именно таких тебе и не нужно. Оглянись, возможно, есть и получше.

– Такого не может быть!

– Глупый ты ещё у меня, сынок, – мать слабо улыбнулась и провела горячей ладонью по щеке, – глупый.

Вскоре Белый Цветок умерла. Белый Цветок – так звали мать Угоха.

Угох смотрел на женщин и не находил никого, похожего на свою мать. «Всё-таки она ошиблась», – думал Угох, возможно, впервые он не поверил своей матери, а зря…

Это случилось следующей зимой. Как-то раз на отошедших чуть в сторону от стойбища заигравшихся детей напали две пещерные гиены. Отвратительные, хитрые и трусливые твари. Но это суровый мир, здесь нужно всегда быть начеку. Голод может придать смелости даже таким вонючкам, как гиены, чтобы они подкрались к самому стойбищу. Что говорить о детях, если даже взрослые иногда об этом забывают.

Дети заигрались и забыли об осторожности. И Угох расслабился, забыл захватить свой могучий топор, когда пошёл по неким делам, не захватил он и своего грозного копья, у него был только нож. И Угох оказался самым близким из охотников к месту трагедии. Лишь в последний момент дети заметили смертельную угрозу и с криками побежали в стойбище. Гиены помчались за ними. Угох кинулся навстречу гиенам.

Никто в этом мире не бегает с одинаковой скоростью. Даже представители одного вида. Одна из гиен бежала быстрее другой, один из мальчиков бежал чуть медленнее остальных, в результате, когда быстрая гиена догнала медленного мальчика, она сбила его с ног и, прижав лапами, рванула спину, но вместо горячего мяса лишь вырвала кусок меха. Люди хитрые, мех, который они носят, не является частью их тела. Гиена промахнулась. Второго захода ей не дал сделать Угох. С разбегу, пытаясь оттолкнуть слюнявую пасть, нависшую над мальцом, Угох угодил одной рукой ей прямо промеж зубов, зато второй нанёс мощный удар своим ножом в шею! А ножик у Угоха был будь здоров! Гиена умерла сразу, ещё бы, с практически отрезанной головой, но челюсть захлопнуть успела. Два пальца и часть ладони отрезало, как гильотиной. Вторая тварь уже подскочила и сомкнула зубы на ноге Угоха. Недаром говорят, что удар челюстей гиены перегрызает ногу буйвола, что ей нога человека? Угох даже ещё ничего не понял, как остался без ноги. Он ударил гиену в морду и… нож скользнул по черепу, неудачно вывернулся и сломался. Верный, надёжный нож. Всё в этом мире когда-нибудь ломается, но, даже сломавшись, он оставил в руке охотника клиновидный кусок достаточного размера, чтобы следующим ударом пронзить глаз и добраться до мозга твари.

Потом к Угоху пришла боль, а за ней темнота.

В племени Большого Оленя жил шаман Перо Орла. Добрым доктором Айболитом он не был, но во врачевании кое-что понимал. Когда принесли истекающего кровью Угоха, он сразу понял: с такими ранами не живут, а если вдруг выживет, то лучше бы умер.

Надо заметить, шаман Перо Орла, как и видящая або, тоже всю жизнь был в поиске знаний. Сам искал, слушал других шаманов, наблюдал, раздумывал и не боялся экспериментировать. То на рану земли насыпет, то буйволиным помётом натрёт, то нажуёт каких-то листьев да рваную плоть залепит. Может ещё погреметь костяшками да поплясать для усиления эффекта. Такой вот креативный дядечка. Результат его лечения, сами понимаете, был… разный. В зависимости от здоровья самого пациента. И не сказать, что он был злой или глупый, просто не всем быть в этой жизни как Великая видящая или хотя бы как её ученик Крук. Увы, зачастую истинные знания добываются и таким варварским способом.

В любом случае со своим соплеменником Перо Орла возиться не стал бы, ни к чему одноногий охотник. Лишний рот для племени и обуза, да и жалко такого будет, если вдруг выживет. Своего жалко, а вот как бы не совсем своего, можно даже сказать почти чужого… Такого можно и полечить. Шаман давно хотел попробовать прижигать раны огнём.

Взял да и прижёг, а Угох взял да и не помер. Очень шаману стало интересно, что дальше будет. Положил Угоха в его собственном чуме, а чтобы пациент с голоду не помер, наказал нескольким охотникам подкидывать ему мяса от щедрот своих. Да ещё для пригляда приставил несколько незамужних девок – кормить, поить, ухаживать. Шаман-то, конечно, человек в племени авторитетный, охотники ослушаться не посмели, плохо ли, хорошо, но еду Угоху приносили, а вот девки… Это до того, как Угоху гиена ногу отгрызла, они и без шамана к такому гарному хлопцу в очередь стали бы, теперь же… смысл какой? У детей должен быть отец-добытчик, а не обуза. Их и винить-то глупо. Умная и практичная женщина и в двадцать первом веке ищет в мужике надёжу и опору, а не проблемы. Другое дело, промахиваются часто…

В общем, так или иначе, достаточно быстро и незаметно все куда-то рассосались. Кроме одной. Она кормила, она поила, она же и все остальные малоприятные вещи выполняла. Сидя рядом, она задумчиво смотрела на Угоха своими большими тёмными глазами, гладила его искалеченную руку и нежно отирала его потное лицо. Одна. Тихая, спокойная, малоразговорчивая. Это и была Ша-Ша. Она не просто приходила ухаживать, нет, она так и жила рядом с Угохом в его чуме.

Шаману что, три сидят или одна, без разницы, есть рядом кто-то – ну и прекрасно! А та ли, другая…

Угох почти две руки дней пребывал в полубредовом состоянии. Первое его чёткое ощущение – это нежная ладошка, гладившая его по лицу.

– Мама? – спросил Угох.

А потом разглядел в неровном свете маленького костра – нет, не мама… другая. Он поднёс искалеченную руку к глазам. Страшное зрелище. Откинув с себя шкуру, посмотрел на то, что когда-то было его ногой. По поверьям Старых Людей, когда человек теряет часть тела, то он как бы теряет и своё имя и, пока не обретёт другое, не может говорить «я». С тех пор Угох говорит о себе только в третьем лице. Вот такие прикольные заморочки.

– Мама… – прошептал потрясённый Угох, глядя расширившимися глазами на безобразную культю, и потерял сознание.

Потеря сознания, как ни странно, перешла в долгий лечебный сон. А вот когда он проснулся… По-русски говоря, Угох впал в жуткий депрессняк, ушёл в штопор отказа. Угох хотел умереть. Он просил шамана, который приходил проведать, как идёт процесс заживления, умертвить его, но шаман отказал ему. Ещё бы, прервать такой интересный опыт! От греха подальше от Угоха убрали все опасные предметы. А поди попробуй задуши себя руками! Думается, вряд ли такое кому-то удалось. Угох уполз бы в степь, пусть его кто-нибудь там сожрёт, но сил хватало только чуть приподняться и тут же обессиленно упасть. Он пытался не пить, но организм оказался сильнее и предал его, он пытался не есть, но девушка Ша-Ша молча совала ему в рот куски мяса, не такие уж и великие, если честно. Угох плевался, кричал на неё, гнал, истерил по полной.

– Нет, – тихо говорила Ша-Ша, – я не уйду.

Сколько бы всё это продолжалось, неизвестно. Только в один из приступов истерии, когда Угох, как всегда, кричал, что в голову взбредёт, на вопли «Дай мне нож, женщина, я сам себя зарежу!» молчаливая, тихая и, казалось, где-то покорная Ша-Ша вдруг дала… нет, не нож. А с размаху маленькой, но весьма тяжёленькой ладошкой по морде Угоху! Раз, другой, аж искры из глаз брызнули.

– Прекрати орать! – немного повысила голос Ша-Ша и – бац по роже! – Как смеешь распускать сопли, ты, – бац по роже! – сын самой великой женщины, которую я знала! – Бац, бац! – Она сгорела бы со стыда, увидев, во что ты превратился! – Бац! – Я принесу самый большой нож и сама тебя зарежу! – Глаза девушки метали молнии, кроткий и тихий голос бил не хуже крепких ладоней. – Чтобы ты только не позорил её память! – Бац, бац!!!

Если бы у Угоха прям тут же, немедленно отросла бы нога, он удивился бы меньше. Вот так Ша-Ша – тихоня! Угох только глазами лупал, когда к его лицу прикладывались девичьи ручки. Его словно в ледяную воду с головой окунули. Он позорит свою мать! В один краткий миг промелькнули все те многочисленные трудности, которые пережили они вдвоём. Не раз и не два они чудом избегали смерти, и голодали, и холодали… И никогда, ни разу Угох не слышал, чтобы Белый Цветок рыдала, заламывала руки, кричала «Мы погибнем, всё пропало!» Только ласковая улыбка и тихий голос: «Всё будет хорошо, сынок, всё будет хорошо». Как он мог это забыть?! Как?! Словно пелена упала с глаз Угоха…

– Хватит, – попросил он девушку, – я всё понял. Не бей меня, я больше не буду.

Девушка замерла. Угох по-новому, совершенно другими глазами посмотрел на неё. Он вдруг почувствовал: она совсем не похожа на мать внешне, но очень похожа душой. А ещё, к своему стыду, он даже не знает, как её зовут. Ту, которая ходила за ним, словно мать за собственным ребёнком. Стыдно.

– Меня звали Угох, Сын Старого, когда-то Большой охотник, – представился он. Русскую поговорку «Лучше поздно, чем никогда» Угох, конечно, не знал, но действовал строго по ней.

– Меня зовут Ша-Ша, – ответила девушка.

– Это хорошо, что ты тихая, – растянул рот в неподражаемой улыбке Угох, – представляю, что от меня осталось бы, будь ты, например, Громкой!

И Ша-Ша улыбнулась в ответ.

– Вот так, добрые люди племени Русов, – слегка рычащим голосом Угох рассказывал свою историю. Его трёхпалая рука покоилась на плече Ша-Ша, доверчиво прильнувшей к его боку, которую она время от времени ласково поглаживала, – зря Угох не поверил своей матери. Иногда ему кажется, что это она послала этих гиен, и они отгрызли Угоху кое-что от тела, для того, чтобы открылись глаза, и он наконец разглядел своё счастье, которое всё это время ходило рядом… Да, Русы, Угох счастливый человек. Угох знает, что такое любовь матери, теперь Угох знает, что такое любовь женщины. Единственной, любимой… Угох большой и глупый, и он иногда мечтает, да… мечтает познать, что такое любовь к детям…

Я смотрел на этого, прямо скажем, страхолюдного человека и поражался. Столько в нём было стойкости, столько силы духа, столько всего… Одного позитива в отношения к жизни хватило бы на половину молодёжи моего родного города. Это у нас к восемнадцати годам жизнь уже теряет краски, не бодрит новизной, становится пресной. Это они сами так говорят! Встречал таких, и не раз. Опухли! Страх Божий потеряли. Вот бы таким доморощенным «старикам» сюда бы на годик, да с голой жопой, для поправки жизненного тонуса! Враз взбодрились бы, кто жив остался бы.

– А что же дальше? – спросил кто-то.

– Дальше… Дальше было уже проще.

* * *

С того дня в Угоха словно силы вдохнули. Он понял, насколько мерзко и противно вёл себя. Не-ет, Угох не умрёт жалкой скулящей тварью, он подкопит силы и уйдёт в прерии, где достойно встретит смерть лицом к лицу, какой бы образ она ни приняла. Да! Так будет правильно!

Угох большой, но такой наивный… То, что он уже не совсем принадлежит себе, выяснилось достаточно быстро.

Чем больше Угох смотрел на Ша-Ша, тем отчётливей понимал, что ему нравится, как она двигается, как говорит, как улыбается. Эти большие тёмные глаза, эти ямочки на щеках, это её спокойствие, в котором на самом деле живёт ураган. По сравнению с другими девушками Ша-Ша говорила немного, но очень метко, даже можно сказать – мудро. Ша-Ша и Белый Цветок были совсем разные и в то же время – одинаковые. Как такое может быть, Угох не понимал. Когда Ша-Ша касалась Угоха, его словно пробивал разряд, ему хотелось смотреть на неё, ему хотелось слышать её… Ничего такого, подобного тому, что творилось с ним сейчас, у него не случалось с другими женщинами. Ах, если бы была цела хотя бы нога! Он и с теми руками, что есть, схватил бы весь мир и бросил к её ногам. Но поздно, поздно…

Однажды, когда до весны осталось совсем немного, пришёл шаман. Посмотрел на Угоха, который не только был жив, но явно и не собирался помирать и даже вполне бодро ползал на карачках.

«Очень хорошо, – подумал шаман, – огонь помог. Если прижечь рану, человек не умрёт. Почему? Это надо обдумать. – Он ещё раз окинул взглядом Угоха. – М-да, но лучше умереть, чем быть таким. Это обуза…»

– Уходи, – кинул шаман девушке, – ты больше здесь не нужна.

«Вот и всё», – закрыв глаза, подумал Угох.

– Я не уйду, – как всегда негромко ответила Ша-Ша.

– Что?! – одновременно воскликнули Орлиное Перо и Угох.

– Я! – раздельно и чётко повторила девушка. – Никуда! Не уйду!

Пока Угох беззвучно разевал рот, не зная, что сказать, шаман пристально посмотрел на девушку, криво ухмыльнулся и, выходя из чума, бросил на прощание:

– Ну как знаешь, дело твоё.

Надо заметить, что здесь, если ребёнок дорос до момента, когда получает взрослое имя, то всё, дальше он волен распоряжаться собой, как ему будет угодно. Главное, чтобы племени польза была или, по крайней мере, чтобы не было вреда. Вот такое интересное тут время.

– Ша-Ша! – воскликнул наконец обретший голос Угох. – Что ты делаешь, глупая! Посмотри на Угоха, разве ты не понимаешь, что…

– Тихо, Угох. Молчи, не нужно говорить бесполезных слов. Я так решила. Теперь мы вместе до самого конца.

– Но… но как, ты, я… э-э-э… – Обескураженный Угох никак не мог найти слов. – Угох, ты! Почему?!

– Тебе сколько раз надо стукнуть по лицу, чтобы до тебя наконец дошло? – внимательно глядя на парня, спросила Ша-Ша.

Угох вытаращил глаза, с трудом веря тому, что услышал. Да, права мать – глупый, глупый Угох, да ещё и слепой. Совсем ничего не видит…

– Пожалуй, если ты будешь гладить Угоха, а не бить, до него дойдёт быстрее.

– Не волнуйся, я буду тебя гладить, и не только… – обещающе улыбнулась девушка. – Ты, главное, придумай, как сделать, чтобы это длилось как можно дольше.

– Да, это вопрос… – Угох подёргал себя за бороду.

– Ничего, ты мужчина умный, я знаю. В конце концов, гиена отгрызла тебе ногу, а не голову. Думай! А я пока пойду, – Ша-Ша вздохнула, – у меня сегодня будет нелёгкий день.

«Выжить охотнику без ноги, – думал Угох, – немыслимо, невозможно. Насколько он успел узнать девушку Ша-Ша, она от своего не отступит, а значит, нужно выжить не только самому, но и защитить, сохранить и её. Что ж, она права, Угоху отгрызли ногу, а не голову. Ради Ша-Ша Угох сделает даже невозможное! Да!»

И словно невесомое дуновение ветерка, вдруг почудился еле-еле слышный голос: «Всё будет хорошо, сынок, всё будет хорошо».

* * *

По наказу шамана охотники больше не носили мясо в чум Угоха. Зачем кормить того, кто бесполезен? Подруги пытались отговорить Ша-Ша от безумства, как они считали, многие женщины смеялись, тыкали в неё пальцем и говорили, что Ша-Ша не только глупая, но и совсем страшная, раз оказалась нужна только безногому охотнику, с которым осталось лишь лечь да помереть. Да и некоторые охотники, насмехаясь, звали её за себя, кто второй, а кто и третьей женой. Но это было для Ша-Ша ожидаемо, а вот то, что найдутся женщины, которые стали помогать девушке едой, пусть чуть-чуть, но всё-таки, стало неожиданностью. На самом деле многие ещё помнили Белый Цветок, её большое и доброе сердце. Уж сколько кусков переносила она во времена, когда её сын был велик и удачлив, женщинам с детьми, охотники которых оказались менее успешны на охоте, чем её любимый Угох, не сосчитать. И ничего не просила взамен. А люди-то, оказывается, не забыли. А ещё помогали некоторые девушки. Было время, когда они претендовали на Угоха, но раз уж так сложилось, что самим он уже не нужен, то помочь одной из своих – почему бы нет? Оттого и раскручивали своих ухажёров на свежее мясо. Тоже, конечно, не завались, но Ша-Ша и за это была безумно благодарна.

Вот так, не верьте церковным кликушам и религиозным фанатикам, утверждающим, что женщины есть сосуд греха и порока. В этом сосуде булькает гораздо более сложная жидкость. Любовь, милосердие, жалость, сердоболие – таких «ингредиентов» в этом растворе весьма много.

Но и это ещё не всё. Оказалось, что и среди молодых охотников нашлось несколько человек, пришедших на помощь. Те, для кого Угох был кумиром и объектом для подражания. Все беды, все трудности не озлобили, не ожесточили душу Угоха, наоборот, он был шумным, весёлым, щедрым. Угох был большим рукодельником, сколько он роздал кремнёвых наконечников и ножей юнцам, сколько разных скребков, всяких палок-ковырялок девчонкам – несчитано. Удачливый и умелый охотник, могучий человек с большим и добрым сердцем не раз и не два помогал молодым парням и на охоте, и так, по ходу жизни… Ещё и пацаны, спасенные от гиен, в стороне не остались, так и крутились рядом, то дровишек притащат, то водички…

В общем, отправил шаман Угоха в туманную долину предков ещё живого, ан нет, поторопился. Вон как всё повернулось… Удивлён был шаман. Удивлена неожиданной помощью, откуда не ждали, и Ша-Ша. Угох вообще потрясён!

Что ж, Угох не ждал помощи, но она пришла. Пока – да. Угох хоть и глупый, но умный, и знает: когда племя стронется с зимней стоянки, никто его не понесёт и с ним не останется. Значит, нужно понять, что делать дальше. Поэтому Угох решился на то, что много раз видел, когда жил среди Старых Людей, но сам никогда не делал.

Каждый мужчина из Старых Людей не только охотник, не только воин, но и немного шаман. Нередко маленький Угох наблюдал, как мужчины впадали в транс по определённой технике для того, чтобы посмотреть Путь. Путь – так они называли то, что открывалось им во время медитации. В этом состоянии узнавали о важном. О погоде, об охоте, о себе… Главное – настроиться и правильно задать вопрос.

То, что Угох сможет войти в транс, он не сомневался, всё же не зря он Сын Старого, но вот правильно задать вопрос… Это даже для опытных охотников была задача не из простых.

Два дня Угох не ел, а на третий ещё и не пил, настраивался на нужное состояние телом и духом. К концу третьего дня, закрывшись в чуме, Угох вперил взгляд в рдеющие угли костра и стал глубоко и ровно вдыхать всей грудью и выдыхать медленно через нос, издавая долгий гундящий звук. Глаза неотрывно смотрели на затухающие угли. Всё реже пробегали по ним сначала язычки пламени, потом искры, потом они излучали лишь слабый свет. Всё медленней вздымалась грудь Угоха, всё тише раздавался странный звук из носа… Угли потухли… Потухло и сознание Угоха… Тьма!

Что видел Угох в своём трансе? Так просто и не расскажешь, а не просто – тоже. Нет слов таких. Главное, что когда Угох очнулся, то точно знал: ему нужно найти место, на которое он должен прийти с Ша-Ша к определённому сроку. Что это за место и как оно выглядит, Угох не ведал, но чувствовал: как только найдёт его, то сразу узнает. Главное, не опоздать! И Угох не знал ни пути до этого места, ни сколько времени потребуется идти, но это его не беспокоило. С момента пробуждения его, словно стрелку компаса, постоянно разворачивало в нужную сторону, и словно внутренние часы отсчитывали обратное время до контрольного срока. Если они придут вовремя и к нужному месту, он увидит удивительное! То, что решит их дальнейшую судьбу.

Когда ранней весной племя Большого Оленя провожало Угоха и Ша-Ша воистину в никуда, многие смотрели на них, как на безумцев, многие – как на уже мёртвых, но все с уважением. Некоторые парни видели в Угохе героя, некоторые девушки, вопреки всему разумному, завидовали Ша-Ша. Так они и остались в их памяти: Угох, опирающийся на большую рогатку, подсунутую под левое плечо, с могучим копьём в правой руке, со знаменитым топором, которым он уложил не одного матёрого хищника, засунутым за пояс, и тремя дротиками, висящими за плечами в меховом чехле; и Ша-Ша, его возлюбленная, запряжённая в невеликую волокушу с несколькими шкурами, мешочком со всякой необходимой мелочовкой и скромным запасом еды… Угох махнул на прощание им всем рукой, и они медленно, но решительно отправились в свой нелёгкий путь. А оставшиеся долго ещё махали Угоху и Ша-Ша вослед. Всё-таки в племени Большого Оленя было много добрых людей…

– Угох не станет рассказывать вам, Русы, как шли Угох и Ша-Ша. Скажу только, что когда они пришли на бесплодную песчаную косу Большой реки, только копьё осталось в руках Угоха. Ша-Ша, Угох и его копьё. И больше ничего. Они сильно устали… да, устали, но всё же пришли вовремя. Не успели присесть отдохнуть, как увидели, что по воде плывёт странное невиданное дерево, в котором сидят молодые охотники. И тогда Угох понял: всё, пришли на нужное место!.. И вот теперь, когда вы знаете, кто такой Угох и его возлюбленная Ша-Ша, что скажете, люди племени Русов? Что скажешь ты, Великий шаман Горький Камень?

Что же я мог сказать после такого? Я глядел на спокойное лицо Угоха, готового принять – я это пронзительно чувствовал – любой ответ, на Ша-Ша, которая последует за своим мужчиной до конца. Я смотрел на напряжённые лица своих людей, я смотрел в их глаза. «Ну же, ну же, шаман! Ну же, вождь! Учитель! Дядя Пётр! Ну же, друг! Скажи!!!» Так что я мог сказать?

– Добро пожаловать, Угох и Ша-Ша. Добро пожаловать…

* * *

Поздняя ночь. Мы сидим у рдеющего углями ленивого костра и молчим. Все понимают, что я неспроста не разогнал всех по «норам» после такого нелёгкого дня. Шаман сейчас будет говорить важные вещи. Хват слегка ёжится, когда я бросаю на него задумчивые взгляды. Понимает, что накосячил, прыгнув через голову. Нехорошо…

– Наше племя, – тихо начал я, – самое необычное племя из всех, которые сейчас существуют. И думаю, это всем понятно… Нас мало, и нам нужны люди. Как и любое другое племя, чем больше в нём людей, тем оно сильнее. Но! Как вы думаете, сколько людей из Степных Псов просилось к нам? – задал я риторический вопрос, внимательно оглядывая своих соплеменников. – Много. Почему я их не взял? Потому что они для нас бесполезны. Нет, даже вредны. Как вы думаете, что бы стали делать охотники, если бы я их принял? Я отвечу вам: они с удовольствием поселились бы в наших домах, а если бы мы их туда не пустили, то поставили бы свои вонючие чумы там, где им захотелось бы. Вы думаете, они стали бы ходить в туалет или выносить мусор к помойной яме? Нет. Они бросали бы объедки и кости себе под ноги и туда же срали! Ходить в баню… Зачем, им и так хорошо! Мыть руки перед едой – что за блажь? Тренироваться? Они и так все как один великие воины. Нет, – сказали бы они, – мы возьмём замечательное оружие, которое делает Хатак и шаман, и пойдём охотиться. Мы убьём много-много дичи, даже больше, чем нужно, гордо бросим её к ногам женщин, пусть они сами корячатся с нею, как хотят, а мы ляжем в тенёк и будем рассказывать друг другу, какие мы великие охотники, почёсывая сытое пузо. А потом, но не раньше, когда кончится еда, они снова пойдут на охоту… Ведь так живёт каждый уважающий себя охотник, а? Скажи, Хатак?

– Кгм-м-м…

– Да, мой друг, да! Именно так или почти так живут охотники. Неужели ты думаешь, что они не будут ухмыляться и показывать пальцем на то, как Великий шаман учит молодых парней заниматься женской работой – готовить еду, шить одежду? Не понимая простой истины, что настоящий мужик должен уметь делать всё. Всё! Понимаете меня, мужчины племени Русов? Построить дом, сделать лодку, вырастить картошку, сшить одежду, вырезать красивые бусы для своей любимой. Сделать оружие и добыть зверя или поймать рыбу, а потом приготовить и накормить своих детей. Своих детей, мужчины племени Русов! Которых вы будете знать! Накормить, одеть, защитить! И не только своих, если это потребуется. Никогда, пока я жив, в моём племени не будет таких обездоленных детей, как Белка и Лисёнок. Никогда в моём племени не будут уходить старики, унося на руках самых маленьких в степь в голодную зиму для того, чтобы выжило остальное племя! Никогда! – Я почти кричал. Ох, что-то я завёлся! Тут ведь нет виноватых, только больно уж тема непростая, и так хочется, чтобы меня поняли! Но надо сбавить обороты… – И вот я вас спрашиваю, – я обвёл серьёзные и сосредоточенные лица, – что же нам делать, если пришлые не будут жить по нашим правилам? Заставить? А если не захотят? Выгнать? А если не уйдут? Убить? Нет! Надо просто таких не брать!

Помолчали…

– Наши люди, – продолжил я гораздо тише, – это такие, как Хатак, вечно идущий за туманом, это уважаемая видящая, всю жизнь помогающая людям и ищущая знаний. Это Крук и Хват, ради своей мечты делающие то, что другие охотники никогда не стали бы делать. Угох и Ша-Ша, ради любви совершившие невозможное. Да, мой ученик Хват, да! Это наши люди! И ты правильно сделал, что привёл их сюда. Но ты понимаешь, что ты мог и ошибиться? – строго посмотрел я на парня.