Текст книги "Пятая жизнь"

…А крыльца такого ни у кого в округе нет! С колоннами, да под кровлей остроконечной, и чердак с куполом, а на куполе шарик… Прям, хоромы боярские… А конюшня, любо-дорого глянуть… Прошка, а ну, покажи, вволю ли овса Буяну задал? А страдным коням, смотри, только муки овсяной и невейницы, а овса ни-ни… Подведи-ка Буяна к желобам. Хочу посмотреть, как он пьет… Славный конь, лучший во всем городе. Ты, Прошка, подлец эдакий, дело знаешь. В вечеру зайди ко мне. Я тебе алтын дам за службу, чтоб в трактир сходил и водки выпил… Что это коровы разревелись? И гуси гогочут как-то… не иначе, пугнул кто. Ну, поймаю, самолично высеку!..

…Ох, боль-то какая!.. Аж в глазах потемнело… Прошка! Зови сюда всех, помираю я!.. Чего заголосили, дуры? В горницу несите! Хочу помереть, как человек, а не как скотина, на дворе. Слышь, Прошка, а тебе при всех завещаю пять рублей денег и волю. Отпускаю я тебя, слышь. И жену твою, Парашку, тоже отпускаю. И Степку-кузнеца с Демьяном тоже отпускаю и по три рубли даю каждому. Сто рублей завещаю монастырю при храме Покрова́… Да не голоси ты так, жена, дай дело сказать! Мало я тебя любил и бил мало; теперь вдовой останешься, будешь в богатстве и роскоши купаться; да, смотри, не разбазарь нажитое! Сын Василий тебе в помощниках будет… и чтоб Игнату денег на учебу дала… а Аньку замуж отдай за Ивана, сына Фрола. Хорошая пара будет, и хозяйство справное… И еще…

Колдун понял, что дальше уже не будет ничего важного и «выстрелив» ладонями, вывел Юлю в другое измерение. Возникшие перед этим внутри шара фиолетовые змейки стали расти и шириться, становясь все голубее, а снизу поднималось что-то изумрудное; такое яркое, что в комнате сделалось светлее, и стало возможно разглядеть Юлино лицо – сначала оно напряглось, потом появилась улыбка; голова чуть покачиваясь, клонилась на грудь, руки перестали методично сжиматься; пальцы распрямились, ласково гладя колени. Не потребовалось даже команды колдуна.

– Я в Мидгейме… – выдохнула Юля, – я узнаю эти улицы…

Колдун довольно улыбнулся. Теперь, если Юля сама не наделает глупостей, он разберется во всех ее проблемах.

– Я снова мужчина, – продолжала она, – я иду с площади к большому мрачному дому; впереди и сзади меня монахи – я вижу их капюшоны и черные плащи, под которыми, я знаю, скрыты белые рясы с изображением собаки, несущей в пасти горящей факел. Это доминиканцы – «псы Господни», всегда помогающие Святому суду. Я не осужденный; наоборот, они охраняют меня от толпы, громко и восторженно кричащей, гогочущей, но растекаясь по переулкам, она смолкает и превращается в серую понурую массу. Я чувствую, что это не правильно – праздник победы над бесовским отродьем должен продолжаться, и, наверное, мы слишком рано покидаем город. Для Святой Инквизиции здесь еще много работы, но почему-то у меня самого нет приподнятого настроения; хочется побыстрее добраться до кельи и задвинуть тяжелый дубовый засов.

Я гоню от себя тяжелые мысли, пытаясь сосредоточиться на лицах горожан, но получается плохо. Они мне безразличны настолько, что даже если б кто-то из них начал богохульствовать прямо у меня на глазах, я б сделал вид, что не замечаю ереси. К счастью, никто не решится сделать подобное в присутствии самого епископа.

Да, я – епископ, и мой сан, а также положение в Святом суде, внушают им ужас. Возможно, потому при мне они и стараются выглядеть веселыми и счастливыми. Лицемерные твари!.. Но почему-то мне совершенно не хочется сжечь их всех. Выходит, я такой же лицемер, потому что вершу правосудие, в действенность и необходимость которого перестал верить.

Почему Бог отдалился от меня, несмотря на то, что я исполнил обет? Или он посылает новое испытание, желая, в конце концов, причислить меня к лику святых?.. Но я не хочу быть святым!.. Господи, прости меня! Глаза, которые я все-таки сумел сохранить в памяти, кажется, стали мне дороже святости… Неужели они, как чума, заразили меня ересью? Если так, то исцеление от нее происходит только посредствам Святого костра. Но я не настолько глуп, чтоб ступить на него добровольно. Пусть инквизитор попробует доказать это…

Все, я дошел до своего пристанища и могу задвинув засов, чтоб предаться мыслям, не боясь, будто кто-то угадает их по выражению моего лица. «Псы Господни» отправились на «псарню», инквизитор заканчивает дела в серале – у него осталась одна ночь на общение с подозреваемыми, осужденными почему-то по подозрению первой степени, хотя виновны они ровно настолько, насколько и остальные; завтра их высекут и отпустят домой, и они останутся живы!..

Странно, подобная мысль рождает у меня вместо разочарования, незнакомое доселе злорадство. Может, посредствам широко распахнутых наивных глаз Анны, в меня вселился дьявол? Как сказано в Глоссе: «Большая сила имеется в глазах. Глаза легче других органов человеческого тела впитывают впечатления, поэтому часто случается, что внутреннее дурное возбуждение передает через них свой дурной отпечаток. А если глаза вообще полны вредительских свойств, то может произойти, что они даже окружающему воздуху придают дурные качества, заражая порчей всех присутствующих…»

Но ведь дьявол не может смотреть такими глазами!.. И несли они вовсе не «дурной отпечаток», а источали благость, от которой воздух наполнялся добром и нежностью; я помню теплоту, охватившую не только меня, но и все вокруг – это совсем не походило на дыхание преисподней… Тогда почему все происходит именно так? Почему Господь счел достойным уничтожить источник любви и благости, сравнимый по силе с ним самим?.. Что я говорю?!.. Господь наш Иисус Христос, защити меня, если сможешь, от дьявольских наущений…

У меня текут слезы. Наверное, формулировка «если сможешь» разбила основу моей веры, и что же осталось в итоге? Осталась девица, стоящая превыше всего, даже не телесной привлекательностью (хотя этого тоже нельзя отрицать), но своей божественностью, своей щедро расточаемой благостью! И под ней я собственноручно развел огонь, уничтожив ее во имя веры, которая ничего не может дать взамен!..

Я – еретик… Как мудро я заперся в келье, ведь если такие мысли вырвутся наружу!.. Но под окном никого нет и в коридоре тихо. Только Бог может услышать меня, но от него все равно невозможно скрыться… А я и не хочу от него прятаться, потому что эти глаза теперь будут мерещиться мне даже на святых ликах. Возможно ли это? Может, я не понял Божьих помыслов и это не я, а она, святая? Я же своим поступком уподобил себя Понтию Пилату, распявшему Христа?..

Боже, я сознаю, что согрешил и нарушил Твой Закон. Я раскаиваюсь в моих грехах и отворачиваюсь от них. Я верю моим сердцем, что Анна, как и Иисус, умерла за меня, и что ты воскресишь ее из мертвых!..

Колдун вздохнул. Искания несчастного епископа, смешавшего в один неразделимый клубок веру и чувства, перестали представлять для него интерес. Сопоставив увиденное, он уже сделал выводы и дальнейшее философствование не могло привнести в них ничего нового, поэтому он выполнил пассы, оглаживая шар, и тот стал тускнеть, пока не погас совсем, вернув комнату в объятия бледного лунного света.

Колдун отошел от шара и сел в кресло, раскинув руки и вытянув ноги, тем самым раскрываясь для потоков внешней энергии, которая должна была восполнить потери от путешествия во времени; закрыл глаза. Облака цветного тумана, только что клубившиеся в шаре, теперь медленно плыли у него перед глазами; он находил самый красивый завиток и лениво наблюдал за его превращениями, пока тот не растворялся полностью. Тогда приходилось находить следующий, другого цвета…

Почувствовав себя достаточно уверенно, колдун подошел к Юле, но если его организм, давно работавший в «режиме аккумулятора», умел быстро отдавать энергию и так же быстро восстанавливаться, то девушка оставалась неподвижна; ее голова была откинута назад, рот приоткрыт, а обмякшее тело лишь каким-то чудом еще не рухнуло со стула. Колдун несколько раз обвел ладонями ее контур; Юля чмокнула губами, словно просыпаясь, шевельнулась и наконец открыла глаза.

– Как себя чувствуешь? – спросил колдун.

– Ужасно… будто меня отжали в стиральной машине… и голова раскалывается… у вас таблетки нет?

– Я не пользуюсь таблетками. Сейчас все пройдет, – колдун раскрыл ладони перед Юлиным лицом, и она увидела, как боль, широкой черной лентой, выползает из ее рта и ушей, бесшумно исчезая в окне. Через минуту Юля уже спокойно повернула голову, мотнула ею несколько раз.

– Фантастика! И вы можете так снять любую боль?

– Практически, да. Это не так сложно, как кажется. Снимать боль я могу научить тебя за несколько сеансов. Хочешь?

– Да, очень!

– Только придется недельку походить ко мне на занятия.

– А у меня, точно, получится?

– Конечно. Существует очень малое количество людей, в которых нет хоть небольшой предрасположенности к магическим воздействиям, но они, в силу неверия, никогда и не обратятся к колдуну. Ладно, это мы обсудим потом, а сейчас давай вернемся к Мидгейму. Что ты помнишь?

– Ну… я участвовала в суде инквизиции… сожгла какую-то девушку… да?.. Нет?.. – Юля жалобно улыбнулась.

– Ты не просто участвовала! – колдун усмехнулся, – ты была одним из главных вершителей судеб; ты была епископом!..

– Ой, а еще, знаете, у меня осталось ощущение непоправимой ошибки, которую я совершила!

– В контексте ситуации я б не назвал это ошибкой. Ты честно и осознанно выполняла долг, борясь с ведьмами; а внезапно вспыхнувшая любовь?.. По законам своего времени твой поступок абсолютно верен; только из-за того, что ты сожгла эту девушку, любви, вот, у тебя больше нет.

– Как нет? – такому утверждению противилось все Юлино женское существо, – впервые я влюблялась еще в школе! И в институте тоже; вышла замуж – у меня была любовь!

– Расскажи мне о ней, – попросил колдун.

– В смысле?.. – в Юлином представлении словесный рассказ о любви должен был выглядеть потрясающе красивой сказкой; окинув мимолетным взглядом тридцать два прожитых года, она таковой не увидела даже в первом приближении, и испугалась, но колдун отвлек ее, не дав страху перерасти в панику.

– То, что вы произносили всякие нужные слова, ни о чем не говорит, – он уселся в кресло и сложил руки, – знаешь, почему я назвал ваши пламенные признания «нужными словами»? Потому что они наиболее корректно оправдывают физическую близость и в качестве побудительной причины, принимается всеми людьми безоговорочно. Так что без истерик, давай спокойно разбираться. Начнем со школы.

– Это ж было давно, – Юля виновато улыбнулась, – помню, звали его Игорь; он играл в баскетбольной команде и списывал у меня контрольные, поэтому мы всегда сидели за одной партой.

– Все?

– Еще мы гуляли; он провожал меня, мы целовались…

– Ты помнишь свой первый поцелуй?

Юля задумалась. В голову лезли какие-то подъезды, темные улочки, даже закуток у кабинета биологии, но какой же из них был первым? Она честно пыталась оживить воспоминания, и вдруг с ужасом обнаружила, что не может восстановить лицо Игоря, не говоря уже о прикосновениях его губ.

– Не помню, – призналась она тихо.

– Те, кто любят, запоминают его на всю жизнь. Ладно, с этим понятно. Перейдем к институту. Что было там?

– Там?.. Там была у меня подружка; у нее парень, а у него друг. Мы постоянно так и ходили вчетвером и все как-то само получилось… короче, он стал моим первым мужчиной. А когда учеба закончилась, компания распалась. Он уехал; с полгода мы переписывались, ну и все… – Юля пожал плечами.

– То есть, с ним было спокойно, что ты не хуже других, что и у тебя есть некая красивая блестящая вещица, поэтому можно больше о ней думать, ничего не искать; тем более, вы переспали, а это выглядит определенной гарантией… короче, тоже понятно. А потом ты встретила будущего мужа, да?

– Да. Он сразу показался мне очень классным…

– Так называемая, любовь с первого взгляда чаще всего замыкает людей на внешних данных, никак не связанных с душевными качествами. Лучшее, что от нее может произойти – дети. Это не счастье, а трагедия, ибо ее жалко растоптать, но и реальной почвы для долгого существования она не имеет.

– Дело было не во внешних данных… – Юля робко пыталась сопротивляться, хотя внутренне понимала, что у них с Пашей все произошло именно так, – он просто был взрослым и умным. У нас-то что – танцы, кафешки, вылазки, а он уже работал; весь был такой целеустремленный… я думала, если человек такой правильный и надежный…

– Правильный и надежный – это хорошо, а про любовь-то что? – напомнил колдун.

– Про любовь? Он встречал меня, дарил цветы… да! И он первым сказал, что любит меня! – Юля усмехнулась, вспомнив найденные фотографии, и история сразу утратила пафос, – вообще-то, все было нормально, – подытожила она, – но вдруг…

– Ничего не происходит вдруг, – перебил колдун, – человек, как и все в мире, изменяется ежесекундно – нет в природе стабильности, на которую все надеются; типа, мы, мол, такие и нам хорошо, и до самой смерти мы останемся такими же, и нам будет так же хорошо. Сентиментальные «а, помнишь…», произнесенные с дрожью в голосе, говорят лишь об отсутствии у любви будущего. Пойми, каждый миг перед тобой предстает абсолютно новый человек, и если хочешь, чтоб вам оставалось хорошо, ты тоже должна постоянно становиться другой.

– Какой другой?

– А, вот, чтоб понять какой именно, нужна любовь – только она способна подсказать это. Если она есть, вы оба меняетесь синхронно, чтоб постоянно быть интересными друг другу. Если любви нет, вы мысленно замираете в том мгновении, которое свело вас, а потом пытаетесь разобраться, куда ж оно делось. А оно ушло, как только исчезла первичная точка соприкосновения. Обычно в таких случаях сразу начинаются поиски новой точки. Ты искала ее?

– Кого?

– Точку соприкосновения! Ну, у тебя были любовники или хоть кандидаты на эту роль?

– Я встречалась с одним человеком, – Юля почувствовала, что краснеет, но темнота помогла ей оставаться откровенной, – правда, физической близости не получилось – обстоятельства всегда оказывались против нас. Нет, правда!..

– Значит и это не любовь. Любовь не боится мелочных обстоятельств. Если это все, давай поведем итог – что же осталось в твоей жизни, достойного называться любовью?

– Значит, ничего… – ответила Юля, не найдя ни одного возражения.

– Правильно, – колдун кивнул, – если брать данную конкретную жизнь, то ничего. Как ни обидно звучит, но в ней ты для всех выполняешь роль домашних тапочек, без которых ощущается определенный дискомфорт, но нельзя же всерьез говорить, что мы любим свои тапочки? Они просто нужны, когда ходишь по дому, и не более того.

Юля растерянно хлопала глазами, так как, по сути, колдун был прав; только она ведь уже и не представляла свою семейную жизнь по-другому.

– Давай начнем с азов, – произнес колдун, видимо, опять прочитав ее мысли, – знаешь, какая любовь должна быть самой первой? Нет, не к мальчикам, а к самой себе. Человек, любящий себя, находится с собой в гармонии; у него нет комплексов и глупых страхов, зато всегда есть не только зачем жить, но и чем поделиться с ближним. Например, собой.

– Согласна, эгоистам жить проще…

– Эгоизм – не любовь к себе, а потакание своим капризам и слабостям! Эгоист не бывает в полной мере счастлив, потому что капризы и слабости редко соотносятся, как между собой, так и с мировым порядком, в основе которого лежит любовь. А истинная любовь к себе органично переходит в любовь ко всему остальному; даже к воде и камню, как говорит твой знакомый; только исходя из нее можно определить того единственного, кто тебе реально нужен, а не метаться между… не знаю, накаченными мускулами, столичной пропиской, толстым кошельком. А если знаешь, что ищешь, то обязательно найдешь; правда, возможно, не в этой жизни.

– Я никогда не смогу этого понять, – Юля вздохнула, – еще когда мы проходили всяких Гегелей и Фейербахов, философия казалась мне такой оторванной от жизни наукой…

– А что понимать, если в тебе до сих пор живет любовь, вспыхнувшая почти пятьсот лет назад? Как бы ты не старалась, ты не можешь избавиться от нее, потому что от нее вообще нельзя избавиться – это твоя божественная часть.

– И что мне теперь делать? – спросила Юля обреченно, – я всегда считала себя обычным человеком со своими радостями и проблемами, а тут, оказывается… Я не хочу так! Я хочу, как у всех людей!.. Послушайте, а, говорят, можно вернуть любовь с помощью приворота, да? В принципе, если б мой муж опять стал таким, как в самом-самом начале…

– Глупая девочка, – колдун сокрушенно покачал головой, – приворот не имеет к любви никакого отношения; это насильственное энергетическое воздействие, в конечном итоге, оборачивающееся не только банальным стрессом для организма, но и необратимыми изменениями в психике и физиологии. Нет, в любовь не должны вмешиваться посторонние возбудители. Если человек любит себя, то всегда сможет выстроить отношения с тем, кто ему нужен – согласись, это ж в его собственных интересах. Не вздумай делать никаких приворотов! Ты и так счастливее многих, которые пока даже не представляют, что такое любовь, а ты ее испытала!.. Трагедия в другом – твое знание отравлено последующим опытом. Я ж видел еще три твои жизни, и после Мидгейма ты всегда смиренно довольствовалась тем, что тебе предлагалось ситуацией и не более того. Да, ты привыкла так существовать, а тут в тебе что-то проснулось – тебе стало тесно в привычных рамках. Так, может, вы по каким-то причинам вновь оказались в одном времени и остается лишь отыскать друг друга?..

После этих слов Юля почувствовала, как робкая надежда вспыхнула сказочным заревом, освещая холодный неласковый мир. Появилась прекрасная цель и ее достижение, получается, даже не обусловлено нашими мимолетными поступками – оно уже заложено в нас!

Если б колдун продолжил лекцию, Юля б, скорее всего, оборвала его, потому что больше в ней не нуждалась, но колдун сам прекрасно читал ее мысли.

– Хочу добавить только одно, – сказал он, – это похоже на притчу, но послушай. Однажды я отдыхал на море. Из нашего лагеря виднелась изумительно красивая скала, торчавшая из воды в полукилометре от берега. В отличие от других скал, она была белой, и я каждое утро любовался ею, пытаясь определить, что же это за камень. Я думал, что она останется в памяти символом чистоты и красоты, но недели через две приплыли на яхте наши друзья. Я попросил их съездить к скале. Так вот, она оказалась самой обыкновенной, а белая шапка на вершине – это птичье дерьмо. Я не знаю, почему они гадили именно там…

– Это к тому, что любовь может оказаться не такой, как нам хочется? – попыталась угадать Юля.

– Нет, настоящая любовь всегда такая, как нам хочется, но не стоит сидеть на берегу и любоваться неизведанным; всегда надо подплыть и внимательно посмотреть, действительно ли скала сделана из белого мрамора или это очередной птичий сортир? На пустые мечты и бессмысленное ожидание того, что все как-то нормализуется, уходит драгоценное время, которого в этой жизни у нас не так уж много. Какой будет следующая и кого ты там встретишь, даже я не могу предугадать. Так что, возможно, сейчас твой единственный шанс.

– Спасибо. Если все, что вы говорили, правда…

– А у тебя нет другого выхода, кроме, как верить мне, – засмеялся колдун, – неужели имея надежду, ты станешь прозябать той жизнью, которую вела до сих пор?..

Юля подумала, что он, как всегда, прав, только не могла представить, как это будет выглядеть в реальности; тем не менее, зарево надежды все разрасталось, вырвав из тьмы, неизвестно куда ведшую, но манящую единственной и непререкаемой истинностью, дорогу.

Встав, колдун включил свет. От неожиданности Юля зажмурилась, а когда открыла глаза, видения разом исчезли (видимо, их убила совсем не романтическая обстановка комнаты, где даже волшебный шар казался пустым аквариумом). Она совсем прозаично подумала, что сейчас глубокая ночь, и Паша наверняка завелся до предела. …А, может, и нет… может, спит и ему без разницы, что со мной… Взглянула на часы.

– Без четверти три, – подсказал колдун, – если хочешь, можешь остаться – у меня есть гостевая комната.

– Нет-нет!.. – Юлю ничуть не смущало то, что полночи она уже провела у незнакомого мужчины, но остаться спать что-то мешало – вроде, само понятие подразумевало непристойность.

– Тогда предлагаю вызвать такси, – колдун вышел на кухню, где остался телефон, – картину-то надо ж упаковать!

– Не надо! – Юля представила знакомую улочку и не ощутила прежнего трепета – это был лишь ничего незначащий антураж, из которого колдун уже вытянул квинтэссенцию; там остались только мрачное небо и дома, принадлежащие чужому далекому времени. Юля почему-то была уверена, что в Мидгейм больше не вернется, и сны ей начнут сниться совсем другие.

– Через пятнадцать минут машина будет, – сообщил колдун, возвращаясь в комнату, – так что с картиной?

– Я дарю ее вам; вы ведь денег не берете.

– Спасибо, – колдун улыбнулся, – повешу в гостевой комнате; а ты не передумала учиться снимать боль?

– Нет. Я очень хочу, правда.

– Тогда завтра часа в четыре жду. Этим не обязательно заниматься ночью.

– Хорошо, – Юля встала. С одной стороны, она чувствовала себя достаточно бодро для столь позднего часа, но, с другой, громоздившиеся в голове впечатления создавали ощущение, будто не спала она несколько суток. Вышла в коридор; оглянулась перед тем, как открыть дверь. Колдун как ни в чем не бывало, стоял прислонившись к стене и улыбался.

– До завтра, – он вскинул руку, как киношный индеец.

Лифт уже не работал, поэтому пришлось спускаться пешком. Зато этого времени как раз хватило, чтоб подъехало такси. Оно остановилось у подъезда, тихонько урча; мигнули фары, но каким же бледным и невыразительным был их свет, в сравнении с царившей на небе луной! Юля остановилась, впитывая ее мистическое сияние, но водитель, высунувшись из окна, негромко крикнул:

– Девушка, машину вы заказывали?

– Да-да, – и она нехотя уселась на переднее сиденье.

Когда они въехали во двор, Юля увидела, что во всем доме светятся только два окна – одно, с желтыми шторами, в самом крайнем подъезде, а другое в ее собственной кухне. …Значит, Пашка все-таки волнуется – не так уж я ему безразлична… – но эта мысль не вызвала ни теплоты, ни радости. Все связанное с мужем, отдалилось точно так же, как полчаса назад город Мидгейм, а еще раньше парижская «улица красных фонарей», терем, увешанный иконами, и блокадный Ленинград.

Юля поднялась на свой этаж и ключом открыла дверь. Даже воздух в квартире показался ей не таким, как обычно, а душным и затхлым. Навстречу никто не вышел, и она осторожно заглянула сначала в пустую кухню, потом в комнату. Паша, не раздеваясь, спал, а рядом, на полу, лежала газета с кроссвордом.

…Не догадал!.. – подумала Юля с торжеством, словно выиграла пари у неизвестного оппонента; не спеша стянула «уличную» одежду, облачившись в шорты и майку, и усевшись на кухне, с удовольствием закурила.

Паша возник на пороге минут через десять; сонно протер глаза и недобро уставился на жену.

– Наеб…сь?

– Нет, а что? – Юля сделал удивленные глаза. По сравнению с тем, куда ей довелось окунуться, подобные обвинения выглядели не просто неуместными, а даже смешными.

– А где ж ты шлялась? Трезвая, усталая, но довольная…

– Не надо всех по себе мерить.

– Послушай, – Паша тоже взял сигарету и присел напротив, – это ты пытаешься мне отомстить, да?

– Вовсе нет. Такая чушь мне даже в голову не приходила.

– Хорошо. Тогда скажи честно, где ты была?

Юля подумала, что версия, например, о маршрутке, которую она ждала все это время, будет выглядеть правдоподобней, чем сама правда. …В первом случае он посчитает меня шлюхой; во втором – сумасшедшей… ну, а мне-то какая разница? Сегодня между ними выросла абсолютно непробиваемая стена, и виноваты в этом, оказывается, вовсе не мы сами, а пришедшее извне… вернее, наоборот, изнутри!..

– Значит, ничего объяснить ты не хочешь? – напомнил о себе Паша, – тогда слушай сюда!..

– Хочу, – Юля улыбнулась, – давай разведемся.

– Даже так? – ответ, похоже, разрушил заготовленную схему, и Паша задумался; правда, ничего оригинального придумать не смог, – и как его зовут? – спросил он.

– Никак его не зовут.

Разговор мгновенно вернул Юлю в то существование, пребывать в котором она больше не хотела. …Как же прав колдун!.. Вот Пашка смотрит на меня; и жалко его, но он же все равно ничего не поймет – мы ж говорим на разных языках… Навалилась усталость, отключая сознание, не желавшее тратить энергию на пустую болтовню.

– Я хочу спать, – Юля загасила сигарету и поднялась.

– Конечно, – Паша усмехнулся, – перетрудилась…

Не отреагировав, Юля направилась в ванную, и Паша зло крикнул вслед:

– Разводиться я не буду! Меня все устраивает, поняла?

– Не будешь, значит, не будешь, – Юля обернулась, – только больше не приставай, ладно? Я хочу выспаться.

– Я понимаю! Двух мужиков на ночь многовато будет!

Посидев еще несколько минут и выкурив еще одну сигарету, Паша встал; проходя по коридору, задержался возле ванной, слушая, как шумит вода, смывая с его жены мерзкую грязь измены. …Совсем девка умом двинулась… блин, придется менять тактику… или пусть катится к чертовой матери?.. – он зашел в спальню и закрыл дверь, чтоб оставшееся до утра время спокойно подумать на эту тему.

Юле показалось, что заснула она мгновенно, потому что сразу же возникла «светлая дорога», привидевшаяся ей несколько часов назад. Оказывается, она не была ровной и гладкой, а состояла из миллионов пульсирующих точек. Юля чувствовала, как медленно проплывает под сверкающей лентой, ища предназначенное именно для нее место. Она не знала, светится ли сама или является частицей темного космоса, но это и не казалось столь уж важным. Ее завораживало переливающееся сияние голубых, розовых и желтых звездочек, двигавшихся в феерическом танце; вдруг они стали увеличиваться, превращаясь из крошечных огоньков в подобия лун с легко различимыми вершинами и кратерами. Юля поняла, что приближается к ним. Стало гораздо теплее – видимо, до нее докатилась волна неведомой энергии, однако она не пугала, неся ощущение законченности и умиротворения. Невидимые руки подхватили ее, вовлекая в общее движение; над головой (если у нее еще сохранилась голова) осталась бесконечная черная пустота, а она сама влилась в звездный танец.

Все было так прекрасно и удивительно просто, но тут одна из соседок неожиданно вырвалась из хоровода, будто резко отпустив руки. Желтый шар понесся… вниз или вверх?.. (если в бесконечном космосе существуют такие понятия) и, в конце концов, то ли исчез из вида, то ли просто погас, не выдержав конкуренции с окружающим мраком. …Счастливица или самоубийца?.. – подумала Юля, совершенно не жалея звездочку; ей и самой безумно захотелось ощутить состояние полета.

Благодаря исчезновению соседки, невидимые связи ослабли, и воспользовавшись этим, Юля тоже устремилась неизвестно куда, не испытывая страха перед черным безмолвным пространством, в котором запросто могла затеряться.

– Звездопад!.. – услышала она абсолютно земной голос; хотя он мог быть и не земным, а просто она научилась понимать язык Вселенной.

Каким-то не свойственным человеку чувством Юля понимала, что приближается к источнику голоса, при этом сгорая от нетерпения и становясь все меньше и меньше в размерах. …Значит, кусочки «светлой дороги» сгорают в атмосфере, как метеориты, которые люди считают падающими звездами, и загадывают желания! Интересно, какое желание загадают на меня?.. Я уже превратилась в искру…

– Ой, я поймал ее! – радостно воскликнул голос.

Юля почувствовала, что находится в раскрытых ладонях и на нее смотрят… ее собственные глаза!

Паша встал, когда уже давно рассвело. Во дворе надсадно ревел старенький «Москвич» (он всегда заводился с таким звуком, будто собирался взлететь); кто-то отчитывал дворничиху за открытый мусоропровод. …Это правильно. Оттуда вечно бегут крысы. Огромные, блин, мутанты; скоро начнут кидаться на людей… Он осторожно подошел к дивану, где спала Юля. Улыбка, застывшая на ее лице, была настолько счастливой, что сравнить ее можно было, разве что, с ясным вечером на реке, когда гладь воды, отделенная от глади неба темным ожерельем леса, чуть парит, выдыхая в мир обволакивающий покой. Но Паша увидел совсем другое.

…Небось, вспоминает этого, своего… – подумал он с неприязнью, – ну ничего, я ему ноги повыдергиваю. Пока она моя жена, я не позволю ей превращаться в шалаву; вот, если разведемся… и вдруг осознал, что не хочет этого. Безо всяких объяснений и ссылок на чувства – не хочет и все! И вчера он выпалил эти слова не в порыве мести или глупого упрямства – его действительно устраивает их совместная жизнь.

…В принципе, если этот козел останется лишь ее любовником, что с того? Я буду жить с Катькой, она со своим «мистером Икс»… возможно, это даже освежит наши отношения; и незачем разводиться… Блин, надо найти «героя-любовника» и нормально поговорить о дальнейших планах. Не уверен, что он сможет дать ей больше, чем я, хотя бы в материальном плане, а она-то привыкла к достатку. Придется бедолаге ежедневно выслушивать, что у нее, то закончилась помада, то надеть ей нечего. На фиг ему вешать на себя такую обузу? Долго он не выдержит… Представив тоскливое будущее конкурента, Паша успокоился и так же осторожно вышел из комнаты.

Пустой стол на кухне выглядел противоестественно, не по-утреннему. …Блин! Это если мы разбежимся, я буду так начинать каждое утро?.. – он заглянул в холодильник, изучая его содержимое, – нет, никаких разводов! Жирно ей будет!..

Юля открыла глаза, будто продолжая нежиться в ласковых ладонях, прекративших ее стремительное падение из космической бездны; обвела взглядом комнату, постепенно осознавая, что это был всего лишь сон. …А если нет?.. Надо сказать колдуну, что, возможно, когда-то я существовала как звезда. Хотя в такие жизни он заглянуть не может; для него они «неодушевленные», и, значит, он не понимает, как прекрасно быть звездой – это Борис мог бы понять… Зато я теперь знаю, что такое «всеобъемлющая любовь»! Эти ладони, в которых чувствуешь себя крошечной, но драгоценной искрой!.. Наверное, Бог должен именно так держать каждое из своих созданий…

Хлопнула дверца холодильника.

…Интересно, нашел он что-нибудь? Там есть, и яйца, и сыр, и йогурт; хотя йогурт он не ест… Будничные мысли резко вклинились в сознание, вытолкнув Юлю в жизнь, заполненную бессмысленной стиркой, уборкой, готовкой. …Где ж отыскать ту любовь, о которой говорил колдун? Тогда изменится все, абсолютно все!.. Нет, я не против стирать и готовить, но это должно обрести смысл… Под дверь едва уловимо заполз сигаретный дым. …Пока еще я пребываю в этой жизни, надо ее жить достойно, чтоб не спугнуть то большое и светлое, что ждет впереди… Юля нехотя встала, оделась.