Текст книги "Реалити-шоу"

Алина представила утро, начинающееся под щебетанье птиц, завтрак на прикроватном столике, шум воды, которую кто-то заботливо уже набирал в ванну, и поймала себя на мысли, что даже в зеркало смотреться ей будет незачем, ведь рядом все равно никого нет. …Блин, но это тоже не вариант, – спохватилась она, – кто-то должен быть. Только не Никита – с ним мы слишком разные. Хотя, чего я туплю – в свой дом я могу привести кого угодно… Перед глазами, словно карты в колоде, замелькали знакомые лица голливудских звезд. …А зачем они в моем домике? Если верить газетам, кроме «звездности», они обычные мужики, причем, не самые классные. Неужели так уж и нет никого, кого б я хотела видеть подле себя? Жуть!..

Алина стала перебирать в памяти весь свой «багаж», вплоть до каких-то приветливых лиц, то ли выхваченных из прошлого случайным озарением, то ли созданных воображением, и тут явилась мысль, от которой она уже не могла избавиться – вот, если б встретить отца, только молодого и неженатого. Вот тогда б она, наверное, успокоилась…

Пока Алина размышляла о мужчинах, неведомые строители закончили возведение ее дома. Он стоял посреди луга, как сказочный теремок, и цвета его стен и крыши были такими же сказочно яркими. Строители уже собирали инструменты и один за другим растворялись в воздухе, а стройплощадка сама собой снова покрывалась цветами. Алина с удивлением наблюдала за этим чудом и вдруг узнала в бригадире отца (она не разглядела его сразу из-за оранжевой каски и синего комбинезона). Кинулась, чтоб обнять, но отец победно подняв над головой электродрель, улыбнулся и исчез, как и все прочие.

…Блин! – Алина тряхнула головой, – он что, даже не взглянет, как устроилась его дочь в новом доме?.. Такого быть не может!.. Он вернется… точно, не может же он явиться с пустыми руками – он наверняка двинул за подарками!.. Чувство досады сразу сменилось ожиданием продолжения чуда. Она помнила это трепетное состояние еще из детства, когда проснувшись первого января, минут пять лежала с закрытыми глазами, зная, что под елкой ее непременно ждет подарок; достаточно протянуть руку… но ведь он никуда не денется, поэтому гораздо приятнее мечтать, каким он будет…

Алина взялась за ручку, собираясь войти в свое новое жилье, но услышала резкий голос:

– Не делай этого!

Испуганно обернувшись, она увидела Никиту. Неизвестно, как он оказался на ее лугу, да это и неважно – интересно, почему он здесь командует? Алина отпустила дверь и поджав губы, вызывающе выставила вперед ногу.

– Интересно, почему? Этот дом отец построил для меня.

– Это не твой дом. Ты придумала его.

– Уж лучше жить в придуманном доме, – Алина чувствовала, что поступает жестоко, но слова выплеснулись сами, – чем с твоей мамашей!

– Хорошо, – Никита тяжело вздохнул, – можешь не жить со мной – найди кого-нибудь, но только не ходи туда, потому что…

Резкий звонок встряхнул Алинино сознание. Все ее существо сжалось, словно переносясь из одного мира в другой. Не открывая глаз, Алина слышала, как зашуршала простыня, негромко шаркнули тапочки, скрипнула половица и, наконец, в ванной зашумела вода. Только тогда она подняла веки и увидела знакомую комнату, смятую постель на пустом разложенном кресле, однако при этом совершенно отчетливо помнила и свой сон. Обычно сны исчезали тут же, стоило подумать о предстоящем дне, а сейчас она даже знала, сколько ступенек на крыльце ее замечательного дома.

…Хрень какая-то, – Алина потянулась, коснувшись холодной стены, – как здесь тесно, не то, что у меня, – она радостно улыбнулась, – у меня, наверное, и потолки высокие… Никита, зараза, не пустил меня в собственный дом…

В ванной щелкнула задвижка.

– Лиз! – крикнула Алина, – мне такой клевый сон снился!..

– Это я тебя разбудила? – заглянула к ней Лиза, – извини. Я всегда себе будильник ставлю.

– Фигня, – Алина махнула рукой, – все нормально. Ты ж еще не выгоняешь меня?

– Нет, конечно. Хочешь, вообще, поживи у меня, пока Никита не вернется.

– Я подумаю, – Алина спрятала руки под простыню, – представляешь, во сне отец, вроде, построил мне дом, а Никита не пускал меня туда, и тут я проснулась.

– Да?.. – Лизины мысли уже настраивались на рабочий лад.

– Ладно, – Алина вздохнула, – собирайся, а я еще поваляюсь. Куда мне ехать в семь часов? Тогда, точно, будет похоже, что возвращаюсь от любовника, так ведь?

– Наверное, – согласилась Лиза, вспомнив Антона, всегда уходившего рано утром – правда, мысль оказалась мимолетной, не получившей никакого развития, – чем позавтракать, найдешь. Если надумаешь выйти, дверь просто захлопнешь. Ключ у зеркала, – она забрала косметичку, – баю-бай.

– Думаешь, я спать буду? – шутливо возмутилась Алина, но Лиза ее уже не слушала. Поправив подушку, Алина принялась разглядывать шкаф, за стеклами которого стояли фарфоровые фигурки. Это были не забавные обитатели восточного гороскопа, заселявшие под Новый год все сувенирные отделы, а серьезные дамы, танцующие с кавалерами, две балерины, застывшие в разных позах, и странная голубая утка с золотым клювом.

…Наверное, еще бабушкины, – решила Алина. Эта мысль вернула ее к сегодняшнему сну, – а если, правда, ради смеха попробовать позвать отца? У Лизки получилось, а почему у меня не может? Хотя она и голоса всякие слышит, а это называется, либо «отъезд крыши», либо, как сказал Никита, «дар». К сожалению (или к счастью) ни тем, ни другим я не страдаю…

Алина уставилась в потолок, пытаясь раздвинуть его взглядом, чтоб увидеть нечто такое!.. Впрочем, ей просто нравилось лежать и чувствовать, что никому она ничего не должна и никто от нее ничего не требует. Это почти то, о чем мечталось, жаль только, что замечательное состояние продлится совсем недолго.

Неожиданно хлопнула дверь.

– А «до свидания» где?.. – крикнула вслед Алина, но ответа, естественно, не получила. Мысль о том, что раз они не попрощались, то и не должны расставаться, оказалась очень приятной и, главное, совершенно естественной. Взглянув на предоставленный во временное пользование халат, она брезгливо сморщила носик. Нет, ничего этого ей не нужно – она слишком давно не ощущала себя такой свободной.

Вскочив, Алина босиком прошлепала в ванную. Конечно, никто не даст ей забыть, что она не дома – даже зубной щетки для нее здесь нет, да и паста совсем не ее, но разве это имеет значение в сравнении с целым днем, когда она будет здесь полной хозяйкой? …Всего один день… ну, максимум – два, а радости – полные штаны!.. Ей стало обидно, и невольно вспомнился домик на лугу. Наверное, за него она б отдала все, только где найти дьявола, который принимает в залог души?..

Звонок в дверь никак не ассоциировался с дьяволом, тем не менее, Алина замерла, подняв глаза к зеркалу. Из него смотрело испуганное лицо с пеной зубной пасты на губах, и ее белая струйка медленно сползала к подбородку. Звонок повторился. Алина на цыпочках вышла в коридор, осторожно открыла глазок и увидела мужчину, который, улыбаясь, крутил головой, словно выбирая наиболее выигрышную позу. Алина вытерла рот и наклонилась к самой двери:

– Вам кого?

– А где Лиза? – растерялся мужчина.

– На работе, а вы что-то хотели?

– Я думал… – мужчина совсем смутился, – там свет… я думал, она не ушла…

Алина оглянулась и увидела, что Лиза, действительно, оставила на кухне включенную лампочку. Протянув руку, щелкнула выключателем.

– Спасибо за заботу. Ей что-то передать? Я – ее подруга.

– А я – Антон. Она вам не рассказывала?

– Как же, как же! – воскликнула Алина, наконец найдя того, на ком можно было отыграться за собственные неудачи на личном фронте, – у Лизы все в полном шоколаде – от мужиков отбоя нет!.. Таких ведь, как она, еще поискать – умница, красавица… а хозяйка!.. А вы прохлопали свой шанс… – Алина поняла, что фантазия иссякла, и замолчала.

– Я ж хотел объяснить… по-дурацки получилось… я обалдел, когда моя начала все вываливать, прям, по пунктам. Я и сообразить не успел, что к чему, а ей, представляете, приснилась старуха и во сне рассказала, в какие командировки я езжу, и даже про сережки, которые Лизе подарил!..

– Может, жена следила за вами? – предложила Алина самый простой вариант.

– Может, и следила, кто знает? Только я был в полном ауте.

– А вы не расстраивайтесь – тайное всегда становится явным. Все равно когда-нибудь пришлось бы выбирать, так что…

– Не надо учить меня! – зло перебил Антон, – я хотел поговорить с Лизой, а не с вами!

– Не думаю, что Лиза захочет с вами говорить…

– А мне по барабану, что вы думаете!..

Чтоб не вступать в пустую перебранку, Алина просто закрыла глазок и ушла на кухню. Обычно она никогда не курила до завтрака, но странная мысль, только что родившаяся в голове, требовала допинга, который не мог дать кофе с бутербродом.

…Старуха во сне – а если это Лизина бабка?.. По логике… да нет такой логики!.. Не бывает!.. С другой стороны, человеку не может присниться то, о чем он даже не догадывается. Неужели Никита прав, и никакое это не шоу?.. Словно прыгнув в омут, Алина стала быстро погружаться в круговорот прошедших событий, которые сразу обретали совершенно новое звучание. Получалось, что и сегодняшний сон не был случайной игрой воображение? Отец, наверное, тоже хочет ей помочь, а она никак не может въехать, что же от нее требуется. …Надо немедленно провести эксперимент!.. Прищурившись, Алина уставилась в угол, как делала в свое время Лиза, и прошептала:

– Папка, приди, пожалуйста, и помоги…

Подождала несколько минут, но никто не пришел. Да и не мог прийти!.. Алина рассмеялась своей наивной надежде на чью-то помощь. Нет, только она сама должна строить свою жизнь – если сможет, конечно…

Затушив сигарету, она отправилась заканчивать туалет, прерванный появлением Антона.

Восстановив макияж при помощи Лизиной косметики, Алина внимательно посмотрела в зеркало на свое посвежевшее лицо и подумала, что не было никакой необходимости предпринимать все эти усилия, если сидеть дома. …Это ведь плохая мысль – торчать весь день в душной комнате. Лучше съезжу к Вере Павловне, чтоб старушка не воняла, а вечером вернусь сюда. Я ж понимаю, Лизе одной тоже скучно. Думаю, Никита не обидится, что я бросила его мамочку. Какая же я умница, и как все классно придумала! – Алинин взгляд уткнулся в красный глазок старенького видеомагнитофона, – а, в принципе, можно и послать эту Веру Павловну – воткну кассету…

– Иди!

Алина не поняла, что это был за звук, возникший ниоткуда в тишине квартиры. На внутренний голос, который обычно нашептывал всякие запретные желания, он не походил – он не мог быть таким требовательным; а если голос исходил из внешнего источника, то почему она слышала его не ушами?

Замерев, Алина оглядела комнату. Тишина, приятная минуту назад, сделалась пугающей. …И что у нее за хата?.. Нет, без Лизы я здесь не останусь…

Быстро одевшись, Алина выскочила на лестницу. Наверху хлопнула дверь, и она вздрогнула, но увидев мужчину с пакетом, стыдливо улыбнулась собственной мнительности.

Во дворе страх окончательно рассеялся, потому что в беседке смеялись дети, у соседнего дома толпились хмурые личности с грязными, характерно позвякивающими сумками (наверное, где-то поблизости находился пункт приема посуды), а еще дальше двигалась вереница машин. Их вид манил Алину, словно тонкий металл способен защитить от всего, неподвластного человеческому сознанию.

К стоявшей на остановке маршрутке Алина не успела. …Мог бы и подождать, козел, – подумала она, но совершенно не расстроилась, так как никуда не спешила. Однако когда второй и третий микроавтобусы проехали мимо, несмотря на ее поднятую руку, а из четвертого, где имелось свободное место, ее буквально вытолкала тетка с огромным пакетом, Алина начала злиться.

…Как нарочно!.. Что они хотят этим сказать? Я ж могу никуда и не ездить!.. И тут же перед ней остановилась абсолютно пустая маршрутка. Алина с радостью забралась в салон, но ее любимое место – справа у окна, оказалось на самом солнцепеке, и пришлось сесть на другую сторону.

Маршрутка остановилась перед светофором, и машины с перпендикулярной улицы дружно хлынули на освободившийся перекресток. Алина скучающе наблюдала за этим «дефиле», пока светофор не оборвал его, принявшись игриво подмигивать желтым глазом. Маршрутка тут же высунулась вперед, и в это время Алина увидела «Жигули», которые неслись с бешеной скоростью.

…Камикадзе, блин… – успела подумать Алина, и почти сразу возникла резкая боль, отбросившая в какое-то другое изменение, и мысли, и звук удара, и крики, да и, вообще, все происходящее вокруг. Однако боль была мгновенной, тут же сменившись необычайной легкостью. Алине показалось, будто она взмывает вверх… или это не показалось? Она реально увидела две сцепившиеся намертво разноцветные груды металла, красную и желтую; увидела, как у перекрестка образуется пробка, и случайно оказавшаяся поблизости «скорая помощь» безуспешно пытается пробиться к месту аварии. Себя она не видела, да и как увидеть себя, если она… Алина огляделась по сторонам, не понимая, где находится. Солнце исчезло, и вокруг простиралась бесконечная серая пустыня. Она опустила взгляд – машины превратились в крошечных пестрых букашек, зато поле обзора сделалось гораздо шире, охватив не только весь район, а весь город вместе с водохранилищем, за которым, по идее, через секунду откроются коттеджные поселки, но такие крошечные, что их невозможно будет разглядеть… никогда.

Впитанная с детства уверенность в том, что загробную жизнь придумали сами люди для собственного устрашения, еще пыталась бороться с молниеносно поглотившей Алину неизвестностью. Она ведь жива, раз способна оценивать события!.. Вот, только куда исчезла боль, если ее практически расплющило в этой долбаной маршрутке?..

…А я, дура, ее так старательно дожидалась!..

Город, тем временем, окончательно исчез. Алина подумала, что совершенно одна и даже не представляет, что делать дальше. Она почувствовала, что плачет. Хотела вытереть слезы, но слез на привычном месте не оказалось, и глаз, способных источать их, тоже; не было щек, где они могли бы течь; не было даже тех рук, которые она прекрасно видела… только чем?!.. И, вот тут, сознание отключилось, не в состоянии адекватно воспринять происходящее…

– Дочечка, как я рад, что мы снова вместе!..

Алина услышала знакомые интонации. …Конечно, это продолжение сна, и как я сразу не догадалась? Только какая связь между аварией маршрутки и домиком на лугу?.. Что, блин, за странная у Лизки квартира – у всех начинаются видения!..

– Дочечка, я так скучал… – голос отца был ласковым, и несмотря на жуткую концовку сна, Алина сразу успокоилась.

– Папка, я тоже соскучилась, – прошептала она, улыбаясь, – поцелуй меня.

– Не могу, дочечка, зато мы будем вместе и тебе больше не о чем волноваться.

– Почему не можешь? – томно спросила Алина, не понимая правил странной игры, – вспомни, как ты сначала терся о мою щеку, потом находил губы…

– Помню, но не могу.

Алина удивленно открыла глаза. Над ней, действительно, склонилось лицо отца, а вокруг было тяжелое мрачное небо и серая пустыня. Она испуганно села, озираясь по сторонам. Пустыня казалась бесконечной и настолько сливалась с небом, что терялось само понятие горизонта. Алина остановила взгляд на отце – выглядел тот удивительно помолодевшим (таким она помнила его совсем маленькой девочкой – он тогда кружил ее над головой, а она визжала от восторга).

– Помоги мне встать, – Алина, протянула руку.

– Не могу, здесь же нет ничего… материального.

– Как прикольно, – усмехнулась Алина, поднимаясь самостоятельно. Для этого ей не потребовалось никаких усилий, и единственное, что изменилось в восприятии – она увидела лицо отца на одном уровне со своим.

– А где мы? – с любопытством спросила Алина.

– Там, откуда все вышли и куда возвращаемся, – ответил отец философски, – здесь наша истинная родина; только здесь мы можем встретить сразу всех, кого захотим.

– Ты хочешь сказать, что мы, типа, как умерли?

– Нет, – отец покачал головой, – мы вернулись домой из тяжкого путешествия, в которое отправлялись, чтоб понять, на что способны.

– Ты объясняешь еще круче Никиты, – заметила Алина, и не предполагавшая, что отец способен на такие «умные» слова.

– Никита – это тот, кто обещал заботиться о тебе, но так ничего и не смог дать?

– Точно, – Алина кивнула, – именно, так все и было… Забил мне голову своими теориями про какие-то «сгустки энергии»…

– Мы не сгустки энергии – мы носители помыслов, которым еще не найдено применение.

…Блин, как прикольно извернулись во мне Никитины темы!.. Он, точно, офигеет, если я перескажу ему эту хрень…

– Чтоб пересказать, тебе надо вернуться. А зачем? – отец пожал плечами, – скоро ты привыкнешь к тому, чем являешься на самом деле.

– И чем я являюсь? – весело спросила Алина, даже не подумав, откуда он знает ответ на незаданный вопрос, – я не ощущаю себя ни «помыслом», ни «сгустком энергии».

– Скажем по-другому. Ты – сущность, отделенная от материальной оболочки.

– Класс! А когда я проснусь, я снова войду в оболочку, да?

– Ты никогда не проснешься, – сообщил отец буднично, словно это являлось истиной, известной всем еще со школы.

– Папка, не надо, – Алина отгородилась рукой, – хватит меня пугать – я уже большая девочка и не боюсь «козы бодатой». Помнишь, как ты пугал меня, когда я не слушалась? А еще…

– Алин, – перебил отец, – можешь, конечно, считать, что ты спишь, но учти, что твой сон никогда не закончится. Причем, вечность полностью соответствует понятию миг. Тебе трудно это осознать, да?

– Почему же? Как раз это я очень хорошо представляю, – Алина вспомнила пребывание в «заповеднике», – только… – она почувствовала, что без сигареты вряд ли сформулирует мысль. Огляделась в поисках сумочки, но не обнаружила ее, – папка, у тебя сигаретки нет? Я ж тут закурила, ты, наверное, не в курсе…

– Сигаретки?.. – отец расхохотался, – об этом забудь, как и о еде, питье… но не переживай, зато здесь нет никаких проблем.

– Блин! Насчет еды, я полностью одобряю! – обрадовалась Алина, – я никогда не могла понять, зачем человек устроен так бестолково, чтоб тратить время и, главное, деньги на жрачку.

– Кстати, деньги – это такая же бессмыслица.

– Согласна, – Алина кивнула, – если не надо ничего покупать… а если не нужны деньги, значит, не надо и работать!.. Послушай, а чем вы тут тогда занимаетесь?

– Ничем.

– Совсем ничем?! Но так ведь можно умом тронуться!..

– К этому просто надо привыкнуть, и все будет замечательно, – спокойный взгляд отца говорил, что он уже прошел этот этап.

– Но я не хочу привыкать!.. Блин, о чем я говорю?.. Слушай, папка, вот, если ты отведешь меня в домик, который построил на лугу, я поверю, что это не сон.

– А домик-то как раз я придумал, – отец вздохнул, – я решил немножко развеселить тебя, хотя бы во сне, а то, что у тебя там была за жизнь?

– Допустим, не самая классная, – согласилась Алина, – но это ничего не значит. Я уже хочу проснуться и смотреть видик, слышишь? И курить хочу!

– Это пустое… зато вечность пролетит, как миг!..

– А потом, за тем мигом?

Отец задумался, и Алина сразу почувствовала это.

– Ага, папка! Ничего вечного не бывает! Я знаю, что будет потом – Лизка придет с работы и скажет: – Вставай, бездельница, пить кофе, – Алина радостно засмеялась, – и ничего ты мне не докажешь, потому что я – реальность, а ты – мой сон, и я могу спокойно наблюдать за играми своей фантазии, понятно?..

Алина не собиралась ссориться и увидев помрачневшее лицо отца, хотела по привычке обнять его, но провалилась в пустоту, не ощутив не только его тела, но своих сомкнувшихся рук. Оглянувшись, увидела отца, стоящего прямо у нее за спиной.

– Это не сон, дочечка, – произнес он, качая головой, – несколько часов назад, если отсчитывать по тому времени, ты погибла, когда красные «Жигули» врезались в маршрутное такси. Ты сидела у окна слева и приняла на себя всю силу удара. «Скорая» оказалась рядом, но спасти тебя не удалось. Прими это как мой подарок.

– Что принять? – не поняла ошарашенная Алина.

– Аварию. Ты ж просила меня помочь, да я и сам видел, как ты жила. Здесь нам будет хорошо. Тебе понравится, увидишь. Здесь не надо ни о чем беспокоиться… – голос отца казался таким уверенным, что в Алине что-то надломилось – а, может, это оборвалась одна из нитей, связывавших ее с прошлым.

– Но это невозможно, – прошептала она.

– Пойдем лучше, погуляем, – заключил отец, видя отчаяние появившееся на лице дочери, – здесь хорошо, надо только воспринимать все, как единственную данность…

* * *

Поезд качнулся, и колеса, будто пальцы коснувшиеся струн, выдали первые аккорды мелодии, которая потом целую ночь будет баюкать сотни невольных слушателей.

Весь день Паша мысленно перебирал ласковые слова, но так и не нашел подходящих. …Насколько, оказывается, легче общаться с ротой солдат, чем с одним ребенком… – думал он, злясь на себя и в тайне надеясь, что в купе окажется женщина, вырастившая кучу детей, и ей не составит труда подобрать ключик к настороженной, молчаливой девочке. Но наступило время отправления, а спасительная женщина так и не появилась.

Откинувшись на спинку дивана, Паша внимательно изучал свою визави. Днем у него не было такой возможности – сначала допрос в милиции, куда он доставил маньяка; потом обнаружили труп Никиты и пришлось снова давать показания. Причем, процедура затянулась, потому что у молодого следователя возникли подозрение на его счет – откуда этому молокососу было знать, сколько он уже пережил жутких глупых смертей?.. Хорошо, хоть пришел майор, который полгода пробыл в командировке в Ачхой-Мартане, и тогда все проблемы сразу разрешились.

Потом они долго искали Олину мать, но так и не нашли. Паша решил, что, в конце концов, документы можно оформить и после, если это кому-то потребуется, а Оля не возражала, молча воспринимая происходящее. Потом был вокзал, очередь за билетами и, вот, наконец, поезд. А дальше?..

С детства привыкнув выполнять приказы, Паша не мог придумать ничего конкретного – может, если б он рос в нормальной семье, то вместо «Кодекса суворовца» его б научили строить человеческие отношения… Паша вздохнул подчеркнуто громко, тем самым, привлекая внимание, но Оля не среагировала на неумелый призыв. Она продолжала сидеть ссутулившись, уперев руки в невидимые под столом колени и не мигая смотрела в окно. Ее глаза вспыхивали вместе с пролетавшими мимо фонарями, но это был искусственный, неживой блеск.

Отправляясь в Москву, Паша думал, что все окажется проще – увидев своего спасителя, девочка кинется ему шею, будет плакать, целовать его и все как-нибудь сложится само (по крайней мере, так всегда происходило в кино). …Черт, я всегда знал, что кино – это не жизнь, но где ж выучиться этой глупой жизни-то, если никто не предоставил такой возможности?.. А как она смотрела на этого ублюдка!.. (у Паши тогда даже возникла мысль, что зря он ввязался в это дело) Он ведь убил бы ее! Не понимаю… Или ей нравилась такая жизнь? Но зачем тогда было писать письмо? По-хорошему, встряхнуть бы ее, да объяснить, кто есть кто в этой жизни… Но Оля слишком походила на сестру, которой ничего не требовалось объяснять, и эта ассоциация очень мешала, заставляя Пашу ждать от нее встречных, решительных шагов. …С другой стороны, на кого б ни была похожа, лет-то ей всего двенадцать!..

Отчаявшись разобраться в хитросплетениях человеческих характеров, Паша прикрыл глаза. Возникшая картинка была простой и понятной – Никита, лежащий лицом к небу, ничем не отличался от других – русских, чеченцев, которые он привык видеть десятками. …И зачем он полез туда? Мы ж договаривались, что он должен ждать наверху. Как все нелепо!.. С другой стороны, а что «лепо»?.. – в ушах мгновенно возникло ненавистное «Аллах Акбар», – это «лепо»?!.. Стоп! О чем я? Он же не умер! Врач же сказал, что он выкарабкается!.. Убегая от мыслей, которые даже помимо желания, вели в тупик, Паша вновь открыл глаза. Оля сидела в той же позе, и кажется ни разу не моргнула за все это время.

Москва, тем временем, закончилась. Фонари стали реже, и, соответственно, реже стали вспыхивать ее глаза, а скоро поезд затеряется в бесконечной ночи, и они погаснут совсем. …Темная ночь, только ветер гудит в проводах… причем здесь какой-то ветер, если нам фактически негде жить? Куда я везу ее?.. – Паша сжал руками виски, и этот жест вывел Оля из оцепенения.

– Паш, я есть хочу, – сказала она как ни в чем ни бывало.

– О чем речь? – Паша радостно засуетился, – сейчас все будет, – подняв на полку пакет, он торопливо достал не успевшую остыть курицу, овощи, хлеб, две коробки сока (томатный и апельсиновый – на любой вкус), йогурт, шоколадку и вафли; и еще бутылку пива для себя. Этот набор являлся высшим полетом его фантазии, – нормально? – уточнил он с гордостью.

– Да. А руки помыть?

– Туалеты еще закрыты, – он посмотрел на часы, – но сейчас что-нибудь придумаем, – быстро вышел из купе и остановился, вдруг почувствовав себя в узком качающемся коридоре гораздо свободнее, чем наедине со своей …как ее назвать? Кем она мне приходится?.. Почему-то только сейчас пришло осознание того, какую ношу он на себя взвалил – и это ведь не на один день!..

Вернулся он быстро, получив у проводницы упаковку влажных салфеток.

– Держи. Во, цивилизация, да?

Оля улыбнулась так по-взрослому снисходительно, что Паше стало неловко.

– Паш, ты не злишься на меня? – произнесла она первую достаточно длинную фразу с тех пор, как поезд тронулся.

– Нет, а за что?

– Из-за меня твой друг чуть погиб. Если б моя подруга…

– Глупости! – перебил Паша, – ты ни в чем не виновата. Да и выживет Никита – куда он денется?

– А вдруг не выживет? Тогда ты будешь меня ненавидеть?

– Забудь об этом! Ты не представляешь, каких раненых у нас вытаскивали!..

– А вдруг не вытащат?..

– Почему ты хочешь повернуть все вот так? – Паша начинал злиться, но знал, что не должен показывать этого, – все будет хорошо – ты ешь, а то курица остынет.

– Папа Коля говорил, что если думать о худшем, то плохое покажется хорошим, потому я и спрашиваю, – пояснила Оля, отрывая кусочек курицы.

– Это ж надо придумать такую хрень!.. – возмутился Паша, – а зачем тогда жить?..

– Это не папа Коля придумал, – девочка смотрела на него испытующе, но Паша лишь растерянно ждал продолжения, неожиданно почувствовав себя в «заповеднике», – так сказал его Бог, – Оля откусила помидор, и несколько капель упали на белую салфетку. Они не были алыми и совсем не походили на кровь, но Паша взорвался.

– Какой Бог?!.. Твой папа Коля хотел убить тебя! Ты что, не поняла этого?!..

– Поняла, но такой у него Бог. Его зовут Метатрон. Он начальник небесной канцелярии и каждый день составляет списки людей, которые должны умереть. Папа Коля обещал, что Метатрон не включит меня в свои списки, если я буду его слушаться и хорошо себя вести, но я плохо себя вела, когда написала тебе письмо.

– И ты веришь в эту чушь? А как же твоя сестра? Вы ж собирались с ней уехать.

– У нее был другой Бог, но он оказался слабее Метатрона.

– А я? Что ты обо мне скажешь? Я сильнее Метатрона?

– Пока не знаю, – она смотрела Паше в глаза и даже перестала жевать, словно надеясь получить ответ немедленно.

– Так вот, запомни, – поняв, что в философии не может соперничать даже с двенадцатилетней девочкой, Паша принял волевое решение, – никакого Метатрона нет! А мы с тобой должны дружить, помогать друг другу, чтоб ты была счастлива! Ты поняла?

– Поняла, – Оля снова принялась за еду.

– А твой Метатрон… – продолжал Паша окрыленный первым успехом.

– Он не мой, – перебила Оля, – открой сок, пожалуйста.

– Пожалуйста! – Паша легко отвернул крышку, – и все-таки, объясни, зачем он?

– А зачем мы? А зачем весь мир? – Оля произнесла эту фразу так, будто задала не вопрос, будоражащий человечество со дня его возникновения, а поинтересовалась, зачем на столе пиво, если его никто не пьет.

Ответить Паша не мог, но догадывался, что молчание разрушает хрупкий, едва установившийся мостик общения.

– Я не знаю, – признался он, – я – солдат, понимаешь? Меня научили воевать с врагами и если потребуется, отдать жизнь.

– Папа Коля тоже солдат – солдат Метатрона. Он исполнял списки, которые тот составлял.

– Он убивал людей?.. Почему же ты не сказала в милиции?

– У Метатрона много солдат и много списков – тогда б он обязательно пришел за мной.

Мрачная уверенность, с которой были произнесены эти слова, заставила Пашу повернуться к темному окну. Оно сразу стало огромным, словно специально предназначенным для проникновения всей метатроновой рати. Иллюзия дополнялась тенями от фонарей крохотной станции, метавшихся в разные стороны. Паша не боялся, ни теней, ни Метатрона, но воспоминания о «заповеднике» уже нельзя было вытравить из памяти так же, как и детский дом, училище, Таню, «Аллах Акбар» и многое другое, являвшееся неотъемлемой частью его жизни. Он опустил шторку.

– Дует. Боюсь, просквозит тебя ночью, – пояснил Паша, снова придвигаясь к столу, – запомни, никто за тобой не придет. Ты должна верить в это. Знаешь, Никита – он очень умный. Так вот, он говорит, что если о чем-то долго думать, то это и произойдет, потому что мысли и слова – это сила.

– Знаешь, сколько я думала о Тане? – Оля вздохнула, – а она все равно умерла; и сколько представляла тебя, прежде, чем написать письмо…

– Оль, давай договоримся – пока я с тобой, о Метатроне даже разговоров быть не должно, и увидишь, скоро ты забудешь о нем. Расскажи лучше… – он искал «детскую» тему и, вроде, нашел ее, – расскажи о своей маме. Она у тебя хорошая?

– Я ее люблю, хорошая она или нет… когда отец был жив… я маленькая была, но фотки остались, да и Танюшка рассказывала – мы часто ходили в цирк. А еще мама тогда пекла торты… вкусные!.. – Оля счастливо улыбнулась, и улыбка эта говорила, что все ее рассуждения о страшном Метатроне почерпнуты от отчима, а сама она, как была, так и продолжает оставаться ребенком. Правда, улыбка быстро исчезла, и Оля вздохнула, – потом отец от нас ушел. Появился папа Володя, но тоже ушел – я думаю, у него была другая жена.

– Тогда мама стала выпивать? – догадался Паша.

– Не помню. Наверное. А папа Коля никогда не пил и ей запрещал. Он даже наказывал ее и говорил, что не хочет, что Метатрон внес ее в свои списки.

– А она что? Ну, насчет списков.

– Смеялась, когда пьяная. Утром он давал ей вина, чтоб голова не болела, а потом бил. Мне было жалко ее, зато после она могла месяц не пить и даже иногда устраивалась на работу.

– Заботливый… – Паша усмехнулся, – то есть, он не такой уж и плохой, да?.. А то, что он убийца, это ничего?