Текст книги "Реалити-шоу"

– Он называл себя «городским волком», – пояснила Оля, – волк – санитар леса, а он – санитар города. Я потому поехала с тобой, что если его посадят в тюрьму, мама совсем сопьется. Нам опять будет нечего есть, я знаю… а я хочу школу закончить; я хочу стать, как Танюшка, а не как мать.

– А с тобой этот «волк» что-нибудь делал?

– Я не хочу об этом рассказывать, можно?

– Конечно, можно.

Паша даже почувствовал облегчение, ведь если б отчим, например, насиловал ее, а она стала опять его защищать, то неизвестно, зачем он здесь, и зачем чуть не погиб Никита…

Когда Паша вернулся, покурив и выбросив пакет с мусором, свет в купе уже сделался призрачно синим. Оля лежала на нижней полке, укрывшись с головой, и ему ничего не оставалось, как сразу же залезть к себе наверх.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сверху Паша видел, как девочка отвернулась к перегородке, и подсунув руку под голову, уставился на ровные ряды дырочек в потолке. …Черт, как все это сложно, кто б мог подумать?.. А еще Наташка… Как она встретит нас, ведь я, вроде, ушел оттуда… Куда я теперь уйду? Увезу ребенка в Чечню? Ей же надо в школу ходить. Тетрадки, учебники… Нет, Наташка не станет с ней возиться, из принципа. А куда ее девать? Она же все понимает… Паша даже не знал, с чем сравнить это состояние безысходности, ведь всегда существовали варианты, плохие и хорошие, а тут какое-то зыбкое болото – вроде, и правильно делаешь, а, вроде…

Он думал, что всю ночь пролежит без сна, но, на всякий случай, закрыл глаза, и вдруг ему стало казаться, что колеса выстукивают не заунывную мелодию, а слова. Неважно, кто с ним пытался заговорить таким образом, поезд или кто-то неведомый – скорее, это была просто попытка уснуть, как подсчет несуществующих слонов. …Все будет хорошо… все будет хорошо… все будет хорошо… Перед Пашей возникли улыбающиеся Танины губы и как только он понял это, сразу же уснул – мгновенно и без сновидений.

* * *

– Пассажиры, поднимайтесь! Санитарная зона! – слова ворвались в Пашино сознание вместе со стуком в дверь. Он открыл глаза, и свесив голову, обнаружил пустое купе; скатившись с полки, как по тревоге, рванул дверь, но Оля и не думала прятаться. Она преспокойно стояла в коридоре, наблюдая, как льющийся с небес поток света наполняет мир радостью. Через открытое окно в вагон врывался свежий воздух, идеально гармонировавший с солнцем, бескрайними полями и голубым небом!.. Паша понял, почему она не осталась в купе с его мертвенным освещением и запахом вчерашней курицы.

– Доброе утро, – Паша облегченно вздохнул.

Обернувшись, Оля засмеялась; не улыбнулась, не усмехнулась, а, именно, засмеялась, щуря глаза и обнажая мелкие ровные зубы.

– Какой ты смешной!.. Посмотри на себя.

Паша прикрыл дверь и оказавшись перед зеркалом, увидел, что один его ус стоял торчком, изображая кривую усмешку.

– Ну, как? – Оля продолжала смеяться, и Паша вдруг заметил, что глаза у нее ясные, почти прозрачные, и вся она какая-то светлая, совсем как Таня. …Господи, неужели вчера мы говорили о каком-то идиотском Метатроне?..

– Ты сегодня другая, – констатировал он.

– Я выспалась, и мне снился классный сон.

– Какой?

– Сны нельзя рассказывать, а то не сбудутся.

– Тоже верно, – по большому счету, Паше и не хотелось знать ее сон – перед ним стояли более прозаические задачи.

Когда поезд, с ходу миновав мост, ворвался в город, Оля неотрывно прильнула к окну, жадно разглядывая каждый дом, словно пытаясь угадать свое новое жилище. Домики были старые и неказистые, ведь это не Москва и здесь пока еще хватало земли, чтоб не прижиматься к железнодорожному полотну. Но если чуть поднять взгляд, то можно лицезреть величественно проплывающие кварталы новостроек, очень похожие на московские. Паша молчал. Он слишком хорошо знал эту дорогу, чтоб выражать какие-либо эмоции – гораздо важнее, какие эмоции проявит Наташа при их появлении.

Поезд замедлил ход и плавно выкатился к перрону. Подхватив сумки с Олиными вещами, они вышли из вагона.

– Ну как? – спросил Паша.

– Нормально, – Оля одобрительно кивнула, – я ожидала худшего. Я думала, кроме Москвы, и городов-то больше нет.

– Смешная ты, – Паша уже двинулся к привокзальной площади, когда услышал оклик; инстинктивно обернулся и увидел торопливо приближавшуюся девушку.

– Привет, – девушка остановилась.

– Лиза, да? Мы там вместе были… – вспомнил Паша, – а ты тоже из Москвы?

– Нет, нам документы с проводниками передали, – она продемонстрировала пакет, – а Никита где? Он же к тебе поехал.

– В Москве остался. В реанимации он.

– Господи!.. – Лиза испуганно прикрыла ладошкой рот, – что случилось?..

– Долго рассказывать.

– Слушай, мне бежать надо, а то главный ждет, – Лиза стыдливо взглянула на часы, – Паш, ты позвони; нижний телефон – это бухгалтерия. Спроси Лизу.

…Зачем? – Паша машинально спрятал визитку, – Алине надо все рассказать – пусть едет в Москву, сидеть с Никитой, а эта будет только «хлопать крыльями»…

– Это его девушка? – поинтересовалась Оля, когда Лиза скрылась из вида.

– Нет, это просто… – Паша не нашел нужного определения.

– Все равно она мне понравилась.

– Чем же? – удивился Паша.

– Не знаю. Понравилась и все.

– Поехали, – он подхватил сумки, – сейчас познакомишься с другой девушкой, с Наташей.

– Это твоя жена?

– Не совсем… – когда Паша не знал, как ответить, он предпочитал упрощать задачу, – послушай, давай ты не будешь лезть в эти дела? Жена она мне или не жена… Договорились?

– Договорились, – пообещала Оля Пашиной спине, за которой для нее освобождался широкий коридор.

Дверь не открывали долго, и Паша, которому надоело давить на звонок, уже полез за ключами, когда в квартире, наконец, послышались шаги.

– Мы договорились? – Паша строго взглянул на девочку, – все решаю я, а ты молчишь.

– Ну, наконец-то!.. – открывшая дверь девушка улыбнулась. На ней был халатик с глубоким вырезом, выдающий отсутствие белья, а лицо выглядело бледным, но радостным, – я смотрю, вещи стоят, а тебя нет.

Она сделала движение, собираясь обнять мужа, но не встретив ответа, остановилась.

– Паш, я ведь ждала тебя, – она выдержала паузу, глядя мужу в глаза, но не смогла прочесть в них ничего конкретного, – как видишь, у меня никого нет… и не было; Сашка у мамы…

– Я понял, – Паша отступил в сторону, – проходи, Оль, а нам надо поговорить.

Девочка аккуратно сняла босоножки и босиком прошлепав в комнату мимо растерянной Наташи, прикрыла за собой дверь.

– Это кто? – Наташа решила сразу отсечь версию, казавшуюся ей примитивной военной выдумкой, – только не ври, что это дочь твоего погибшего товарища.

– Почти, – Паша кивнул, – пока она поживет здесь.

– Даже так?.. – Наташины брови удивленно поднялись, – это ты решил, да? А если я не согласна? Ты ж сказал, что оставишь квартиру мне, а теперь приводишь черт знает кого!..

– Пожалуйста, выбирай выражения…

– Да? А, может, это ради нее ты меня бросаешь?!.. Сколько ей лет? Шестнадцать-то хоть есть?.. Господи, до чего ты докатился! – Наташа делано рассмеялась, – слушай, или это твоя внебрачная дочь? А что?.. Судя по возрасту… Наверняка возле училища всякие шалавы пачками шастали…

– Я не его дочь!.. – крикнула из-за двери Оля.

– Да помолчи ты! – не выдержал Паша и тут же исправился, – обе замолчите!.. Наташ, послушай и прими как факт – я пришел не советоваться с тобой, а поставить в известность, как мы будем жить дальше. От своих слов я не отказываюсь – квартира эта твоя и Сашкина, но мне нужна неделя, чтоб решить свои вопросы, и с жильем в том числе. Оля должна в это время иметь нормальные условия, поэтому хочешь ты или нет, но пока она будет жить здесь, и попробуй только вякнуть по этому поводу. Я ж могу переиграть все по-другому.

– Да?! По-другому?! Значит, ради этой нимфетки ты готов оставить без крыши над головой родного сына?.. – Наташа всхлипнула, – какая ж ты мразь… А я-то, дура, решила, что ты одумался, рубашки твои постирала…

– Давай не будем. Я сам могу их стирать… и стирал всегда!.. Никто Сашку никуда не выгоняет. Я прошу только неделю. Неужели это так трудно?

– Господи, – Наташа закрыла лицо руками, – ну, за что? Что я такого сделала? Я не могу принять друзей в твое отсутствие?..

– С вином и разобранной постелью? – вспомнил Паша.

– Постель я не убирала с утра, понимаешь ты?!.. Я никого не собиралась вести в спальню!

– Наташ, мы это уже обсуждали. Зачем начинать сначала?

Дверь комнаты вдруг распахнулась, и Оля возникла на пороге, презрительно поджав губы.

– Я не буду тут жить, можете ничего не обсуждать! Паш, отвези меня к Лизе.

– Ах, тут есть еще и Лиза! – Наташины слезы мгновенно высохли, – ну, конечно, лучшая защита – нападение, так вас в армии учат? Обосрал меня, а у самого есть еще и Лиза!..

– Да заткнись ты, дура!.. Ты ж ничего не знаешь!

– Нет, вот теперь, как раз, я знаю все!..

Паша понял, что логика здесь уже не властна (впрочем, ее и быть не может в отношениях мужчины и женщины).

– В общем так, все будут делать то, что я скажу! Ты, – он указал на Олю, – марш в ванну. Ты еще воняешь тем подвалом! А ты, – он ткнул пальцем в жену, – слушай сюда. Я тебе сказал, что через неделю мы уйдем, но за это время не доводи меня, пожалуйста, – голос его стал вкрадчиво угрожающим, и Наташа благоразумно отступила на шаг, – всем все ясно?

– Так точно! – Наташа удалилась в кухню, хлопнув дверью.

– А ты что? – не успевший остыть, Паша повернулся к Оле.

– Я не знаю, где ванная, – ответила она хмуро.

– Черт… – ломая жесткую линию губ, на Пашино лицо выползла улыбка, – извини. Завелся. Ванная, вон, там.

– Паш, – Оля открыла сумку, – скажи, что вечером мы поедем к Лизе.

– Зачем?

– Ты обещал, – напомнила Оля, – она, небось, будет ждать.

– Я обещал позвонить, – отрезал Паша, но тут же подумал, что, может, и лучше провести вечер вне этого сумасшедшего дома – глядишь, Наташка тихо и спокойно переберется к матери… – ладно, съездим, если хочешь.

– Спасибо, – Оля вытащила пакет с бельем и полотенце, – а здесь я, правда, жить не буду, я лучше уеду обратно в Москву, – не дожидаясь реакции, она исчезла за белой дверью, щелкнула задвижка и вода гулко ударила в дно ванны.

…Лучше командовать батальоном, чем двумя бабами… – Паша растерянно достал сигарету. Он понял, что полностью потерял контроль над ситуацией и, пожалуй, впервые в жизни решил – а, как оно будет, так и будет!..

* * *

– Тс-с. Засыпает, – осторожно закрыв дверь, Лиза присела на табурет, – очень непосредственная девочка.

– Да уж! Непосредственная!.. Лиз, зачем ты это делаешь?.. – Паша, сидевший на подоконнике, нервно вскинул голову, – поднимай ее к черту! Мало ли чего она хочет?.. – он вспомнил, как Оля, глядя своими голубыми невинными глазами, заявила: – Лиза, можно я буду жить у тебя?.. – бред какой-то! Лиз, честное слово, я не думал, что так получится. Я б сроду не привез ее!..

– Успокойся, – Лиза коснулась его руки, – она же ребенок.

– И что с того? – Паша отвернулся к окну, за которым уже была настоящая ночь.

– К тому же девочка, – продолжала Лиза, – я думаю, нам проще будет найти с ней общий язык.

– Лиз, ты на работу когда уходишь? Я заберу ее.

– В полдевятого. А куда ты ее заберешь? – Лиза улыбнулась.

– Не знаю пока, но что-нибудь придумаю.

– Не валяй дурака. Ты сам еще не знаешь, куда пойдешь, а это ж не кукла, которую взял под мышку и понес. Мне она не мешает – сам знаешь, мужика у меня нет…

Последняя фраза была абсолютно искренней, выдававшей самое наболевшее, но, по мере осознания того, как ее можно истолковать, Лизино лицо заливалось краской. Хорошо, что Паша думал сейчас не о ней, а том, что действительно еще не решил, куда пойдет – к Наташке или в гостиницу …Хотя какая гостиница, если офицерская книжка остался в сумке?..

– Так что там с Никитой? – спросила Лиза, меняя тему.

Собственно, чтоб узнать об этом, она и пригласила их, но сначала Паша бегал в магазин, потому что ресурсы холодильника оказались не рассчитаны на трех голодных людей, а Лиза, тем временем, за неимением игрушек, взялась показывать Оле свои детские фотографии. Потом Паша вернулся; потом они ужинали и ели торт – короче, было как-то не до Никиты.

– Уже двенадцать, – Паша взглянул на часы, – может, завтра – когда приеду за Олей? Тебе, наверное, спать надо, а я поеду туда, – он неопределенно ткнул пальцем себе за спину.

– А если тебя туда не пустят? – Лиза вспомнила свое настроение, когда она общалась с женой Антона – конечно, Паша не Антон, да и сама ситуация совсем другая, но женщина всегда остается женщиной, и приемы у них у всех одинаковые, – на лавочке спать будешь?

– Как это, не пустит? – возмутился Паша.

– К примеру, вставит ключ с внутренней стороны, и все. Дверь будешь ломать? А она милицию вызовет. Оно тебе надо?

– Лиз… – Паша хотел сказать что-нибудь такое!.. Нет, не про участие и не про взаимопонимание… черт, за свою жизнь он так и не научился облекать мысли в слова. Ведь и с Таней происходило то же – она сама формулировала его чувства, и Паше оставалось только с радостью соглашаться, как тонко она их понимает. Наверное, потому с ней и было так легко…

– Все, проехали, – Лиза чуть сжала Пашину руку и встала, – мы с Олей будем спать на диване, а ты в кресле. Кофе хочешь?

Паша скосил взгляд на початую бутылку вина. Он купил ее… ну, потому что так положено, и сам же выпил две рюмки.

– У меня даже немного водки есть, – Лиза открыла холодильник и поставила на стол тарелку с остатками колбасы, – выпьешь? Я могу вина, с тобой за компанию.

Паша поймал Лизину руку, и та с готовностью обернулась.

– Я тебя слушаю.

– Лиз, что ты делаешь?..

– А что я делаю? – Лиза улыбнулась, – у меня гости и я спрашиваю, чего они хотят.

– Черт!.. – Паша выпустил ее руку.

– Паш, давай не будем зацикливаться, – Лиза достала водку, рюмку и села, – так что с Никитой?

Рассказ получился коротким, как боевое донесение, но Лиза и не собиралась вдаваться в подробности. Дослушав до конца, она долго смотрела в темноту, пуская тонкие струйки дыма; потом повернулась к Паше.

– А, знаешь, почему он поехал к тебе?

– Нет. Он не успел рассказать.

– Тогда я тебе расскажу.

Ее история выглядела более красочно. Как красивая сказка – с подробным описанием жутких пейзажей и утомительного прослушивания пустого эфира, но закончилась резко и реально:

– Алина сегодня ночевала у меня, а утром ушла, причем, с ключами, и больше не вернулась. Я уже разговаривала с матерью Никиты – она и там не появлялась. Она пропала.

– В милицию не заявили? – среагировал Паша совершенно адекватно, но Лиза рассмеялась.

– Кто будет заявлять – я? Я даже фамилию ее не знаю. Может, она к бывшему мужу в Москву уехала. Только, вот, почему с моими ключами?..

– Не нравится мне все это, – Паша покачал головой, – получается, остались три боеспособные единицы – мы с тобой, и еще эта…

– Светка, – подсказала Лиза, – кстати, Никита должен был вернуть ей магнитофон. Он знает, где она живет, а я, нет.

– В ближайшее время он вряд ли что-нибудь вернет, – Паша с минуту барабанил пальцами по столу, обдумывая решение, ведь, кроме него, принимать его теперь было некому, – Лиз, – наконец сказал он, – послушай боевого комроты – я умею отвечать за людей, понимаешь, да? Так вот, я думаю, нам лучше держаться вместе, пока не разберемся во всем.

– Я ж тебе это и предлагаю, – Лиза пожала плечами, – а ты сопротивляешься – ехать куда-то собрался… – она поднялась, – пойду постель постелю, а то мне завтра на работу.

Паша подождал, пока она исчезла в комнате, налил рюмку водки и залпом выпил; воровато оглянулся и выпил вторую, решив, что так ему будет проще уснуть.

* * *

Когда Никита открыл глаза, его окружала та же унылая пустыня, а над головой висело серое, без единого просвета небо. Все это очень напоминало «заповедник», а если так, то, возможно, он снова оказался на проекте, и тогда остальные участники должны находиться где-то поблизости. Он легко поднялся – наверное, даже слишком легко для человека несколько часов ползавшего по камням, а потом отбивавшегося от летящих сверху бревен; к тому же, не болели, ни колени, ни плечи, но осмыслить эту метаморфозу Никита не успел.

– Долго ж они с тобой возились – я тут заждалась, – послышался насмешливый голос.

Обернувшись, Никита увидел девушку с короткой стрижкой, бледную, но симпатичную, и лицо ее показалось ему знакомым.

– А вы, извините, кто? – спросил он.

– К чему этот официоз? – девушка рассмеялась, – мы ж знакомы. Старший лейтенант Волкова… ну, Таню помнишь?

Мысль о невероятности происходящего у Никиты даже не возникла – наоборот, он даже ожидал чего-то сверхъестественного, но причем здесь Таня? Она ж, вроде, не из их «команды»?.. Хотя все в мире взаимосвязано и надо лишь отыскать эту связь.

– Тогда ты была похожа на облако, – вспомнил Никита.

– Для людей астральные тела всегда похожи на облако. Такие уж у них примитивные органы чувств, зато мы сами прекрасно видим и узнаем друг друга.

– То есть, я умер и нахожусь в мировом поле? – уточнил Никита, не испытав при этом ни малейшего смятения.

– Можешь называть это «полем». Человеческий язык примитивен – кто-то даже называет это «небесами», но, в любом случае, как человек ты действительно умер. Помнишь, как рушились балки, как ты пытался выбраться? Больницу ты, конечно, уже не помнишь… А что они могли сделать? Перелом ключицы и трех ребер, разрыв селезенки, смещение шейных позвонков. Извини, в прошлом я все же врач – прорывается профессия. Тебя не смущают такие подробности о твоем теле?

– Нисколько. Честно говоря, я рад, что смерть – это не конец, за которым ничего нет.

– Ты молодец, – Таня одобрительно кивнула, – рассуждаешь, прям, как Марк Аврелий.

– Вы тут читаете Марка Аврелия?!.. – Никита поразился этим гораздо больше, чем самим наличием загробной жизни.

– А зачем его читать, если я регулярно встречаюсь с ним? Мы прекрасно общаемся. Так вот, он говорит, душа человека должна быть готова избавиться от тела и одинаково смело предстать перед исчезновением, растворением или выживанием. Кстати, я очень благодарна за то, что ты исполнил мою просьбу.

– Да пожалуйста, – Никита пожал плечами, – это было не трудно. Правда, я не знаю, нашел ли Паша твою сестру. Мы с ним как раз занимались этим, когда… – Никита не знал, чем заменить неправильное определение «когда я погиб».

– Все нормально, он успел вовремя…

Никита ожидал продолжения рассказа, но Таня внезапно исчезла. Нельзя сказать, чтоб он испугался или удивился, но оглянувшись в недоумении, увидел позади себя диван, покрытый пледом, который стоял прямо посреди пустыни, и лежавшую на нем девочку. Странно, как он определил с такого расстояния, что это именно девочка двенадцати лет, курносая и большеглазая, и зовут ее Оля, но понял, что просто знает это. Тут же возникла вторая фигура. Она стояла спиной, но Никита уже не удивился, признав в ней Николая. Девочка, тем временем, открыла глаза.

– Папа Коля, ты пришел ко мне? – голос ее был сонным и уютным, как воркованье голубя – она ж не могла видеть то, что отчим держал в руке, но Никита знал, что это молоток.

– Ангелы на руках понесут тебя, дорогая, да не приткнутся о камень ножки твои на пути спасения… Молю тебя, Боже, освяти мое деяние!..

– Что ты говоришь, папа Коля? – спросила девочка, – я ничего не понимаю…

– Метатрон все-таки выбрал тебя, и я не смог помешать этому, – отчим взмахнул молотком, но не успел опустить его на голову девочки. Топот шагов заставил убийцу вздрогнуть и выронить оружие. Этих секунд Паше хватило, чтоб сбить его с ног и профессионально заломив руку, ткнуть лицом в землю.

– Канцлер Божий, хранитель мой, прилежно молю тя… – бормотал отчим, тщетно пытаясь освободиться.

– Я те дам божьего канцлера!.. – Паша придавил противника коленом так, что тот захрипел, – ты – Оля? – он поднял голову. Девочка со страха, забившаяся в угол и натянувшая плед под самый подбородок, только кивнула, – это мне ты писала, и вот я пришел. Теперь ничего не бойся…

Никита моргнул. Видение исчезло и вместо него вернулась Таня; расправила плечи, словно все это время пряталась в каком-то тесном, неудобном месте.

– Что это было? – спросил Никита.

– Такая форма общения гораздо удобнее слов, правда?

– Конечно! А как вы это делаете? Я имею в виду, физический смысл.

– Это мысль. Для нас она – самое материальное из всего сущего. Так что не беспокойся – там все хорошо. Остается только поженить их, когда Олька подрастет. Одобряешь такой вариант?

– У них же разница почти двадцать лет! – возмутился Никита, – тем более, если Паша будет воспитывать ее, то станет, скорее, отцом, чем мужем.

– Что такое двадцать лет? – Таня загадочно улыбнулась, – здесь ведь одно вечное сегодня.

– А там?..

– Зато Паша надежный, я знаю. Ольке с ним будет хорошо.

– Дело, конечно, твое, – Никита пожал плечами, – объясни мне лучше механизм, с помощью которого вы можете влиять на земную жизнь.

– А я не знаю – нам не интересен механизм. Главное, не лезть туда самим; а если лезть, то через кого-то – как ты помог мне; или в снах, когда человек путает реальности.

– Почему? Боитесь, люди сойдут с ума, увидев призраков?

– И это тоже, но оно не главное. С ума прекрасно сходят и без нашей помощи.

– Может, пойдем куда-нибудь и ты мне все расскажешь?

– Куда ж мы пойдем? – Таня засмеялась, – здесь ничего нет – ни квартир, ни кафе; здесь никто ни ест, ни пьет, ни курит, ни занимается сексом.

– Как все запущено, – Никита скривил губы, – а где же рай? Где нектар и амброзия?

– И рай, и ад – это воспоминания, мысли и мечты, – пояснила Таня серьезно, – это то, что живет в нас, пока мы не осознаем своего истинного предназначения. Так что, у кого-то и ад может быть не так уж страшен, а у кого-то и рай не слишком хорош… А хуже всех тем, у кого все желания материальны – здесь же нет ничего материального, в земном понимании…

– Тань, пока не забыл, а в чем же наше предназначение?

– Истинное, оно у всех одно – совершенство и гармония.

– Выходит, есть и не истинные? – Никита хитро прищурился, – я ж аналитик, и все хочу знать.

– В свое время узнаешь, но мне кажется, это не варианты.

– Ладно, тогда все-таки объясни, почему вы не хотите являться людям, если можете? Это здорово упростило бы миропонимание…

– …но осложнило все остальное, – закончила фразу Таня, – дело в том, что связь между нами и ними должна осуществляться естественно и незаметно – либо через смерть, либо… люди, вот, придумали термин – реинкорнация.

– Вот, как я понимаю, и второе предназначение – вернуться обратно! – обрадовался Никита, – а еще что есть?

– Еще?.. Еще можно целую вечность болтаться в этом сумраке и взирать на земное бытие.

– И, наверное, участвовать в нем, – добавил Никита, – как бабушка одной моей знакомой – она является ей и помогает решать всякие проблемы.

– Можно и участвовать – такие дураки называются ангелами-хранителями. Путь к совершенству и гармонии им уже заказан, потому что нельзя достичь, ни совершенства, ни гармонии, не порвав с земным миром. Разве эти игры стоят того?

– Я не оцениваю, что чего стоит – я исследователь.

– А для исследователей поясню на примере, почему еще мы не являемся людям – дело ведь не только в том, что теряем мы; могут потерять и они.

– Это как?

– Очень просто. Вот тебе «земной» пример – допустим, есть два города. В одном живешь ты, а во втором – твой брат. В твоем городе о брате никому, кроме тебя, не известно – он живет тихо, сам по себе, и вдруг ты, скажем, звонишь ему по телефону. Твой звонок можно отследить, так? Так. И все – твой брат уже лицо известное. При желании несложно вычислить, где он живет, чем занимается и как можно за его счет поживиться, ты понимаешь? У нас тут тоже болтаются всякие, ведь процесс просветления иногда занимает то, что люди называют вечностью…

– Дорожка проторена!.. – сообразил Никита, – так вот что это значит!

– Именно, так, – Таня кивнула.

– Черт, я представлял себе энергетическое поле несколько другим… а это больше похоже на некий мир, где должна иметься и мыслящая высшая сила, типа Бога…

– Давай не будем трогать Бога, – перебила Таня, – мы к нему намного ближе, чем люди, но все равно еще очень далеки.

– То есть Бог все-таки существует? И какой же он?

– Это можно узнать только поднявшись на уровень совершенства, а оттуда глупо возвращаться. По крайней мере, кроме Его Сына никто не пожелал этого сделать. Скажу только, что он не такой, каким представляют его люди. Они говорят, что созданы по его образу и подобию, а сами пытаются, наоборот, Бога создать по своему образу. Они сделали его человекоподобным существом, обязанным разделять их мысли и желания. Такое впечатление, что его основное предназначение – служить им. Люди строят ему роскошные храмы, в которых он совершенно не нуждается, как если бы строили жилье себе; они жертвуют ему деньги и пищу, без которых не могут обойтись сами. А зачем они ему?.. Причем, все делают одно и тоже, и христиане, и буддисты, и мусульмане, а просят о совершенно разном. Да если б Бог был таким, каким его представляют, он бы давно сошел с ума от винегрета молитв, который приходится проглатывать каждый день.

– Неужели такая логика никому не приходила в голову?..

– А кому охота ломать вековые устои? Только здесь можно начать мыслить по-другому. Ты помог мне там, а я помогу тебе здесь. Хочешь, пойдем дальше вместе? А что – секса здесь нет, поэтому, при всем желании, мы никому не изменим.

– А идти далеко? – Никита окинул пространство, в котором даже взгляду остановиться было не на чем.

– Трудно ответить. Здесь бесконечность стремится к нулю, а миг – к вечности.

– То есть, если я правильно понимаю, пока мы разговариваем, на земле мог пройти год или два?

Таня отвернулась, пристально глядя в пустоту. По крайней мере, Никита там ничего не увидел, а она сказала:

– Там осень. Правда, не знаю, какого года…

– Ты видишь, что там происходит?!.. – в волнении воскликнул Никита, – а почему я не вижу?!..

– Тебе еще рано, – Таня вздохнула, отключаясь от земных событий, – для тебя это будет мучением, а Бог не хочет, чтоб кто-то мучился зря. Когда ты перестанешь страдать, что покинул тот мир, ты его тоже увидишь.

– Да я и не страдаю! Что я там оставил-то?..

– Значит, скоро увидишь, – успокоила Таня.

– Черт… – Никите казалось, что он почесал затылок, но ничего при этом не почувствовал, – значит, говоришь, осень?.. Желтые листья шуршат под ногами, да?..

– Ты еще страдаешь, – Таня усмехнулась, – Бога нельзя обмануть.

* * *

Котлеты недовольно фыркали и плевались масляной пылью, ровным слоем оседавшей по плите; на соседней конфорке в тесной кастрюльке бесновалась картошка. Огонь, конечно, следовало убавить, но женщина сидела у раскрытого окна и задумчиво смотрела на осенний увядающий пейзаж. Как это настроение соответствовало ее собственному! Пожухшие листья и плачущее мелким дождем небо – как он их понимала!..

Николай Сергеевич зашел в кухню и молча подвернув газ, остановился возле жены.

– Лариса, что происходит? – спросил он, делая между словами четкие паузы.

Возможно, если б женщина ответила, что не происходит ничего, он бы успокоился как бывает с очень занятыми мужчинами. Они всегда верят на слово, что дома у них все хорошо, лишь бы не опускаться до мелких бытовых проблем, но жена молчала, а взгляд ее, уже уставший скрывать тоску и тревогу, был красноречивее любых слов.

– Объясни мне, пожалуйста, – Николай Сергеевич присел на кожаный диванчик, – занятия начались месяц назад, а Светлана еще ни разу не была в университете, – видя, что жена даже не повернула голову, он продолжил рассуждать, – ладно, оставим это; допустим, у нее психологическая травма после того случая. Сейчас психолог закончит курс и все восстановится. Она девочка умная – нагонит. Но с тобой-то что?.. Тебе, наоборот, надо поддерживать ее, а ты сама ходишь, как приговоренная. Ты понимаешь, что так мы все с ума сойдем?.. Изнасиловали ее… ужасно, конечно, но жизнь на этом не закончилась, черт возьми!

– Почему ты до сих пор не нашел его? – зло спросила Лариса. Вместе со словами на волю вырвались эмоции, дававшие ей право перейти в наступление, на которое она никогда не отваживалась, – что, выявлять антисоветчиков было проще?!.. У тебя ж целое охранное агентство! Я смотрю на твоих молодчиков с квадратными мордами!.. Пусть бы хоть один раскинул мозгами!.. Или у них нет мозгов? Это ведь твоя дочь!!..

От неожиданности лицо Николая Сергеевича вытянулось – он не привык, чтоб жена разговаривала с ним таким тоном.

– Я ищу! – огрызнулся он, – а ты попробуй найти человека, о котором не знаешь ничего! И вообще!.. Какое это имеет отношение к происходящему? Что, если свершится правосудие, жизнь у Светки потечет по-другому? Объясни, а то я всегда считал, что это две отдельные линии – преступник отвечает за свои преступления, а жертва продолжает жить… – тут он запнулся, – или этот подонок угрожает ей? Так почему вы молчите, черт вас подери?! Почему я об этом ничего не знаю?! Ей звонят по телефону или встречают на улице?..

– Никто ей не угрожает, – Лариса поняла, что сказала слишком много, чтоб и дольше сохранять тайну (да и сколько ее сохранять? Ну, еще месяц, два…), – Светка беременна, – она вздохнула и закрыла лицо руками.

– Та-ак, – Николай Сергеевич встал, прошелся по кухне; остановившись у плиты, по-хозяйски выключил подгоравшие котлеты. За это время в его голове пронесся миллион мыслей, но победила одна, по-мужски логичная и жесткая, – так чего вы ждете? Надо немедленно делать аборт! У меня есть хорошие ребята в областной больнице.

– Она не хочет делать аборт, – Лариса жалобно подняла голову, совсем как провинившаяся собака, которую вот-вот должны пнуть тяжелым сапогом.

– Что значит, не хочет?!

– То, и значит…

– Я понимаю, у нее мозги могут быть не на месте, но ты-то?!.. – он снова сел. Мысли, убежавшие далеко вперед, развернулись на сто восемьдесят градусов и вернулись к исходной точке, – я, конечно, понимаю… – медленно начал он, – первый аборт может иметь опасные последствия, но что делать? Объясни ей по-женски, что врачи у нее будут самые лучшие, что риска практически никакого, а потом она спокойно выйдет замуж за нормального мужика и забудет про весь этот кошмар. Это ж не приговор, в конце концов!..

– Вот, пойди и объясни, – ответила Лариса, понимая, что в случае неудачи миссии, все шишки опять посыплются на нее, а в удачу верилось с большим трудом. Разве она не пыталась втолковать дочери то же самое? Бог ты мой, да сколько раз!..

– Ладно, я объясню, – Николай Сергеевич не двинулся с места, хотя Светка, как и все последние дни, находилась в соседней комнате, и идти к ней было ровно двенадцать шагов, – давай разберемся логически…